скачать книгу бесплатно
Но вместо этого я нахожу какой-то странный сайт, который называется «Ее сестра», где Вайолет Марки указана как соавтор, редактор и один из его создателей. Там все, как положено, – парни, красота, мода, но все записи сделаны до двенадцатого апреля прошлого года. И еще мне удается отыскать небольшую газетную статью из рубрики «Новости»:
Элеонора Марки, восемнадцатилетняя ученица выпускного класса в школе Бартлетт, не справилась с управлением своего автомобиля на Чапел-роуд приблизительно в час ночи тринадцатого апреля. Превышение скорости и скользкая дорога могли стать причиной катастрофы. Элеонора погибла при ударе. Ее шестнадцатилетняя сестра Вайолет, находившаяся в том же автомобиле на пассажирском сиденье, отделалась незначительными ушибами и ссадинами.
Я сижу и снова и снова перечитываю эту статью, и внутри меня зарождается гнетущее чувство. Потом я делаю то, чего поклялся никогда не делать. Я регистрируюсь в «Фейсбуке», чтобы иметь возможность отправить ей сообщение. Создавая аккаунт, я начинаю казаться общительным и нормальным. Может быть, мне удастся сразу же решить вопрос о самоубийствах и колокольне, а она поймет, что со мной можно иметь дело, и это совершенно безопасно. Я фотографируюсь с помощью своего телефона и сразу же решаю, что у меня чересчур серьезный вид, снимаюсь во второй раз – теперь я слишком уж беспечный и какой-то придурковатый. Наконец, я останавливаюсь на третьем варианте, который представляет собой нечто среднее между первой и второй фотографиями.
Компьютер я перевожу в спящий режим, чтобы не проверять каждые пять минут, пришло мне сообщение или нет, а в это время играю на гитаре, прочитываю несколько страниц из «Братьев Карамазовых», которые нам задали на дом, ужинаю вместе с Деккой и мамой, что стало у нас в семье традицией после развода родителей. И хотя я не слишком большой любитель поесть, все же ужин – одно из самых приятных занятий в доме, потому что на это время я могу спокойно отключить свои мозги.
– Декка, расскажи мне, что ты выучила за сегодняшний день? – интересуется мама. Она привыкла спрашивать нас о школе, после чего чувствует себя честно выполнившей свой материнский долг. Так она обычно начинает ужин.
– Я поняла, что Джейкоб Барри – полный кретин, – совершенно серьезно сообщает Декка. В последнее время она стала довольно часто ругаться, ожидая от матери адекватной реакции, по которой можно будет понять, что та ее внимательно слушает.
– Декка, – мягко произносит мама, хотя слушает дочку лишь наполовину.
Декка продолжает рассказывать нам о том, как этот мальчик по имени Джейкоб приклеил свои ладони к парте, только чтобы не писать проверочную контрольную работу, а когда его начали отдирать от парты, у него слезла кожа с ладоней. Глаза при этом у Декки сверкают, как у маленького бешеного зверька. Она искренне считает, что парнишка заслуживает такого наказания, и прямо высказывает свое мнение о нем.
Неожиданно мама начинает проявлять интерес к рассказу дочери.
– Декка. – Она осуждающе качает головой.
Это максимум, на что способно распространиться ее родительское воспитание. С тех пор, как отец ушел из семьи, мама старается всегда и во всем сохранять хладнокровие. И все же мне жаль ее, потому что она до сих пор любит отца, хотя он по своей сути человек достаточно эгоистичный и вконец испорченный. Жаль еще и потому, что бросил он ее ради непонятной женщины по имени Розмари – ее имя даже пишется по-дурацки, с какой-то палочкой или черточкой над какой-то буквой, и никто не помнит, над какой именно, и еще потому, что в тот день, когда он уходил, она кое-что сказала мне, а именно: «Никогда бы не подумала, что останусь одна в сорок лет». Это были не просто слова. В голосе матери слышались безысходность и безнадежность, словно уже больше ничто в ее жизни не могло измениться в лучшую сторону.
С тех пор я стараюсь делать в доме все так, чтобы угодить ей. Я веду себя тихо, пытаюсь оставаться незаметным, насколько это возможно. Это включает в себя даже то, что во время фазы сна я словно бы ходил в школу. Все делается для того, чтобы не стать для матери обременительной ношей. Правда, это мне удается не всегда.
– А у тебя как прошел день, Теодор?
– Великолепно. – Я раскладываю еду по тарелке, пытаясь создать некий узор. Прием пищи отличается еще и тем, что, кроме него, в жизни существует огромное количество куда более интересных дел. То же самое можно сказать о сне. Самая настоящая бесполезная потеря времени.
Интересный факт: один китаец умер от нехватки сна. Он не спал одиннадцать дней подряд, стараясь не пропустить ни один из матчей во время чемпионата Европы (чемпионат проводили по футболу – это для тех, кому, как и мне, невдомек, что такие бывают.) На одиннадцатую ночь он смотрел, как Италия побеждает Ирландию со счетом два – ноль, принял душ и заснул около пяти часов утра. И умер. Не хотелось бы обижать покойника, но футбол, по-моему, достаточно тупая игра, чтобы не спать из-за нее столько времени.
Мама даже перестает есть и начинает внимательно изучать мое лицо. Когда она обращает на меня внимание (а происходит это нечасто), она старается понять мою «грусть» так же, как она пытается сохранять спокойствие, когда Кейт всю ночь не появляется дома или когда Декку вызывают в кабинет директора. Мама считает, что в нашем плохом поведении виноват развод и отец, и уверена, что нам потребуется много времени для исправления.
Почти без сарказма я добавляю:
– Все как всегда. Никаких происшествий. Тоска зеленая. Как и любой другой день.
После этого мы переходим на нейтральные темы. Мы говорим о доме, который мама пытается продать своим клиентам, и в заключение о погоде.
Ужин закончен. Мама кладет руку мне на плечо. Ее пальцы чуть касаются моей кожи, и она говорит:
– Правда, здорово, что твой брат снова с нами, да, Декка?
Она произносит это так, будто существует реальная опасность, что я куда-то исчезну, причем произойти это должно прямо у них на глазах. В ее голосе звучат обвинительные нотки, отчего мне хочется съежиться, убежать к себе в комнату и оставаться там как можно дольше. Мама готова простить мне мою грусть, но вместе с тем ей хочется иметь возможность положиться на меня, как на мужчину в доме. И хотя она делает вид, что я все-таки посещал школу в тот период, длившийся почти пять недель, все же я умудрился пропустить множество семейных ужинов. Потом она убирает пальцы с моего плеча, и все мы становимся свободными. Так происходит каждый раз, и все мы счастливо разбегаемся в трех разных направлениях.
Около десяти часов, когда все легли спать, а Кейт еще не вернулась домой, я снова включаю компьютер и проверяю свой аккаунт в «Фейсбуке». И тут же узнаю о том, что Вайолет Марки согласилась принять меня в свои друзья.
Значит, мы теперь дружим.
Мне хочется кричать и прыгать по дому, может быть, даже забраться на крышу и раскинуть руки в стороны, но только не прыгать и даже не думать об этом. Но вместо этого я наклоняюсь ближе к экрану и начинаю перелистывать ее фотографии. Вот Вайолет улыбается с мужчиной и женщиной, скорее всего со своими родителями. Вот она улыбается с друзьями, вот она улыбается на общем собрании, вот она улыбается с подружкой, прижавшись к ней щекой, а вот Вайолет улыбается совершенно одна.
Я вспоминаю фотографию Вайолет с девушкой из газеты. Это ее сестра Элеонора. Она снята в тех же самых массивных очках, которые надела сегодня сама Вайолет.
Неожиданно мне приходит сообщение.
Вайолет: «Ты устроил мне засаду, причем у всех на виду».
Я: «А ты бы согласилась работать со мной, если бы не эта засада?»
Вайолет: «Я бы выпуталась и ни с кем бы не стала работать. Почему ты хочешь, чтобы я вместе с тобой выполняла этот проект?»
Я: «Потому что наша гора ждет».
Вайолет: «Что бы это могло значить?»
Я: «Вот что. Может быть, ты никогда и не мечтала о том, чтобы изучать Индиану, но раз такое задание придумала для нас школа, и я выступил добровольцем… Ну ладно, я устроил на тебя засаду, чтобы только ты стала моим партнером, вот что я думаю… В моей машине есть карта, которую надо использовать, и мне кажется, что на ней отмечены именно те места, которые нам стоит посетить. Может быть, никто больше никогда не посетит их и не оценит по достоинству и даже не задумается о том, насколько они важны, может быть, даже самое крохотное местечко имеет значение. И даже если это не так, возможно, эти места могут что-то значить для нас. Самое малое – уехав отсюда, мы будем знать, что были там. Так что давай поедем туда! Надо решать проблемы с колокольней».
Она ничего мне не отвечает, и тогда я пишу: «Если ты хочешь поговорить, я всегда готов».
Молчание.
Я представляю Вайолет у нее дома, там, с другой стороны компьютера. Уголки ее идеальных губ чуть приподняты. Она улыбается экрану, несмотря ни на что, ведь ей все это уже не важно. Вайолет улыбается. Поглядывая на компьютер, я беру в руки гитару, начинаю сочинять слова, а мелодия придумывается сама собой.
Я все еще тут, и я испытываю чувство благодарности, потому что мне его тоже очень не хватало. Иногда это так здорово – бодрствовать.
– И не сегодня, – напеваю я. – Она ведь улыбнулась мне.
Правила Финча в походе
1. Правил не существует, потому что в жизни и без того слишком много правил.
2. Но есть три общих направления (а это звучит уже не так категорично, как правила):
а) не использовать телефоны, когда будем добираться до нужного места. Делать это надо по старинке, а это означает, что мы должны научиться ориентироваться по карте;
б) мы можем специально выбирать место, куда отправимся, а можем просто довериться дороге и посмотреть, куда она нас приведет. Это означает, что нас ожидает и великое, и крохотное, и причудливое, и поэтическое, и прекрасное, и мерзкое, и удивительное. Такова и сама жизнь. Но в любом случае определенно и непременно все это не будет обыденным и скучным;
в) в каждом месте мы должны что-то оставить, вроде жертвоприношения или типа того. Это может напоминать тайник (есть в Интернете игра, предлагающая находить такие тайники с помощью навигатора). Но мы это будем делать не столько ради игры, сколько для самих себя. Правила игры гласят: «Что-то забери, а что-то оставь». Как я это понимаю – мы должны забрать что-то из каждого места, тогда почему же, действительно, не оставить что-то в виде компенсации? Кроме того, это будет служить доказательством того, что мы тут побывали и оставили частицу самих себя.
Вайолет
153 дня до окончания школы
Вечер субботы, дом Аманды Монк
Туда я иду пешком, потому что он расположен всего в трех кварталах от моего дома. Аманда уверяет, что будем только мы с ней, Эшли Дунстон и Шелби Пэджет, потому что со Сьюз Аманда сейчас не разговаривает. Уже в который раз. Раньше Аманда была моей лучшей подругой, но с апреля я от нее отстранилась. Так как я перестала быть чирлидером, у нас теперь с ней мало общего. Мне даже странно думать, что у нас с ней вообще находятся общие темы для разговора.
Я совершила непростительную ошибку, сказав родителям, что отправляюсь к Аманде с ночевкой. Вот именно по этой причине я уже не могу отказаться от вечеринки и иду туда.
– Аманда прилагает все усилия, она поступает правильно, и тебе следует брать с нее пример, Вайолет. Нельзя использовать смерть своей сестры как вечную отговорку. Ты должна вернуться к нормальной жизни.
Да, на моих родителей моя спасительная фраза «я не готова» больше не действует.
Я прохожу по двору семьи Виатт и заворачиваю за угол. До меня сразу же доносятся звуки молодежной вечеринки. Дом Аманды светится разноцветными огоньками, как на Рождество. В окнах торчит разномастный народ. Такая же толпа веселится на лужайке. Отец Аманды владеет сетью магазинов, торгующих алкоголем. Это главная причина ее популярности. И еще тот факт, что Аманда легко дает.
Я жду на улице с сумкой через плечо и подушкой под мышкой. Чувствую себя шестиклассницей и послушной девочкой. Элеонора сейчас бы расхохоталась и подтолкнула меня к дому. Сама она к этому времени уже давно веселилась бы внутри. А я злюсь на нее, даже просто представляя подобную картину.
И все же заставляю себя зайти. Джо Виатт тут же протягивает мне что-то, налитое в красный пластиковый стаканчик.
– Пиво в подвале! – кричит он.
Кухню уже оккупировал Роумер вместе с другими бейсболистами и незнакомыми мне футболистами.
– Счет открыл? – спрашивает Роумер Троя Саттерфилда.
– Нет, старик.
– А ты вообще-то с ней целовался?
– Нет.
– А с какой-нибудь попкой знаком?
– Да, но, похоже, это произошло по ошибке.
Все дружно хохочут, включая самого Троя. И все вокруг очень громко разговаривают.
Я направляюсь в подвал. Аманда и Сьюз Хейнс – снова лучшие подруги – отдыхают на диванчике. Я нигде не вижу ни Эшли, ни Шелби, зато на полу почти с два десятка поддатых парней играют в какую-то непонятную для меня игру. Вокруг них пляшут девчонки, включая трех Бриан и Бренду Шенк-Кравиц, которая дружит с Теодором Финчем. Кое-где начинают уединяться парочки.
Аманда машет мне стаканчиком с пивом.
– Боже мой, тебе надо что-то срочно делать с прической! – Она говорит о кривой челке, которую я так неудачно выстригла. – И почему ты до сих пор не сняла эти очки? Я, конечно, хочу помнить о твоей сестре, но у нее, помнится, был шикарный свитер. Почему бы тебе не носить его вместо этих дурацких очков?
Я ставлю стаканчик на стол, но подушку по-прежнему зажимаю под мышкой.
– У меня что-то живот прихватывает. Знаешь, пойду-ка я лучше домой.
Сьюз смотрит на меня своими огромными голубыми глазищами.
– А правда, что ты утащила Теодора Финча с колокольни?
До девятого класса она была Сьюзи, потом решила, что будет лучше, если отбросить «и». Теперь она у нас просто Сьюз.
– Правда. – Боже мой, как мне хочется, чтобы этот день поскорее прошел, и все о нем забыли.
Аманда смотрит на Сьюз.
– Я же говорила тебе! – победно произносит она и переводит взгляд на меня, тут же закатывает глаза к полотку и выдает: – Вот нечто подобное он все время вытворяет. Я знаю его чуть ли не с детского сада, но со временем он становится еще более непредсказуемым.
Сьюз делает глоток из своего стакана.
– А я его знаю даже еще лучше. – В ее голосе слышатся озорные нотки. Аманда шлепает ее по руке и тут же получает ответный шлепок. Сьюз уже обращается непосредственно ко мне: – Может быть, он и чудаковатый, но вот что я тебе скажу: этот парень знает, что делает. – Желание в ее тоне становится более заметным. – Не в пример всем этим занудам, которые сегодня здесь собрались.
Кто-то из зануд мгновенно реагирует, выкрикнув:
– Почему бы тебе не присоединиться к нам и не проверить это лично, стерва?
Аманда снова шлепает Сьюз. Я неловко поправляю ремень от сумки на плече.
– Я очень рада, что оказалась там.
Если точнее, я очень рада, что он оказался там, прежде чем я свалилась с колокольни и убилась на глазах у всех. Я даже не могу себе представить своих родителей, как бы им пришлось туго после смерти своего единственного остававшегося в живых ребенка. И это была бы даже не случайная смерть, а глубоко продуманная. Вот почему я пришла сюда без споров и отговорок. Мне стыдно за то, какому кошмару я их могла подвергнуть.
– Рада, что оказалась где? – Роумер появляется в дверях с ведерком льда, в котором уложено несколько бутылок пива. Он с грохотом опускает его на пол, при этом льдинки разлетаются по всему помещению.
Сьюз, прищурившись, как кошка, внимательно изучает его.
– На колокольне.
Роумер начинает пялиться на ее грудь и только усилием воли заставляет себя посмотреть в мою сторону.
– А зачем ты вообще туда забралась?
– Я опаздывала на урок английского языка и вдруг увидела, что он прошел в дверь в самом конце коридора, ту, которая ведет на колокольню.
– На английский? – удивляется Аманда. – Но это же у нас второй урок.
– Да, но мне нужно было увидеться с мистером Вайсонгом и кое-что спросить у него.
– Та дверь всегда закрыта на замок, – встревает в разговор Роумер. – Да к ней так просто не подобраться, она у них вечно забаррикадирована. Туда попасть сложнее, чем забраться к тебе в трусы, если верить слухам. – Он начинает хохотать, да так, что теперь его не остановить.
– Наверное, он подобрал ключ к замку. – Возможно, это была я сама. Как хорошо уметь притворяться невинной овечкой. Тогда тебе многое может сойти с рук. И тебя никто не будет ни в чем подозревать.
Роумер эффектно открывает бутылку пива и с шумом выпивает ее.
– Вот идиот! Надо было сказать ему, чтобы прыгал вниз. Он в прошлом году чуть не снес мне голову. – Это он вспоминает эпизод со школьной доской.
– Как думаешь, ты ему нравишься? – Аманда строит мне рожицу.
– Нет, конечно.
– Надеюсь, что нет. На твоем месте я была бы с ним поосторожнее.
Еще десять месяцев назад я бы уже сидела рядом с ними, пила пиво и органично вписывалась в их компанию, одновременно сочиняя про себя остроумные комментарии по поводу всего происходящего. Например: «Она так продуманно выдает свои фразы, просто как настоящий адвокат, строящий защиту и намеревающийся завладеть вниманием присяжных и повести их за собой. «Возражаю, мисс Монк». – «Прошу прощения. Пожалуйста, не придавайте значения моим словам». Но уже поздно. Дело сделано. Присяжные слышали эти слова и ухватились за них. Получается, если она ему нравится, она тоже не должна быть к нему равнодушной…»
Но сейчас я продолжаю стоять на месте. Мне скучно. Я здесь не в своей тарелке. Мне вообще кажется странным, что мы когда-то были с Амандой подругами. Воздух тут спертый, а музыка слишком громкая. Повсюду чувствуется запах пива. Еще немного – и меня начнет тошнить. И тут я замечаю Летицию Лопес, корреспондента нашей школьной газеты. Она решительно приближается ко мне.
– Мне действительно пора, Аманда. Завтра поговорим.
И прежде чем кто-то успевает отреагировать, я поднимаюсь по лестнице, выбираюсь из подвала и покидаю этот дом.
