скачать книгу бесплатно
– Он умен и галантен? – острил папа.
– Он мохнат, дремуч и достаточно сырой, чтобы мы могли там что-то найти, – ответила мама, отодвигая «Тайны младенчества».
– Звучит не очень. Надеюсь, это не будут клещи и клопы, – смотрел папа на маму.
– Надейся, – ответила она, – девочки сегодня переписали около ста видов растений, и это далеко не все.
– Вы захватили какой-то остров? – в удивлении приподнялся папа с кресла.
– Я же тебе говорила, нам нужен хороший участок с плодородной почвой. На плодородной почве должно быть много растений. Мы его нашли.
– Саша, на участке есть клещи? – спросил я Верину подружку.
Это была нескладная девушка Вериного возраста, с большими васильковыми глазами и двумя косичками. Она постоянно ходила в широкой тунике, широких штанах и мокасинах. На ее плече постоянно болталась большая сумка с увесистой книгой. Саша брезгливо поморщила свой нос с десятком конопушек на нем и ответила:
– Нет, такой живности на участке мы не заметили. Но поскольку клещи очень маленькие создания, то возможно в каком-то секторе участка они имеются.
Сашиными любимыми выражениями были «нет, но…» и «да, но…». Вообще, всю жизнь она могла свести к одному большому «НО». Я смотрел на нее и вспоминал то, о чем мне говорила Соня. С друзьями ты говоришь о своих интересах, узнаешь себя. С Сашей конечно же можно было говорить о своих интересах и узнавать себя, но… В этот момент я заулыбался. Мне стало смешно от моей мысли. Саша видимо восприняла это по-своему, покраснела и отвернулась.
– Ты видела, как Соня разрисовала ему гипс? – вдруг вспомнила Вера о моей ноге. – Посмотри.
– Угу, я видела, – прятала свое лицо Саша, уткнувшись в тетрадку, в которую они записывали названия растений.
– Оставь ее, потом посмотрим, – тянула ее за руку Вера. Саше пришлось сдаться и повернуться на мой гипс.
– Посмотри как здорово, – лепетала Вера, – видишь, сколько байдарок. Когда Эмиль выздоровеет, мы все поплывем с ним кататься на байдарках, да? – пихнула она локтем Сашу, Саша опять раскраснелась.
– Поехали, Саша, там на островах много растений, тебе понравиться, – смотрел я внимательно на нее.
– Да, это хорошо. Но мне нравятся не только растения, – ответила она.
Я с трудом сдерживал смех, Саша опять прятала свое покрасневшее лицо. Вера ткнула меня пальцем в больную пятку и погрозила кулаком.
– Ай, ты что творишь? – рявкнул я на нее.
– Знаешь, Эмиль, ты хороший парень, но иногда ты такой вредный, – улыбнулась мне Вера, я улыбнулся ей в ответ.
– Пойдем ко мне в комнату, будем сортировать растения, – потащила она за собой Сашу.
Когда они уши, я заметил, как смотрит на меня папа.
– Что? – спросил я.
– Бессовестный, – сказал он.
– В смысле?
– В прямом.
– Я тебя не понимаю.
– Зачем ты обижаешь девушку?
– Я ее не трогал.
Я уже понял к чему идет разговор, потому быстро нащупал костыли.
– Сбегаешь, трус? – не отставал от меня папа.
– Да в чем проблема?
– Ты ее постоянно дразнишь. Как только она приходит, в тебя вселяется невыносимый грубиян.
– Я ей не грубил.
– Насмехался.
– Нет.
– Хромуша.
– Ну, знаешь…
Я поднялся на костыли и собрался уходить.
– Красивая девочка, правда?
– Я с тобой не разговариваю.
– Милая и застенчивая.
– «Тайны младенчества: вспомнить все», – буркнул я, в надежде на то, что он отвлечется на свое занятие, и вышел из беседки.
– Хорошо, что в младенчестве у тебя была своя комната.
– О нет, остановись, прекрати, это уже перебор, – говорил я.
– У тебя правда была своя комната в младенчестве, – задумчиво сказала мама.
– И ты туда же?
Я шел в свою комнату и слышал отвратительное хихиканье родителей за моей спиной.
– Не травмируй ребенка, – слышал я мамин голос.
– Больше не буду. Он теперь сам себя может травмировать.
Я не знаю, зачем они делали это, но кажется, это из забавляло. Меня же не особо, тем более, что мне приходилось сбегать на костылях. Около недели мне вообще приходилось по большей части сидеть в доме, потому что Вера весь день просиживала с Сашей в беседке, сортируя растения с участка. Даже если бы я ничего не говорил про Сашу, мои родители все равно бы напомнили мне о ней.
Месяц до учебы, который мне сначала казался вечностью, прошел будто несколько дней. Я уже почти летал на костылях и мог обходиться без помощников. Институт, в котором я должен был учиться, находился на соседнем острове. Там работал и мой отец, но появился он там раз в месяц, в основном, чтобы сдать отчеты. Свои лекции он вел через сеть из своего кабинета дома. Так же он занимался и своей научной деятельностью. В его обязанности входило облегчение жизни студентам, а точнее, разработка разного рода планов и методик, которые могут сократить сроки обучения. Чаще всего такие заказы делали разного рода предприятия институту, а институт уже раздавал задания своим сотрудникам. Я, как ученик, в институте должен был появляться несколько раз в неделю, чтобы брать задания, отрабатывать практику и сдавать контрольные работы. Поскольку я не шел учиться на конкретного преподавателя, а только на годовые курсы учителя, программа обучения у меня отличалась. По идее, те, кто оканчивал этот курс, должны были быть связующими между институтом и предприятиями. Они как бы объясняли предприятиям, в чем суть проделанной работы и должны были обучать сотрудников. Потому у нас не было особой специализации. Мы должны были сами быстро обучаться тому, чему должны были учить других. Для меня это было странно, непонятно, и невообразимо. Невообразимо это для меня было потому, что основной моей задачей в учебе было научиться быстро объяснять информацию разным типам людей. Мне надо было научиться коммуницировать. Мне. Тому, кто не любит людей, не хочет с ними общаться и даже не желает с ними знакомиться. Мне, кому самым главным другом был попутный ветер. Мне, человеку без малейшего желания выходить к людям, дали класс подопытных мышей для того, чтобы я на них тренировался. В конце первой недели, когда мне доходчиво объяснили, что из меня собираются лепить, мне сообщили, что я должен направиться в школу номер 243, которую содержал торговый порт. Это была школа для детей, в основном из бедных семей, которые получали усредненное образование. Я понимал, куда я иду. Я учился именно в такой школе, где учились и те, кто хотел учиться, и те, кто не хотел, но мешал это делать остальным. Я посещал школу только для того, чтобы знать, что там происходит. Образование же я получал дома, где мне помогали родители. Мне дали класс с пятнадцатилетними мальчиками-переростками. Я даже не сомневался в том, что я там увижу. Каждую неделю у меня с ними было одно занятие под названием «Воспитательные беседы». Мне разрешалось говорить с ними о чем угодно, лишь бы это воспитывало в них созидательные склонности.
– Ты можешь говорить с ними о добре, чести и достоинстве, сочувствии, самообладании. Чем угодно, что воспитает в них достойных членов общества, – рассказывал мой руководитель, давая мне направление.
– Вы серьезно? – с удивлением посмотрел на него я.
– От этого зависит твоя учеба. Ты должен научится вдалбливать в мозг людям что-угодно. Любым людям любую информацию. Это твоя учебная задача.
– Им по пятнадцать. Я на два года старше них, а выгляжу младше некоторых из них. Я им даже не авторитет, – держал я в руках бумажку, которая давала мне право строить по линейке двадцать рослых ребятишек.
– Так стань им. Тебя будут обучать, а ты применяй полученные знания на практике. Это полезно, Эмиль, работать над собой.
Он хлопнул меня по плечу и удалился. Я стоял посреди коридора и тупо смотрел в бумажку без единой мысли. Это было плохо. Хуже, чем перекладывать бумаги или быть продавцом. Я посмотрел в окно, из него было видно море. Волны манили меня к себе, я готов был бросить все, прыгнуть в байдарку и помчаться навстречу скалам. Помчаться мне не давали костыли и тяжелый гипс, который обещали снять возможно через месяц, а возможно и невозможно, в зависимости от состояния моей ноги, которая, как мне кажется, стала худее, чем была. Настроение у меня было паршивое. Я поехал в школу, отдал бумажку и через пару часов пошел на свой первый урок «Воспитательных бесед». Я зашел в класс, в котором все орали, сел на стул, а на другой стул водрузил свою загипсованную ногу и стал смотреть в окно, из которого так же, как и в коридоре института было видно море. Через несколько минут я услышал первый звук из класса в свою сторону.
– Классный гипс, – рявкнул кто-то.
Все засмеялись. Я посмотрел на них, они смотрели на меня и хихикали. Потом все замолчали и стали периодически переглядываться друг с другом, ожидая от меня представление. Я молчал, глядя на них.
– А где вы ногу сломали? – опять послышался тот же голос и то же хихиканье в классе.
– В море, – ответил я, внимательно глядя на лица учеников.
– Типа акула укусила?
В классе опять был смех. Я, наконец, увидел, кто это так всех развлекал. Это был рослый пухляш, даже сидя за партой его рост выделялся. На его лице был яркий красный румянец.
– Ударился об скалу, – ответил я, глядя на пухляша.
– А это вы сами на гипсе рисунок нарисовали? – продолжал он, глядя на меня. Его глаза сверкали.
– Знакомая нарисовала.
По классу пронеслось громкое «у-у-у», почти все улыбались и переглядывались. Серьезными остались только несколько человек.
– А знакомая красивая? – искрил глазами пухляш.
– Вполне, – ответил я.
– Познакомите? – спросил он и все опять засмеялись.
– Нет.
– Почему?
– Ты ей не понравишься.
– Почему?
– Она любит тех, у кого есть чему поучиться.
– Так я ее многому научу, – его лицо полностью покраснело, все вокруг заливались смехом.
– Чему? – спросил я.
Я посмотрел на парня, который сидел передо мной за первой партой. Он один не смеялся. Это был смазливый худой парнишка, с которого можно было писать нежных персонажей для романтических картин.
– Ну, разному. Вы же знаете, – продолжал пухляш, заливаясь краской.
– Не знаю. Расскажи, – посмотрел я опять на него.
– Ну как, вы знаете, девушка, парень. То да се.
Все продолжали хихикать и краснеть.
– Не знаю. Я в твоей семье не жил. Без понятия чему тебя там учили.
– А причем тут семья? – настроение пухляша вдруг изменилось, он ощетинился, краска с лица спала, глаза заблестели как у звереныша.
– Как причем? Ты же там узнал, как себя ведет парень с девушкой, то да се. Как себя ведет мужчина с женщиной. Тебя же этому папа научил?
– У меня нет папы, – злобно ответил пухляш.
– А кто тебя воспитывает?
– Мама.
– Одна.
– Да, – цедил он сквозь зубы.
– Значит, мама постоянно на работе, а ты где-то на улице научился, как ведут себя девушки и парни? Как тебя зовут?
– Коха.
– Коха, перед тем как учить кого-то чему-то, удостоверься, что ты сам выучил то, что надо.
– А вы выучили, чтобы учить нас? – на меня смотрело двадцать пар глаз. Одни со злостью, другие с испугом, третьи с любопытством.
– А я не учить вас пришел. Я пришел учиться у вас. Так мне сказал мой руководитель. Потому у меня к вам предложение. Я предлагаю перенести наши занятия на улицу, на спортивную площадку. Тот, кто хочет меня слушать, остается со мной и слушает. Тот, кто не хочет, занимается на площадке. Есть только два условия: не мешать мне и не уходить с площадки до конца занятия.
В классе послышался радостный шум.
– Хорошо, – закивали они.
– Тогда я предупрежу директора, что на моих уроках вы дышите свежим воздухом. По моему предмету у вас не будет оценки, но будет зачет или не зачет. Ваш зачет зависит от вашего уважения ко мне.
После занятия я зашел к директору и взял информацию на класс, который мне дали. Потом я пошел к морю и долго сидел на берегу, глядя, как пенятся волны. Моим заданием к первому уроку было привлечь внимание к моей личности и заинтересовать учеников общением со мной. После спора с сиротой моя личность должна была максимально привлекать внимание. Мне нужно было выучит все анкеты, чтобы на следующем занятии не подраться с кем-то из учеников.
Я вернулся домой, когда уже начало темнеть.
