скачать книгу бесплатно
– Что будем заказывать? – спросил бармен, протирая салфеткой бокал.
Евгений не видел лица бармена, так что ему показалось, что с ним говорит черная жилетка и черная бабочка на ослепительно белом воротнике рубашки.
– Не знаю, – пожал Евгений плечами.
– Водка? Коньяк со льдом? – предложил бармен, обращаясь к нему. – Эй, да мы же знакомы! Ну, точно! Женич? Мы же в универе на одном потоке учились!
Подняв голову, Евгений узнал в бармене Андрея, знакомого парня-гитариста, игравшего когда-то в студенческой фольк-группе.
– Вот это совпадение, – попытался улыбнуться Евгений.
– Слушай, сюда обычно приходят, преследуя две цели. Либо для того, чтобы нажраться, либо чтобы закадрить девушку. Если бы я тебя не знал, то решил бы, что ты хочешь нажраться. М-да, приятель, выглядишь ты хреново!
– Даже не знаю, чего я хочу, – признался Женич. – Наверное, вообще ничего не хочу. Такие клиенты у вас бывают?
– Бывают-бывают, но они нажираются, – бодро ответил Андрей. – Слушай, ты пока здесь посиди, ладно? Никуда не уходи, у меня минут через пятнадцать вечерняя пересменка будет, я к тебе подойду. Посидим, пообщаемся.
Он обслужил других посетителей и вскоре вышел из-за барной стойки, сняв с себя небольшой фартучек. Они перебрались в ложу за бархатной ширмой, где стояли темно-бардовые диванчики и столики с принадлежностями для кальяна. Андрей захватил с собой бутылочку виски с черной этикеткой и два широких стакана с квадратными основаниями.
– Так, значит, ты сюда прямиком из универа? – продолжил разговор Андрей после пары дежурных фраз, которыми обычно перекидываются люди, давно друг друга не видевшие. – Ну, и как там без нас?
– На капремонт и процесс обучения не скупятся, это же теперь университет имени первого президента. А вообще, по-моему, скучновато стало, даже «Черную дыру» замазали, чтоб никто не улетел.
– Хм, вот извращенцы, – покачал головой Андрей. – Почему-то прошлое всегда кажется лучше, и предыдущее поколение было добрее, и чувства светлее, и мысли. Даже музыка была настоящей, со смыслом, совсем не то дерьмо, которое сейчас везде крутят. Кстати, мы завтра с парнями в рок-клубе выступаем, приходи! Не знаю, что у тебя стряслось, но музыка помогает. А что касается алкоголя – от него точно никакой помощи не будет, поверь мне, я в баре на такое насмотрелся.
– Да, тут такое дело… – Евгений остановился, чтобы подумать, как адекватно описать ситуацию, но адекватно не выходило. – Встретил в университете девушку, в которую когда-то влюбился… Вот меня и переклинило.
Андрей вздохнул, разливая виски по стаканам:
– По-другому, Женич, и не бывает! Им доставляет удовольствие нас помучить, ущипнуть, растоптать наши чувства. Иногда у них так странно любовь проявляется, хотя это, конечно, не их вина, жизнь так устроена. Помнишь Ярославу?
– Ты что? Разве можно забыть Ярославу?
Ему вспомнились каштановые волосы, васильковые глаза самой сногсшибательной первокурсницы на истфаке, с которой он сам же и познакомил Андрея.
– Как она? Замуж не вышла?
– Уехала покорять Лос-Анджелес.
– Шутишь, что ли? Что, насовсем уехала?
– Да кто ее знает? Кажется, да. Иногда в личку пишет, жалуется, что поговорить не с кем. Если хочешь, сам ей напиши что-нибудь. Прикинь, может, увидим ее в рекламе какой-нибудь косметики или в фантастическом блокбастере?
– Ага, скорее, раздетой на обложке мужского журнала или еще где-нибудь похлеще, – мрачно продолжил Евгений. – В этой чертовой индустрии красивые девушки – лишь биологический материал, который у всех пользуется спросом. А знаешь, мы ведь с ней когда-то философствовали о чем-то таком, о красоте, которая спасет мир… только в этом мире давно нужно спасать саму красоту.
Задумавшись, Андрей долго переваривал эти слова, пытаясь, по всей видимости, понять, как можно спасти красоту.
– Девчонки, они все такие. Когда можно что-то спасти, они не хотят, чтобы мы что-то спасали. Сначала им свободы не хватает, потом внимания, потом денег и власти, а то вдруг такое вытворяют, что потом сами себе простить не могут. Главное спасение в жизни – это любовь и дети, это самое главное!
– Наверное, так и есть, – согласился Евгений, разглядывая отсутствующим взглядом белую квадратную салфетку. – Мы не меньше им страданий причиняем, все зло исходит от нас самих. Мы почему-то сами разрушаем то, что любим, и ничего не можем с этим поделать.
Если бы ни этот разговор, трудно сказать, чем бы мог закончиться день, когда Евгений прекратил свое существование, обратившись в ничто. Какое чудо должно было произойти, чтобы в миллионном городе он повстречался с Андреем, который учился с ним на истфаке, и чтобы это произошло именно тогда, когда битые осколки реальности выскальзывали из несуществующих рук, когда вокруг происходила вселенская катастрофа, а весь город продолжал жить обычной жизнью, не замечая никаких вселенских катастроф.
В троллейбусах все так же ехали люди, держась за поручни, чтобы не трясло. В магазинах отоваривались покупатели, шурша пакетами. И всех все устраивало, у всех все было нормально. Для этого и нужен был большой город, чтобы как можно меньше чувствовать, чтобы не замечать ни рождения, ни жизни, ни любви, ни смерти, и даже рождение сверхновых звезд и смерть целых галактик оставались совершенно незамеченными в этом гуле мегаполиса, в шуршании этих пакетов, в движении этих машин.
В жизни каждого рано или поздно происходила катастрофа или серия катастроф, делившая жизнь на «до» и «после». Каждого ожидал свой апокалипсис – точка невозврата, за которой что-то менялось в сознании, когда в действительности никто не мог тебе помочь, потому что помогать уже было нечему. Но все же именно тогда, когда все смыслы существования были полностью уничтожены и разрушены, человек мог приблизиться к тому, что было действительно неуничтожимым.
Три дня он был живым мертвецом, а может, ожившим трупом. Никто, конечно, этого не замечал, не видел, что он ходит с ножом в сердце, и он сам не видел этого ножа. Но ощущение было такое, что его сердечную мышцу чуть ниже аорты пробило черное лезвие и вышло с обратной стороны, вызывая в груди постоянную тупую боль.
Он взял несколько дней отгула на оптовом складе, сославшись на то, что подхватил грипп, и пролежал в комнатушке полуподвала около недели, уставившись не то в низкий потолок, не то в такой же низкий пол. Ему не было тесно между этим низким полом и потолком, потому что он совершенно не ощущал собственных размеров. Он смотрел на часы, и все равно не знал, который час. Наверное, он мог бы так пролежать целый год. Ему всегда хотелось проверить, существует или нет состояние самадхи. И вот оказалось, что не нужно было ничего проверять, не нужно было ничего достигать – все и так было достигнуто, хотя он представлял это иначе. Теперь он понятия не имел, для чего были написаны кипы мудреных трактатов про какие-то там достижения. Все было просто, даже слишком просто, чтобы быть чем бы то ни было.
***
Над деревьями Главного проспекта пролетали крупинки первого снега. Они падали на асфальт, на тротуарную плитку, словно мелкие пенопластовые хлопья, и тут же таяли, не оставляя следов. Евгений чувствовал себя лучше, хотя накануне ему привиделся кошмар. Он как будто попал в клип «Otherside»: Red Hot Chili Peppers, в котором из кривых стен многоэтажек выползали гельминты, а люди выбегали из домов и пытались от них отбиться. Теперь по асфальту тоже ползли черви, но это были обычные дождевые черви, они были напуганы – они не знали, куда скрыться от наступающих холодов. Они просто ползли по асфальту, а люди не замечали их и давили, безжалостно наступая на червей каблуками.
Ему нужно было пройтись пешком, чтобы проветрить мозги. В прохладном осеннем воздухе хорошо дышалось, и это была единственная причина, по которой он шел по дороге, обходя прохожих и стараясь не наступать на несчастных червей. Он миновал театр музкомедии, парк с мокрыми деревьями и беседкой, стоявшей посреди пруда в отражении темной неподвижной воды. Свернул на чистую улочку возле Военной академии, рядом с которой никогда не ездили машины, и вышел на дорожку сквера, где до сих пор зеленели стриженые лужайки и газоны.
По дорожке, прямо лоб в лоб к нему приблизился человек в длинном плаще, одетый во все сшитое не по размеру. Евгений хотел пройти мимо него, но тот вдруг неожиданно протянул ему руку, чем несколько обескуражил. Однако затем он произнес фразу, которая обескуражила еще больше:
– Извините, Евгений, у вас не найдется минутка, чтобы выслушать меня?
– Да, э-э… то есть, откуда вы меня знаете? – озадаченно ответил Евгений, продолжая пятиться от незнакомца.
– Это прозвучит очень странно, но мы с вами уже знакомы.
– Наверное, вы обознались, я вас первый раз вижу, – сказал Евгений, желая как можно скорее удалиться.
– Вот черт! Черт! – постучал по своей голове незнакомец. – Декарт так и сказал, что вы не поверите!
– Декарт? – оглянулся Евгений, надеясь, что ослышался. – Ренэ Декарт?
– Ну, да! Они всюду – они вас ищут!
– Кто они?
– Незримые ангелы, – приглушенно ответил незнакомец.
– Все ясно, – усмехнулся Евгений, стараясь сохранять самообладание. – Кто-то из нас сошел с ума. Что ж, передавайте привет Ренэ Декарту, а я, пожалуй, пойду…
– Но все же сходится! Я пришел туда, куда вы меня сами направили, – незнакомец показал на памятник Георгию Константиновичу Жукову, стоявший рядом со зданием Военной академии. – Вот он, Георгий Победоносец на коне! Я что, по-вашему, сам это придумал?
Рядом со сквером притормозила машина, из которой вышли медики в халатах и доктор в сером пальто. Это было уже совсем не смешно! Незнакомый мужчина действительно оказался невменяемым, сбежавшим из лечебницы. Хотя говорил он вполне осмысленно, и впечатление складывалось такое, что сходить с ума начинал уже сам Евгений. Допустим, что кто-то решил подшутить, устроить розыгрыш или незнакомец просто угадал, как его зовут. Но откуда он мог знать про Декарта, про мистические сны, которые Евгений видел несколько раз?
– Вы тоже путешествуете во времени! – выкрикнул незнакомец, которого повели к машине. – Теперь я здоров! Я здоров! Это все он!
– Господи…
Женич просто не мог поверить в происходящее.
– Вот моя визитка, – сказал ему седовласый доктор, протягивая карточку с номером телефона. – Ничего страшного, обычное диссоциативное расстройство, он с самого утра твердил про этого Георгия Победоносца, так что найти было нетрудно.
– Мне кажется, я сейчас тоже свихнусь, – пробубнил Евгений. – Он угадал как меня зовут!
– Да? Это интересно, – задумчиво затронул подбородок доктор. – Вообще-то, я тоже отмечаю в его расстройстве странные явления. Нам бы это исследовать, а мы его по старинке транквилизаторами пичкаем! Не читали Налимова – «Спонтанность сознания»? Трансперсональная психология, вероятностная психокинетика…
– Нет, – помотал головой Евгений.
– Рекомендую почитать, может, там найдете объяснение?
Евгений осмотрел визитку и, хлопая глазами, проводил взглядом доктора, севшего в машину. Возможно, для психотерапевта во всем произошедшем не было ничего необычного. Однако для Евгения в этом событии, которое можно было списать на какую-нибудь осеннюю депрессию, оставалось слишком много загадок, требующих рационального объяснения.
Если допустить, что в одном из сновидений его сознание пересеклось с сознанием Декарта, жившим за четыре сотни лет до него, то теоретически такое пересечение можно было назвать своеобразным «перемещением» во времени, точнее, неким кольцом синхронных событий. Это было возможно, так как Евгений знал, кто такой Декарт, видел его лицо на картинках, он мог понять во сне, что видит именно Декарта. Но как этот сумасшедший смог узнать Евгения, если они с ним никогда раньше не виделись? Как смог определить, что это именно Евгений? С другой стороны, если незнакомцу во сне тоже являлся Декарт, то события могли синхронизироваться именно через Декарта, образ которого был известен им обоим.
Размышляя над подобными теоретическими построениями, Евгений добрался до магазинчика, включил ноутбук и стал рыскать по интернету, надеясь набрести на какой-нибудь подобный пример. Правда, попадались в основном хрестоматийные описания «парадокса близнецов», не вызывавшие, впрочем, особого доверия, общеизвестные случаи озарений ученых, да еще ссылки на фильмы про перемещения во времени. Но все эти примеры были слишком поверхностными, перечисляли лишь гипотезы и явления, совершенно не указывая причин их возникновения. Перемещение во времени происходило только в непосредственной связи с сознанием человека, однако ученые выстраивали такие теории, в которых параметры времени были всегда отделены от сознания. С таким же успехом можно было рассматривать движение лодки, отказываясь признавать существование определенных свойств у воды, и удивляться тому, что эта лодка перестает плыть, когда гребцы пытаются плыть на ней по земле.
Так, просидев целый вечер перед монитором, Евгений все-таки скачал книжку Налимова «Спонтанность сознания» и стал перелистывать на экране страницы. Но читал отрывками, невнимательно, пропуская абзацы – сказывалась утомленность, вызванная эмоциональным всплеском и напряженное припоминание смутных сновидений про Декарта, про незримое братство R.C., так что из первых глав ему запомнился только один абзац, прочитанный перед тем, как отправиться спать:
«Отметим, что в опыте внетелесного состояния фиксировались и некоторые проявления, типичные для так называемых измененных состояний, достигаемых в медитациях: переживание изменения времени (33%); видение блестящего белого света (30%); пребывание в темном тоннеле с белым светом в его конце (26%). Обращают на себя внимание и совсем особые проявления: желание вернуться назад в тело (54%); способность проходить сквозь объекты (50%); осведомленность о присутствии нефизических существ (37%); ощущение присутствия руководителя или помощника (26%)».
Эпизод шестой.
Мистериум. Зал Дверей
В детстве, будучи еще дошкольником, он часто видел сон, один и тот же сон. Он поднимался по каменной лестнице и попадал в место, о котором никто не знал. Снаружи это была обычная белая стена. Люди всегда проходили рядом с ней, не представляя, что находится с другой стороны, и только он непостижимым для себя образом мог заглядывать за эту стену. Ему было любопытно и немного страшно, как он это делал, потому что никаких дверей в стене не было.
Другая загадка состояла в том, что за белой стеной не было никакого помещения – за ней всегда открывался вид на зеленую лужайку. Зато с обратной стороны имелись три небольшие дверки. Это было его потайное место, куда он мог спрятаться так, чтобы его никто не нашел.
Первая дверца открывалась без труда – из нее всегда выбегали звери, иногда вылетали птицы. Он не знал, откуда они там каждый раз появлялись, но ему нравилось их выпускать. Через другую дверь он мог вернуться обратно к людям, а дверь посередине никогда-никогда не открывалась. Она всегда была заперта, хотя ему так хотелось посмотреть, что там за ней находится! Он был уверен, что за той дверью от него скрывалась какая-то удивительнейшая тайна, объяснявшая предназначение белой стены. Но как бы он ни пытался отпереть эту дверь, она никогда не отворялась.
И вот, спустя десятилетия, ему снова снился этот сон. Как будто он стоит рядом с той белой стеной и даже слышит собственный детский смех! Да, именно так он смеялся, когда озорничал. Он вспомнил свой заводной детский хохот и испугался, что, повернув голову, увидит самого себя – бесшабашного мальчугана, убегающего после очередного посещения секретного места. Он поднялся по лестнице, не решаясь прикоснуться к поверхности стены. Он не хотел ничего проверять, ему не хотелось разрушать наивную детскую мечту. Теперь он понимал, что пройти через стену, в которой нет дверей, невозможно. Он знал, что сейчас ничего не получится, и если он приложит к ней руку, то ощутит только вертикальную поверхность, вот и все. Для чего же тогда ему снился этот сон? А может, все-таки…
Набрав в грудь побольше воздуха, Евгений прикрыл глаза. Он вспомнил, как проходил сквозь эту стену – ни о чем не думая, как будто ее не было. Да уж! В детстве у него это отлично выходило – ни о чем не думать.
Вдруг, уловив это краткое мгновение в памяти, он сдвинулся с места – и прошел через стену, заметив краем глаза, как поперечное сечение стены перевернулось, словно в зеркальном отражении. Это было потрясающе, он вновь испытал то забытое чувство восторга! Он вновь увидал за стеной ту самую лужайку, которая нисколько не изменилась. И три дверцы с обратной стороны стены! Он знал, что если откроет крайнюю дверь, из нее выбегут кролики, пятнистые олени, может быть, выпорхнут голуби… Однако в этот раз что-то изменилось – крайнюю дверь кто-то запер. Он взглянул на среднюю дверь, которая никогда не открывалась – и дверь сама перед ним отворилась, приглашая войти внутрь.
***
Сначала за дверью было слишком много света, чтобы определить, что он видит перед собой или над собою. Евгений слегка прикрыл глаза рукавом, привыкая к лучам, струившимся откуда-то сверху, и которые вроде бы притянули его к себе, а затем резко отпустили и поставили на место. Покачнувшись, он понял, что лучи пробивались через высокое окно, над которым смыкались огромные стрельчатые пилястры. На подоконнике возвышался мраморный бюст бенедиктианского монаха, но его не получалось разглядеть из-за лучей. В дымке под окном проступали готические арки – в них были вставлены три мемориальные плиты из черного мрамора. Евгений приблизил к ним голову, чтобы прочесть золотистые буквы на центральной плите.
Надпись была сделана на латыни, но чтобы прочесть имя «Renati Descartes» перевод был не нужен! Очевидно, одна из памятных плит была посвящена Ренэ Декарту. Значит, в его сновидении всплывали отголоски дневного инцидента с тем помешанным на улице. Не хватало еще его теперь здесь повстречать.
– Я знал, что ты меня навестишь!
– Ой! – вздрогнул Евгений от неожиданности.
– Не то чтобы от меня много чего осталось. Голову так и не вернули!
– Ренэ???
Повернувшись на звук, Евгений увидал знакомые контуры лица и белки умных глаз в тени широкополой шляпы. Декарт был одет в мушкетерский жилет с пышным воротником, на боку висела великолепная шпага, неизменная его спутница.
– Только не подумай, что я ностальгирую, но все-таки моя голова чего-то стоила!
– Вот это да, черт подери! Renato Cartesius! – обрадовано уставился на него Евгений.
– Черт здесь ни при чем! Во всяком случае, я на это надеюсь, – Декарт учтиво поклонился возле надгробия, сняв шляпу с красным, зеленым и белым пером.
Ответить ему таким же изысканным поклоном Евгений, разумеется, не мог. Он мало что смыслил в придворном этикете, и даже если бы попытался изобразить такой же шаркающий поклон, выглядело бы это весьма комично. В самом деле, любой современный человек смотрелся рядом с человеком эпохи барокко абсолютным невеждой.
– Студиус Женэ! – Декарт ударил Евгения по плечу, осматривая его одежду и лицо. – Для меня ты так и останешься бродячим философом, потерявшим свою Диогенову бочку.
Ренэ Декарт с удовольствием рассмеялся над бестолковым видом Евгения, одетым в свитерок и штаны-шестикарманники, которые в начале XXI века считались «модным прикидом». Но для Декарта такая одежда в лучшем случае смахивала на робу трубочистов.
– В этот раз найти тебя было труднее, – посетовал Декарт, продемонстрировав на руке некий предмет. – Пришлось использовать виватрон, очередное безумное изобретение старика Кардано!
Евгений с улыбкой осмотрел предмет, напоминающий не то старинный компас, не то наручные часы с крутящимся внутри калейдоскопом.
– Выглядит как китайская игрушка, у нас такие детские гаджеты в любом магазине продаются, – пошутил Евгений из расчета, что Ренэ хотя бы намекнет на принцип действия этой штуковины.
– Для чего живым использовать проявитель живых? Вы и так друг друга видите, – усмехнулся над ним Декарт. – Виватрон бывает необходим только усопшим. Для нас это что-то вроде будильника. Заводишь виватрон, фиксируешь в воображении душу живущего человека, с которым ищешь встречи, и ждешь соответствующей констелляции, когда в астрале наступит подходящий момент.
– Должно быть, незаменимая вещь, этот проявитель живых, – высказал предположение Евгений, не скрывая от Декарта ироничное отношение к изобретению. – И когда наступает подходящий момент, то что происходит? Ты просыпаешься?
– В то же мгновение!
– Но как может проснуться душа усопшего?
– О, есть вещи, которые нам запрещается рассказывать! Но, думаю, кое-что тебе уже знать положено, – Ренэ хитровато подмигнул. – Для начала, ты должен понять, чем отличается живой человек от усопшего. Люди живут, когда бодрствуют, и как бы не живут, когда спят. Мы же наоборот – как бы не живем, когда бодрствуем, и живем, когда видим сны. Вот и выходит, Женэ, что для нас проснуться – это значит заснуть.
– Э-э… понятно, – почесал затылок Евгений, обмозговывая сказанное Декартом. – Так это, прости за прямоту, твоя могила? Меня сюда виватроном перенесло?
– Нет-нет, проявитель живых никуда не переносит! – успокоил его Декарт. – Мы встретились там, где вероятность нашей встречи была больше всего. Вот так-то! Разумеется, это местечко знакомо мне лучше, чем тебе. Признаться, мне крупно повезло с аббатством Сен-Жермен де Пре. Только представь себе, это же древняя усыпальница Меровингов! О таком месте захоронения можно только мечтать.
– Да, пожалуй, – произнес Евгений, понимая, что для души усопшего это имело большое значение, особенно для обезглавленного Декарта, болезненно переживавшего за свою голову.
– Кстати, буду тебе признателен, если ты не станешь рассказывать на собрании про виватрон, – Декарт положил шляпу на каменный гроб, смущенно снял браслет с калейдоскопом и сунул его за пазуху. – Пусть это будет наш небольшой секрет! Джироламо будет в ярости, если узнает, что я его взял без спроса.
Евгений настороженно свел брови. Его смутило не то, что Ренэ взял что-то без спроса у медика и математика Джироламо Кардано, а то, что Декарт упомянул про некое собрание! Неужели Ренэ снова хочет отправиться с ним в Незримый Коллегиум?
– Ты разыскал меня по заданию R.C.F.? Мы что, опять будем проходить некие посвящения?
На Женькином лице проступила неприязненная гримаса. Он прекрасно помнил, чем закончилось его предыдущее посещение небесной крепости. В том сне он, вероятнее всего, пережил клиническую смерть, да еще стал свидетелем перерождения одного из рыцарей Розы-Креста в жуткого демона с огромными крыльями, измазанными копотью.
– Ну, это совсем не то, о чем ты подумал! Вполне естественно, у тебя могли остаться не самые приятные воспоминания о незримом братстве, – Декарт вынул шелковый платочек с бахромульками и приложил его ко лбу. – На этот раз все будет по-другому. Никаких инициаций! Намечается большое собрание, на которое приглашены очень многие, кто вхож или имеет отношение к незримому братству. Послушай, среди прочих достославных братьев и приглашенных гостей ожидают прибытия Авиценны, Томаса Аквинского, Демокрита, возможно, самого Пифагора с Гермесом Египетским! Неужели такое можно пропустить?
– Звучит заманчиво, – мечтательно приподнял брови Евгений.
– Да что же это я? – замешкался Ренэ. – Вот же оно! «Персональное и весьма приветственное приглашение Высокочтимого Ордена Розы и Креста, адресованное просвещенному эрмиту и философу Eugenii Hiperborei с присовокуплением оного оригинального ключа для пропуска и участия означенного сим лица в большом собрании ученых мужей и прославленных теологов».
