скачать книгу бесплатно
Я подумала о том, как бы отреагировали мои подруги на странности в поведении Шандора, и мысленно усмехнулась. Девчонки даже не стали бы выяснять их причины, приняли бы его за чудака и списали все на цыганскую кровь. Но я была не такая. Он представлял для меня интерес, и я надеялась, наше общение не ограничится сегодняшним днем, а потому решила вести себя с ним осторожно и деликатно, чтобы не вспугнуть своим любопытством и не потерять его расположение.
Кухня в кафе была незамысловатая и не отличалась особыми изысками, но нам того и не требовалось. Мы просто хотели утолить голод. Поэтому я выбрала небольшую порцию вареников с творогом и сметаной, и на десерт пирожное «Наполеон», а Шандор заказал себе борщ с пампушками и блинчики с мясом. От сладкого он отказался. Из напитков наш выбор пал на зеленый чай. Согреться им после дождя было в самый раз, пока нам готовили горячее.
Ожидая свой заказ, мы вернулись к моему докладу и его доработке. Шандор снова пустился в объяснения, и я слушала его как завороженная. С его помощью я выделила главные мысли в своих записях, сделала ссылки на первоисточники, озвучила выводы по своему докладу, быстро записала их на свободных листах, и удовлетворенно улыбнулась, когда работа была окончена. Оставалось только переписать доклад в чистовом варианте.
Нам принесли чайник и посуду, и я разлила чай. Слобода добавил в него сахар и размешал ложкой, стуча по стенкам чашки.
– Шандор, спасибо тебе огромное. Не знаю, что бы я без тебя делала.
– Ерунда, ты сама его написала. Я только направил и объяснил. Кстати, то же самое мог сделать Дмитрий Сергеевич. Почему ты не консультировалась с ним?
– Я консультировалась. В самом начале своей работы. Заходила на кафедру, мы с ним пообщались, я показала то, что написала на тот момент. Мы это обсудили, он дал мне рекомендации, и казалось, я все поняла. Но когда снова взялась за работу, что-то пошло не так, и я позабыла все подсказки Дмитрия Сергеевича. А сейчас слушала тебя и поймала себя на мысли, что он говорил те же вещи, что и ты. Наверное, мне нужно было сразу закрепить информацию на бумаге, а я протянула несколько дней и тем самым себя наказала.
– У тебя проблемы с памятью?
– Нет. Но есть сложности с письменными работами. Они даются мне с трудом.
– Даже если так, по твоим выступлениям я этого не заметил. Нареканий они не вызывали.
Он следил за моей учебой? Мне стало приятно от его слов. Если он обратил внимание на меня, значит, я шла в верном направлении.
– Спасибо. Я старалась.
Шандор окинул помещение взглядом, будто только сейчас зашел в него. А посмотреть было на что. Непривычные глазу неокрашенные кирпичные стены, искусственно состаренные – со сколотыми краями и неровной укладкой раствора, деревянные балки на потолке, выкрашенные в темно-коричневый цвет, свисающие над столами небольшие металлические светильники, по форме напоминающие мегафон и темные квадратные столики на металлических ножках придавали помещению брутальности и строгости, но вместе с тем обладали суровым шармом и простотой.
– Интересная обстановка, – сказал он. – Ты бывала здесь раньше, Лизавета?
– Да, с отцом. Он работает неподалеку отсюда, мы часто с ним здесь пересекаемся.
– Вы живете раздельно?
Я усмехнулась.
– Нет, вместе. Но иногда нам удобнее пообщаться за пределами от дома.
– Кто-то мешает вам это делать дома?
– Нет, не мешает. Но мы любим уединиться, если это можно так назвать, в кафе, где нет мамы. Здесь другая атмосфера.
– У вас с отцом есть секреты от нее?
– Не то чтобы секреты. Просто у меня с отцом более доверительные отношения, чем с мамой.
Я взяла чашку и сделала небольшой глоток чая. Он все еще был горячим, и приятно согревал тело своим теплом.
– Я люблю делиться с ним своими переживаниями, – продолжила я, – потому что знаю, он искренне порадуется моим успехам, словно это его личные достижения, приободрит, если меня постигнет неудача, и сделает все от него зависящее, чтобы помочь мне ее преодолеть.
Шандор опустил взгляд в свою чашку и с грустью улыбаясь сказал:
– Это здорово, что у вас с отцом такие теплые отношения. Многие об этом могут только мечтать.
Я услышала подтекст в его словах и хотела уточнить, не о себе ли он говорит, но Шандор стряхнул с себя печаль и опередил мой вопрос:
– С мамой у тебя нет такого единодушия?
– Ты не подумай ничего плохого, мама у меня хорошая, добрая и заботливая, и я ее очень люблю, но порой чересчур требовательная и придирчивая, с ней тяжело делиться своими чувствами, она часто подвергает их критике и сомнению.
– Ты не любишь критику?
– Конструктивную я готова выслушать. Может быть не сразу, но приму ее. Но такой она бывает не всегда.
Девушки, которые сидели в соседнем ряду, неожиданно громко засмеялись, и все посетители кафе к ним обернулись. Видимо, они и сами не ожидали от себя такого, потому что тут же смутились и стыдливо посмотрели на нас. Мы с Шандором переглянулись, улыбнулись друг другу, и он вновь вернулся к разговору о моем отце:
– А где работает твой отец?
– В детской краевой больнице. Он врач.
– Врач…
Шандор как-то странно посмотрел в мои глаза, затем перевел взгляд куда-то в сторону – то ли на мое плечо, то ли на косу – и о чем-то задумался. Смотрел на меня, но как будто бы сквозь меня.
– Что-то не так? – не выдержала я его немого созерцания.
Шандор вернулся из прострации и улыбнулся:
– Извини, кое-что вспомнил.
– Поделишься?
– Не о чем говорить. Пустяки. Скажи лучше, какой врач твой отец?
– Педиатр и гематолог-онколог в одном лице.
– О! Серьезная профессия. Он лечит больных детей? Рак?
– Да, в основном рак.
Это была грустная тема, на которую мне не хотелось говорить, но Шандора она очень заинтересовала.
– И каков процент спасенных жизней?
– Статистики я не знаю. Мы нечасто говорим о его работе. Но я вижу, когда день был удачный, когда нет. Он работает с детьми уже много лет, казалось, должен бы привыкнуть, но порой ему сложно остаться невозмутимым. Случается, что маленькие пациенты уходят, как бы за их жизнь не бились врачи. Отец воспринимает это как личную трагедию. Это тяжело. Но он не видит себя никем другим.
– Почему он выбрал эту профессию?
– Много лет назад у папы был старший брат. Между ними была разница в три года, и они очень дружили. Для отца он был примером, папа во всем ему подражал. А потом брат заболел, и его не спасли. Он был еще жив, когда мой папа пообещал ему, «что вырастет и станет врачом, и будет спасать детей. И не останется ни одного ребенка, который сделает своих родных и близких несчастными. Потому что он их всех спасет, и они будут жить долго и счастливо». С этой клятвой он живет всю жизнь. Можешь представить, как нелегко ему терять своих пациентов? Словно он нарушил слово, данное любимому брату.
– Да, это тяжело, – согласился Шандор.
Он поднес чашку к своим губам, подул в нее и сделал небольшой глоток.
– А чем занимается твоя мама? – спросил Слобода.
– Она домохозяйка.
– Давно? – и тут же поправился: – Я хотел спросить, она всегда была домохозяйкой или чем-то еще занималась?
– Можно сказать, что всегда домохозяйкой.
На лице Шандора промелькнуло легкое недоумение, словно он не ожидал такого ответа.
– Конечно, мама училась в педагогическом институте, окончила его, и это несмотря на то, что я родилась у нее на четвертом курсе, но проработала она совсем мало. Из-за меня. Сначала со мной сидела бабушка, пока мама училась, а потом она умерла, и меня отдали в детский сад. Я часто болела, и родители приняли решение, что мама будет сидеть дома со мной, а зарабатывать деньги станет папа.
– На кого она училась?
– На учителя русского языка и литературы.
Шандор улыбнулся. Его интерес ко мне и моим родным подпитывал надежду на дружеские отношения между нами, которые и мне позволят узнать его лучше. А пока я отвечала на его вопросы, получая основание задать свои. Как говорится, откровенность за откровенность.
– Что тебя насмешило? – спросила я.
– Я ожидал такой ответ.
– Почему?
– У тебя очень аккуратный и красивый почерк, и у меня возникли именно такие ассоциации.
Я посмеялась.
– Тогда я боюсь предположить, кто твои родители, – вырвалось у меня.
Шандор сдержанно улыбнулся. Я тут же поняла, что сказала лишнее. Необдуманно, не со зла, даже забыв, что он чистокровный цыган, я как будто бы посмеялась над его родными и его происхождением.
– Прости, Шандор. Я не то имела в виду.
– Ты права. Я из семьи людей, которые окончили только пять классов, и о моем почерке никто не заботился.
– Шандор, прости…
Для человека, желавшего стать ему другом, я повела себя чересчур бестактно. И готова была провалиться сквозь землю от стыда за свои слова.
– Я даже не думала об этом, когда говорила. Это случайно сорвалось. Прости.
– Я понимаю. Не кори себя. Все хорошо.
– Правда? Мне так неловко…
– Перестань.
– Я уверена, твои родители хорошие люди, и неважно, сколько классов они окончили. Главное, что они вложили в тебя.
Шандор опустил глаза, и на его лице снова появилась хмурость. Он сделал несколько глотков чая и поставил пустую чашку на стол. Я предложила ему налить еще, и он согласно кивнул. Неужели я снова что-то не то сказала? Отчего он нахмурился?
- Чем ты болела в детстве? – сменил он тему. – Надеюсь, ничего серьезного?
– Всем тем, чем обычно болеют дети. ОРЗ, ОРВИ, ветрянка…
– Я думал, у врачей дети не болеют.
– Открою тебе секрет, – тихо, как заговорщик, сказала я, – дети врачей тоже люди и ничто человеческое им не чуждо.
Мы посмеялись, и я порадовалась, что смогла своей незамысловатой шуткой вернуть ему былое радушие.
– Поэтому, – сказала я, – мы часто с родителями в детстве ездили в санатории и пансионаты на море. Отцу давали путевки на работе.
– Ты быва?ла в Сочи? – спросил он.
– На моей памяти был один раз. Но чаще мы ездили в Анапу или Геленджик. Почему ты спросил про Сочи?
Он не успел ответить, потому что нам принесли заказ и столовые приборы. Правда, Шандору подали только блины, а борщ пообещали донести через десять минут. Я, позабыв о своем вопросе, с любопытством воззрилась на Шандора, желая узнать, владеет ли он ножом и вилкой в совокупности. Он отложил нож и стал кромсать свой фаршированный блин одной вилкой. После этого мне стало неловко воспользоваться ножом самой, и я стала насаживать вареники на вилку, макать их в сметану и есть, откусывая половинку.
– Приятного аппетита, – сказала я.
– Спасибо. Тебе тоже приятного аппетита.
Шандор макнул часть своего блина в соус, поданный в отдельной соуснице, с осторожностью попробовал его, нашел приемлемым и уже увереннее закончил с пережевыванием своего блина. Я тем временем съела половинку своего вареника и, вспомнив терзавший меня вопрос, решила наконец-таки получить на него ответ.
– Шандор… – но осеклась, – прости, я даже не уточнила… Ничего, что я называю тебя цыганским именем? Может, ты хочешь, чтобы я обращалась к тебе по имени Юра?
Шандор пробежал языком за закрытым ртом по своим зубам, и мне показалось, он попытался за этим жестом скрыть улыбку, вызванную моим вопросом. Мне осталась непонятна ее суть, но я не стала размышлять по этому поводу.
– Называй меня так, как тебе удобнее. Я привык к любому имени.
– Хорошо, спасибо. Я хотела спросить… Тот вопрос на семинаре… Почему ты его задал?
– Проверял твою готовность на неожиданные вопросы.
– Что это значит?
– Я заметил, что в последнее время ты проявляешь рвение к учебе – особенно на предметах Дмитрия Сергеевича – и подумал, ты хочешь произвести на него впечатление. Поэтому помог тебе в твоих стараниях.
Он заметил… Боже, я действительно обратила на себя его внимание. Только он все неверно истолковал. И от этого хотелось засмеяться. Если бы он только знал, на кого я производила впечатление… Но мне проще согласиться с его версией моего рвения, чем объяснить реальную его причину. Я подавила в себе смех и сказала:
– Но ты задал легкий вопрос. Не думаю, что ответом на него можно отличиться.
– Суть была не в самом вопросе. Он действительно был легким. И я знал, что ты на него ответишь. Я хотел проверить твою способность быстро и четко формулировать ответы на неожиданные вопросы. И в данном случае не сам вопрос был неожиданным, а тот, кто его задал. Ты ведь не ожидала услышать его от меня. И то, как ты не растерялась и быстро и непринужденно дала ответ, пошло тебе в зачет. И если завтра ты выступаешь на конференции, значит, твоя цель обратить внимание Короля достигнута.
Я съела очередную порцию вареника.
