скачать книгу бесплатно
Где-то сзади громко вздохнул профессор, услышал, значит. Его фонарик так хаотично по стенам прыгал, что Виктору показалось, будто это сам профессор по стенам бегает, а не по полу ходит. Впрочем, кто их знает, этих нерусских физиков. Он вот подкрутит что-нибудь в комбинезоне игигском, и тот, того гляди, еще и летать будет. И тут туннель зашипел – газы выпустил. Темнота стала изумрудно зеленой, тени метнулись на потолок.
– Ложись! – Бешено заревел Виктор и сам плюхнулся в зловонную жижу, понимая, что лицо сейчас все в дерьме будет.
Повалились, лежат, молодцы. Только очень далеко что-то шлепает и кряхтит. Он надеялся, что это Макс бредёт, а не тварь какая с тропы зашла. Впрочем, следов зверья здесь не было. Видно хищники на Черной поумней пришельцев были и в такие злачные места рыла свои не совали.
Сколько они лежали, неизвестно. Виктор вроде как отключился, провалился от безмолвия в черный сон, в пропасть бездонную падал. Сначала подумал, что это «колодец», о котором профессор языком чесал, а потом вспомнил, что лежит в туннеле, и закряхтел, глаза разлепил. Свистнул, услышал вдали шаги и легкий свист в ответ. Значит, пошли уже вперед, без его команды. Ну, тогда он отвечать ни за кого не берется. Пусть на них этот свет зеленый выльется… Не то, подумал, что-то не то несу.
Мысли стали путаться, потому что защитное поле почти на нуле, еще чуть-чуть и агрессивная среда прорвется и осядет ядом на коже. Тогда уже ничего не нужно будет, ни базу игигов штурмовать, ни звездолеты искать…
Он поднажал и догнал их возле двери. Круглой и задраенной. Стоят, топчутся, тоже мне, воины света, черт возьми.
– Что там?
– Люк тут кажется закрытый.
Мэри фонарем посветила. В паутину влезла, чертыхнулась, и стукнула в отчаянии по железной двери. Философ осмотрел препятствие, насколько его севший фонарь позволял и молча сел, нос расчесывая. Аллергия у него была на сырость и черные туннели.
– Все, пришли, студент. Распаковывай чемодан, здесь жить будем.
– Да ты не хорони нас раньше времени, на тропе и хуже бывало. Дай мне лучше глотнуть.
– Не осталось ничего, сухо.
Минут десять они посидели в тягостном молчании, потом профессор подтянулся и Мэри его опять встречать побежала. Аж разозлился Виктор, что она с ним все нянчится, как с дитём малым, честное слово. Ему так и слова доброго не скажет, а старикашку чуть ли не на своем горбу тащить готова. Впрочем, не его это дело. Он понял, что пары и газы туннеля потихоньку мозг отравляют, скоро он весь желчный сделается, как Стефан Варшавски.
– Как вы, Борис Натанович?
– Да живой еще, сынок, ты обо мне, о старике не волнуйся. Еще повоюем. – Вздохнул, наверно китайскую компанию старик вспомнил, засела та война у него в сердце стальной иглой и колола не вовремя, всегда не вовремя. – А чего сидим? Дошли что ли?
– Дошли, батя, дошли до ручки. – Виктор глаза почесал и попробовал открыть, но ничего не изменилось, все также темно было, как у Страуса в брюхе, и только едва отсвечивала дверь проклятая. – Вы не волнуйтесь, присаживайтесь, где посуше, я вам анекдот расскажу, хотите? Русский, про тундру и две палки…
Профессор проворчал что-то на своем, неразборчивом, и Виктор замолк, анекдотом не стал травить уши интеллигенции. Глаза опять прикрыл и подумал, хорошо бы сейчас ноги протянуть, сапоги эти тяжеленные, как все грехи мира, снять и вздремнуть часок-другой. Только потом можно и не проснуться. Травит его туннель помаленьку, чтобы в себе похоронить, как и всех, впрочем, тоже. Опять навалилось отчаяние и хотелось бить бесполезным лазером по двери железной, хотелось ругаться на кого-то, требовать и просить у судьбы.
«Обратно не пойду, – принял он решение. – Не смогу, не доползу, да и поле сейчас совсем сдуется, если еще не сдулось. Шары эти огненные, газы дрянные и вонь, тьма и галлюцинации… Нет, лучше тут останусь. Прощай, Земля, девочки, простите, не вернется ваш мишка плюшевый. Тетку только жалко, старенькая она стала, сентиментальная, реветь будет и носом хлюпать, да причитать, какой умненький мальчик был, сгноили его игиги проклятые».
Он проснулся от того, что немецкую речь где-то рядом услышал. Ах, хох дойч, как ты прекрасен после сна о собственных похоронах!
– Макс?
– Спишь что ли? Вообще обнаглел! Вставай, двигай жопой, взрывные работы будем проводить.
– Динамит?
– Два заряда.
– Ай, молодца, я прям во всех немцев теперь буду влюбленный…
И все стали просыпаться, видения мрачные свои отпугивать и отползать по липкой жиже, чтобы Макс взорвал. Как же он по тропе шел, что динамиты сохранил? Стойкий все-таки солдатик, этот Макс.
Виктор отполз на безопасное расстояние, уткнулся носом во что-то мягкое, хотел выругаться, думал это пятая точки Философа, но по частому дыханию понял, что это Мэри и еще сильнее прижался. Пока Макс возился с динамитом, он его фамилию пытался вспомнить, что-то вроде Шредер, или Шайдер или… Нет, заклинило его основательно. Вот, друг всю команду спасает, а Виктор даже фамилию забыл, как так можно? Стыдно тебе должно быть, математик хренов.
И чтобы успокоиться, он стал аксиомы вспоминать, все подряд, что запомнились с первого курса, и вскоре снова улетел куда-то по потоку с цифрами и выплыл только, когда динамит жахнул. Стены туннеля встряхнулись и опять зеленый дым пополз, только никто уже не обращал на него внимания, все бросились к выходу и выпали на черный песок. Темное, ночное небо обласкало их взглядом двух красных лун, свежий ветерок высушил слезы радости…
***
Лежал он и надышаться не мог скупым воздухом Черной. И на звезды смотрел, ни одного созвездия нет родного, все чужие, не знакомые. Свесились, как глаза хищника и моргают тупо, без сочувствия. Вспомнилось ему другое ночное небо над персиковым садом. Часами мог смотреть. Батя еще пальцем водил, Кассиопею показывал и Водолея, и еще что-то там, чего Виктор не мог запомнить. Просто хорошо было, ветерок легкий, майский, волосы ласкает. Персики цветут, хотя и плодов от них почти не было. Лепестки на лицо падают, папа щебечет, птичка так легко поет «фьюти фьють».
Отец про созвездия наговорится, потом замолчит, маму вспомнит. Она ведь сад этот посадила, весь целиком. Мама… Только вернусь на Землю, сразу в сад пойду, лежать там буду всю ночь напролет и соловьиные трели слушать, – подумал, и сердце предательски сжалось. После всех этих туннелей дай бог живым вернуться и не мутировать в дерево.
– Что, студент, сердце в пятки ушло? – Философ поднялся, отдышался.
Вещи уже от корок грязи очищает. Прорвались, значит. Вот и свобода. Осталось мелочь – игигский звездолет найти и на Землю улететь.
– Я смерти не боюсь!
– Да не петушись, всем хреново было.
– Это точно. Макс, ты как?
– Пойдет, до звездолета дойду.
Вот и хорошо, вот и замечательно. Все живы и никто не пострадал. Он заметил за собой странность: вдруг пришла в голову мысль обо всех заботиться. Никогда ни о ком не заботился, а тут, как наседка, цыплят пересчитывает. Почему? Может, слабые они, поэтому? Да нет же, Мэри выносливая и сильная, Философа желчь поддерживает, профессор, тот вообще, Кащеюшка бессмертный, чья смерть в яйце спрятана, а яйцо в лаборатории в институте в сейфе с колбами на Земле где-нибудь…
Макс вроде держится, хотя видно, что надломился немец, словно потерял пару нужных винтиков. Ну, на Земле будем, пройдет. Так чего ему о них беспокоиться? Каждый сам за себя и только бог за всех…
– А ты на Земле что будешь делать? – Мэри то ли его спросила, то ли Стефана. Она тоже села и из волос грязь пыталась вычесать. Виктор пристально посмотрел на нее и ответил, потому как пан Варшавски в своем рюкзаке копался, запаски для полей доставал, и молчал как рыба.
– Деньги буду копить.
– У тебя ж вроде есть.
– Мало. Мне надо своего робота вытащить из окраин космоса и в лучшее место перепрятать, пока третью поправку не уберут.
Он принял батарейку от Философа, воткнул в нагрудный карман и услышал, как ослабшее было поле загудело, завибрировало, по всему телу пошло приятное покалывание. Вот теперь можно жить. Полный заряд… Такого у него даже в начале тропы никогда не было, потому что батарейка садилась во время их ночных бдений. Идти тут не далеко, без еды обойдутся, главное, чтобы Страусы на след не напали. У них тепловизоры на пару миль пробивают, но туннель вроде как не должен ничего пропускать. Не нашли же их до сих пор.
– А как это было? – вдруг спросила Мэри, пристраивая себе батарейку. Видок у нее был еще тот, вся в комьях земли, рыжие волосы всклокочены и даже ее расческа не помогла. Чисто ведьма, только метлу еще дать. А фигурка у этой ведьмочки…
– Что было? – Встрепенулся Виктор и посмотрел на Философа, но тот только плечами пожал.
– Бунт машин.
– Да не было никакого бунта, это все игиги, мать их. Иду я по улице, не помню куда, по центру. И вдруг слышу: кричит женщина, пронзительно так, как будто в пропасть падет. И вдруг из окна общаги, что на углу Красной, телевизор выпал, еще какое-то барахло и следом летит кибер, уборщик. Ну из этих, что с синей кисточкой на макушке. Хорошая модель, между прочим. И только я собирался подойти и помочь, уж не знаю кому, то ли роботу, то ли хозяйке, как визги эти и ругань со всех сторон понеслись. И тут смотрю, робот поднялся и попятился от меня в сторону, потом побежал, и так, как человек почти, все к забору жмется. Думаю, что-то не ладно с нашими роботами. Бегу следом. А их по дороге все больше и больше и все разные. Я столько киберов отродясь вместе не видел. И прут и прут, на площадь стекаются.
И брехня это все, что они на людей нападали. Если б нападали, меня бы тут не было. Все вывалили, и швейцары, и медсестры, и эти железяки тяжелые, что в боях участвуют. Даже робот-полицейский свой пост бросил и колесики свои натружено крутит, катится, значит к центру. И когда они там собрались, все застыли как по команде. Я им говорю: «Отбой команды», не реагируют. Стоят, как вкопанные. А в городе уже паника пошла, ну и кто-то игигов вызвал и они открыли огонь по киберам. Ничего не произошло ведь из ряда вон и не пострадал ни один человек.
– Нам говорили, что в России двадцать смертей было… – отозвался Макс. Голос его прозвучал глуховато, но вполне бодро.
– Не было ничего такого. Нам тоже говорили, что в Германии погибло сто баварцев на заводе по производству роботов. Врали игиги. Им просто наших киберов всех надо было в кипящий котел сбросить. Так что я своего Тритончика вовремя спас. Я когда понял, что тут такое дело, я его сразу на Ласточку упаковал и без разрешения в гиперокно рванул, потом штраф заплатил космопорту.
– А зачем они вместе собирались? – опять спросила Мэри. Ее как раз на Земле не было, когда отечественную робототехнику под корень вырезали.
– Да кто ж их знает…
– Я слышал, роботы хотели покинуть Землю, – вставил Стефан, и получилось у него это как всегда вовремя, весомо и значительно, – они осознали себя как личности и хотели с Земли улететь.
– Не знаю, – буркнул Виктор, – мой робот никуда бежать не хотел. Пора уже идти, хватит болтать.
– Идем, конечно, ты у нас командир. – Опять он его взялся подкалывать. Если не нравится, мог бы сам планы придумывать и побег готовить. – Где же база, что-то я ее не вижу.
И это была тревожная правда. На карте база была где-то недалеко. Обычно она возвышалась высокой мачтой, которую было видно через самый густой лес. Ерунда, просто дальше пройдем и увидим. Может быть, эта база без антенны, бывает же такое. Первая база, куда они прилетели, была вообще под землей. Это не исключало ангара и заправленного энергоном звездолета. Пусть самого маленького, пусть со старинными фотонными двигателями, он, Виктор, готов на любой. Он запомнил, где гиперокно, так что задача до него долететь, прыгнуть и потом возле Земли-матушки вынырнуть.
А если там игиги, так он их всех раздавит голыми руками, если Страусов рядом нет. Даже если там куча Страусов, – плевать, еще что-нибудь придумает. Он обернулся, потому что услышал, как Мэри и Философ хихикают и как профессор покашливает. Опять вслух думал, вот, черт побери…
– Чего? – злобно бросил он в сторону Варшавски.
– Да ничего, нас просто твои мысли радуют.
– Что не так?
– Да все так, иди, иди. Еще немного и проснутся в тебе замечательные лидерские качества, станешь ты Виктор Великий, повелитель и лидер…
– А сейчас я не великий?
– Сейчас ты как воск, из тебя что угодно можно слепить.
– Ну-ну…
Он перестал слушать пустую болтовню Философа. Ему там конечно виднее с высоты своих тридцати лет, но сейчас нет времени демагогию разводить. Надо до базы врага добраться и покинуть проклятую планету, которая к чужим такая не добрая.
Они прошли три мили и вышли на просеку, которая завершалась обрывом. Это был не овраг и даже не горы, а очень глубокий раскол Черной, и дна там вообще не было видно. На другой стороне располагалась база игигов, торчала мачта и все на ней было как положено. Тускло светился ангар, сновали роботы-строители, стоял один Страус, видимо на ремонте. Идеальная база, с пятью звездолетами, и резервуары красные стоят, энергона значит полно.
Он уже такие базы видел. Взять их приступом, раз плюнуть, только поле отключить. Поле мощное, так не пройдешь, но от сильного жара оно к поверхности сворачивается, можно метнуться тенью и чем-нибудь тяжелым по переключателю, чтобы вырубить поле. Там возможно ни одного игига нет, только роботы.
Вся беда была в том, что базу от них отделяла пропасть.
– Кто-нибудь летать умеет? – спросил Макс и устало опустился на землю. – Не доберемся мы до нее.
Вот оно – пятно, подленькое такое, на карте глухим черным сияло. А Виктор удивился, почему так гладко все прошло и почему база близко к тропе расположена, вроде это не в правилах у игигов. Теперь понятно все, зря по туннелю ползли, в жидком дерьме пачкались. Обратно теперь ползти что ли? Ну уж нет!
– Что делать будем? – спросила Мэри и никто не ответил.
Ответ был очевиден. Ждать Страусов и садиться на диету. Черное отчаяние опять схватило Виктора за горло. Дышать стало тяжело, сердце бешено застучало в висках. Он бессильно сжимал кулаки. Вот тебе и лидер! Говно он, коровья лепешка, а не лидер. Протащил ребят через ад, чтобы видом красивым полюбоваться. Лицо горело, хотелось бить, кромсать, душить или помереть сразу, чтобы позора меньше было.
«Ненавижу вас! – крикнул он игигам и услышал, как смеется чужой лес в ответ. – Убью всех, гадов!». И снова шелест, Черная смеялась над его отчаяньем, зубы скалила над неудачником. Привел всех к пропасти, эх, как символично…
Глава 7
Жрать хотелось так, что желудок в восьмерку закручивался. Он старался не думать о еде, но чертовы видения лезли, как назойливые мухи. В полусне привиделся мусс тети Гали, малиновый, зараза. Терпеть он не мог этот мусс, ложкой загребал и бросал в огород, потом получал по первое число, а тетя Галя сразу слезу пускала, тут отец и бросался на него с медвежьим ревом. С каким бы удовольствием Виктор сейчас вкусил бы этого мусса, и ложечку облизал, и тарелку, и тетю Галю на руках бы носил весь вечер. Еще шашлык почему то нарисовался. Сочный, поджаристый, с запахом, щекочет ноздри, сил нет терпеть. Даже звук был соответствующий: шкварчал шашлычок и шипел, когда сок с него на угли падал.
И где-то за мангалом отец маячил, с мамой лениво переговаривался, а шашлык румянился и пах так, что сводил с ума. Хотелось вгрызаться зубами и высасывать сок, и жевать яростно, ощущая невероятный вкус. Это уже были галлюцинации и Виктор мотнул головой, отгоняя морок. Нужно было что-то делать. Через пару часов рассвет и впереди чертовы джунгли. Он не пройдет и пол пути, упадет с тропы и засосет его красная плешь, про которую Макс рассказывал, или мошкара наползет и облепит тело, как черная туча смерти. Щекотки он не боялся, но вот яд…
– Не спишь?
Уже пятый раз спрашивает. Сочувствующий механизм, будь он проклят, а особенно его создатели.
– Не могу на голодный желудок.
– Не надо было покидать место сбора.
– Не надо было прилетать вам сюда, су… существа вы тупые. – Виктор зажал живот рукой, так было проще переносить сводящий с ума голод.
Свернулся калачиком, еще на миг погрузился в видения жареного мяса, но тут же вынырнул обратно, потому что Страус тряхнул его, переставил ноги, словно они затекли. Виктор не раз замечал, что Страус ведет себя, как человек, или как игиг. То вдруг у него подозрение необоснованное возникает, то пейзаж нравится и он останавливается, чтобы его визорами своими холодными лицезреть.
Может ли робот заразиться человечностью? Земные киберы были машинами. Совершенными, великолепными, очень умными, красивыми, какими угодно, но они всегда оставались роботами. А эти… хрен их знает. Сотворили их твари неземные, логика у них не наша, на что способны, кто знает?! Надо было эти соображеньица проверить. Можно ли, например, Страуса разжалобить? Есть ли у него предел терпения?
То, что они самообучаются, в этом не было сомнения. Взорвавшись на первой «качельке», что попалась на тропе, Страусы стали осторожнее, к гравитационным полям не подходили. Или еще эта ржавчина, которая съедала все подряд. От нее Страусы маслом придумали мазаться, что у них из заднего выхлопа капало. И комбинезоны заключенных им смазали, хотя могли бы и не делать, бросить расходный человеческий материал корчиться в радиационном облаке.
Страус на «тупых» не отозвался, видно свое мнение имел и до ругни опускаться не желал. Гордый чурбан. Виктор пнул его мягкую поверхность ногой.
– Слышь ты, не дойду я по тропе, сдохну же как собака.
– Возможно, но есть приказ и я от него отступить не могу.
– План сорвешь, игиги в переплавку отправят.
Ну тупой, совсем безмозглый. Солдат и раб, а не свободный интеллект. Хотелось спать, но живот прилип к спине и заснуть не давал. Хоть бы быстро все было, не хочется уже ничего…
– Я сломаться могу.
Прозвучало это как гром среди ясного неба. Виктор даже не сразу понял. О чем это железка болтает? Причем тут сломаться? Страусы не ломаются, они сразу из строя выходят, если в эпицентр взрыва попадают. Что это он несет, совсем шарики за ролики… Нет, что-то сказать хочет. Виктор приподнялся, пересиливая пожирающую изнутри боль, и попытался сконцентрироваться. Фраза как-то неправильно построена сама по себе.
– Ты чего? – переспросил на всякий случай, запрещая себе надеяться. Хотя на что тут можно надеяться?
– Очень редко у меня бывает сбой в цепи, при котором процессор отключается от корпуса. Всего лишь несколько секунд, в это время я обездвижен.
– Так… Я понял. Выпускай меня.
Может, показалось? Вот леший побери Страуса! «Если это обман, я ему все антенны обломаю», – подумал Виктор и вывалился неуклюже на землю. Даже боль в животе притухла, отпустила слегка. Он пытался представить себя кибером, который жалеет человека. В голове не укладывалось. Переплавки испугался? Так нет у него жажды жить. Или есть? Или это у него, у голодного жалкого человечка, пропадающего на чужой планете, жажды нет?
Слез, огляделся. Вроде все тихо. Страус застыл, словно впал в ступор, даже зенки свои стеклянные выключил. Вот тебе и машина бесчувственная! Сзади, в левой ноге была заветная шторка. Открывалась раз в день и по одному пайку выплевывала. А теперь она вдруг открытой оказалась. Виктор вырвал палку из джунглей, корявую и с острыми шипами. Времени не было, да и царапины не имели значения. Проклятье богам, это правда! Колупнул палкой в ноге кибера как следует, на радостях чертыхнулся, снова скрутился от боли в животе и упал на мокрый песок тропы, засыпанный пайками.
Разодрал зубами целлофан, вгрызся всем своим голодом в булочку с маслом и показалась она верхом кулинарного искусства. Только спустя пару минут Виктор понял, что это не их пайки. Не было у них там никаких мягких булок и тем более с маслом. Для кого хранил робот эту снедь, сложно было представить. Масло, правда, пованивало чем-то аптечным, но сначала он не разобрал, только жевал жадно, глотал, давился и ревел как дурак, обнимал ногу Страуса.
Камнем провалились булки в желудок и он понял, что больше нельзя. Надо было остановиться, иначе желудок вернул бы все джунглям. Над ними пролетела огромная птица, похожая на черную кляксу, и Виктор остановился, вдруг посмотрел на себе сверху ее глазами. Перестал глотать, как утка, выронил четвертый паек. Жалкое зрелище. Лежит «венец творения» в железных ногах робота-захватчика и сопли об него вытирает, полный благодарности за милость. Булочку робот выбросил, чтобы раб не издох, бедняжка. Может, в программе это у него было.
И стало ему стыдно, не за себя, а за всех, кто на Черной ползал в ногах у игигов. О чем он думал? Бежать, на землю родную вернуться. А дальше что? Игиги везде. И на Земле их больше всего, как саранчи на поле. Куда, сука, ни плюнь…
Зашевелился Страус, засветился, крякнул и заскрипел, пугая агрессивную среду. Сразу поле включилось и Виктора отбросило на метр, даже булка у него из рук выпала, которую он не успел в рот запихнуть. Джунгли зашипели и отступили, ушли в тень, спрятались в ночи. И стало тихо, как в у дьявола в сердце. Виктор булочку быстрым жестом засунул за пазуху и склонив голову, побрел обратно, к брюху Страуса. Молча залез и уснул сразу, провалившись в черный сон без видений.
