banner banner banner
Проданный путь
Проданный путь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Проданный путь

скачать книгу бесплатно


– Я умею. Не слишком-то это сложно!

– Но если Аскелон поднимется в атмосферу без разрешения отца, все орудия Стального Форта откроют огонь на поражение, и мы упадём обратно, в пустыню Саркасса, которая станет нашей могилой. Воины Конта очень подозрительны, они верят в то, что вокруг Стального Форта снуют шпионы симбиотов.

– Я всегда считал, что контийцы слабоумные.

– А на чём ты прилетел на Саркасс, бродяга? Ведь ещё четверть цикла назад тебя здесь не было?

Джари хитро улыбается и снова наливает Гилберту Мэгану сок дерева. Он смотрит в зеленоватое небо Саркасса и пожимает плечами:

– Я прилетел на крыльях обсидиановой бабочки, но тебя она не сможет унести, ты слишком тяжёлый. Давай, спи, и пусть тебе приснится платиновый звездолёт, похожий на Мистериус. Скоро здесь будет твой приёмный отец, Мэган-старший, я слышу, как гремит ржавыми гусеницами его страшная машина. Думаю, он захочет проехаться по моему телу.

– Может быть, он будет прав… – бормочет Гилберт Мэган и закрывает глаза, готовый увидеть во сне великого Митру, язата света.

Глава 7

Дальние миры, Саркасс, Стальной Форт

Гилберт Мэган засыпает в пустыне, и ему снится Стальной Форт, утопающий в закате. Рядом с городом вязнет в песке одинокий ангар для звездолётов. Небо Саркасса расчерчено жёлтыми стрелами и полыхает огнём. Идёт сражение с симбиотами Птаха, которые атакуют базу контийской империи. Раньше симбиоты никогда не нападали на Саркасс. Война была где-то далеко. Рядом с солнцем Саркасса есть ещё одна звезда, подверженная сильной аберрации, возле неё и идёт бой.

Все силы Стального Форта брошены в печь сражения. Многие не вернутся на Саркасс, и тем, кому повезло сегодня, не повезёт завтра, – таковы войны в эоне мрака. Гилберт Мэган с ужасом смотрит на небо, полыхающее взрывами, – скоро ему исполнится двадцать саркасских циклов и придёт время лететь на войну, чтобы погибнуть возле звезды, подверженной аберрации. Когда он смотрит на стальной город и стальные ангары, в которых его соплеменники ждут своей очереди умереть, Гилберт Мэган даёт себе клятву лететь на край Живого космоса, как можно дальше от войны.

Почти все воины сражаются в космосе, только один стражник стоит у входа в ангар. Он почти слеп и не имеет левой руки. Мэган знает его, это старый солдат. Герой двух битв, носящий орден золотого орла. Солдат курит остролист, пока его начальство командует войной, но увидев Гилберта, прячет окурок.

– Эй, я тебя знаю. Ты – мальчишка Мэгана. Что случилось? Как ты сюда попал?

Гилберт Мэган и сам не знает, как оказался возле Стального Форта. Только что он беседовал с Джари Дагатой на берегу моря Мутантов, и вдруг он здесь, за три тысячи миль. Он осматривается, желая найти разумный ответ, но ответа нет. Слева от входа в ангар, опершись на ржавые врата, стоит пилот звездолёта, капитан контийской армии. Он со смешком наблюдает за растерянностью Гилберта Мэгана. Что-то знакомое есть в чертах пилота, но Мэган не может вспомнить.

Он одет в костюм лётчиков, цвета хаки, самый любимый цвет Некроникуса, носит широкие башмаки на тяжёлой подошве и прячет глаза за тёмными стёклами очков. Лётчик, отдыхающий во время битвы с симбиотами, кажется праздным и никчёмным. Присмотревшись к его небрежной позе, Гилберт Мэган холодеет, несмотря на жар пустыни, что окружает Стальной Форт. Этот лётчик вовсе не пилот контийской империи, это бродяга, Джари Дагата, переодетый в форму военного. Перевоплощение столь безупречно, что сын Мэгана думает о служителях Меродаха, повелителя мистерий, об их театральном искусстве.

Неужели Джари – слуга Меродаха, верный жрец его культа? Иначе как объяснить такое перевоплощение? Пилот приподнимает очки и смотрит на Гилберта Мэгана двумя глазами, и ни один из них не слеп, а потом подмигивает и отворачивается, словно потерял к нему интерес.

Стражник ждёт ответа, и Гилберт Мэган взволнованно сообщает:

– У нас на разработке случилась катастрофа, обвалился шурф, погибло двое рабочих. К тому же началась песчаная буря, ни один вездеход не может тронуться с места. Меня прислал отец, чтобы попросить звездолёт. Нужно доставить раненых в Стальной Форт.

– А ты как сюда попал, юный герой? – стражник полон недоверия, но вытягивается по всей форме. Оружие бряцает об ангар, и слышится смех лётчика. Но стражник словно не видит его, и смотрит только на Мэгана, не зная, верить ему или нет. – И почему от твоего отца нет сообщения?

– Я же сказал – песчаная буря, сигналы не проходят. Я прошёл через телепортационную кабину, которая работает с перебоями, и больше никто не рискует ею пользоваться. Вы же знаете, что будет, если тело застрянет в подпространстве.

– Можешь мне не рассказывать, мальчишка. Я дам тебе звездолёт. Надеюсь, папочка прислал голограмму с кодами.

– Голограмму?

Гилберт Мэган вспоминает, что обязательным в контийской армии является личная идентификационная голограмма с подписью. Он бросает взгляд на Джари Дагату, умоляя помочь ему. Потом опускает руку в карман комбинезона и находит там холодный металлический овал. Открывает его, положив на песок перед стражником, и запускается голограмма, на которой Гай Мэган что-то невнятно произносит на языке мира Земля. Качество плохое, ничего невозможно разобрать. Вокруг отца бушует песчаная буря, и видно, как вездеход утопает в песке.

– Хорошо, можешь взять третий слева в первом ряду. У него повреждён хвост, но до Нефритовой горы и обратно он долетит. Прости, других дать не могу, все участвуют в бою или неисправны.

– Второй справа в третьем ряду? Я что-то не запомнил, – улыбается Гилберт. Он входит в ангар и ищет глазами Аскелон, но его нет.

– Третий, мальчишка, в первом ряду, с красным крестом на носу.

– Приготовь мне коридор в защитном поле, и быстрее, стражник.

– Не командуй, сын Мэгана!

Солдат не любит гражданских. Те, кто работают на Нефритовой горе, кажутся ему трусами, убежавшими от войны. Он смотрит на юношу и думает, что когда придёт пора, тот не сможет отвертеться от призыва в контийскую армию, будь его отец хоть правителем Конта. Новое пушечное мясо полетит, чтобы умереть от руки симбиота во славу Конта. Однако без нефрита война будет проиграна, потому он снисходителен к разработчикам. Открывает коридор и закуривает новую сигару с остролистом, не утруждая себя проверкой ангара.

Мэган идёт по ангару, с отвращением минуя старый звездолёт, третий слева в первом ряду, а направляется он к красному монстру, что стоит в самом конце ангара. Мощный и загадочный, он совсем не похож на контийские корабли. Гилберт Мэган поднимается по ступенькам в чужой звездолёт, не понимая, зачем он это делает и как можно запустить эту машину. Но только он попадает в кабину пилота, приборная доска загорается, и мигает один-единственный сенсор, на котором изображена стрелка вверх…

Стражник роняет остролист, задрав голову. Глаза его округляются, рот открыт, и он только успевает прорычать проклятия вслед взлетающему кораблю, как в лицо ему ветер сыплет горсть песка. Из пространственного коридора ангара вылетает Змей, трофей контийской армии, симбиотский звездолёт, много циклов стоявший на Саркассе мёртвым памятником победы контийцев. Лучшие учёные Конта не смогли определить и понять принцип его механизмов и запустить двигатель, а мальчишка улетел на нём в один миг. Стражнику кажется, что он сходит с ума, что всё это сон. К нему подходит пилот, чьё лицо он не может вспомнить – киберплаты в голове стражника, что частично заменяют ему мозг, перегорают, и он застывает в нерешительности.

– Что, мальчишка увёл симбиотский корабль?

– Чёрт возьми, этого не может быть! А ты кто? Я что-то не припомню…

– На, возьми, может это тебя утешит.

– Что это? – Стражник осторожно берёт в руки плод, который предлагает пилот. Кажется, солдат видел такие на Гвале. Любопытство побеждает, и он вгрызается зубами в сочную мякоть. Сладкий сок проникает в его гортань и наполняет блаженством.

– Это особенный плод моего дерева, стражник. Плод забвения!

– А кто ты такой?

– А кто ты? – Пилот в упор смотрит на стражника, который жадно проглотил весь плод и стоит в растерянности.

– Я не помню.

– А что ты здесь делаешь?

– Не могу вспомнить. Кажется…

– Тогда уходи. Видишь, это ангар контийской армии, и здесь нельзя находиться посторонним!

Стражник бредёт прочь, в пустыню. Он и правда ничего не может вспомнить, киберплаты, частично заменяющие его мозг, сгорели, а память затуманилась. Пилот смеётся вслед уходящему стражу ангара, и теперь на нём снова одежда бродяги, в руках – порванная сума и корявая палка-посох.

Стальной Форт так занят войной, что не видит, как бежит, схватившись за больную голову, стражник, убитый рождением амбивалентности. Никто не знает, что давно мёртвый симбиотский корабль ускользнул из ангара Стального Форта. Никто не слышит, как смеётся от души бродяга, Продавец путей, сбрасывая лик пилота, как змея сбрасывает кожу. Если бы воины контийского флота видели и слышали то, что происходит на Саркассе, они бы прокляли свои недальновидные умы и содрогнулись, ибо сам страх вползает в пустыню Саркасса, чтобы лишить планету самого ценного.

Глава 8

Средние миры, город Насмешников

В мирах Средней волны нет городов, нет звёзд и нет неба. Есть соединённые случайностью энергетические поля, которые наделены сознанием. Но тому, кто смотрит со стороны глазами смертного, кажется, что капризная суть заставляет существа менять формы, а вещество податливо как мягкий воск и готово исполнить чужую волю. Иллюзия и перерождение – вот реальность Средних миров. Для существ из Дальней волны такая текучесть стала бы смертельной – разум тех, кто имеет фиксированную форму, не удержит её смену. Но есть один смертный, который появляется в пространстве Средних миров. Сначала он не видит ничего вокруг себя, только пустую серую мглу. Но когда он начинает скользить взглядом вокруг, то видит, как пустота вдруг прорастает деталями.

Город никогда не похож на город, разве что совсем случайно. Он может быть чем угодно: палубой корабля, зелёным морем, футбольным полем, поросшим уличными фонарями, ледяной ареной, где гладиаторы из снега соревнуются в вечных битвах. Или шестернёй гигантского робота, сделанного из чистой платины. Как бы там ни было, у города Насмешников есть неизменный принцип – это форма шара. Именно по этой форме и можно узнать город, где пребывает великая госпожа радужных цветов, несмелая радуга Кама.

Пришелец, смертный, чьё тело должно раствориться в Средних мирах, чувствует себя отлично вопреки ожиданиям многих. Напротив, он выращивает себе тело, огромное, как целая галактика. Он больше звёзд и выше города Насмешников. Став таким огромным, он диктует смену форм, что есть грубое вмешательство в течение Фантастической поэмы. Смертный из Дальней волны желает видеть город Насмешников в виде ёлочной игрушки, внутри которой спряталось небо и кукольный городок. Он протягивает руку, которая становится манипулятором робота, и железными пальцами сжимает ёлочную игрушку, что теперь хрупкая, как никогда. Три звезды атакуют пришельца, защищая свой город, но тело гуманоида становится прозрачным, и звёзды проходят сквозь него, чтобы превратиться в кометы.

– Наши миры не пересекаются, поэтому вы бессильны, стражи, – тихо поёт гуманоид, и звук его голоса так музыкален и гармоничен, что смена форм в Средней волне на миг останавливается, чтобы все существа, составляющие Средние миры, могли насладиться неслыханным покоем.

– Убирайся, смертный, кто бы ты ни был. Не насилуй нас формами! Твоя способность конкретизировать убьёт нас! – шипят кометы, и в чём-то они правы.

Гуманоид отпускает ёлочную игрушку, и она масляным пятном протекает сквозь его тонкие пальцы.

– Мне нет дела до вас и вашего города. Я покинул Дальнюю волну и появился здесь с единственной целью: увидеть прекрасную Каму, несмелую радугу. И не покину ваш уровень волны, пока не увижу.

Кометы соединяются в сверхновую и слепят пришельца, заполняя всё вокруг невероятно ярким светом. Город насмешников принимает привычную форму шара и становится бесконечным морем с бесконечными островами.

– Как ты попал к нам, смертный? Вход богов закрыт! Ты прошёл через врата Меродаха? – Сверхновая становится бабочкой, которая светится неоновым светом в кляксах тьмы, что есть вакуум Средней волны.

– Смотри, страж, и увидишь! Мне не нужен вход Меродаха. Я на досуге сам создал портал, чтобы посмеяться в городе Насмешников, но, кажется, меня плохо встретили…

Крылья бабочки опадают, она окукливается, и из кокона выходит железный воин, рыцарь с опущенным забралом. Его меч шириною на весь город, и он занесён над пришельцем:

– Передай мне то, что должно быть известно Каме, и она узнает. Видеть её необязательно, наглец.

Стражник не верит в созданный смертным портал, но не может отрицать, что впервые за десять эонов гуманоид появился в Средних мирах без разрешения высших сил, нарушив существующий порядок.

Город Насмешников – всё ещё бурное море, и теперь пришелец плывёт по нему, стоя на палубе танкера. Страж не более чем символ на флаге танкера – череп с костями, и нет ничего унизительнее для того, кто привык сам менять свою форму.

– Кама и так всё знает. Я не сказал, что хочу говорить с ней. Я сказал: хочу видеть. Прекрасная радуга – единственное украшение вашей клоаки, и потому я пришёл, чтобы увидеть и порадовать свои глаза. Можешь считать меня старшим братом Камы.

– Брат, которого сестра стыдится.

Голос звенит повсюду, над морем сияет разноцветная радуга. Из радуги выходит высокая девушка с телом многоножки. На хвосте у неё жемчужная раковина, что и есть город Насмешников. В волосы вплетены ядовитые стрекозы, улетевшие с Саркасса, в двух сумках, что пришиты к телу многоножки, спрятаны драконы. Ногти её как хрустальные мосты, кольца как гиперврата, а заколки похожи на строительные леса. Она огромна и могла бы быть устрашающей, если бы не улыбка, сияющая, как дневное светило.

– Ты ли это, Птах?

– Разве я изменился, Кама?

Танкер становится плотом, каждая доска плота прорастает дурманящими лилиями. Он стоит обнажённый на плоту из лилий и купается в свете радуги, укрывается её улыбкой, как легким одеялом. Он разрешает лилиям расти навстречу радуге, пока её ноги не оплетает ковёр из цветов.

– Твоих цветов больше, чем семь, несмелая радуга?

– Да, я расту. Радуги растут, Птах, особенно здесь, в Средней волне. Но ты увидел меня, а теперь уходи, повелитель глупости, я устала.

– Я скоро уйду, но приглашаю тебя в гости, Кама.

– В Дальние миры? – Она плачет алмазными слезами, от чего радуга тускнеет, и город Насмешников замирает, не смея шевельнуться. – Почему ты так жесток, мой названный брат?

– Что же жестокого я тебе предложил, великая госпожа? – Птах ложится на цветок лилии, и лилия растёт, расцветая возле лика Камы. Он кажется таким маленьким по сравнению с её гигантским телом, что слова Камы бессмысленны. Разве может смертный быть жесток с существом Средней волны, великой колдуньей, сестрой и дочерью Розы Дроттар? – Дальние миры не так уж плохи. Посмотри на меня, Кама, я ведь живу и действую в них, творю и исполняю замыслы. Да, условия там могли бы быть мягче, а агрессии – поменьше, но для великого ума это ерунда. Разве произойдет что-то страшное, если царица радуги на краткий миг явит себя в сон юноши из Дальних миров, чтобы ублажить своего названого брата?

– Но Дальние миры так тяжелы, так неподвижны. Это ты привык быть в них, а я уже забыла. Вдруг я потеряю свой свет? Ты ведь не хочешь, чтобы бедная Кама страдала?

– Страдания твои будут несоизмеримы с наградой.

Птах забирает лепестки лилии и белой птицей взлетает к уху Камы, чтобы поведать то, что не должен слышать город Насмешников. Город в это время высыхает и становится пустыней, потом затвердевает дорогами и трансформируется в асфальтовый полигон, имеющий форму круга. Множество машин мчится по нему, пока есть возможность, ведь трансформации неповторимы. Кама глазами следит за гонкой, но не изгоняет смертного искусителя, что шепчет ей в мраморные уши:

– Я дам тебе формулу построения портала между уровнями волны творения. Так же, как я проник сюда, ты сможешь пройти в Краткую волну, или на Дно миров, или ещё куда-нибудь, куда захочешь, несмелая радуга.

Выслушав, она отращивает крылья и отлетает в сторону, парит в раздумье, роняя из сумки крылатых драконов. Теперь она не такая высокая, и драконы падают на полигон, разбиваясь насмерть. Наконец Кама отвечает, после долгой борьбы, что идёт внутри её сознания:

– Да будет так, Птах. Что я должна сделать для твоего юноши?

– То же, что ты сделала для Гильдиона, когда он творил антиривайров.

– Ты можешь это сам, прародитель симбиотов.

– Могу, – соглашается пришелец, став большим шаром света. Он раздувается и испускает красные лучи, как Меродах в гневе, но это лишь умелая имитация, лучи никого не ранят. – Я многое могу, несмелая радуга. Но я не могу повелевать временем, как Зерван. Сколько уйдёт циклов, пока я освою ваши способы сотворчества и научусь управлять веществом так, как ты, моя разноцветная радуга? Век гуманоида очень короток, боюсь, он столько не проживёт.

Они молчат, и несмелая радуга цветным дождём проливается на ковёр из лилий, прощаясь с тем, кто смущает её ум. Она согласна с пришельцем, которого любит и ненавидит одновременно, но больше не в силах выносить его присутствие. Однако она даёт обещание, а дав обещание, почти всегда его исполняет.

Птах проникает рукой в её светимость и забирает с собой тёмно-красный цвет, спрятав между пятым и шестым пальцами. На тот случай, если Кама забудет выполнить обещание. Кама съёживается до размера небольшой звезды, ей становится холодно без красного цвета, но она не понимает, как Птах отнял часть её сущности, потому лишь упрекает:

– Одним ты даришь вечность, а у других забираешь последнее, брат.

– Разве я несправедлив, Кама? Прощай, несмелая радуга!

И он исчезает, послав ей поцелуй из миллиона лилий, таких прекрасных и таких горьких, что она всё ещё плачет, хотя и шепчет, чтобы никто не слышал: «Прощай, когда-то я любила тебя!»

Может быть, это правда, а может быть, и нет. Но когда пришелец покидает город Насмешников, шутов метафизики, радуги долго не видно, только ледяной дождь выливается лавиной прямо из ниоткуда. Город стряхивает с себя насильственную форму асфальтового полигона и некоторое время плавно течёт энергией, заключённой в сферу. Только иероглифы, написанные лунным светом, плавают над городом, не желая раствориться в общем единстве. Кама вдыхает их, как капли коктейля, и смеётся, узнав формулу пространственного портала, которая неизвестна никому, кроме Меродаха и Тау-синклит мага.

Глава 9

Дальние миры, пустошь Саркасса

Воровство на Саркассе является самым тяжёлым преступлением после предательства и шпионажа. Тот, кто украл чужую собственность, тем более собственность контийской империи, является изгоем. На Саркассе не устраивают судов или трибуналов. Воров немедленно депортируют на рудники двух отдалённых планет, где им отмерена очень тяжёлая и короткая жизнь. Гилберт Мэган чувствует, как голова его кружится, а страх ядовитой змеёй заползает в сердце. Он отчётливо помнит, что уснул на берегу моря Мутантов и во сне увидел ангар возле Стального Форта. Но сейчас он летит на огромном корабле, всё вокруг реально, и сон давно перетёк в бодрствующее состояние. Значит, всё это – колдовство Джари, который заставил его поверить в сон, где всё возможно.

Теперь же сын Гая Мэгана – преступник и предатель контийской империи, для которого позорная смерть будет наилучшим выходом. С одной стороны, его ум осознаёт степень вины, понимает, как отвратителен такой поступок по меркам военного положения, но с другой стороны, ни умирать, ни отвечать за свой проступок он не готов. Ведь контийская империя желает послать его на войну, бессмысленную и продолжительную, чтобы он погиб, не оставив после себя славы или потомков. Мысли разрывают целостность его сознания и приводят к безмолвному конфликту.

Потеряв силы и путаясь в мыслях, он с трудом приземляет звездолёт в пустыне, ещё раз нажав на сенсор со стрелкой. Звездолёт ревёт и зарывается в песок. Перед глазами Гилберта Мэгана всё плывёт, поэтому он заставляет себя сползти по ступенькам вниз, на свежий воздух. Выбравшись наружу, он засыпает прямо на песке Саркасса, прохладном в вечернее время суток.

Гилберту Мэгану снится прекрасная девушка неземной красоты, которая что-то шепчет на ухо, но он не может разобрать, что именно, – и только улыбается ей в ответ. Потом она превращается в звезду и падает ему в грудь, проникает внутрь и остаётся там, распирая плоть. Гилберту становится не по себе, он проваливается в чёрный омут без снов и видений, пока утреннее солнце не начинает щекотать его нос, а голос отца не режет слух, врываясь, как гром.

– Гилберт Мэган, отойди от симбиотского звездолёта!

Гай Мэган, рождённый в мире Земля, загорелый широкоплечий мужчина, стоит на башне чудовищной машины. Этот танк – гибрид контийского вездехода и боевого танка из мира Земля. Он такой же древний, как и легенды Аста Деуса. Гай Мэган привёз его с Земли, несмотря на запрет контийской армии гражданским лицам владеть смертоносными машинами. Танк ощерен ста двадцатью орудиями, корпус его обтянут нефритом, он страшен и очень стар. Гай Мэган гордится своим железным детищем, считает его универсальным орудием и называет Сциллой в честь чудовища из земных мифов. Танк примитивен и неповоротлив, но честный солдат, Гай Мэган, уверен, что он мог бы перепахать весь Тронн и даже царапины не получить.

Возле Гилберта Мэгана склонился бродяга и брызгает ему в лицо водой. Все это похоже на продолжение странного сна, но кажется, что проснуться невозможно.

– Сын, отойди от звездолёта и этого мерзавца, я превращу его в пыль!

– Он просто бродяга, у него нет оружия, чтобы противостоять тебе, отец! – шепчет Гилберт и смотрит в глаза Джари Дагате: – Что со мной произошло?

– Прости, я совсем забыл: контийцы наверняка обработали звездолёт ядом, чтобы убить на нём всё живое. Я думал, яд выветрился за столько циклов, но, видимо, нет. Ты надышался отравы, бедняжка!

– А мой отец, откуда он здесь?

– Наверное, выследил меня, когда контийцы сообщили о пропаже звездолёта.