скачать книгу бесплатно
– Я люблю тебя, – прошептала она и почувствовала облегчение, как бы вернувшись к себе, к той, какой она когда-то была. Голос обрел силу, порождая эхо внутри каменного саркофага. – Я всегда буду тебя любить. Мы будем вместе. Мы будем вместе!
Она ощупала свои руки. Кожа по-прежнему обладала мягкостью и бархатистой гладкостью, свойственными юности. А что еще важнее – кольца оказались на месте. Она по очереди коснулась их, ощутив в каждом легкое движение силы, и наконец выбрала последнее из девяти. Кольцо сидело на большом пальце левой руки. Сделанное из древнего электрума, оно включало овальную вставочку из слоновой кости с резным изображением человеческого лица, почти скрытого тонкими оперенными крыльями. Лицо было выполнено краской, а может, эмалью, глаза представляли собой крохотные рубины. Нимб над полускрытым лицом выглядел тонюсеньким волоском золота.
– Мазратиэль, – прошептала похороненная. – Мазратиэль, Мазратиэль, явись, ибо я нуждаюсь в тебе!
Кольцо засветилось холодным лунным светом, только поярче. Молодая женщина зажмурилась, спасая глаза, и почувствовала присутствие младшего ангела. С ним пришло ощущение тепла, но это было всего лишь желанное тепло кухонного очага в зимний день… ничего общего со всеобъемлющим чувством, что она испытывала, говоря с ним. Одновременно воздух всколыхнулся, словно кто-то рядом складывал крылья, и как бы издалека долетел звук одинокой струны арфы.
– Мазратиэль пред тобой, – раздался шепот, предназначенный лишь для ее слуха. – Повелевай. Все, что в моей власти, – исполню…
Женщина так же шепотом отдала приказ, и Мазратиэль исполнил все в точности.
Брату Дельфону всегда прежде нравилась успокаивающая прохлада Могилы Святой, расположенной в самой глубокой крипте под храмом. Зимой в этом месте бывало по-настоящему холодно, но ему не поручали бдений там в зимнее время после достижения им шестидесятилетнего возраста. С тех пор прошло более десятилетия; как и все причастные к ангельской магии, он был старше своих лет. Те из последователей святой Маргариты, кто не отличался крепостью и силой, бдели у Могилы лишь в разгар теплого лета. Правду сказать, Дельфона следовало бы освободить от столь тягостного послушания, но инок проявил настойчивость и упорство. Он уступил своим наставникам лишь в том, что согласился брать с собой подушку и одеяло, а также пользоваться деревянной скамейкой в углу – эта скамья предназначалась для усталых паломников, допускавшихся к Могиле в престольные праздники.
…Он ссутулился, пребывая в полусне. Оттого и заметил, что его одиночество нарушено, лишь через несколько мгновений. Над ним стояла одна из сестер. Стояла, не без насмешки поглядывая на пожилого монаха, словно раздумывая, как с ним поступить.
Совсем молодая сестра… В облачении, подобно его собственному окрашенном в черное и белое – цвета последователей Архангела Ашалаэли. Вот только ширина белых полос на отворотах рукавов и на подоле выглядела какой-то неправильной. И даже чернота ткани странновато смотрелась в отсветах Дельфонова фонаря. До него медленно дошло, что черное, пожалуй, было вовсе не черным, а скорей темно-темно-синим. И вышитый золотом знак на груди являл пару семичастных архангельских крыл. Вот только крылья Ашалаэли всегда изображали в серебре. А здесь их еще и венчала корона о девяти острых зубцах. Притом сочетанная не с кардинальской митрой, а с нимбом.
Другое дело, что зрением брат Дельфон уже не мог похвалиться, как и слухом. Подводила и память. Поэтому он не стал ломать голову по поводу эмблемы. Равно как и гадать, почему не может узнать эту рослую сестру, выглядящую аристократкой. Одно не подлежало сомнению: она смотрелась удивительно молодой, не более восемнадцати-девятнадцати лет; должно быть, совсем недавно приняла постриг. Правда, держалась она скорее как заезжий епископ или аббат. Брат Дельфон посмотрел на ее руки, смуглые, оттенка ореховой скорлупы, и даже кивнул, заметив на пальцах множество колец. Вставочки были одни из слоновой кости, овальные, прямоугольные, раскрашенные, позолоченные, другие – из бронзы в золоченой резьбе. Все – иконы ангельской магии. Правда, брат Дельфон не взялся бы тотчас назвать, какое кольцо какого ангела вызывало, каким могуществом повелевало.
– Простите, ваше преподобие, – сказал он. – Я не заметил, как вы вошли.
Ее лицо казалось смутно знакомым. Юное, прекрасное, с темными глазами и ореховой кожей… а волосы – черные, прямо как та пластинка редкого нефрита, в которой он некогда вырезал икону Каразакиэля. Сестра смотрела сурово. Нет, она положительно кого-то напоминала, но вот кого?..
– А я и не хотела, чтобы ты заметил меня, – сказала странная посетительница и протянула правую руку. Брат Дельфон принял ее, чтобы коснуться губами воздуха в нескольких дюймах от пальцев. При этом его старческие глаза пытались сосредоточиться на лице ангела, мастерски изображенного на пластинке слоновой кости, которая крепилась в самом значительном, необычайно могущественном перстне. Ни самого лица, ни стиля мастера опознать не удалось, и это поистине удивляло, поскольку брат Дельфон сам являлся выдающимся иконотворцем. Он изучал иконы всю свою жизнь. Нарисовал тысячи ангелов. В свою лучшую пору он обладал способностью населять свои изделия силой целых девяти ангелов. Притом крайне полезных, хотя не особенно высокоранговых.
Теперь ему с таким множеством было не справиться, но три младших ангела по-прежнему отзывались, посылая толику своей мощи в его иконы, и он скреплял их дары своей собственной кровью…
– Я… я что-то не узнаю вашего знака… вашего ордена, – пробормотал Дельфон, выпуская руку епископессы и указывая дрожащим пальцем на ее одеяние.
– В самом деле? – рассмеялась юная женщина. Ее глаза мерцали восторгом пополам с озорством. – Это же символ Паллениэля Достославного!
Дельфон отшатнулся, не в силах поверить услышанному.
– Паллениэля Достославного, – возвысив голос, повторила женщина. Казалось, ей доставляло удовольствие произнесение имени, с некоторых пор ставшего неназываемым. Его даже вычеркнули из памяти – все, кроме Дельфона и его собратьев, посвятивших жизни исчислению и постижению ангельских существ. А еще его детство прошло близ границы Истары – пропащей страны, чьим Архангелом был некогда Паллениэль.
– Паллениэль!.. Но его больше нет, он покинул сей мир, изгнанный другими Архангелами…
– Однако перед тобой его архиепископ: ты видишь ее своими глазами. Знай же: не все, что тебе говорили, истина.
Дельфон нахмурился, хотел что-то сказать… и тут заметил у нее за спиной кое-что, чего не увидел поначалу. И слова замерли у него на языке, ибо Могила Святой – круглое сводчатое помещение с доминантой в виде огромного каменного саркофага посередине – преобразилась.
Мраморную, опечатанную свинцом крышку что-то сдвинуло в сторону. Весила она многие тонны; чтобы перекрыть саркофаг, некогда потребовались запредельные усилия инженеров, знавших все о подпорах, блоках и рычагах. Или умевших привлекать самых могущественных ангелов…
От женщины не укрылось, куда направлен его полный потрясения взгляд.
– Ты выглядишь смущенным, брат. Уверяю тебя, святая Маргарита не возражала против моего подселения в ее крипту. Более того: прокравшись вовнутрь, я ничего там не обнаружила. Видимо, основатели вашего ордена не совсем правдиво описывали предысторию этого места…
– Но как… что…
Лилиат подсела к старику на скамейку и обняла его за плечи. Напрягшись, он попробовал отстраниться, но она с легкостью удержала его. Ее сила пугала. Брат Дельфон тотчас решил более не противиться, лишь отвернулся.
– Ну, ну, не бойся… Я хочу спросить кое о чем весьма важном… по крайней мере для меня, ведь, я полагаю, времени прошло очень немало.
– О ч-чем же?..
– Я долго отсутствовала, – сказала Лилиат. – Я это предвидела, но сколько-нибудь точный промежуток времени угадать не могу. Давно ли случилась Погибель Истары?
– Тому больше ста лет, – прошептал Дельфон. – Сто тридцать… шесть… нет, сто тридцать лет.
– А я как будто ночь проспала, – больше себе под нос пробормотала Лилиат. – Как же долго, оказывается…
Некоторое время она молчала, лишь тонкие пальцы ласкали одно из колец. Дельфон сидел подле нее, дрожа, точно в самую студеную из минувших зим. В какой-то момент ему послышался легкий трепет крыл ангела, вызванного кем-то другим, но уверенности не было. Голова болела, а в ушах стоял глухой шум…
– Итак, ты – Дельфон, – сказала Лилиат, взяв его пальцами за подбородок и поворачивая к себе лицом. Монаха затрясло сильнее, поскольку своего имени он ей не говорил.
Вблизи она выглядела еще моложе… и Дельфон внезапно вспомнил, где видел ее лицо – или его подобие – раньше. На последней странице одной из его книг об иконотворцах разных веков было рукописное примечание и набросок при нем. Так вот, тот набросок изображал именно ее. Лилиат, Деву Элланды. Женщину, что вывела единственную сплоченную группу беженцев из обреченной Истары. Вывела – и вскоре по прибытии в Саранс скончалась при таинственных обстоятельствах.
Если верить приписке в дюжину строк, Лилиат была совершенно невероятной юницей. Еще ребенком она изумляла мир способностью творить иконы и с их помощью приводить в мир ангелов, за что и получила, притом весьма рано, прозвание Девы Элланды. Впоследствии это имя обрело несколько ироничное звучание: по слухам, она была любовницей истарского короля… и не только его. Хотя наверняка никто не мог это утверждать.
Еще примечание ставило под сомнение упорный слух о том, что будто бы Лилиат обладала уникальным свойством избегать платы за пользование ангельским могуществом. Дело в том, что любое обращение к ангелам что-то отнимало у мага, забирало часть жизненной субстанции. Оттого маги и священники очень быстро старели. Притом тем быстрее, чем чаще они вызывали ангелов – и чем выше в иерархии те ангелы стояли.
Великий Хандуран измерил эти потери в своей «Цене добродетели». Несколько часов, отрезанных от жизни вызовом серафима, можно и не принимать во внимание, однако вызов Князя сокращал жизнь на целый год, Архангела же – на несколько. Имелся знаменитый пример: святая Эрхарн Благословенная, прошедшая путь от полной сил сорокалетней женщины до морщинистой древней старухи и далее к смерти за одни только сутки. Лишь один день и одну ночь пользовалась она мощью Архангела Ашалаэли, сдерживая море во время Великого наводнения 1309 года…
…Дельфон понял, что мысли его утратили четкость. Незнакомка вновь спрашивала его о чем-то. Но нет, она не могла в самом деле являться Девой Элланды! Она не…
– Скажи мне, ты ведь иконотворец?
– Да, – пробормотал Дельфон. И сжал руки, словно силясь спрятать пятна краски на пальцах, присохшие чешуйки яичного белка и цветные крупинки, хорошо видимые на загрубелой темно-коричневой коже. А также узор мелких шрамов на тыльной стороне морщинистых кистей, где кожа обладала более темным цветом: там он исторгал свою кровь.
– И ты до сих пор не только рисуешь, но и вызываешь?
– Да… правда, нечасто…
– Что за ангелы с тобой говорят? Есть ли среди них Форазиэль?
– Да! – с немалым удивлением воскликнул Дельфон. Хотя в нем легко было узнать иконотворца, веревочный пояс его рясы не отягощали иконы, он не носил колец, вообще ничего, ни на шее, ни на запястьях, что определяло бы ангелов, сотрудничавших с ним в ремесле. Если учесть, что небесная рать одной Ашалаэли насчитывала десять тысяч ангелов, шанс угадать его знакомых ангелов составлял…
– Так я и думала, – сказала Лилиат, спугнув панические выкладки Дельфона. – Он привел тебя сюда ради моего пробуждения.
– Он? – переспросил Дельфон, охваченный недоумением и испугом. У ангелов не имелось того, что в привычном понимании называется полом, но существовала традиция изображать их как мужчин и женщин, и согласно этой традиции Форазиэль была женщиной.
Лилиат пропустила его реплику мимо ушей.
– Мне нужна икона Форазиэли, – сказала она. – Мне требуется ее сила, чтобы найти искомое, а тратить время, создавая собственную икону, я не хочу.
Дельфон безмолвно кивнул. Форазиэль ведала поиском вещей и людей, утраченных или забытых. Он никак не мог оторваться от созерцания странных колец на руках Девы. Здесь наличествовали изображения высших ангельских могуществ. На одном из второстепенных – он с содроганием отваживался назвать его второстепенным, и лишь из-за того, какие с ним соседствовали, – красовался не обычный ангельский лик, увенчанный нимбом, а колесо внутри колеса, оба в окружении крохотных бриллиантовых глазков. Это был знак престола – одного из странных ангелов, высших в Первой Сфере. Он превосходил любого из ангелов, которые когда-либо откликались на зов Дельфона, и обладал неизмеримым могуществом по сравнению с маленькой Форазиэлью. А уж соседние иконы намекали и вовсе на запредельные существа…
Лилиат пошевелила пальцами – свет фонаря заиграл в рубиновых и алмазных глазках, на позолоте нимбов.
– Иногда требуется скромная, но отточенная и утонченная сила, – сказала она, верно угадав ход Дельфоновых мыслей. – Ужасающее величие Князей и Архангелов порой бывает не к месту…
Дельфон покорно склонил голову. Все его тело содрогалось, как в приступе малярии. Слишком много свалилось ему на голову. Эта странная сестра… епископ… святая… или кто там она вообще, с непредставимой силой, стоявшей за ней… Рисованные иконы на ее пальцах были не простыми знаками духовного присутствия ангелов, а прямым доступом к жутким и величественным существам. Чего доброго, у нее могут быть припрятаны и вовсе иконы высочайших… если она сказала правду о том, что является неким первосвященником Паллениэля, равного среди Архангелов, хранивших самые значительные страны этого мира.
Хотя Паллениэль свою страну не сберег, наоборот – уничтожил ее эпидемией «зольнокровной чумы». Оттого теперь его если и поминали, то как падшего ангела, а имя использовалось в проклятиях…
– Есть ли в этом храме икона Форазиэли? – спросила Лилиат.
Дельфон заколебался… но ненадолго. Кем бы ни являлась эта женщина, пусть даже вражьим подсылом из Альбы или Восьмидесяти Шести Держав, она была куда могущественней его… да какое там, кого угодно в храме, считая и настоятеля. А ее непостижимая молодость, устоявшая перед силами, к которым она прибегала! Все это не подлежало осмыслению, а значит, у Дельфона не оставалось выбора, кроме как честно отвечать на вопросы и делать что говорят.
– Да, – сказал он. – В мастерской. Я лишь на днях завершил ее.
– Вот и отлично, – сказала Лилиат. – Покажешь, где это. А то мне было недосуг оглядеться, когда я… э-э-э… входила.
– Да, – пробормотал Дельфон, медленно поднимаясь.
– Вот и отлично, – повторила женщина. Подняв руку, она коснулась одного из колец и что-то едва слышно шепнула. Дельфон прикрыл глаза ладонью – такой свет разлился вокруг – и все же не удержался, взглянул. Какого именно ангела вызвала женщина, он не рассмотрел, но понял, что тот быстро справился с порученным. Крышка саркофага вернулась на место, разорванные полосы свинца по-змеиному скользнули каждая в свою щель и прикипели. Несколько минут – и вот уже могила выглядела в точности как вчера вечером, когда Дельфон начинал бдение.
Старый монах смотрел на женщину, опираясь о стену и жмуря левый глаз в надежде, что это поможет сфокусироваться правому, видевшему получше. У женщины поседела прядка волос, но он заметил, как возвращается чернота: ни дать ни взять вино, вливаемое в воду. Ангел явился на ее зов, послушно запечатал могилу… а цену ей платить не пришлось. Или пришлось, но лишь временно.
– Думаю, ты прикончишь меня, когда получишь икону, – проговорил он медленно. – Чтобы избежать пересудов.
– Верно, – согласилась Лилиат. – Полагаю, поэтому-то он тебя сюда и привел, ведь тебе все равно недолго осталось. Это лучше, чем жертвовать молодыми. Паллениэль сострадательней, чем я.
– Вот как, – кивнул Дельфон. Страх отпустил, сколь бы странным это ему ни казалось. Теперь он ощущал лишь любопытство – и огромную усталость. Сколько треволнений за несколько коротких минут! Еще и остаточное сияние ангела, обжегшее уголки глаз… теперь он видел еще хуже прежнего. – Паллениэль, разносчик эпидемии… враг сущего…
– Паллениэль, верно. Остальное, что ты сказал, – выдумки. Я уже говорила – не все, внушаемое тебе, истинно.
– Но как мог он устроить, чтобы именно я оказался здесь сегодня? – спросил Дельфон, даже на пороге смерти снедаемый искренним любопытством. Ангельские маги бывшими не бывают, даже в глубокой старости, даже в последние часы жизни. – Здесь ведь Саранс, вотчина Ашалаэли, здесь у Паллениэля нет власти. И ангелы не действуют по собственному хотению!
– Так твердят нам ортодоксы, – сказала Лилиат, и на ее лице появилась улыбка причастницы тайного знания. – Сказать тебе правду, полномочия ангелов в этом мире не ограничены жестко ими самими. Все определяется долгой практикой и обычаями людей, а людей можно… подвинуть. Или сделать исключение для данной местности. А кое-кому можно предначертать будущее деяние. Все зависит от воли и могущества мага!
Дельфон покачал головой.
– Не могу в это поверить, – сказал он. – Не могу принять… разве только то, что ты и впрямь Лилиат… Я о тебе читал у Декарандаля, в «Жизнях замечательных магов». Правда, последние страницы нацарапал вовсе не Декарандаль… как бы то ни было, там говорилось, что Лилиат могла творить иконы очень быстро, буквально по случаю, и вызывать ангелов, не известных ни единому храму…
– Продолжай, – сказала Лилиат. – Мне стало любопытно. Что еще пишут?
– Что она не знала себе равных в искусстве иконотворения. И слухи, будто она не знала телесной платы за вызывание… тем не менее она умерла совсем молодой, всего лишь девятнадцати лет… таков, по крайней мере, был земной счет ее жизни. В общем, похоже, она все-таки старилась, пусть внешне это и не проявлялось. Иные называют это трагедией, чудесным обещанием, коего мир не сумел услышать.
– Тем не менее, как видишь, я не умерла, – сказала Лилиат. – И все свои обещания непременно выполню. Все и каждое, но одно из них в особенности…
Дельфон пристально смотрел на нее, не в силах понять, но отчетливо ощущая силу ее чувства. Он видывал такое прежде. У паломников, у тех, кто взваливал на себя великие обеты… теми людьми двигали внутренние побуждения, зачастую едва осознаваемые. В этой женщине пылал знакомый огонь, только в тысячу раз ярче.
– Идем, нам пора, – приказала Лилиат.
– Но ты же не причинишь мне вреда? – осторожно поинтересовался Дельфон. – В смысле, до того, как…
– Не трону, – спокойно согласилась Лилиат. – В какой-то момент твое сердце просто прекратит биться. Ты уже ощущаешь усталость, верно ведь?
– Да, да, верно, – пробормотал Дельфон.
Ангельский свет распространялся из уголков глаз, и с ним – благословенное тепло. Сколько лет он не чувствовал такого внутреннего покоя, такого ровного, уверенного сердцебиения… Казалось, где-то впереди, совсем недалеко, его ждало необычайно уютное ложе. Ложе куда теплее и мягче прежнего, находящегося в келье, в храме наверху…
– Погоди, Мазратиэль, – прошептала женщина. Мазратиэль происходил из Владычеств и ведал любыми видами движений… в том числе сокращениями сердца. Хотя заставить ангела пойти на прямое вмешательство и отобрать жизнь мог лишь очень сильный маг. И очень эгоистичный. – Сперва я заберу икону, а ему дадим присесть…
– О чем ты? – спросил Дельфон, немного придя в себя.
– О том, что ты служишь благому и великому делу, умереть за которое – немалая честь, – ответила Лилиат.
Ее глаза словно бы замерцали собственным светом, а на губах обозначилась улыбка. Дельфон вновь содрогнулся. Такая мощь и такая вера в одной молоденькой женщине! На вид почти дитя, но какая воля… какое стремление к цели… а за спиной – сонмы ангелов, готовых прибыть на зов…
Лилиат взяла его за руку и повела к двери – та, против всякого обыкновения, оказалась приоткрыта.
– Куда теперь?
– Налево, – сказал Дельфон. – Потом вверх по винтовой лестнице.
И, прихрамывая, двинулся прочь. Лилиат шла рядом.
– Что успело произойти в мире? – проговорила она. – Кто правит Сарансом?
Позади них со скрипом затворилась дверь. Дальнее эхо небесного хора оборвалось нестройным возгласом.
2
Лилиат устроила тело брата Дельфона на полу возле верстака. Явив подобающее уважение, прикрыла ему глаза. Мазратиэль успел удалиться. Он унесся поспешно, отнюдь не обрадованный приказом отнять жизнь; наверняка при последующих вызовах станет противиться. Лилиат это не слишком заботило. Если Мазратиэль ей потребуется – никуда не денется, явится и будет служить, подобно всем ангелам, чьи иконы она создавала либо использовала. Непослушания она не потерпит.
Икона Форазиэли, сделанная стариком, занимала на его верстаке самое почетное место. Лилиат ощущала намек на ангельское присутствие в образке, создатель которого использовал самое расхожее изображение Форазиэли: обычная с виду, не самая красивая женщина средних лет, на лице – внезапная радость от какой-то доброй находки… лишь тоненький нимб и свидетельствовал, что это ангел.
– Я должна знать, кто они, где они, – прошептала молодая женщина. – Их всего четверо…
Однако вызывать Форазиэль не было времени. Близился рассвет, а Лилиат следовало покинуть храм прежде, чем ее обнаружат. Забрав новенькую икону, она присоединила ее к остальным, рассованным по тайным внутренним кармашкам монашеской рясы. Поиски книги Декарандаля об иконотворцах с ее собственным нарисованным портретом, которую она посредством силы Переастора углядела в мыслях Дельфона, заняли еще несколько минут. Вырвав из книги нужные страницы, она убрала их в очередной карман. И вышла из комнаты, тщательно притворив за собой толстую дубовую дверь.
С момента, когда она тайно проникла сюда, чтобы спрятаться в Могиле Святой, минуло изрядно времени. Целых сто тридцать семь лет. Храм, однако, изменился не сильно. Открыв еще одну дверь, Лилиат проскользнула в восточную галерею. Здесь она помедлила, глядя наружу, на обширный мощеный внутренний двор, едва озаряемый звездами. На земле виднелись чьи-то фигуры, похожие на мягкие холмики, слышались отзвуки храпа… Путешественники. Люди явно невеликого положения и достатка. Таких не ведут ни в гостевые комнаты, ни в братские спальни: пусть скажут спасибо, что впустили на территорию храма и позволили заночевать в его стенах. Любопытно, все они были в одежде какого-то светлого цвета, трудно различимого в лунном свете. Зеленовато-голубой? Серый? Одежда напоминала драные мундиры, хотя солдатами странники не выглядели.
Лилиат помедлила. Людей было не менее дюжины, а привратницкая – по ту сторону двора. Кто-нибудь наверняка проснется, увидит ее, и положение может усложниться… так или иначе.
Стоя в раздумье, она услышала шорох босых ног по камню. Кто-то подкрадывался к ней сзади. Обернувшись, Лилиат увидела человека в сером плаще с капюшоном. Он занес кинжал и попытался ударить ее, но она оказалась быстрее. Она ушла в сторону безупречно плавным движением, которое могло бы заставить его насторожиться… не заставило.
– Я не хочу тебя убивать, – прошептал он, и Лилиат заключила, что спавшие во дворе не обязательно являлись его подельниками. А может, он просто боялся, что храмовая стража возле ворот услышит шум схватки и прибежит разбираться.
У человека недоставало половины зубов, сухая левая рука бесполезно висела вдоль тела. Зато правая, сжимавшая клинок, отличалась отменной силой.
– Просто будь умницей, снимай золотишко. И не вздумай вызывать ангелов, живо кишки выпущу… так что все равно толку не будет. Я – отверженец!
– А я, по-твоему, кто? – светски осведомилась Лилиат.
Она не шептала, но и голоса не возвышала. Лишь отметила про себя слово «отверженец» да крохотную искорку Паллениэля в крови горе-грабителя. Да, много о чем следовало порасспросить брата Дельфона… что ж, теперь предстояло выяснять напрямую.
