скачать книгу бесплатно
Жена принесла сумку с продуктами, положила ее на переднее сиденье и начала:
– Паша, ты осторожнее, мне сегодня плохой сон снился.
Хункарпаша огрызнулся:
– Мне тоже каждый день плохие сны снятся, так что, по-твоему, и во двор нельзя выйти – вдруг Хан заклюет, да?
– Ты все смеешься, – со вздохом сказала Надия, – а у меня сердце болит. Помнишь, что с Зейнаб и ее семьей тогда случилось…
Муж подошел к жене, обнял ее и прошептал:
– Ну-ну, будет тебе, все будет хорошо. Кому нужен старик и эта старая железная развалина.
Хункарпаша ехал осторожно и весело, подсвистывая удалой песне, доносившейся из старенького радиоприемника. День был теплым, небо безоблачным, и они предвещали удачу. Вот он проехал уже Дылым, мост через Акташ и, перевалив через перевал, увидел Хасавюрт. «Эх, заглянуть бы к Кате, да некогда. Она всегда обижается, что мы к ним редко заглядываем. Может быть, успею заехать по обратной дороге». А вот и Кизилюрт, развалины его старого городища. Проехав через речушку Шураозень, Хункарпаша увидел бескрайнюю голубую даль Каспия и облегченно вздохнул, подумав: «Зря совсем беспокоилась Надия. Вот я и добрался до места».
Проехав по зеленым улицам Махачкалы, Хункарпаша добрался до базара, поставил машину на платную стоянку, поторговавшись с бойким пареньком и уплатив ему десять рублей. Долго ходил по фруктовым рядам, разыскивая свою внучку Хадишу, но так и не нашел ее. Проворчал:
– А чтоб тебя шайтан унес! И где ее носит. Надо было позвонить, узнать сначала, может, она и не торгует сегодня.
Еще раз пройдя по рядам, он приценивался к товару, прикинул, какую выручку можно ожидать, и крякнул от удовольствия: прибыль должна была быть хорошей – ранний виноград еще не весь дошел до прилавков и был в цене.
Внучку он так и не нашел, и решил поехать к ней домой, чтобы узнать, в чем дело. «Эх, зря только прокатался, бензина сколько сжег! Видать, и правда женский сон в руку оказался. Придется возвращаться ни с чем». Хункарпаша уже проходил через ворота базара, когда услышал сзади девичий крик:
– Дедушка! Дедушка!
Он оглянулся и увидел запыхавшуюся Хадишу, которая протискивалась между людьми.
– Ой, дедушка, здравствуйте! Еле нашла вас. Вы уж извините меня. Я только на пять минут отошла, а когда вернулась, сосед говорит, что вроде бы тебя видел. Извините, дедушка!
Хадиша прижалась к дедовой груди, а Хункарпаша еще пыхтел от обиды. Наконец он тоже обнял внучку, поцеловал ее в макушку и сказал:
– А если б мы с тобой не встретились, что бы сказала твоя бабушка, а? Вернулся, мол, старый осел, не мог товар определить. Да? Я уж собрался к тебе домой ехать или сдать товар оптовикам.
– Что вы, дедушка, – оптовикам, за полцены!? Да ни за что! Хорошо, что я нашла вас. А где у вас машина?
– Где же ей быть, на стоянке оставил. Между прочим, я договорился и уплатил только за час. А прошло уже полтора, – добавил он, взглянув на часы. – Ввела меня в убытки. Ты думаешь, если я получаю фронтовую пенсию, так и девать ее некуда, да?
Хадиша рассмеялась.
– Опять вы, дедушка! Я же извинилась.
– Ну, ладно, ладно, проехали. Говори, куда рулить.
Часть винограда сгрузили на склад, а остальное поставили под прилавок. Когда Хункарпаша собрался отъезжать, он спросил:
– А где же твой брат Ахмеднаби, сорванец эдакий? Ведь он же должен охранять и помогать тебе.
– Разве его тут удержишь, дедушка. Сейчас все мальчишки в добровольцы записываются. Их оттуда гонят, а они опять идут.
– Какие еще добровольцы? – грозно спросил дед.
– Чтобы с ваххабитами воевать. Отец его уже два раза ремнем лупил, а он все равно не слушается. Я, говорит, все равно получу автомат и буду их убивать.
– Ах, он, стервец, ах, вояка! – запричитал Хункарпаша. – А ну-ка говори, где его найти! Я отобью этому сопляку охоту на пули лезть.
– Говорят, на улице Чернышевского пункт какой-то открыли. Вот он туда и бегает со своими дружками. Да вы не волнуйтесь, дедушка, его все равно не возьмут, ведь он малолетка.
– Может, и не возьмут, а мозги прочистить ему надо. Вместо того, чтобы делом заниматься… Слушай-ка, Хадиша, тут мне бабушка обед приготовила, может, поешь со мной. Голодная, наверное, с утра.
– Некогда, дедушка, – начала отнекиваться внучка, а потом спросила: – А что там приготовила бабушка?
– Баранина в молоке, лаваш, сыр… – начал было перечислять дед. Но Хадиша его прервала:
– Ой, давайте скорее, дедушка, у меня уже слюнки текут. Лучше нашей бабушки никто не готовит.
– То-то же, стрекоза. А то – не буду, не буду.
Когда Хункарпаша простился с внучкой, он нашел здание, где записывали в ополченцы и первое, что увидел там – это огромную толпу мужчин: от десятилетних пацанов до седобородых старцев. Он с усмешкой еще подумал: «И мне что ли записаться».
Стоя в очереди, мужчины курили и обсуждали новости, среди которых главной было, конечно же, нападение чеченских отрядов на Дагестан. Старейшина с седой бородой до самого пояса, опираясь на клюшку, стоял посреди круга и кого-то спрашивал:
– Зачем они пришли к нам? Если вы завоевали себе свободу, так и живите, не мешайте другим. В ту войну мы их со всей душой принимали на нашей земле, а теперь они платят нам черной неблагодарностью, несут в Дагестан смерть и кровь! Разве этому учит Аллах, чтобы брат убивал брата, чтобы соседи воевали, да?
– Эх, отец, бандиты называют себя волками, а у волков нет ни совести, ни справедливости: волк унесет одну овцу, а зарежет десять. Если Бог дает орлу когти, он охотится ими на куропатку или козленка, чтобы не умереть с голоду, а если к человеку попадает оружие, он начинает убивать любого, кто слабее его. О какой же справедливости и благодарности можно говорить!
– Кара Аллаха настигнет любого, кто погубит правоверного, – вещал седобородый.
– Эх, отец, ваши бы слова да Аллаху в уши, – сказал кто-то из мужчин. – Только боюсь, что вместо Аллаха это придется делать нам.
– Неделю назад ко мне приехал родственник из Танзо. Что там твориться, словами не рассказать! – Прервал разговор мужчина со шрамом на щеке. – Издеваются над женщинами, заставляют их носит паранджу, учить ваххабитские молитвы. Всех мужчин и даже мальчишек заставляют воевать против федералов, а за это обещают рай на небе. Родственник кое-как выбрался оттуда со своей семьей, потерял все имущество, дом, скотину. Ваххабиты все отобрали, даже обуви никакой не оставили. Это разве люди!
Понимая, что эти разговоры могут длиться бесконечно, Хункарпаша стал пробираться внутрь здания, чтобы поискать внука там. У самой двери на него наткнулся худой бородатый мужчина в кожаной шапочке. Хункарпаша прикрикнул на него:
– Куда смотришь, не видишь, да?
И тут же осекся, увидев, что у того и на самом деле нет левого глаза. Изуродованное синее веко прикрывало глазницу, словно опущенная на окно штора. А второй глаз, черный, острый, как жгучий перец, смотрел на Хункарпашу вызывающе, насмешливо и как бы торжествующе. От этого взгляда у Хункарпаши сжалось сердце: нет, не от жалости, а от дурного предчувствия. В этом взгляде сквозило что-то фанатичное, непримиримое и жестокое. Мужчина ничего не ответил Хункарпаше, молча пропустил старика и двинулся дальше.
В дверном проеме кабинета стоял канцелярский однотумбовый стол, за которым сидел молодой мужчина и монотонно спрашивал:
– Фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес? В армии был? В каких войсках служил?
Затем новобранцу-ополченцу выдавалась справка, и его отправляли получать оружие. Вот к столу вперед всех пролез безусый еще юнец и ломающимся голосом стал отвечать на вопросы. Мужчина, который составлял анкету, поднял голову.
– Тебе сколько лет, джигит?
– Восемнадцать, – ответил тот, набычась.
– Давай паспорт.
– Я его потерял.
Вокруг засмеялись.
– Вот когда найдешь, тогда и приходи.
– А если я его долго не найду? Тогда и война кончится.
Записывающий встал.
– А ну вон отсюда, щенок! – И когда мальчишка юркнул в толпу, добавил: – Как мне надоели эти сопливые вояки, сладу с ними никакого нет.
– А ты сформируй из них сопливый батальон и отправь в колхоз копать картошку, – предложил кто-то.
– Придется, – ответил со смехом записывающий и крикнул: – Подходи следующий! Фамилия, имя, отчество…
Хункарпаша нашел Ахмеднаби во дворе у тентованного грузовика, с которого раздавали оружие. Тот вместе с несколькими мальчишками шнырял вокруг ополченцев, стараясь потрогать армейские карабины, автоматы и пулеметы, которые раздавал военный, и жадными и завистливыми глазами смотрели на тех, кто подходил к военному, отдавал ему справку и получал оружие. Внук, поглощенный своим занятием, не заметил, как дед подошел к нему сзади и сварливым, утонченным голоском спросил:
– Ахмеднаби, а ты что, паршивец, здесь делаешь? Почему ты не на базаре? Почему не помогаешь своей сестре, а?
Ахмеднаби, огорошенный неожиданным появлением деда, повернулся к нему, низко опустил голову и тихо сказал:
– Здравствуйте, дедушка. Мы… просто так… посмотреть.
Хункарпаше сильно хотелось потрепать внука за уши, но, пораздумав, решил не позорить его на людях и коротко приказал:
– Иди за мной.
Когда сели в машину, он начал допрос:
– Как ты думаешь, Ахмеднаби, почему не летает новорожденный орленок, а?
Внук долго молчал, переваривая вопрос, потом ответил:
– Потому что у него не окрепли крылья.
– Правильно. А почему в начальники не пускают молодых? Ну, вот как твой отец, например, а?
Внук хмыкнул под нос и заулыбался.
– Ты не улыбайся, – прикрикнул дед, – я серьезно тебя спрашиваю!
– Ну, наверно, потому, что он мало знает.
– Тоже правильно. Гляди-ка, ты умнеешь прямо на глазах! А почему в армию берут в восемнадцать лет, а не в шестнадцать, а? – На немой ответ внука сам же ответил: – Потому что если в армию будут брать глупых сосунков, они там начнут в войну играть, перестреляют друг друга и проиграют первое же сражение. Потому что воевать тоже надо уметь. Ты понял, нет?!
– Понял, дедушка, – недовольно проворчал внук.
– Понял, говоришь?! Слава Аллаху! – Хункарпаша воздел руки. – Запомни, сынок: всему свое время, и вбей эту мудрость в свою глупую и горячую голову. Умереть ты всегда успеешь, и сделать это нужно с толком и пользой. Это-то ты хоть понимаешь?
– Понимаю, дедушка, – все еще набычась, отвечал Ахмеднаби.
– Ну, если ты все понял, я отвезу тебя до базара. Охраняй и защищай свою сестру. Это тоже мужское дело. Сейчас на базаре всяких проходимцев и грабителей много…
8
Отъезжая от рынка, на фоне большого плаката, на котором улыбался во весь рот будущий мэр Махачкалы, Хункарпаша увидел того самого молодого одноглазого мужчину, с которым столкнулся в коридоре, и еще подумал: «А этот кривой как здесь оказался?» Кривой своим единственным глазом смотрел прямо на Хункарпашу – так смотрит человек, который встретил своего давнего друга или знакомого, и узнает и не узнает его. Его глаз, черный, неподвижный, похожий на дуло автомата, был направлен прямо на Хункарпашу. Вот глаз моргнул, в зарослях лица проявилась кривая улыбка, и Кривой подошел к машине Хункарпаши. Наклонившись, он спросил в открытое окно:
– Аксакал, это с вами мы столкнулись в коридоре?
– Да, наверное, – ответил старик.
– Я прошу извинить меня. Со мной часто такое случается, потому что из-за своей слепоты вижу только полмира, а другие полмира навсегда закрыты от меня.
– Бывает, я не обижаюсь, – удивляясь самому себе, начал оправдываться Хункарпаша. Елейный голос Кривого, как про себя уже окрестил старик этого странного человека, навевал на него воспоминания о старинных бедных дервишах, которые бродили по свету, прося милостыню, кров на ночь и сострадание.
– А почему вы не носите на глазу повязку? – спросил Хункарпаша.
– Для чего она нужна? – в ответ спросил Кривой.
– Ну, – смутился старик, – для того, чтобы другие видели, что у вас только один глаз и не толкали случайно в толпе или на улице.
Кривой как-то странно усмехнулся и так же странно ответил:
– Зачем носить на глазу повязку, если он и так слеп.
Хункарпаша промолчал.
– Могу ли я узнать у вас, куда вы едете, и не могли бы вы меня подвезти по пути? – спустя некоторое время, спросил Кривой.
Хункарпаша объяснил, куда он едет, и Кривой удовлетворенно закачал головой.
– Нам как раз по пути. Не возьмете ли вы меня, у меня совсем нет денег.
Хункарпаша, оглядев его потрепанную и грязную одежду, хотел грубо отказать ему, сославшись на то, что в Махачкале у него еще много дел, но что-то непонятное и противное ему самому себе заставило его сказать:
– Ладно, садись, дорога за разговором короче будет.
Кривой степенно уселся на переднее сиденье, удобнее устроив между ног потрепанный кожаный портфель, и поблагодарил по-старомодному:
– Спасибо, аксакал, Аллах не забудет вашей доброты.
Когда выехали за город, Хункарпаша часто косился на своего нечаянного попутчика, пытаясь завести разговор, но ему странно было видеть обращенный к нему пустой глаз. Ему казалось, что, заведи он сейчас разговор, придется разговаривать с живой мумией. Наконец он осмелился и задал вопрос:
– Вы беженец или просто путешествуете?
Кривой посмотрел на Хункарпашу, на пол-оборота повернув голову, и с какой-то надменной усмешкой ответил:
– Все мы странники и беженцы на этой земле. От рождения и до смерти мы бежим от самих себя, от своих скверных мыслей и поступков, но никак не можем от них убежать и уходим к Аллаху грешными. Мы странствуем по этой земле в поисках счастья, истины и добра, и не находим их.
