скачать книгу бесплатно
Бёрн заметил, как хозяин сразу сник, втянул голову в плечи, а глаза его беспокойно забегали. Было сразу заметно, что пастор не отпускал ему грехи много-много лет.
– У меня много постояльцев, но все они добропорядочные люди, – начал оправдываться хозяин. – Я ничего такого не замечал, чтобы…
– А вы и не должны были этого замечать, господин Кобурн, – строго прервал его Бёрн. – Мне нужно просмотреть список ваших жильцов.
Кобурн быстро вскочил со стула, убежал в другую комнату и тут же вернулся с журналом в руках:
– Вот, прошу.
Пока Бёрн просматривал журнал, Кобурн стоял перед ним, нервно перебирая пальцы. Фамилии Черрика в журнале не было, Бёрн небрежно бросил журнал на стол и сказал:
– Так я и предполагал, он поселился у вас под вымышленным именем. – Краем глаза Шелл заметил, как вздрогнул хозяин при этих словах, и решил добить его: – Я ищу господина…
Бёрн стал подробно описывать внешность Питера Черрика, пока Кобурн не закричал:
– Да, да, господин Верхайден, у нас есть такой жилец! – Кобурн понизил голос. – Странный он какой-то, это я вам точно говорю. Постоянно не живёт, приходит только по определённым дням, посидит несколько часов и снова уходит. Странный, очень странный господин. Но я тут ни при чем, господин Верхайден, жилец он смирный, аккуратный. Да, вот ещё что, его агент за свой счёт сделал перепланировку, переделали две квартиру в одну, да. И ещё: он заплатил за целый год вперёд. Странный господин.
– А кто убирается в этой квартире? – спросил Бёрн.
– В том-то и дело, что никто, – горячо подхватил Кобурн. – Это было одним из его условий. А мне всё равно, господин Верхайден, ведь вы же меня понимаете – меньше хлопот.
– А запасные ключи у вас есть? – повысив голос, спросил детектив.
– Клянусь святой Марией, – перекрестился хозяин, – все ключи он носит с собой. Он даже дверь там бронированную поставил, туда не забраться.
Бёрн встал.
– Покажите, где находится эта квартира.
– Хорошо, хорошо, господин Верхайден, – засуетился домовладелец, – это на третьем этаже. Пойдёмте, я провожу вас.
Дверь в квартиру напоминала собой вход в банковское хранилище. Бёрн осмотрел замки, коды и с первого взгляда понял, что путь сюда ему закрыт. Уходя, Бёрн тихим голосом, зная, как он действует на типов с неорганизованной психикой, предупредил:
– О нашем разговоре, господин Кобурн, не должна знать ни одна живая, ни одна мёртвая душа. И тем более об этом не должен знать и жилец этой квартиры. Всего вам доброго, Кобурн.
15
Алексей очнулся от страшной духоты, его лёгкие вбирали в себя не кислород, а какую-то адскую смесь. Открыв глаза, при свете маленькой аккумуляторной лампочки он обнаружил, что лежит не на полу каюты, а на иллюминаторе. Первой мыслью было: «Почему на иллюминаторе?» Он попытался сдвинуться с места, но острая боль в голове заставила его снова лечь. Он ощупал голову, поднёс ладонь к глазам и увидел на ней густую кровь. Она уже запеклась, рану саднило, во всём теле ощущалась страшная слабость, будто он полмесяца голодал. Попривыкнув к своему положению, Алексей снова осторожно поднял голову и стал переворачиваться на бок. Удалось это не сразу. Он посмотрел на иллюминатор и сразу понял, что их судно лежит на боку и там, за стеклами, вода.
В каюте всё перевернулось: задраенный люк находился сбоку, откидные сидения, столики и диваны, висели на потолке. Диван, на котором он сидел с Глафирой, висел вертикально, холодильник просто лежал под его ногами и тихо урчал. Глафира, Глашка, где же она?! Алексей стал осматриваться, но жену так и не нашёл. Внутри у него всё похолодело от страшного предчувствия беды. Но ведь они были вместе до последней секунды! Алексей напряг голосовые связки, но из сухого рта вместо имени жены вырвался лишь гусиный гогот:
– Га, га, га…
Он оглядел каюту снова и вдруг увидел торчащие из проёма кладовки голые ноги. Алексей мог бы их узнать из тысячи – это были ноги Глафиры. Он подполз к ним и тронул их рукой. Ноги непроизвольно дёрнулись и скрылись. Алексей облегчённо вздохнул – жива! Он снова ухватился за ногу и сильно дёрнул её. Раздался Глашин голос:
– Ну, чего тебе, дай поспать, а! У меня голова, как арбуз, трещит.
Если бы Алексей мог засмеяться, он бы сделал это, но сейчас он только усмехнулся про себя и подумал: «Вот чертовка, спит и в ус не дует». Поворочав во рту сухой язык, Алексей вспомнил про воду – есть ли она? Он подполз к раковине, повернул шаровой кран – ура, вода есть! Нашёл на стенке, теперь уже на полу, пластиковый стаканчик, налил полный и выпил. Хорошо, будто бы и голова не болит. Попробовал произнести детскую скороговорку:
– Колабли лавилали, лавилали, да не выла… Ничего, сойдет.
«Надо попробовать встать, открыть люк, а то тут такая вонь. Отчего она?» – подумал Алексей. Встать сразу не смог – мешал спасательный жилет с карманами, напичканными разными необходимостями. Но снимать его пока не решился. Повернул ручку отдраечного механизма люка: сначала что-то хлюпнуло, протекла вода и остановилась. Повернул ещё и почувствовал, как в нос ударил свежий морской воздух, который невозможно было спутать ни с одним земным воздухом. Открыл люк полностью и высунул голову. Голубая колыщущаяся пустыня предстала перед глазами во всём великолепии: огромное, высокое голубое небо сливалось с горизонтом со всех сторон, кое-где оно было смазано перистыми мазками облаков; волны, тягучие и живые, хлюпали о борт, вернее, об палубу, под самым носом, обрызгивая лицо. Алексей дышал и не мог надышаться.
Он повернул голову наверх и увидел торчащие, словно стволы артиллерийских орудий штанги, которые когда-то соединяли два корпуса катамарана – яхты. Алексей долго вглядывался в поверхность океана, пытаясь найти вторую половину судна, но ничего так и не увидел. Посмотрел направо: смятый нос напоминал консервную банку, сплющенную сапогом великана – чудо, что не распороло борта, и их не затопило. Слева неестественно, вбок, торчали лопасти винта. Выходит, что пираты таранили их прямо в лоб и разрезали катамаран пополам. Данила, Саид! Где они сейчас: на дне океана или плывут сейчас так же, как и они. А может, их захватили пираты, и пытают сейчас. Живы ли они, здоровы ли? Алексей отогнал от себя мрачные мысли – чушь! с ними всё в порядке. А вот с нами… Где мы?
Видно, от свежего воздуха Глафира пришла в себя, вылезла из своей конуры, где лежали надувные плоты, палатки, одеяла, подушки, упаковки с водой и прочие необходимости для путешествия. Она аппетитно потянулась, выпятив грудь и закинув руки почти за спину, и произнесла свое сакраментальное и вечное:
– Лёш, я есть хочу.
На этот раз Подноветный препираться и шутить не стал, он и сам чувствовал, что пустота в животе требует наполняемости, спросил:
– Ты как, не ударилась, как чувствуешь себя?
Юмор и на этот раз не покинул женщину:
– Каком кверху, вот как я себя чувствую. – Только сейчас она удивлённо посмотрела на висящие двери, на лежащий холодильник, на люк сбоку, в которое заглядывало солнце, на иллюминаторы под ногами. – Боже, это что, мир перевернулся, да?
– Успокойся, Глаша, это мы перевернулись, а не мир. Мир, слава Богу, ещё стоит на своих слоновьих ногах, как и положено по древним представлениям.
– А где же… – Она прошла по качаюшейся палубе – стенке. – А где же Агафодров, где же Саид?
Алексей удивлённо и с подозрением посмотрел на жену.
– Ты что же, ничего не помнишь?
– Нет, я заснула. Я только помню, что нас сильно качало, а потом подбрасывало, потом снова качало. И потом, я видела сон, будто я куда-то лечу. – Глаша стала ощупывать рёбра, ноги, лицо с синяками. – Слушай, муж, у меня всё болит. Может, я и правда летала, а потом наткнулась на какую-нибудь стенку?
– Успокойся, родная, побереги нервы, вот сейчас поедим, а я тебе всё расскажу, – успокаивал Алексей жену.
Они поели то, что послал им холодильник: мясные консервы, сыр, колбасу, запили все минералкой, а Алексей постепенно, исподволь вводил жену в курс событий. Алексей ждал чего угодно – истерик, слёз, ругани, но Глафира спокойно слушала, жевала пищу, отвлечённо глядя в отверстие люка, а затем вздохнула:
– Всё, теперь меня точно с работы уволят.
Алексей смотрел на неё, разинув рот и пытаясь постичь женскую логику, но она оказалась для него, как всегда, непостижимой, как вечный вопрос о курице и яйце. Лишь минут десять спустя Глафира спросила:
– Что же нам делать? Где мы сейчас? Куда нас несёт?
Алексей и сам хотел бы знать ответы на эти вопросы, но что он мог ответить, когда у них не было ни навигационной системы, ни компаса, даже какого-нибудь старинного секстанта.
Они качались на волнах океана уже четверо суток. Алексей через каждые полчаса высовывался из люка и пытался рассмотреть горизонт через микробинокль в виде авторучки, которая прилагалась в комплекте к спасательному костюму, пытаясь таким образом разглядеть хоть какое-нибудь плавучее средство или хотя бы маленький каменистый островок, желательно населённый людьми. Но горизонт был девственно чист и пуст, как во времена сотворения мира. Обзор, конечно, был слишком мал, потому что люк находился лишь на полтора метра от уровня воды. Видеть хоть что-то было возможно, когда их плавучая посудина поднималась на гребень волны. Но что можно было рассмотреть за эти мгновения.
Алексей стал думать, как бы взобраться наверх, туда, где сейчас торчали трубы, скреплявшие две половины катамарана. Перебирая в рундуках, однажды он наткнулся на надувные лодки, на ракетницу с двумя десятками патронов к ней и на свернутые бухтами запасные нейлоновые фалы. Привязав к одному из фалов груз, он пытался забросить его в сторону труб, чтобы зацепиться за одну из них. Однажды ему это удалось, и Алексей взобрался наверх. Отсюда с почти плоской поверхности судна горизонт наблюдения значительно расширился, но это мало что дало: вокруг было так же пусто, как и прежде. Разве что надежды появилось больше. Но взбираться сюда было тяжело, а нещадное солнце палило так сильно, что усидеть на металлической поверхности больше одного часа было невозможно, Алексей делал такие попытки лишь дважды в сутки – ранним утром и ближе к закату.
Одновременно Подноветный пытался сделать вычисления, чтобы определить место их нахождения. По звездам это не получилось, потому что он плохо знал карту звездного неба южного полушария, но по наклону экваториальных созвездий определил приблизительную долготу: между девяностым и сотым градусом восточной долготы. Оставалось определить параллель. То, что они находились южнее экватора, Алексей знал и так. Нужно было лишь определить длительность дня и ночи, сделать поправку на наклон солнца. В результате всех вычислений, приблизительных, конечно, Алексей пришёл к выводу, что они находятся между сорок шестым и сорок четвертым градусом южной широты. Так, где же это приблизительно. Но сколько Алексей и Глафира ни напрягали свои уже почти выпрямившиеся от усталости и безысходности извилины, они так и не смогли определить, в какой части Индийского океана находятся. Тогда Глафира предложила свой, женский метод вычисления:
– Слушай, Леш, помнишь мы с тобой были на Байкале.
– Ну, помню, а что.
– Там какая долгота?
Алексей поморщил лоб:
– Кажется, между сотой и сто десятой. А что?
– А ты вообрази, что мы находимся сейчас на Байкале и плывём по нему на байдарке у Листвянки, у самой Ангары. Вода там, как стекло, а небо, небо! Словно всё льном заросло. Красота. А Абхазия где находится? Я имею в виду по широте.
– Ну, это прикинуть надо. Так, если Москва находится на пятьдесят шестой широте, и если до Кавказа около двух с половиной тысяч километров, то Абхазия где-то на сороковой или сорок первой. Ты хочешь сказать, что мы сейчас с тобой загораем на пляжах Абхазии? – Алексей засмеялся.
Но Глафира очень серьёзно ответила:
– Нет, выходит, что в Сочи или в Крыму.
И тут Глафира неожиданно повалилась на подушку дивана, брошенную на пол, и горько расплакалась. Да так горько, с завываниями, с подвсхлипываниями и с судорожными подёргиваниями всем телом, что Алексей успокаивал её минут десять.
На четвёртый день Алексей снова сидел на пункте наблюдения, когда ему показалось, что на горизонте мелькнул незнакомый предмет. Что это было, Алексей так и не понял: то ли островок, то ли судно, то ли НЛО. Сейчас он был бы рад даже морскому крокодилу или летучему голландцу. Выхватив из кармана бинокль-ручку, Алексей впился взглядом в горизонт, долго шарил глазами по волнистой поверхности океана, пока не разглядел какой-то предмет. Господи, неужели ты услышал наши молитвы, про которые мы, правда, и забыли? Алексей почувствовал, как и голова и всё его существо наполняется воздушными шариками надежды. Он даже не помнил, как что-то прокричал, потому что из люка вынырнула лохматая голова Глафиры, которая спросила:
– Лёш, ты чего?
– А, чего? А, подай-ка мне этот, как её, ракетницу.
– Так она же у тебя, – прокричала Глафира. – А зачем?
– Не знаю, – ответил невпопад Алексей. – Показалось что-то.
– А ты перекрестился? – съязвила Глафира и скрылась.
Алексей всматривался вдаль до рези в глазах, пока не убедился, что на юге, куда сносило их ковчег, что-то было. Это «что-то» то опускалось в волны, то вновь поднималось, но теперь он точно знал, что это «что-то» материально и на самом деле существует. Ему казалось, что он видит на этом плавающем объекте людей, скалы, зелень растительности, даже дома, похожие на средневековые замки. Его обуяла такая радость и такое торжество, что захотелось закричать во всю глотку: «Люди, я здесь! Я ваш брат и друг! Эй! Сюда, скорее сюда, к нам! Эй!» Но тут он вспомнил, как глупо выглядели в фильмах киношные герои, когда они сквозь завывание и свист ветра и грохот беснующихся волн взывали к помощи. Да это ведь писк комара на расстоянии километра.
Алексей поднял ствол ракетницы, висевшей у него на шнурке на шее, и нажал на курок, но вместо выстрела раздался только щелчок. Он с недоумением посмотрел на ракетницу, будто спрашивая: «Что же ты, подруга, подводишь меня». Потом вспомнил, и то не сразу, что патроны лежат отдельно в коробке. Он залез внутрь, схватил коробку, распаковал её, с дрожью в руках вставил патрон и снова нажал на курок. На этот раз ракета взмыла ввысь и затрещала, испуская красные брызги.
Алексей стрелял и стрелял до тех пор, пока не закончились патроны. Снова долго вглядывался в неопознанный объект на воде, наблюдая, как он постепенно смещается влево, и не видел, как на Севере, за его спиной, сначала появились легкие облака, постепенно превращающиеся в тучи. Видя, как исчезает объект его надежды, Алексей поднял голову к небу и зарычал от бессилия. Лишь немного успокоившись, он ощутил порывы холодного ветра, с безразличием взглянул на набегающие тучи, на потемневшие волны и стал спускаться по привязанной к одной из труб веревке к люку.
Когда Подноветный спустился вниз и задраил за собой люк, Глафира спросила:
– Ты стрелял?
– Так, показалось, – безразлично ответил Алексей, чтобы не расстраивать жену.
– А люк зачем закрыл, мы же с тобой задохнёмся, – словно стоя с ухватом у печки, по домашнему, спросила Глафира.
Натянутые нервы Алексея, пожалуй, впервые тенькнули за последние месяцы, и он закричал:
– А ты не чувствуешь, да! Снова начинается шторм, и куда нас унесёт на этот раз, не знает даже Господь Бог.
Голос Глафиры виновато переломился:
– Извини, Леш, я так привыкла к этой чёртовой качке, что уже ничего не соображаю, не чувствую и не понимаю. Что делать, а, Лёш?
– Будем снова экипироваться, – ответил уже остывшим голосом Алексей. – И ждать, – добавил он после паузы.
Они опять надели спасательные костюмы и легли на диванные подушки около иллюминаторов, держась за поручни. Их спасительную скорлупку бросало всё сильнее и сильнее, чувствовалось, как её то поднимает, то бросает в бездну. Грохот волн, бьющих в борта, оглушал и ужасал их. Сколько продолжалось это природное безумие, ни тот ни другой сказать не мог бы, если бы их спрашивали об этом даже на страшном суде.
В какой-то момент Алексею послышался странный скрежет, потом ещё раз. Он приподнял голову, тронул жену рукой и закричал, стараясь перебить грохот, беснующийся внутри:
– Слышишь? Ты слышала что-нибудь?
– А, что?! – переспрашивала оглушённая Глафира.
Он крикнул ей в самое ухо:
– Ты что-нибудь слышишь?!
Через несколько секунд Глафира отозвалась:
– Да, слышу, скребёт кто-то!
В этот момент они почувствовали страшной силы удар, затем ещё один, и ещё. Половинка судна стала переворачиваться, и Глафира, стараясь удержаться за поручень, закричала:
– Ма-а-ма-а-а-а!!!
16
Питер Черрик мчался по автостраде на своей машине, стараясь успеть вовремя на встречу с матерью. Нет, не потому, что этого требовали обстоятельства, а потому, что сам Питер привык к пунктуальности. Все последние годы, когда он руководил дочерним предприятием отца, требовало от него этого. Переговоры, встречи, заседания, совещания – всё это дисциплинировало, и сейчас Питер уже не мог позволить себе отклониться от размеренного и ограниченного ритма жизни хотя бы на секунду.
Ещё утром мать позвонила ему в офис и потребовала свидания. Сколько он ни старался прояснить цель встречи, она отвечала:
– Питер, поговорим лично, это не телефонный разговор. Понимаешь, для меня это очень важно. Ты приедешь? Ну, обещай!
И он мчался к ней. Внезапно его машину перегнал открытый джип, свернул на его полосу и притормозил. Чтобы не врезаться, Питер взглянул в зеркало заднего вида и, увидев за собой голубую «Тойоту», бросил машину чуть влево и нажал на тормоза. Это наверняка были молодые люди, которые таким образом искали развлечений. Джип снова рванул вперед и исчез, свернув направо. Питер выругался по-русски:
– Скоты, сядут за баранку, а что с ней делать, не знают.
Питер осторожно тронул автомобиль, взглянув предварительно в зеркало заднего обзора. Сзади была та же голубая «Тойота». Странно, подумал Питер, почему она не обогнала его и не поехала дальше. Подъезжая к повороту, где находилась их вилла, Питер снова взглянул в зеркало и снова увидел ту же самую машину. На этот раз предположения превратились в уверенность: за ним следили. Но кто и зачем? Конкуренты? Методы промышленного шпионажа совершенно иные. Недруги? А что они этим добиваются: что он запаникует и совершит нечто опрометчивое? Не дождутся, он, Питер, уже давно научился управлять своими эмоциями и поведением. Так кто же это?
Он забыл об этом инциденте, как только вошёл в дом. Мать, как всегда, была в халате, в серебряных туфельках на невысоком каблуке, непричёсанная и без косметики. В таком виде она всегда напоминала Питеру женщину из прислуги. От служанки её отличали разве что надменный и острый взгляд, капризный изгиб губ и небрежные ленивые движения тела и рук. Когда он вошёл, она металась между диваном и маникюрным столиком у огромного резного зеркала.
– Ах, Питер, наконец-то ты приехал, – театрально громко сказала она, прижимая ладони к груди. – Давай, посиди со мной. Я так давно тебя не видела.
Он поздоровался с матерью и сел рядом с ней на диван, уже понимая по её жестам и её привычкам, что ей что-то от него понадобилось. Ему было очень жалко свою непутевую мать, она напоминала ему сейчас увядающий осенний цветок, который при возвестии первых холодов тщится продлить свою красоту и свежесть. При тёплых дневных лучах солнца он ещё расправляет свои лепестки, поднимает головку, а под вечер снова сникает и вянет. Мать продлевала свою молодость, как могла, и он её не осуждал за это – таковы законы природы, и не только человеческой. Эмели сразу стала жаловаться:
– Питер, ну скажи мне, почему твой отец так поступил со мной, что я ему сделала плохого. Он ограничил меня в средствах. Крис мне объяснил, что я могу использовать только проценты по банковским вкладам. Разве это справедливо, сынок?
– Мама, но ведь у тебя есть свой счёт, – возразил Питер. – У тебя есть акции других предприятий. Почему ты не воспользуешься ими.
– Понимаешь, деньги на моём счету уже почти закончились. А акции… Ты же знаешь, что мои акции находятся в управлении отца, и я не могу ими распоряжаться. Продажа акций других предприятий не дадут того, что мне надо. Даже отец, мой родной отец и твой дедушка отказал мне в помощи. А отец, где он, твой отец, где? – Эмели вскочила и снова стала нервно ходить взад – вперёд.
– Но ведь у тебя была довольно большая сумма, мама, неужели ты её истратила.
