banner banner banner
Зловредная жертва
Зловредная жертва
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Зловредная жертва

скачать книгу бесплатно

– Ну, дилетанты, которые под ногами путаются, а толку от них никакого. Ты не цепляйся к словам, ты слухай дальше-то что было. Идет, значит, змей, озирается, нервничает, сразу видно: на дело идет.

– Откуда вы взяли, что именно на дело? – с любопытством спросил молодой человек. Его искренне интересовали методы расследования бабуси.

– День прохладный, а он потеет. Лоб блестит, то и дело платком по ему ерзает. Иду я дальше, и вспоминаю, что в одном месте дюже любопытная кошка черная обитает. Я как-то вела за ней наблюдение, так эта негодяйка что удумала: приметила, видно, что люди в панику впадают, когда она им дорогу перебегает, и забавляется тем, что сигает то туда, то обратно. Да не просто сигает, а замаскируется и в самый неожиданный момент выскакивает. На дороге затор, все плюются, а ей и приятно. Я все это дело припомнила и внимание свое усилила. Подходим к месту, где эта паршивка дислоцируется, я глазами пошарила по кустам – сидит. Короче, как сиганула она под ноги подозреваемому, так тот и остолбенел. Мне со спины видно плохо было, но что уши у него побледнели – это точно. И авоську свою он выронил. А из авоськи – сумочка дамская показалась. И что характерно, уж больно судорожно стал злодей сумочку эту опять в авоську запихивать. А сам так и зыркает, так и зыркает! А теперь скажи-ка мне, Горяшка, как стандартные люди на черную кошку реагируют?

– Плюют три раза через левое плечо, – резво, со знанием дела, ответил Игорь.

– Правильно, а еще за пуговицу берутся или ждут, пока какой-нибудь некомпетентный бедолага раньше них через проклятое место перейдет. А если уж человек начинает обходить, да переходить на другую сторону, людям на смех, да еще такой солидной наружности, как этот Садиков, то значит, дело серьезно. Значит, никак нельзя ему без удачи дальше следовать. Так ты бы видел, как он с ентой самой кошкой в жмурки-пряталки играл! Он вправо – и кошка вправо, он влево – и кошка влево. Так и не дала ему благополучно перейти. Из этого я вывод такой сделала: не будет удачи деду. Попадет рыбка в сети.

– И все? – немного разочаровано произнес Игорь.

– А что, мало? – обиделась бабуся. – Ну так, мелочи еще всякие. Например, зашел он в подъезд, где молодые живут. Вышел уже с пустой авоськой. В руках ее не было, а карман оттопыривался. Значит, сумочку оставил. И нервничал сильнее. Когда котенок в кустах заорал, аж за сердце схватился. И глазами все шарил, все шарил. Никогда так трудно маскироваться не было, – жалостным голоском добавила она.

– Так-так-так, это уже что-то, – оживился Игорь, – что же ты раньше молчала?

– Это ты молчал, а я тараторила, как сорока на утиной охоте, – не согласилась бабуся.

– Это я так, образно, – отмахнулся Игорь, – и ведь заметь, Красовские на деловой встрече, а у Аси Гордеевны при себе всегда были ключи от их квартиры! Он вполне может иметь отношение к сбежавшей, либо пропавшей старушке.

– Вот и кумекай, – пробормотала бабуся, запихнув в нос добрую щепоть табака.

* * *

Весь день Игорь не мог дозвониться до Красовских. Домашний телефон не отвечал, рабочий был все время занят. А Сашеньку вообще невозможно было найти: как это ни шокировало Игоря, но работала она не маникюршей и даже не продавщицей мороженого, а учительницей русского языка и литературы, и даже, как успел узнать Игорь, считалась учителем высокой квалификации и блистала великолепной дисциплиной учащихся на уроках.

В момент, когда он, тихонько чертыхаясь, в очередной раз накручивал диск телефона, в дверь позвонили. Едва не сбив бабусю с ног, в квартиру тайфуном ворвалась Сашенька. Надо сказать, что рыдала она безукоризненно. Волосы цвета спелой пшеницы, золотящейся под щедрым летним солнцем, лежали идеальными, подаренными самой природой этой женщине волнами. Распахнувшийся плащ выпускал на свободу мощно вздымающуюся, роскошную грудь, слезы, струящиеся из глаз, не смазывали искусный макияж и не заставляли отекать веки и краснеть нос.

– Модест, – прорыдала она красивым, театральным голосом.

– Помер? – вынырнула из коридора бабуся.

– А-а-арестован, – смогла выговорить девушка и упала на руки стоящего рядом Игоря.

Бабуся успела вовремя среагировать и подпереть своим телом внука с другой стороны, иначе Игорь, несмотря на свой внушительный рост и неплохую физическую форму, упал бы от тройного удара: чисто физического, Сашенька, должно быть, весила немало, чисто психологического – арест симпатичного ему Модеста был полной и неприятной неожиданностью, и чисто чувственного – первый раз в его объятиях находилась девушка с такими женственными формами.

– Спокойно! – в этой ситуации молодому адвокату просто необходимо было продемонстрировать присутствие духа, – главное, не паниковать! Расскажите подробно, как все произошло, – решительно потребовал он у девушки, пытаясь придать ей устойчивое положение.

Когда общими усилиями Сашеньку удалось немного успокоить, она поведала, что беда пришла к ней на работу в виде капитана милиции. Он требовал указать, где скрывается ее сожитель. Найти единственного фониатора в городе было нелегко. Кабинеты его располагались и в театре оперы и балета, и в консерватории, но рабочий график был свободный. Только после долгих поисков, под рыдания невесты, его вывели под руки из квартиры известного в городе тенора.

Больше девушка ничего дельного сообщить не могла. Дома она еще не была, а капитан напускал туману.

Костиков поручил своей помощнице утешать Сашеньку, а заодно попытаться узнать что-то важное посредством доверительной беседы. Сам же стал быстро собираться в УВД, чтобы повидать своего старого, но не совсем доброго приятеля Малышева, старшего следователя. Из-за полузакрытой двери кухни слышался звон чашек, уютное посвистывание закипающего чайника и начало порученной агентше Десятовой доверительной беседы:

– Ты мне вот что разъясни, – требовала бабуся, – что за мудреная профессия у жениха твоего? А то я в сомнения вгоняюсь. Это не он, случаем, кузнечиком непристойным на сценах скачет? Ты же говоришь, что в балетах служит?

– При чем здесь балет? – пожала плечами девушка, – он с вокалистами работает.

– С во-кем? – округлила глаза бабуся.

– С певцами. Занимается болезнями голосовых связок.

– Еще, – потребовала старушка.

– Ну, профилактика и лечение осиплостей, других специфических голосовых проблем.

После минутного раздумия баба Дуся всплеснула руками и три раза перекрестилась:

– Так он доктур! Спасибо тебе, господе Иисусе Христе, царица, мать небесная, а я-то, дура старая, недоброе подумала. Что, думаю, за калисты такие? Непристойные люди что-ли? Ярмольник говорил в передаче про малярию, что в балетах много их работает.

– В «Золотой лихорадке», что ли? – поинтересовался Игорь из прихожей, едва сдерживая смех.

– Ну да, про лихорадку, а не про малярию, – поддакнула бабуся. Еще и имя меня в подозрительность вогнало. Больно сумнительное оно у него.

* * *

Вражда-дружба Олега Малышева и Игоря Костикова являлась великолепной иллюстрацией к лекции о природе соперничества. Все, что сближало, одновременно и отдаляло двух друзей детства. Внешность Костикова контрастировала с внешностью Малышева. Все, что вытекало из этого контраста, являлось чуть ли ни основным источником конфликта.

Приземистый, коренастый Малышев был, тем не менее, очень подвижным парнем. Черты лица, по отдельности вполне заурядные, в сочетании рождали образ мужественного и волевого человека. Почему-то этот образ совершенно не привлекал ветреных женщин. После многочисленных, но бесплодных попыток покорения их незнакомых с логикой сердец, Олег решил махнуть рукой на весь женский пол и все силы отдать искоренению преступности в отдельно взятом Тарасове, в частности, и всем мире в общем.

Решить-то он решил, но воплотить… У него получилось махнуть рукой на всех женщин, кроме возлюбленной наделенного природой внешностью киношного белогвардейского офицера, в исполнении Старыгина, Игоря.

Иришку Олег любил уже давно. И, не смотря на то, что она никогда не давала ему повода надеяться на что-то кроме холодноватой дружбы, не терял надежды завоевать ее каменное сердечко.

Его с раннего детства потрясла сцена из фильма «Руслан и Людмила», где повествовалось о том, как пастух пытался штурмом взять сердце гордой красавицы. Нынешняя ситуация до оскомины напоминала ему этот сюжет. Малышев со студенческих времен пытался превзойти самого себя и доказать всему миру и одной девице, что он стоит многого. Путем лишений и героических усилий ему удавалось кое-чего достичь. Но, как и в поэме Пушкина, все эти достижения не могли растопить сердечный лед маленькой, худенькой брюнетки, совсем не похожей на роковую Наину. К тому же имелось одно существенное отличие от Пушкинского варианта. У Ирины-Наины уже был возлюбленный, обладающий всеми теми качествами, которых так не хватало Олегу. Пока Малышев, краснея от натуги, безнадежно пытался выбиться в «хорошие» студенты и хотя бы этим обратить на себя внимание этой околдовавшей его девицы, соперник, учащийся вместе с ним на одном факультете юридического института, изящно сдавал экзамены на «отлично», почти не прикасаясь к учебникам.

Все, за что ни брался Игорь, выходило у него легко и красиво. Это касалось и многих видов борьбы, которыми он немного владел, и работы в адвокатской конторе, и открытии своего детективного агентства с выразительным названием «Икс», что расшифровывалось как «Игорь Костиков – сыск».

После института пути приятелей-соперников разошлись. Игорь избрал поприще адвоката и частного сыщика; Олег с помощью напористости, железной хватки и трудового фанатизма добился должности старшего следователя.

В последнее время им приходилось общаться и даже сотрудничать довольно часто. На агентство Игоря просто сыпались запутанные дела, которые, не без помощи бабуси, естественно, Костиков удачно распутывал. Малышев вел параллельное расследование, но его бескомпромиссность частенько играла ему дурную службу и выводила на ложный след. На почве расхождения во взглядах на дело рождались конфликты, которые усугублялись возрождением скрытой взаимной неприязни.

Правда, заканчивались все эти конфликты благополучно, но раздражение Олега наевшей оскомину удачливостью и правотой Игоря начинало понемногу нарастать.

Вот и сейчас он недовольно скривился при виде старого приятеля.

– Что, опять у соседки драный носок с веревки стащили? – холодно спросил он.

– Меня интересует повод задержания некого Модеста Красовского, – проигнорировал издевку Игорь.

– Опускаешься, Мосол, – не отрываясь от бумаг, бросил Малышев, – с коих пор защищаешь губителей старушек?

– Модест – мой подзащитный, – немного приврал Игорь. Впрочем, он был уверен, что Красовские именно его наймут в качестве адвоката.

– Так вот знай, в данном случае твоему подзащитному париться на нарах до поседения этой пижонистой бородки, – для того, чтобы Игорь понял, что подразумевается именно его бородка, Олег бесцеремонно ткнул в нее пальцем.

– Еще ничего не ясно. Самого преступления нет, значит, не может быть и подозреваемого.

– А труп Аси Гордеевны Красовской в подвале ее собственного дома со следами насильственной смерти – не преступление? А отпечатки пальцев твоего подзащитного на ручке двери, ведущей в подвал, и вообще, на целой куче предметов – не улика? А окурок его любимых сигарет? А дорогая зажигалка, найденная там же, с гравировкой «Зайке Модестику от Сашули»? А толпа свидетелей, просто кричащих о мотиве? Продолжать? Да мне сроду такого чистого преступления не попадалось! Тут даже хороший адвокат не поможет, а не то, что ты.

– Труп точно Красовской?

– Точнее не бывает. Крысы, правда, успели объесть лицо, но возраст, комплекция, одежда, удостоверение, в конце концов!

– А мотив? Какой может быть мотив у обеспеченного, уважаемого в городе прекрасного специалиста?

– И этого не знаешь, – фыркнул Олег, – а что тебе вообще известно? Ладно, я сегодня добрый, сытый и терпеливый. Весь двор трубит, что твой Модест с сожительницей зарились на бабкину квартиру, а та все грозила настрочить завещание в пользу своего партайгеноссе, некого Садикова. Вот парнишка и подсуетился! Еще не известно, может, и было завещание-то. Эх, жаль, поздно труп нашли. В доме уже кто-то побывал.

– А если это просто обычные грабители? Стукнули старушку, забрали ключи…

– Может. Только, если ты такой умный, объясни мне пожалуйста, почему в ее доме все перевернуто верх дном? И ничего не пропало! Кроме сумки, ключей и кое-каких сувениров.

– Откуда знаешь, что не пропало?

– От приятеля ее. Деньги все она на книжке хранила. А книжку у самого приятеля прятала. Богатств особых не было, всю жизнь в кулинарном училище завучем проработала.

– А что за сувениры?

– Да черт их знает, – отмахнулся Малышев, – соседка говорит, что неприличные какие-то, пепельницы в виде клозетов, зажигалки – догадайся сам в виде чего, искусственные фекалии в очень натуральном исполнении. Говорят, их на стул особо нелюбимым гостям подкладывают. Тьфу, гадость, и как порядочная женщина в доме такую мерзость хранила? И где раздобыла? И зачем этому Красовскому дрянь такая понадобилась? Давно говорю, что все интеллигенты в душе – прогнившие насквозь пакостники.

– Примерное время наступления смерти известно?

– А как же!

– Где находился в это время подозреваемый?

– Говорит, наслаждался в объятиях возлюбленной.

– Спал?

– Ну. Только показания сожительницы подозреваемого для нас – тьфу. Пустое место.

– Олег, можно тебя кое о чем попросить?

– Валяй, Мосолик, я сегодня добрый, одних сведений тебе бесплатно выдал целый боекомплект.

– Тебе не было бы трудно называть Александру по имени или по фамилии? Сожительница – это слишком грубо. И, кстати сказать, она законная невеста Красовского.

– Что, успел глаз положить? Ну так передай своей новой пассии, чтобы подыскивала другого жениха или сожителя, по-нашему. Ее Модестик выйдет из тюрьмы, когда она уже бабушкой станет.

– И все-таки, я настаиваю на невиновности Модеста, – проигнорировал провокацию Игорь. – Убеждать тебя в том, что искать надо в другом месте, я не стану. Не раз обжигался. Но в невиновности Красовского я уверен, как в своей собственной.

– Не мешай работать, – махнул рукой Олег, мгновенно потеряв интерес к разговору, – тут серьезные дела вздохнуть не дают, а ты со своим Раскольниковым пристаешь.

Он погрузился в ворох бумаг и, казалось, не заметил, как тихо закрыл за собой дверь его товарищ.

* * *

«Черт, тоже мне, частный детектив, – костерил себя Игорь, сидя за рулем своего „Жигуленка“. – Послал следить бабусю за склочным стариком, а главное проворонил. Теперь любой обыватель знает больше частного детектива Костикова. И баба Дуся хороша: каштаны, кошка, моль… Забила мне голову всякими мелочами».

Как всегда, когда дело не шло, Игорь перекинул ответственность на старушку. Уж больно не привык он замечать за собой оплошности. А баба Дуся… Ну что с нее взять! Полуграмотная деревенская старушка. Ей можно ошибаться. Внутреннее раздражение вылилось на голову бедной бабуси сразу, как только ее внук перешагнул порог.

ГЛАВА 3

В ЛОГОВЕ ОБИТАТЕЛЕЙ ДНА

Обдумывать предлог для праведного гнева не пришлось. Всегда аккуратная и следившая, с ее точки зрения, за внешностью бабуся встретила внука в столь затрапезном виде, что он на мгновение просто лишился дара речи. Впрочем, этот дар никогда не покидал его надолго. Что-что, а красноречие и умение выражать свои мысли было одним из доминирующих качеств Игоря Костикова.

– Где ты откопала это рванье? – поморщился он, – и что с твоими волосами? У нас прекрасная ванная комната, будь добра, прими душ и выкинь этот кошмар, что на тебе надет. И вообще, пока ты вела наблюдение за черными кошками, произошли такие события, что дело начинает приобретать совсем другой оборот.

Баба Дуся сразу уловила настроение внука. И хотя она уже знала, что в такие моменты к нему лучше не приближаться на пушечный выстрел, но капитулировать не собиралась.

– Ты прикид мой не трогай, – отрезала она, – это рабочая пикировка.

Слово «экипировка» она уловила еще в зубодробильном боевике с Ван Дамом. Она уточнила его смысл у внука и с тех пор пользовалась им к месту и не к месту, выкинув первую лишнюю, по ее мнению, букву.

– Огородик свой возделывать опять собралась? – снисходительно, с усмешкой, поинтересовался Игорь.

Деревенские привычки еще не совсем выветрились из бабуси, и она с маниакальным упорством разбивала под окнами квартиры внука грядки с зеленью. Правда, чопорные и далекие от нужд простых жителей планеты элитные модели автомобилей безжалостно парковались на нежных, пушистых ростках петрушки и дурманяще пахнущего базилика, но это не останавливало старушку. Она вбивала в газон колышки, натягивала между ними вышедшие из употребления чулки и искренне надеялась, что этот невнушительный забор сможет оградить ее посадки от посягательства груды бездушного железа. Вот и сейчас Игорь решил, что баба Дуся собралась сеять озимые на своей фазенде.

– Не может отличить пикировку огородника от пикировки агента, – презрительно хмыкнула бабуся, – а еще с образованиями! Иду за информацией. Буду работать со свидетелями. Главные свидетели у нас кто? Садиков, бабки стервозные и еще кое-какие личности. Вот ты и работай с приличными пенсионерами, а я беру на себя самое трудное – неприличных.

– Во первых, соблаговолите пояснить, Евдокия Тимофеевна, что вы подразумеваете под понятием «неприличные пенсионеры», а во вторых, разрешите все-таки мне решать, что кому делать.

Игорь и так был раздражен тем, что Малышев грубо поставил его на место, а тут еще бабуся. Бесспорно, она много сделала для раскрытия предыдущих преступлений, но надо же соблюдать субординацию! Так она и перед клиентами будет понукать им!

– Не бухти, Горяшка, ты хоть и начальник, да я постарше, поопытнее тебя буду. За информацией я уже собралась, и времени терять на то, чтобы ты командование начал, у меня нету. Там Сашенька в инфаркте бьется. Надо идти Модестку ее выручать.

Такое бесцеремонное отношение со стороны подчиненного совсем добило Игоря. Хлопнув дверью своего кабинета, он уселся за стол и предался размышлениям о кознях непредсказуемой фортуны.

* * *

По улице города брела маленькая лохматенькая старушка. Страдальческое выражение лица и жалкое состояние одежды, вопреки ожиданиям, не вызывали сострадания у спешащих по своим неведомым делам прохожих. Никто не обращал на нее внимания, кроме, пожалуй, рыжей дворняги с бельмом на глазу, которая долго провожала ее взглядом, видимо, философствуя в душе по поводу схожести судеб человеческих и собачьих.

Время от времени старушка метала пронзительные взгляды по сторонам, выискивая вожделенные для людей этой породы темные пивные бутылки, наиболее высоко котировавшиеся в данном бизнесе. Наконец, удача, в виде уже не щедрого на тепло, но еще не жалеющего света солнца, улыбнулась ей, высветив в высокой, пожухлой траве блестящий бок коричневой, замаскировавшейся бутылки. Старушка метнула еще один взгляд, скорее всего, выискивая конкурентов, но, почему-то, не найдя их, вздохнула и горестно побрела дальше, проигнорировав такую желанную находку.

Вот еще аккуратно и скромно стоящая бутылочка привлекла ее внимание. Но и той не суждено было пополнить коллекцию, позвякивающую в драненькой, местами засаливавшейся от долгого и негуманного использования сумки из плащевки неопределенного цвета. Конкурент в виде приземистого, заросшего седой щетиной мужичка уже шустро двигался по направлению к бутылке.

Здесь старушка повела себя неадекватно. Вместо того, чтобы по привычной схеме вздохнуть и горестно побрести дальше, она проявила неожиданную резвость и бросилась наперерез охотнику за пивной тарой.

– Не трожь, – взревел охотник и прибавил скорость.

Жизнь в городских джунглях одарила своих диких обитателей мгновенной реакцией и ловкостью. А старушка была ближе. Поэтому соперники практически одновременно ухватились за столь необходимый обоим предмет. Некоторое время они молча гипнотизировали друг друга, пытаясь силой взгляда парализовать волю конкурента, потом дед с силой рванул бутылку на себя. Неожиданный маневр не усыпил бдительности его конкурентки, с неожиданной для ее внешней хрупкости силой она вцепилась в предмет раздора. Следующая сцена напоминала прямую трансляцию чемпионата по кикбоксингу для жителей домов престарелых. Ложные выпады, попытки бросков через плечо, пыхтенье, привлекли к единоборству за право обладания кубком в виде бутылки зеленого стекла редких прохожих. Теперь, как в настоящем чемпионате, борьба сопровождалась угрозами соперников в адрес друг друга и поощрительными выкриками зрителей.

– Ты труп, – шипел дед.

– Прощайся с солнушком, пенек трухлявый, – вторила ему бабка.

– Ща так вмажу, костей не соберешь, ехидна обшарпанная.