скачать книгу бесплатно
– Здорово! – восхитился я. – «локи» и «торы»! Это как российские «Локомотив» и «Торпедо». А «Динамо» у вас есть?
– «Динамо» впору моему братцу Одину возглавлять. Это он динамит людей, создавая организации, типа «Герметического Ордена Золотой Зари», «Готической лиги» или «Братства Сатурна». Впрочем, «динамит» – устаревшее слово и в данном контексте – неточное. Братец разводит простаков, обещая им, через своих клевретов, вроде Якоба Адлерберта, превратить их в языческих богов и богинь, которые, оказывается, живут в плоти и духе каждого человека, но находятся в состоянии дрёмы. Когда один из «сатурновцев» решил, что заплатил достаточно бабок, чтобы дремавший в нём Аполлон проснулся, он посреди Фицрой-сквера «сбросил земные одежды», и полицейские отвели его в участок. Пришлось его оттуда вызволять. Вернее, уже из психиатрической лечебницы, где бедолага, упорно отождествляя себя с богом, возлагал руки на других больных, чтобы даровать им исцеление.
– Мне кажется, ты не совсем справедлив к Одину, – сказал я. – Ведь он обманывает тех, кто сам обманываться рад.
– Не скажи, – покачал головой Локи. – Братец мухлюет, где только может. А насчёт справедливости, то о какой справедливости может идти речь, если в моей команде три игрока, а в команде Тора – четыре?
Я недоумённо поднял брови, и мой гость пояснил:
– Мы играем без вратарей, а количество игроков в команде может варьироваться от трёх до одиннадцати. При условии соблюдения принципа равного представительства сторон. Братец закрывает глаза на то, что Тор нагло нарушает это правило. Сам посуди – в команде «локи» – я сам и два моих ворона Хугин и Мунин, а в команде Тора, кроме него, – бог правосудия Форсети, у которого, как я уже говорил, два лица, и он видит, гад, что происходит сзади, затем бог слепой силы и конфликтов Хедр – тот ещё детина, и брат Фрейи Фрейр, являющийся, конечно, фраером, но фраером весьма опасным, специализирующемся на подлых подкатах сбоку.
– Да, ерунда какая-то получается, – посочувствовал я Локи.
– Да не то слово, – махнул он рукой. – Мы, конечно, всё равно их сделаем, но для нас важен голос каждого болельщика. Так что вы уж, пожалуйста, приходите.
– Придём обязательно, – заверил я его. Потом, после недолгого молчания сказал: – Я насчёт души хотел поговорить.
Он остановил меня движением руки.
– Поговорим после матча. Начало в девять. Не опаздывайте.
– В девять? – удивился я. – А не поздновато? Или при свете прожекторов будете играть?
– Мы будем играть при свете звёзд, – без улыбки произнёс Локи. – Уверен, – ты такого никогда раньше не видел. Ты, кстати, знаешь, где находится Тевтобургский лес?
– Нет.
– В Германии. Между Оснабрюком и Билефельдом.
– Ты хочешь сказать, что матч состоится в лесу?!
– Именно это я и хочу сказать, – кивнул Локи. – А ещё хочу дать совет – ехать не на машине, а на поезде. Между Амстердамом и Оснабрюком есть прямое железнодорожное сообщение. Доедете до Оснабрюка и на привокзальной площади возьмёте велосипед.
– Напрокат?
– Можно и так сказать. Только вам дадут его просто так, если скажете, что едете в Циллерталь. Это небольшая деревушка в пятнадцати километрах к югу от города. Найти дорогу туда не составит труда, поскольку в Германии всё в порядке с дорожными указателями. Когда увидите стрелку на Циллерталь, туда не сворачивайте, а езжайте прямо по дороге до большого камня, на котором написано «Первый из АСОВ». От камня сверните налево, и потом прямо, до самого конца. Всё понятно?
– Не совсем, – сказал я. – Во-первых, непонятно кто даст мне просто так велосипед. А во-вторых, не проще ли всё-таки доехать на машине?
– Велосипед тебе даст дед Пихто, – усмехнулся Локи. – Вернее, два деда – Якоб и Вильгельм. Кто они – узнаешь в своё время. А по поводу машины, скажу – не экспериментируй. Волков сильно укачивает, так что замучаешься салон отмывать. Ты и перед поездом Зорро не корми на всякий случай.
*
Несмотря на то, что я, следуя совету Локи, не покормил утром волка, того всё-таки вырвало. Произошло это на перегоне Утрехт – Апелдорн, аккурат тогда, когда соседка по купе – славная пожилая женщина – попросила снять с «пёсика» намордник, чтобы угостить его домашним печеньем. «Посмотрите, он уже заранее благодарит!» – воскликнула она, когда увидела, что «пёсик» совершает движения головой вверх-вниз, будто кланяется. Я рванул Зорро за ошейник с целью выволочь в коридор, но было поздно – он уже «отблагодарил» всех присутствующих, отрыгнув куски съеденного накануне мяса.
Меня оштрафовали на двадцать евро, и Зорро, чувствуя свою вину, пролежал у моих ног, не шевелясь, всю оставшуюся дорогу. Зато очень бодро зашевелил лапами на привокзальной площади Оснабрюка, потащив меня к велосипедной стоянке, находившейся у торцевой стены здания почты.
– Вы в Циллерталь? – спросил сидевший под полотняным тентом седовласый старик в широкополой шляпе, похожий на волшебника Гендольфа из «Властелина колец».
– Х-ррр-ыы-аа, – ответил Зорро.
– Да, – подтвердил я.
– Чудное местечко, доложу я вам, – произнёс кто-то у меня за спиной.
Обернувшись, я увидел ещё одного пожилого джентльмена, чрезвычайно похожего на Гендольфа.
– Там, – продолжал он, улыбаясь, – есть центральная площадь с колодцем посередине, тут же старенькая ратуша, дома мирового судьи, пастора и бургомистра. Все друг друга знают, всякому известно, что где происходит. Когда к столу бургомистра подают лишнее блюдо, то в обеденную пору это известно уже всем жителям Циллерталя. И дамы за кофе с куском сладкого пирога будут обсуждать это великое событие. Вы действительно туда хотите?
– Действительно хочу, – кивнул я.
– Тогда вот вам велосипед, – старик №2 выкатил из крайнего в ряду параллельно расположенных «стойл» сверкающее никелем и хромом чудо, одно колесо которого фирмы «Mavic», стоило больше трёх тысяч долларов.
– Вы удивляетесь, что велосипед горный? – отреагировал на мои высоко поднятые брови старик №1. – Не удивляйтесь. Местность вблизи Циллерталя холмистая, так что покрепче сжимайте руль, особенно, когда повернёте от большого камня налево. Вы, кстати, помните, что написано на камне?
– Помню, – сказал я. – «Первый из АСОВ». Что я должен оставить в залог?
– Ничего. Вы назвали пароль, и этого достаточно.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности. Счастливого пути.
Это сказал старик №1, а №2 добавил:
– И не забудьте, от камня – налево.
*
Эту фразу я вспомнил, когда добрался до испещрённого сакральными каракулями камня, лежавшего на обочине шоссе, на другой стороне которого находился указатель со стрелкой на Циллерталь. Вспомнил, потому что влево уходили целых две лесные грунтовые дороги, казавшиеся совершенно одинаковыми. Одна – начиналась выше каменной глыбы, другая – ниже. После непродолжительного раздумья я выбрал нижнюю, понравившуюся тем, что в её устье росла большая лиственница, но, проехав с полкилометра, остановился, сомневаясь в правильности выбранного пути. Дело в том, что дорога очень быстро превратилась в узкую дорожку, а та, в свою очередь, в тропинку, еле видную среди хвощей и папоротников. Пахнуло прелью, хвоей, сосновой смолой, в сантиметре от велосипедного колеса на клочке тёмной губчатой земли столпились кружком крохотные белоголовые грибы.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов, и поразился, – неужели через эту лесную чащу только что проехал? Откуда взялись весь этот мох и валежник? А кустики голубики, произраставшие на блестящих от влаги рыжих мочажках, откуда взялись? Я уже не говорю о лесных фиалках, стоявших прямо, как свечи, там, где я только что проехал на велосипеде. Якобы, проехал, ибо никаких следов протектора на хвойной подстилке не наблюдалось. Зато в воздухе наблюдалось огромное количество комаров, от писка которых закладывало уши.
Двигаться назад к шоссе означало продираться через непонятно откуда взявшийся бурелом с велосипедом на горбу. Продвигаться вперёд – значило ехать неизвестно куда, – но всё-таки должна же тропинка куда-то вести?
Примерно через час тропинка, шедшая всё время в гору, вывела нас с Зорро на поляну, пламенеющую местными цветами – люпином, аквилегией, пенстемоном, лилией-марипозой. Названия цветов я узнал позже от Локи, а тогда просто замер в восторге от зрелища цветущего луга, по которому бежали тени лёгких летних облаков. Радуясь, что преодолел, наконец-то, чёртов подъём.
На краю поляны высились посаженные в ряд остроконечные туи, образуя живую изгородь. В изгороди был проход, к которому устремлялись выходившие и выезжавшие на велосипедах из леса люди. Устремились к нему и мы с Зорро.
– Добро пожаловать! – приветствовал нас билетёр, на билетёра, впрочем, не походивший.
Он выглядел, как джентльмен, собравшийся на бал-маскарад, поскольку на безупречно сшитый чёрный костюм была наброшена тёмно-синяя, расшитая золотыми звёздами накидка, напоминающая плащ-палатку. Нам с Зорро он предложил набросить на себя аналогичные изделия, сняв их с плечиков, висевших на ветвях раскидистого дуба.
– Благодарю, – сказал я. – Не надо. Подскажите лучше, куда велосипед поставить.
– О велосипеде я позабочусь, – показал он в улыбке белоснежные зубы. – А от мантий у нас отказываться не принято. Вы, возможно, здесь первый раз, и вам простительно не знать, что мантия – это не только символ нашего братства, но и вещь весьма удобная при сидении на траве.
Что он имел в виду, я понял несколько минут спустя, когда оказался на огромной поляне, напоминавшей певческое поле под Берлином. Мне довелось как-то раз там побывать на концерте классической музыки, и сейчас я испытывал чувство, похожее на дежавю. Тот же пологий склон горы, превращённый в гигантский зрительский зал с проходами, но без кресел – люди сидели прямо на траве, та же сцена, похожая на старинную шкатулку без передней панели, с полуоткрытой крышкой в виде раковины с резными краями, те же ложи для почётных гостей по бокам. Отличие было лишь в том, что здесь наличествовала как бы оркестровая яма, а там оркестранты сидели на сцене.
Поняв, что ошибся, выбрав не ту дорогу, и не имея желания слушать классическую музыку, я уже собрался было уходить, как вдруг заметил человека – он сидел вполоборота к сцене и усиленно мне махал.
– Идите сюда! – закричал незнакомец, когда понял, что привлёк моё внимание. – Вы же соискатель, верно? Садитесь рядом, здесь отличные места! Вы же на футбол пришли?
– На футбол, – подтвердил я, не двигаясь с места.
– Ну так идите скорее сюда, а то места займут! Меня Джорджо зовут, – представился он, когда я подошёл поближе. – Джорджо Андриич из Дубровника. То есть, я жил в Дубровнике, пока меня оттуда не выгнали. Я серб. А вы, похоже, русский?
– Русский.
Его улыбка стала ещё шире.
– Я так и понял, когда вы своей собаке по-русски приказали держаться рядом.
– Это не собака, – сказал я. – Это волк. Зовут Зорро.
– Правда?! – в радостном изумлении округлил он глаза. – А вы знаете, что сын Локи – тоже волк. Фенрир. Согласно древней тевтонской легенде Фенрир гоняется по небу за солнцем с целью проглотить его, а, когда проглотит, наступит конец света. Об этом написано в замечательной книге «Немецкая мифология», авторами которой являются братья Гримм. Вы, кстати, наверняка, их в Оснабрюке видели.
– Кого? – не понял я.
– Братьев Гримм. Якоба и Вильгельма. Они любезно согласились снабжать всех желающих велосипедами. Вы ведь на велосипеде сюда приехали?
Я надул щёки и медленно выпустил изо рта воздух, скосив глаза к переносице.
– Я вообще-то думал, что они давно умерли.
– Конечно, умерли. Тут половина тех, кто уже умер. – Джорджо обвёл рукой поляну. – А в гостевых ложах вообще сплошняком. Видите, в дальней ложе слева рыцари в доспехах? Это король Артур со своими вассалами – Ланселотом и Гавейном. Справа тоже рыцари, я правда не знаю их имён, но, поверьте, это всё достойнейшие представители англосаксонских королевских династий – Инглингов, Скбельдунгов, Вельсунгов. А в ближней к нам ложе обратите внимание на худого господина в широкополой шляпе, с золотой цепью на шее. Это врач Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, именовавшийся Парацельсом. А рядом с ним Герг Сабеликус Фаустус – собственной персоной.
– Неужели тот самый? – уставился я на румяного толстяка с двойным подбородком, в бархатном берете.
– А вы думали он сильно измождился, торгуясь за свою душу с Мефистофелем? – усмехнулся Джорджо. – Бросьте. Это всё старик Гёте напридумывал. Я вот, например, вверил душу Локи и живу теперь спокойно, тогда, как раньше не жил, а мучался. Вы ведь здесь, простите, тоже потому, что обуреваемы жаждой мести?
– Ну, не так, чтобы обуреваем, – пожал я плечами. – И потом, это моё дело.
– Вы меня не так поняли! – замахал руками серб. – Я не претендую на вашу откровенность. Просто дело в том, что Локи специализируется на делах, связанных с местью, и никогда не обманывает своих доверителей. Вот я, например, поручил ему сжечь собственный дом, и он сжёг, не опалив при этом рядом стоящие строения.
– Сжёг дом?! – опешил я.
– Ну да. При помощи Хугина и Мугина, набросавших в каминную трубу тлеющей пакли. Вы смотрите на меня, будто я сумасшедший. На самом деле, сумасшедший тот, кто развязал войну! Я журналист, родом из Дубровника, красивейшего города Хорватии, там я учился, там я женился, там построил дом. Настоящий, каменный, с большой открытой галереей на втором этаже и остроконечными венецианскими окнами. Семья залезла в долги, экономили каждую копейку, но при всём при том были необыкновенно счастливы. Счастье закончилось, когда началась война. Соседний с Дубровником Вуковар был разграблен и сожжён, сотни сербов были уничтожены. Чтобы избегнуть их участи, бежали, захватив с собой лишь самое необходимое. Впрочем, учитывая, что все сбережения были вложены в дом, нам с женой и захватывать было нечего, кроме двоих малолетних детей. Мысль, что в моём доме поселились те, кто нас изгнал, не давала мне покоя ни во время скитаний, ни тогда, когда жизнь, вроде бы, наладилась. Наоборот, когда непосредственная опасность перестала угрожать нашим жизням, именно тогда моё существование превратилось в пытку. Я не мог ни спать, ни есть. Не мог строить планов на будущее и нормально работать, постоянно думая лишь о том, что в доме, который я построил для своих детей, раздаётся смех детей моих врагов. Нет, ни самим врагам, ни их детям смерти я не желал. Я имел целью лишь уничтожение собственного дома, как римский сенатор Катон Старший имел целью уничтожение Карфагена. Помните, какими словами он заканчивал каждое свое выступление в Сенате? «Карфаген должен быть разрушен!». Не знаю, что бы у меня получилось с задуманным «разрушением», если бы не Локи. Он появился, когда я, мучимый жестокой ипохондрией, уже подумывал: "А не не разрушить ли самого себя?". И предложил помощь. Помощь я принял, о чём впоследствии ни разу не пожалел. Если вы помните из школьного курса истории, – после разрушения Карфагена закончились Пунические войны, и в Средиземноморье установился мир. Вот такой же мир установился в моей душе со всеми вытекающими отсюда приятными моментами. Я снова научился ценить жизнь. А, кроме того, заполучил право и после смерти оживать. Правда, только лишь на одни сутки в августе, когда боги играют в футбол.
– Так вы сейчас живой или мёртвый? – на всякий случай уточнил я.
– Живой! – засмеялся Джорджо. – Живой и тёплый. Можете потрогать, если хотите.
– Тогда вопрос номер два, – проигнорировал я его предложение. – О каком футболе идёт речь, если здесь нет ни намёка на футбольное поле?
– О, да вы совсем ещё зелёный соискатель! – улыбнулся он доброй улыбкой. – Кстати, в слове «соискатель» нет ничего обидного. Это человек, который пока ещё не стал, но обязательно станет членом клуба фанатов Локи. И тогда получит право на ношение трота, – он прикоснулся к перехватывающему волосы металлическому обручу на своём лбу. – Это трот. Вы поняли?
– Это понял, – сказал я, начиная раздражаться. – Не понял, где здесь футбольное поле.
– Оно там, – Джорджо показал на начинающее темнеть небо. – Люди верят учёным, объясняющим ежегодный августовский звездопад встречей Земли с роем метеоритных тел, тогда как на самом деле звёзды падают, потому что боги играют ими в футбол. В кармане вашей мантии вы найдёте специальные очки. Такие, как у меня, – он показал чёрную полумаску, прорези которой были забраны в толстые стёкла. – Наденьте их, и вам всё станет ясно.
*
Когда я поднял глаза на небо, казавшееся чёрным по сравнению с белизной искрящихся звёзд, то поразился степени их приближенности ко мне, и тому факту, что я, оказывается, знаю их по именам, как и названия наиболее крупных созвездий.
Почти над головой стояло созвездие Большой Медведицы, прибитое к небу алмазными мерцающими гвоздями. Самым ярким его алмазом без сомнения была звезда Мицар, образующая вместе с семью своими подругами, ковш, который уравновешивался слева черпаком Волопаса с блистательным Арктуром посередине. С Арктуром соперничала по величине в голубоватой дымке Вега из созвездия Лиры. Не уступал ему и воспетый бардами Альтаир из созвездия Орла, ливший свой таинственный свет с самой дальней кромки неба слева. Зато на правой стороне небесного свода не было равных по яркости Сириусу, который вместе с Проционом из Малых Псов и Кастором из Близнецов, сводил на нет все попытки Полярной звезды выглядеть поавантажнее.
Я стоял и смотрел на небо. И чувствовал себя, как под тёплым душем. Только лилась на меня не вода, а белый поток Вселенной, неслышный звон которого постепенно заполнил всё моё существо и унёс за пределы земного. Не знаю, час ли я так простоял или несколько минут – в созерцании я утратил чувство времени и больше не сознавал самого себя. Не отличал, моё это дыхание или дыхание звёздного неба, в котором я растворился.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
