banner banner banner
Леонид Утесов. «Дорогие мои москвичи». Маленькие рассказы о большом успехе
Леонид Утесов. «Дорогие мои москвичи». Маленькие рассказы о большом успехе
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Леонид Утесов. «Дорогие мои москвичи». Маленькие рассказы о большом успехе

скачать книгу бесплатно

Леонид Утесов. «Дорогие мои москвичи». Маленькие рассказы о большом успехе
Николай Яковлевич Надеждин

Леонид Осипович Утёсов (или как написано в книге – Утесов) был замечательным артистом, сыном своей эпохи, русским джазменом, певцом и руководителем оркестра. И это был самый популярный в стране оркестр! Но при этом у Утёсова не было никаких природных данных к пению. Он не мог петь. И – пел. И как пел – все, кто его слышал, запоминали его голос на всю жизнь! Уникальный был человек.

Леонид Утесов. «Дорогие мои москвичи»

Маленькие рассказы о большом успехе

Николай Яковлевич Надеждин

© Николай Яковлевич Надеждин, 2024

ISBN 978-5-0064-4116-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Николай Надеждин

«Маленькие рассказы о большом успехе»

Леонид Утёсов

«Дорогие мои москвичи»

2024

Введение

Среди старых пластинок, которые уже несколько десятилетий числятся в раритетах, записан голос Утесова. И музыка в исполнении его джаз-оркестра – еще довоенного состава.

Пластинки очень старые. Толстенные, шеллачные, под грубую патефонную иглу. Они часть семейного достояния, переходящего от поколения к поколению. И вряд ли у кого из нас поднимется рука продать их (пусть и очень выгодно) и тем более выбросить. Нельзя же выбросить семейный альбом? И крестик, который на тебя надели в месячном возрасте? И пожелтевшую школьную тетрадь с твоими первыми каракулями? Так и пластинки Утесова – история семьи…

Интересно, а если поставить хотя бы одну из них на патефон и запустить – каким будет звук? Может, от старости они уже ни на что не годятся? Надо бы проверить, да… где взять тот патефон?

Впрочем, какая разница? Пусть эти старые пластинки, под которые танцевали папа и мама задолго до нашего рождения, покоятся с миром – вместе с золотыми часами «Победа», доставшимися отцу тысячу лет назад. Со старой фотографией из Сочи, где загорелый до черноты отец, уже не особенно молодой, но еще и не особенно старый, стоит у афиши с броской надписью «Леонид Утесов». С маминой камеей из непонятного, но, несомненно, драгоценного камня…

Пластинки с песнями Утесова для нас бесценны. Это наша память. И наш талисман.

1. Ах, Одесса…

Этот чудесный город был подлинным достоянием великой страны. Сегодня он принадлежит другому государству, что само по себе удивительно. Но таковы уж реалии нашего века, Одесса – давно не Россия. И это, возможно, не самое лучшее, что могло случиться с двумя братскими народами – украинским и российским…

Приезжая в современную Одессу, трудно отделаться от мысли, что это возвращение в родной город (вне зависимости от паспортных данных). Половина русской культуры ХХ века родом отсюда. Поэты, писатели, композиторы – десятки достойнейших имен. Поэтому в Одессе трудно заблудиться. Моментально вспоминается любимая в детстве книга – повесть Валентина Петровича Катаева «Белеет парус одинокий», которая может служить путеводителем по этому славному весёлому городу.

Вокзал, привоз, Дерибасовская. Старинный кабачок «Гамбринус». Колоритные одесские торговки. И – неповторимый говорок. Чудо, настоящее чудо.

В каждую эпоху у Одессы были свои герои. В лихие революционные годы – одесские бандиты и красные командиры. В пору исхода тех, кто не принял революцию – мелкие предприниматели, перекупщики, спекулянты. Во время становления социализма – артисты и поэты. В наши дни – Михаил Михайлович Жванецкий. И во все времена – Леонид Осипович Утёсов.

Утёсов – знамя этого города. Его главный персонаж. Его легенда. Без Утёсова не было бы и Одессы – такой, какой мы её знаем и любим.

2. Главная достопримечательность

Любопытно расспросить старожилов – тех, кто родился в Одессе, прожил здесь всю жизнь, вышел на пенсию и гуляет с внуками в ближайшем парке. Или с заинтересованным видом бродит по продуктовым магазинам в поисках недорогих припасов. На вопрос об Утесове эти люди обычно оживляются и начинают рассказывать о том, как в 1957 году они, еще совсем молодыми, ходили на его концерт. И это было настоящее представление, а не «эти современные танцы живота».

Впрочем, иногда бывает и другая реакция. «Утесов? Ой, не смешите меня – Утесов… Ледя Вайсбейн! Я с ним в школу ходил. Ну да, к Файгу, до третьего класса…». И далее с потрясающими подробностями семейного характера – что ели, что пили, во что играли во дворе.

Верить этим рассказам нельзя. Если рассказчик ровесник Утёсова, то ему должно быть не меньше… 115 лет. А тут «почти новый» старичок лет семидесяти пяти, не больше. Но… куда деваться – Одесса.

Настоящую одесскую достопримечательность удалось увидеть мне, автору этой книжки. В самом начале восьмидесятых приехал я в Одессу по своим студенческим делам. И одесские друзья повели меня на Дерибасовскую, на которой я был тысячу раз, но, похоже, это устоявшийся ритуал, сопротивляться которому бессмысленно. И вот там, недалеко от «Гамбринуса», рядом с кинотеатром, был старый парк со скамеечками. И на одной из них сидел одинокий старик.

Мимо шли прохожие и не узнавали его. А это был Утесов…

3. Утесов

Больше всего нас, обожателей Одессы (но не одесситов по рождению), выводило из себя то, как этот город называли приезжие – «Одэсса». Так Одессу называл Марк Бернес. Но ему это дозволялось, поскольку Бернес. А другим – нет. Потому что Одесса и никаких гвоздей. Нет вариантов произношения у этого названия.

В самом слове – Одесса нам слышился голос Утесова. Не знаю, почему. Точнее, знаю – потому что мы любили Утесова вопреки всему… Чему именно? Вопреки «Битлам» и «Роллингам». Надвигающемуся на страну року. Вопреки длинным волосам и польским джинсам. Вопреки американским сигаретам финского производства, которые приходилось доставать ценой неимоверных усилий и за большие деньги.

Все эти атрибуты западной жизни стали выражением нашего неосознанного протеста против всего сразу, включая и родителей. А Утесов был настоящим. Мы его не слушали, конечно – на магнитофонах крутились те же «Битлы» и Высоцкий. Но наши родители – да, конечно. И Утесов никогда не вызывал отторжения (в отличие от многих «соловьев застоя»).

То, что он киноартист, мы тоже знали, хотя видели с его участием лишь один фильм «Весёлые ребята». И это тоже было настоящее кино, несмотря на лакировку и глуповатый оптимизм. Все фильтровалось, всё уходило – оставался Утёсов и его джаз.

Утесов был любимцев сразу нескольких поколений – от родившихся в конце XIX века, до «шестидесятников», появившихся на свет накануне полёта в космос Гагарина. Мы росли под голос Утёсова.

4. Голос эпохи

Да, голос… А ведь голоса-то и не было.

Леонида Осиповича часто упрекали в отсутствии вокальных данных. И Утесов, действительно, не обладал голосом оперного певца или даже обычного эстрадного исполнителя – в общепринятом смысле. Но при этом его хрипловатый, задушевный голос прекрасен.

Человеку далекому от искусства легко перепутать самые выдающиеся голоса. А утесовский перепутать с чьим-либо невозможно – как, скажем, шаляпинский.

Одним из показателей качества утесовского голоса может служить факт полного отсутствия подражателей. «Под Высоцкого» пели, поют и, наверное, будут петь, поскольку здесь нужно лишь форсировать пение, захрипеть, что при определённой тренировке удаётся. Но как перенять знаменитое придыхание Утесова? Как изобразить его исполнительскую манеру?

Одним из невольных подражателей довелось стать замечательному артисту Владимиру Константиновичу Трошину (как и почему это произошло – тема отдельного разговора). И что же? Не получилось. По инициативе Александрова, режиссера «Весёлых ребят», Трошин переозвучил фильм, перепев все утесовские песни. И зрители были возмущены – фильм, практически, умер. Пришлось втихую выпускать на экраны прежний вариант, а этот снять с проката.

Петь под Утесова невозможно, как невозможно под Утесова прожить жизнь. Это был не певец, не композитор и даже не музыкант. Это был уникальный голос и синтетический, многогранный артист, который умел на сцене всё.

А в жизни бог подарил ему талант бесконечной доброты…

5. Семья Вайсбейнов

Он появился на свет 21 марта 1895 года (по новому стилю), хотя всю жизнь отмечал день рождения на день позже. И ошибался – неправильно переводил старый календарный стиль в новый. Эта путаница с переменой дат вводила в заблуждение не только Утесова.

Прийти в этот мир ему было суждено под именем Лазарь Иосифович Вайсбейн, на идиш его имя звучит как Лейзер. И не одному, а вместе с сестричкой Полиной – дети были двойняшками. Всего в семье было девять детей, но выжили только пятеро, остальные умерли во младенчестве.

Большая еврейская семья, в которой появился на свет будущий всенародный любимец, не отличалась достатком. Отец Леди – так звали Лазаря родные и друзья – был мелким коммерсантом, как говорили в Одессе, «лепетутником», перепродавцом, подвизавшимся в одесском порту в качестве посредника. Больших денег Иосиф (все звали его Осип, что на самом деле другое имя, но именно оно вписано в паспорт Утесова в качестве отчества) Клементьевич (Калманович) Вайсбейн не зарабатывал, но и голодать не приходилось. Что касается матушки Леди, то Малка (Мария) Моисеевна (в девичестве Граник) занималась детьми и была той самой одесской домохозяйкой, о которых слагают легенды – об их рачительности, остром языке и философском взгляде на жизнь.

Разночтения в именовании родителей Утесова легко объяснить. Это была еврейская семья, и по российским реалиям XIX века «люди второго сорта». У многих из них, местечковых евреев, и документов-то не было.

6. Треугольный переулок, дом 11

Вайсбейны жили недалеко от знаменитой одесской Молдаванки, в доме 11 по Треугольному переулку, квартира 7. Сегодня эта крохотная улочка носит имя Утесова и выглядит совсем иначе, нежели в конце XIX века.

Ледя и Полина, младшие дети Иосифа и Малки, появились на свет в ночь с 8 на 9 марта по старому стилю. Специально вызванная бабка-повитуха немало удивилась, увидев живот матушки Малки. Но ещё больше была поражена младенцами – новорожденный мальчик был покрупней, девочка-двойняшка помельче. Но оба ребёнка вполне крепкие и здоровенькие – для двойняшек довольно редкий случай.

Поскольку детки в семье Вайсбейнов умирали, не успев достигнуть отроческого возраста, новорождённые были окружены повышенным вниманием. Особенно усердствовала матушка Малка, которая сама происходила из многодетной семьи и мечтала, чтобы дома было полно детишек. Правда, перегнать своих родителей по части многодетности ей так и не удалось – в семье Граников было ни много ни мало… 22 ребёнка!

А Иосиф Калманович был лишь одним из двух сыновей своих родителей, но зато каким… Влюбившись в Малку, девушку очень бедную, Иосиф пошёл против воли отца. И в результате лишился наследства. Все семейное достояние отошло брату Науму. А Иосифу пришлось зарабатывать на жизнь самому и строить быт семьи, что называется, с нуля. И ничего, построил. И дал детям неплохое образование – всем, кроме… Леди.

7. Ледя

Нельзя сказать, что дети Вайсбейнов жили в нужде. Иосиф Калманович по одесской традиции был человеком сметливым и хитрым. Он мог заработать там, где другие лишь «утирались рукавом». Хотя, профессия портового посредника больших заработков не предполагала.

Лазарь Вайсбейн не голодал, но и каких-то особенных игрушек в его детстве не было. Улица, одесский двор, друзья по игре в мяч – вот его «первые университеты». Первая папироска, выкуренная за дровяным сараем, налёты на яблоневые сады, бычки, выловленные «на камнях» – на диких одесских пляжах.

Ледя рос драчуном, задирой и заводилой. Был очень подвижен, очень развит физически и… не обладал не то что талантом, какими-либо способностями – на взгляд своего отца. Папашу Иосифа эта «бестолковость» сына крайне огорчала, но, слава богу, надежды подавал старший брат Леди, который поступил в коммерческое училище Фейга, учился хорошо и даже добился определённых успехов.

Коммерческое училище Фейга было одним из немногих учебных заведений, которые были доступны выходцам из еврейских семей. Правда, поступить туда было непросто – в ученики брали только выдержавших экзамен и прошедших конкурс. Обычно из всех претендентов в училище поступало не более половины, хотя, выходцев из русских семей этот отбор не касался.

Как бы там ни было, но в 1903 году Ледя в коммерческое училище поступил.

8. Училище Файга

Учился будущий певец и музыкант… отвратительно. Все, что его интересовало – уроки музыки. Здесь Вайсбейн-младший преуспевал. Он играл в симфоническом оркестре училища, к 14 годам самостоятельно выучился играть на нескольких струнных инструментах, любимым из которых была скрипка.

Ледя не успевал по всем предметам сразу, включая и словесность, что, признаться, довольно странно. Уже будучи известным артистом, любимцем советской публики, человеком заслуженным, Утесов написал чудесную книгу «Записки актера». Собственно, книг было три. Первая, уже упомянутая, вышла в 1939 году, вторая – «С песней по жизни» – в 1961 году, и третья – «Спасибо, сердце» была написана в 1976 году. И вряд ли кто осмелится заявить, что эти книги написаны не профессиональным и, что очень важно, заурядным автором. Великолепный, блистательный рассказчик, Утесов обладал ярчайшим литературным даром. Это был писатель от Бога – абсолютно точный, остроумный, лиричный…

Не успевал по словесности? Может… преподаватели за ним не успевали?

В 1909 году Ледю из училища Фейга выставили вон. Причина – ужасная успеваемость (то есть никакой успеваемости) и вызывающее поведение. По одной из версий, он был исключен из-за драки с учителем математики. По второй, за избиение православного священника, преподавателя Закона Божия. По третьей версии, избитым юным Вайсбейном оказался раввин.

9. Музыкальный талант

История, конечно, некрасивая. И сам Утесов её стеснялся, всякий раз рассказывая об этом происшествии иначе, а чаще просто умалчивая детали. Можно предположить, что мальчишка не совладал со своим темпераментом и бросился в драку в ответ на оскорбительное замечание учителя. Во взрослой жизни Утесов не умел забывать обид и отвечал на оскорбления. При этом оставался добрейшим человеком. Удивительное сочетание…

Он очень рано проявил музыкальные способности. Ещё дошкольником Ледя ложился на лестничной площадке у дверей соседа Горшберга, чтобы услышать… звуки скрипки, несущиеся из граммофона. Вот что о своих музыкальных пристрастиях рассказывал сам Утесов.

«Папа тоже любил музыку, хотя и не лежал рядом со мной под дверью у Горшберга. Когда приходили гости, он ласковым тихим голосом говорил: „Ледичка, а ну-ка!“. Я уже знал, что должен петь арию Ленского. В фонографе не очень четко были слышны некоторые слова, так я пел, как слышал: „Куда, куда вы увалились, златые пни моей весны?“. И эти „пни“ приносили солидный гонорар: за исполнение папа давал мне три копейки – для начинающего певца немалый гонорар. Правда, в то время я еще не знал, как разнообразно его можно истратить. Я еще ни о чем не мечтал…».

В училище Ледя выучился играть на балалайке, гитаре и скрипке. Но больше всего любил петь.

10. На вольных хлебах

Песня для Леди Вайсбейна была целой историей, которую он переживал так остро, так непосредственно, что… часто плакал.

Слово самому Утесову.

«Особенность моего исполнения заключалась не столько даже в манере пения, сколько в слезах, которые градом катились из моих глаз: мне было мучительно жаль соловья. Слушатели поднимались со своих мест, подходили к самой эстраде, восторженно и удивленно смотрели на рыдающего „соловья“. А у меня тогда и мысли не было, что когда-нибудь пение песен на эстраде станет моей профессией…».

Его врождённая музыкальность и стала спасением. Оказавшись за стенами школы без права восстановления (первый случай в 30-летней на тот момент истории училища Файга), Ледя не отчаялся. Он уже знал, что хочет делать – выступать перед зрителями.

Поскольку школы игры на музыкальных инструментах у него не было – Ледя брал уроки игры на скрипке, а на других инструментах учился играть самостоятельно – рассчитывать на карьеру музыканта в столь нежном возрасте не приходилось. Но при этом юный Вайсбейн был силён, гибок и ловок. Однажды он отправился за кулисы заезжего цирка борца Ильи Леонтьевича Бороданова и попросился в труппу.

«Что ты умеешь делать?» – спросил Бороданов. Ледя сделал сальто назад. Хозяин тут же взял его в группу гимнастов с микроскопическим гонораром.

Как отреагировал Иосиф Калманович? Устав бороться с «беспутным» сыном, он просто махнул рукой. Пусть живёт, как знает.

11. Циркач

Три года юный Лазарь Вайсбейн проработал гимнастом в цирке Бороданова. И это во многом определило судьбу будущего Утесова. Универсальный артист, способный петь, играть, выделывать самые разные номера на сцене, родился там, на арене бродячего цирка-шапито. К тому же цирковая школа дала будущему певцу великолепную физическую подготовку. Гимнаст в цирке – артист особого дарования. Это не только сальто назад или силовая стойка на руках. Это работа на грани физических возможностей, на пределе, на самом краю.

Цирковая арена – как увеличительное стекло. Публика на подобных представлениях обычно самая непритязательная (в то время). И каждая ошибка тут же замечается и «вознаграждается» по заслугам. Чтобы удержаться в труппе, несмотря на крошечные гонорары, нужно постоянно трудиться, совершенствовать мастерство, придумывать новые и новые номера.

А каждый трюк – это испытание на точность и выносливость. И постоянные тренировки – почище, чем у спортсменов, которые могут позволить себе паузу и даже пропуск соревнований. Пропустить выступление в цирке нельзя…

Элементы цирковых номеров будут в концертных программах Утесова всегда. Леонид Осипович сохранил любовь к цирку до преклонных лет. И лишь в последние годы вступлений отказался от неожиданных, очень смешных выходов и трюков. В самой же известной своей программе, которая и принесла Утесову вселенскую славу – «От трагедии до трапеции», цирковые элементы были гвоздём представления.

12. Театр миниатюр

В 1912 году 17-летний цирковой гимнаст Ледя Вайсбейн попал на представление кременчугского театра миниатюр, приехавшего в Одессу на гастроли. Загорелся, заглянул к руководству. И спустя несколько дней… уволился из цирка.

Отпустили неохотно – Ледя только-только достиг пика артистической формы, был актером даровитым и умелым. Правда, характер у него был непростой… Но у кого из хороших артистов он простой? Только у бездарностей.

Дело было сделано – Ледя стал выступать с небольшими юмористическими скетчами, вкрапляя в них и цирковые репризы, и музыкальные номера. Работа в театре миниатюр обогатила Вайсбейна умением вести диалог с залом. И для него это было легко – великолепный рассказчик, он умел удерживать внимание зала, на ходу импровизируя и раскрашивая номера только что пришедшими в голову юмористическими вставками.

Реакция у Леди была потрясающая. Кто-то нечаянно раскашляется в зале – он тут же обыгрывал это, превращая случайную помеху в объект для шутки. Да никого при этом не обидев, наоборот, заставляя «виновника» самого засмеяться над этим нечаянным происшествием.

Сольных номеров Леде Вайсбейну не доверяли – он выступал в качестве партнера со «звездами» театра миниатюр. Особых перспектив роста в этом заведении не было, но Ледя учился, постигал азы драматического мастерства, чтобы потом уйти в… драматический театр.

13. Рождение псевдонима

По рассказам самого Утесова, звучный псевдоним заставил его придумать актер Ставронский, коллега по театру миниатюр. Дело было на исходе 1912 года. Вайсбейн и Ставронский загорали на Ланжероне. Неожиданно Ставронский, который был старше и опытней Леди, предложил ему сыграть в его миниатюре «Разбитое зеркало», соблазнив гонораром в 2 рубля (неплохие по тем временам деньги).

Миниатюра была незамысловатая. По ходу сюжета денщик, которого предстояло сыграть Вайсбейну, разбивал зеркало и, чтобы скрыть это от своего офицера, становился в раму, повторяя все движения хозяина, который прихорашивался перед разбитым зеркалом.

И тут Ставронский сказал, что с такой фамилией – Вайсбейн выступать невозможно. Есть, мол, в этой фамилии что-то… стариковское. И Ледя принялся выбирать псевдоним…

Слово самому Утесову: «Я бы охотно стал Скаловым, но в Одессе уже был актер Скалов. Тогда, может быть, стать Горским? Но был в Одессе и Горский. Были и Горев, и Горин – чего только не было в Одессе! Но кроме гор и скал должны же быть в природе какие-нибудь другие возвышенности. Холм, например. Может быть, сделаться Холмским или Холмовым? Нет, в этом есть что-то кладбищенское – могильный холм… Что есть на земле еще выдающееся, мучительно думал я, стоя на Ланжероне и глядя на утес с рыбачьей хижиной. Боже мой, утесы, есть же еще утесы! Я стал вертеть это слово и так и этак. Утесин? Не годится – в окончании есть что-то простоватое, мелкое, незначительное… Утесов? – мелькнуло у меня в голове. Да, да! Утесов! Именно Утесов!».

А позже придумалось и имя – Леонид Осипович.

14. Актер

Если с фамилией пришлось «повозиться», то имя и отчество придумались быстро. Леней Ледю звали многие партнеры по провинциальной сцене – называли, как слышалось. Все же Ледя – имя редкое, а Леня, Леонид, наоборот, достаточно распространенное. Осипович – вместо Иосифович, поскольку Осипом отца называли все знакомые, друзья и даже супруга, которую отец Утесова, в свою очередь, часто величал Марией.

Новое имя моментально прижилось. Утесов! Звучно, заметно, отлично запоминается. И владелец псевдонима, который очень скоро стал единственным именем (и был даже внесен в документы), был своему новому имени под стать. Очень подвижный, фонтанирующий идеями, смешливый, сыплющий остротами – знаменитыми одесскими выражениями, воспроизвести которые может только одессит.

Новое имя словно ракета вывело Утесова на новую орбиту. В начале 1913 года он устроился в труппу Розанова, выступавшую в Большом и Малом Ришельевских театрах Одессы. В конце того же года Утесов уже выступал в Херсонском театре миниатюр. В 1914 году перешёл в передвижной театр миниатюр «Мозаика».