Леденцы из табакерки

скачать книгу бесплатно


– А не понимаешь, потому что в тебе самом пока нема настоящего огонька и трудового азарта! – огрызнулся директор. И с не меньшим пылом накинулся теперь на вальяжного спутника. – Долго строится – стоимость утроится! Тебе хорошо известно, в прошлом не очень-то урожайном году не смогли уберечь до зернышка собранный в труднейших условиях хлеб. Около ста тонн сдали не сортовыми! И все оттого, что не сумели как следует высушить! Двадцать тысяч рубликов потеряли! Второй зерносклад нужен позарез. И тебя, секретарь, должно бы возмущать, что завезенные сушильные агрегаты скоро бурьяном прорастут, а почти готовые стены новостройки будто к земле приросли! Тебе бы тут с хворостиной стоять, а ты свои бумажки пасешь! И нет печали, что эти горе строители скоро воздвигнут рядом стеклянный амбар! Опять, как вижу, застряли на месте без погонялы!

– Интересный у вас взгляд на партийную работу.

– Но ты же готовишься стать хозяйственником. Не ленись, осваивай дело горбом. Впрягайся сам в тяжелые оглобли, а не дожидайся, когда тебя возьмут под белы ручки и усадят в шаткое руководящее кресло!

– Лучше посидеть сложа руки, чем делать спустя рукава, – не очень к месту, зато философски мудро заметил не поднявшийся с травы рукастый, но не очень-то любящий чересчур утруждать себя каменщик Ильяс.

Директор круто повернулся к строителям:

– Прибью, говоруны-бездельники!

Таким его строители еще не видели. Да, крут директор совхоза. Когда появляется на стройке, едва не летят кирпичи на голову. Не поленится – все ощупает чуть ли не пальчиком, а потом ткнет сапожищем: «Вот то переделать! И это поломать!» И не пытайся возражать. Теперь же из глаз искры:

– Мастера только ножами махать! Сколько дорогого времени вы, братья по крови, пущенной у пацана, просидели в каталажке? Добро, подоспели на выручку родичи! Не сверкай на меня своими дикими глазами, Рустамчик! Что, и на меня с ножичком кинешься?

Директор набросился на старшего по возрасту:

– Зря, бригадир, связался с этими молодыми уголовниками! Одно кривое окно весь фасад портит! Сам ты, Ваня Оглы, умеешь работать! И еще кое-кто из твоих старых товарищей. А эти строители хрустального амбара тебя совсем не слушаются. Любвеобильный Гурам весь день о девках мечтает. Пожелтевший от табака философ Ильяс с утра косит и без того не очень широкими глазами. Не зря бабы жалуются, что в огородах кто-то по ночам мак вырывает с корнем! Жуете травку, валяетесь на травке! Курорт нашли! Бездельничаете в погожие вечера, а дожди начнутся?! Вас из сельмага не вытащить! Бригаду нахвалили, а теперь делать что? Я тебя спрашиваю?!

Видавший виды бригадир Иван Оглы даже отступил на шаг, на всякий случай. Но директор вдруг стих, махнул рукой:

– Вот что, горные орлы! Летите-ка вы восвояси! И не ждите, что я вас озолочу за такую каждодневную волынку!

Директор развернулся и зашагал к машине. Взобравшийся раньше на заднее пружинящее сиденье Кочкин заскрипел сухим голосом:

– Между прочим, я вас предупреждал, Егор Кузьмич. Дикая бригада – сплошная вольница. Бесконтрольная, как вон эта проплывающая тучка, не знающая никакого партийного нажима!

– А где я возьму подконтрольных строителей? Кто мне сейчас даст? Я бы с большим удовольствием снял бригаду стройуправления с коттеджей для специалистов, но упрямцы отказываются. Зерносклад, видите ли, не их профиль! И пока дождешься плановых да профильных мастеров, вся выгода убытками обернется! Сидеть бы в силосной яме без вольных бригад, – Лаптев грузно откинулся на заскрипевшую спинку. – Не было бы ни животноводческого комплекса, ни птичника! Переплатил копейку – сберег рубли. Иным и заплатить не жалко – работают от зари и до зари. А вот тут попались шабашники в полном смысле: что ни баш, то и шабаш. Главный врач районной больницы Агузов присоветовал эту бригаду, она какую-то пристройку возводила. Хвалил, дескать, работают до сумерек. А они до сумерек за бутылками бегают в сельмаг. Пробовал с ними и так, и этак, ничего не помогло. Как ни досадно, пусть катятся на все четыре. Вот тут явное преимущество контакта с вольнонаемными строителями: никакой бумажной волынки и споров с профсоюзом. В районе мне пообещали наконец-то помочь квалифицированными строителями.

Выйдя из машины возле конторы, Лаптев уже без напора спросил:

– Как, думаешь, секретарь, где гуляют наши девушки?

– Зинаида, небось, с портвейном никак не расстанется. А Раиса с прокурором шашни крутит. Может, у него задержались?

– С прокурором? Раиса?! – удивился директор. – И давно?

– С тех пор, как за кражу бычка на ферме скотницей Дуськой милиция завела уголовное дело. Тогда прокурор Грушевский разглядел нашу красавицу.

Поднявшись на второй этаж, Лаптев заглянул через порог в пустую бухгалтерию. Главбух Крутова была на месте. Она доложила: никаких сообщений из района. Директор прошел в кабинет, тяжелым пальцем накрутил номер начальника райотдела милиции. Демин заверил, что поднял на резвые ноги и быстрые колеса почти весь личный состав. Организованы поисковые группы. Поставлено в известность областное управление внутренних дел, и отделу обещана помощь соседей. Начальник милиции не скрывал раздражения, но укор свой постарался смягчить – выбрал розгу потоньше:

– Как ты мог, дорогой Егор Кузьмич, бросить на произвол работников бухгалтерии с огромной суммой?! Считай, бросил совхозную зарплату на ветер!

Знал бы деликатный милицейский начальник, каким ржавым серпом пилит себя Лаптев. Оставил без колес девчонок! Милиция катается на его транспорте, а он, вечный скряга, пожалел машины для своих девчат. И все из-за этого проклятого сенокоса, гори он синим пламенем. Тьфу, чего он мелет, балабол неотесанный.

– Родной дочери устроил такое испытание! – зверем проскрипев зубами, застонал по-детски дородный Лаптев. Он наплескал полстакана водки. – Родной и любимой! Только слепой может не видеть явного сходства цветущего заместителя главного бухгалтера и замшелого пенька – директора совхоза.

Водка обожгла гортань и распрямила пружину длительного напряжения. Подперев лобастую седую голову мозолистой крепкой ладонью, Лаптев глядел в потемневшее окно. Там, как на экране, он увидел себя поджарым и энергичным бугаем, бегущим на свидание на окраину областного центра. Первая проседь в волосах, в душе – юный полет. Лицо сияет, как новые ботинки. Яловые сапоги слушатель совпартшколы оставил под кроватью общежития. Полгода встречался председатель колхоза Лаптев с черноглазой буфетчицей Капой из обкомовской столовой. О рождении дочери он узнал, работая уже после учебы отцом крупного хозяйства. Бывая по служебным делам в областном центре, приносил кудрявой черноглазой малютке и куклы, и апельсины, приобретенные у матери в обкомовском буфете. Постепенно бесконечные хозяйственные хлопоты и кроткая теплогрудая бухгалтерша под боком Василиса, потеснили тлеющие чувства к далекой увядающей буфетчице Капе Федотовой. Круглые затылки подрастающих сыновей заслонили легкие кудряшки не дергающей по вечерам за нос девочки. Бывая в областном центре, он уже не прельщался сытными обедами в обкоме и не спешил на окраину города с апельсинами. А потом и вовсе вычеркнул из памяти кудряшки с бантиком. Напомнила о прошлом сама бывшая буфетчица Капа, выросшая до заместителя директора общепитовской столовой в своем микрорайоне. Некогда ласковый голос зазвенел требовательно. Мол, пора – пора проявить отцовские чувства. После окончания десятилетки девчонке высокого полета без трудового стажа престижного вуза не видать. Мама просила сделать целевое направление в институт от совхоза.

– Раиска собралась в сельскохозяйственный? Хочет стать агрономом?

– Агрономом, пожалуй, слишком. А вот на финансиста выучиться смышленой девочке совсем неплохо.

– Финансист нам не требуется, – отбивался Лаптев, только недавно пристроивший в совхозную бухгалтерию племянницу председателя соседнего колхоза «Чапаев». – И все это не так просто, как тебе кажется.

– Если обком партии узнает о моральном облике руководителя крупного хозяйства, думаю, жизнь его вряд ли станет легче. Подозреваю даже, гораздо сложнее! – Работница общепитовской точки перешла на сковородное шипение. – Шибко будет им интересно узнать, как мы в сумерки пели диссидентские песни в комфортном буфете под охраной милиции. И как после песен резвились. Какие скачки устраивали на теплом обкомовском полу! Мне терять нечего. А тебя, будь уверен, не погладят по шерстке. Подкинут резвому жеребцу горсточку соли под вечно вздыбленный хвост!

Упирающийся, давно не жеребчик, Лаптев не стал больше бить копытом, но рысью взял с места – сделал все, что от него потребовала бывшая пышногривая кобылка. А когда инкогнито лично познакомился с совхозной стипендиаткой, жизнь его наполнилась новым содержанием. Он стал отцом взрослой девушки-красавицы. Лаптев приобрел дополнительную жизненную устойчивость. К отцу двух сыновей пришло новое, ранее не испытанное чувство отцовства, рожденное на нежности. Он испытывал гордость за дочь и ощущал заметную прибавку к собственной значимости. Хотелось каждому прихожему студентику-сопляку похвастаться, что улетевшее по коридору эфемерное создание его родная кровинка. Помимо обязательной стипендии студентка получала другие подарки якобы от совхоза. А ко времени окончания института Лаптев приготовил дочери место в бухгалтерии, уволив постаревшую любовницу Василису. Но как и прежде упрямая Капиталина ни за что не хотела, чтобы ее независимая дочь отдавала какие-то непонятные долги совхозу.

– Девушка должна только матери, которая одна вырастила ее!

– Но выучил ее совхоз! Сметанку слизала и хвост показала! Пусть внесет свой ученый вклад в сельское хозяйство.

– Только через мой труп! Не пущу дочку-красу в твое навозное царство!

– Мы дадим ей коттедж с ванной!

Однако твердо запротестовала не потерявшая бойкости мать, видимо, по этой причине, а, может быть, не совсем угасшим чарам, выросшая до директора столовой.

– Девочка как бутон. А цветок может расцвести только на асфальте.

Лаптев афористично пытался воздействовать на некогда хорошо понимавшую его возлюбленную:

– Беда, коли из нашего цветка вырастет лебеда!

– Не ломай девчонке крылья. Ее уже ждут в облпотребсоюзе.

– Я затребую ее в хозяйство – на природе она шире расправит крылышки. Беги- жалуйся в свой обком! Погляжу, что из этого получится. Ведь стипендиатка обязана отработать затраченные на нее средства.

– Тебе дороже родная кровинка или затраченные чужие средства?

– Получишь дочь только в положенный срок! – успевший на большом хозяйстве погрубеть отрезал Лаптев.

Рядом с дочерью-красавицей Лаптев терял грубые слова и замашки. Он становился прежним мягкотелым председательком маленького колхоза, ездившим в троллейбусе в спальный район областного города. Директор совхоза опекал новую сотрудницу бухгалтерии как только мог и не мог. Вызывал путающуюся в простейших бумажках девушку в кабинет чаще, чем главбуха, чтобы лишний раз полюбоваться расцветшими ланитами. Скучал, если не видел хоть день, отлучаясь в область. Поправлял прижимистую начальницу девушки Крутову, если ему казалась недостаточной намеченная премия едва справляющейся с обязанностями молодой специалистки по цифири. Нередко брал с собой в поездки по хозяйству – готовил из востроглазой девчушки главного бухгалтера. Зоркие работницы конторы замечали повышенное внимание директора к молоденькой городской моднице, но строго не осуждали руководителя. «Седина в бороду – бес в ребро! – покачивали головами с пониманием. Времена настали другие, за чистоту морали партия уже не сражалась так жестко, как прежде. На альковы тоже, кружась, спустилась все дозволяющая благодать. Перестроечный свежий ветер сдул с кроватей запрет, стыдливость, оглядку. Даешь секс проснувшейся стране! Если шуры-муры в рабочее и нерабочее время еще оставались под пристальным прицелом, то только исключительно из-за любопытства. Партийные боссы на постельные вывихи теперь смотрела как на подвиги. Лаптев собирался открыться дочери. Вот только хотел при удобном случае подготовить жену и сыновей. Сегодня же он обязательно повинится перед верной Елизаветой.

Когда Лаптев тяжело переступил порог своего просторного дома, добрая жена Елизавета уже крепко спала.

НЕ В СВОИ САНИ НЕ ЛОЖИСЬ

Алексей проснулся от того, что над головой прокатилась пустая водовозная бочка. Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Но, обозрев чистый белый потолок, высокие подушки, возле которых покоилась его непутевая голова, он снова смежил веки. Но уже от счастья. С удовольствием потянулся, пригретый чистой постелью и солнечными лучами, вольготно проникающими через не очень широкое окно. В комнату впорхнул солнечный зайчик – светящаяся Любаша, похожая движениями на резвую и гладкую козочку.

– Извини, подойник в сенцах с крючка сорвался!

По утрене свежая, гибкая девушка подлетела к кровати, подставляя для поцелуя румяную еку.

– Плохой крючок. Вот ты у меня не сорвешься! – Алексей, насквозь пронизанный желанием, властно и грубо потянул крепкими руками Любашу на высокие подушки, но коза пружинно отскочила.

– Не шали, дикий охотник!

– Любаня, еще так рано! Не стучи копытцами! Продлим тихую буйную ночь!

– Леша, петушок давно пропел! Пора-пора! Я уже сбегала – накормила телят! Сейчас и тебя, лежебоку и лесного бродягу побалую теплой стряпней. Попотчую одичалого зубра домашними шаньгами. Надоели, небось, тебе хвойные перины и лесные орехи, мой ненаглядный замшелый отшельник! Но не расслабляйся чересчур, милый! Вскакивай и умывайся! А ко мне, неугомонный весенний селезень, не приближайся – от меня духами телятника пахнет! Не лесной медуницей. Приласкаешь меня и сразу разлюбишь. Я смотрю, ты даже спишь мимо подушек, вольный лесной обитатель. Ты не Алексей, а Леший! Милый, милый Леший!

Леший тянул белые, но грешные руки:

– Вкусно пахнет свежим клевером! Завидую твоим питомцам. Дай хотя бы ушко пожую!

– Капканчик расставляешь, охотник?! Ничего не получится! – Косуля упорхнула к высокой печке.

Горбунков снова прикрыл глаза. Не просыпайся, если спит еще твоя совесть! Поваляй дурака, коли не дурак. Впереди предстоят нелегкие объяснения дома. Зачем бежать вприпрыжку? Полежав, он очень неохотно расстался с крахмальными простынями. Когда мокрый оторвался от умывальника, Любаша, ожидавшая его с полотенцем, прижалась к мускулистой груди. «Какой ты у меня спортивный, замшелый Леший!»

Пока Леший с удовольствием уминал картофельные шаньги с молоком, девушка не сводила с него восторженных глаз. Лишь это и мешало Алексею глотать по целой теплой шаньге, забывая о сметане. Когда только Любаша успела напечь такую вкуснятину. Вот ведь как получается, одни хорошо пекут – другие допекают. Не равноценно. Видимо, восторг читался на небритом лице, Любаша рассмеялась:

– Не думай обо мне чересчур хорошо. Это маманя напекла с рассвета. Родители хоть и живут отдельно, за стеной, но столы наши вплотную. Даже ночью подкармливать меня не забывают, прилежно готовят на выданье.

Алексей притворился несмышленышем и никак не отреагировал на явный, хоть и безобидный намек. Беззастенчиво продолжал глотать умелую стряпню и пожирать ненасытным взглядом лесного самца налитую весенними соками деревенскую дикарочку, неиспорченное дитя природы. Коза с синими глазами! Натягивая жесткие, как кора ясеня, рабочие штаны, охотовед продолжал насыщаться пышущей упругой статью, которой было тесно в ситцевом сарафанчике. Какой подарок преподнесла ему судьба! А ведь мог никогда и не встретить это солнечное создание. Счастливый случай! Не задержи он молодого парня, охотящегося весной на озере без путевки, не отними с трехэтажным укором простенькое одноствольное ружье, наверняка бы, не сидел сейчас за белой скатертью. Бойкая девушка с тихими глазами-озерцами приехала в район, к охотоведу, выручать копеечное ружье.

– Как вам не стыдно отнимать безобидную игрушку у мальчишки?! Это ружье отца. А ему досталось оно еще от деда. Всегда охотились мужики на своем озере. И какая их добыча? Один-два чирка. Самый большой трофей, если очень повезет, зазевавшийся гуляка селезень. Вы бы лучше ловили за вороненые стволы тех заезжих браконьеров, которые как хозяева шастают по лесу днем и ночью!

– Вы в дозор со мной пойдете?

– А почему бы и нет! Хоть в огонь с таким бесстрашным воякой с одностволками.

Охотовед, без оглядки выскользнув из сетей служебного долга и семейных уз, воспарил вольным соколом над трудовыми буднями. Лес сделался ему тесным и скучным. Зеленая крыша от вмиг разгоревшихся чувств не спасала. Горбунков не выдерживал трех дней, чтобы не повидать ситцевого платья ясноглазой хохотуньи. Купил легкий мотоцикл, чтобы чересчур часто не мелькал перед деревенскими окнами служебный «козлик» с броским лейбом: «Охрана природы». Свою самую неусыпную вахту – добровольную охрану красивой телятницы он старался не слишком афишировать.

Сейчас Горбунков оттягивал момент: он должен сообщить Любаше о предстоящей длительной разлуке. Мучило сознание: вот он, и без того не отрывающийся от красот природы, едет отдыхать на лазурный берег, в Болгарию, а она – настоящая труженица и милая сердцу верная подруга, остается в телятнике.

Он раскрыл, было, рот, но Любаша опередила:

– Ты сегодня очень торопишься?

– Вроде, нет. А что?

– Отец с тобой хотел поговорить.

Разгоряченный охотовед похолодел. Знал, что такой разговор рано ли поздно должен состояться. Горбунков, обязан определиться. Пора. Но он, отважный борец с вооруженными браконьерами, никак не может набраться смелости объясниться с нешумной женой.

Да и не очень уверен, хочет ли? Детей у них со Светланой нет, вроде, не прикован стальной цепочкой к порогу. Но к жене он искренно привязан. Она – приветливая, умная. Мечет глазами громы и молнии без оскорбительной брани и кидания тарелок. Наконец, жена с высшим образованием, педагог. Опять же квартира ее. А где жить с Любашей? В милой сердцу деревне, но с удобствами в огороде? Что сейчас он ответит на справедливое любопытство обеспокоенного отца? Эх, елки – хвойные палки! Правильно говорят, не в свои сани не садись. А точнее, не ложись.

Сметливость телятницы опять удивила Алексея.

– Не пугайся, мой теленочек, разговор отца совсем о другом, – беззаботно улыбнулась девушка. – Так я постучу?!

– Постучи рожками! – теперь храбро кивнул охотовед.

Отец Любаши был ему приятен. Обстоятельный, немногословный. В кого Любаша – сорока? Скотник всегда аккуратно одет – чистая фуфайка, смазанные сапоги. Больше трех рюмок за столом взять не уговоришь.

Ждать долго не пришлось. Скоро скотник сидел уже за столом. Тарелку со стряпней решительно отодвинул, на стол положил аккуратную папку.

– Сыт я по горло нашим откормом бычков! – положив на белую папку темные сучки пальцев, сухо заявил, словно пришел в контору. Видно было, что речь давно подготовлена, а может быть, и заучена.

В свое время районное начальство, посетившее телятник, предложило Сорокину модный семейный подряд. Мол, сам ты человек не пьющий, дочка – передовая телятница, почему бы вам, согласно поступи времени, не организовать собственную бригаду. «Вот берите шестьсот голов молодняка и флаг вам в руки, – сказал, глядя на власть, управляющий отделением Дулин. – Кормите, ухаживайте, а осенью всей семьей будете считать цыплят – достигнутые привесы и соответствующее вознаграждение».

Плохо ли, когда у гурта один хозяин? И накормлены, и напоены будут телята во время. Сорокин с женой Антониной, дочь Любка горячо принялись за новое дело. Даже сын Пашка, закончив школу, подключился к бригаде. А начальство, обещавшее золотые горы, вмиг потеряло всякий интерес.

– Управляющему отделением лишь бы отрапортовать о новом почине. Набили оскомину постоянная холодная война зимой из-за сенажа да силоса, – скотник, ругался, не повышая голоса. – А привезут корм, глянешь утром, а в кормушках остались груды земли да камней. За булыжники эти по 38 рубчиков за тонну вычитывают! Весь апрель быки лузгали семечки. Другого корму не давали нам. В результате угодил в отвал не только силос-подсолнечник, но и ожидаемые привесы. А цыплята к новому году были такие: по 250 рублей на члена бригады в месяц. А раньше я – скотник имел в своем крепком телятнике 450! Какой смысл упираться рогами в кормушки?!

Однако главу семьи уговорили и на второй год откорма. Клятвенно заверили: сенокос отделение провело успешно, качественный корм телятам гарантируем.

– Взяли мы уже меньше телят – только 500. Но и для этих нам всю зиму приходилось приворовывать сено. Надоело такое отношение! Сдержать слово куда хлопотнее, чем дать. Даже новый договор до сих пор не оформлен, работаем по-старому, – Сорокин достал из папки бумаги. – Все трусцой да галопом. Отрапортовали и забыли. Горбимся от зари до зари, а не уверены, в этом году будут результаты лучше.