скачать книгу бесплатно
– Очень приятно, – сказал я. – Стас. Моего друга зовут Григорий.
Григорий кивнул. Его, по всей видимости, нисколько не заинтересовало то, что эта весьма привлекательная женщина решила разбавить наше мужское общество.
– У вас редкое, необычное имя, – продолжил я беседу. – Я вижу, что в вашем лице есть что-то прибалтийское, но в то же время присутствие южной крови тоже оставило на нём свой характерный, я бы сказал, страстный, отпечаток.
Она кокетливо засмеялась:
– Вы весьма точно угадали историю моей семьи. Позвольте мне не углубляться в подробности: на их пересказ уйдёт слишком много времени.
– Нам было бы интересно, но если вы не хотите… – я ничуть не огорчился тому, что не услышал родословную прибалтийской тропиканки, так как мне был важен сам разговор, а не его тема. – Вот уж не ожидал встретить здесь, на Бали, такую красавицу из России. Какими судьбами? – спросил я.
Лайма продолжала держаться непринуждённо, не забывая демонстрировать свои красивые белые зубы и голубые глаза.
– Скажем так: меня сюда привела моя южная, страстная кровь, как вы только что выразились. Прекрасный остров, не правда ли?
– Да, – согласился я.
– А у нас потихоньку обнаруживаются точки соприкосновения, – заметила она. – И что же вам больше всего понравилось здесь?
– Вообще-то, всё, но мы недавно приехали и ещё не успели, как следует, оглядеться, – замялся я.
– Я вам завидую, у вас ещё всё впереди, – Лайма сделала вид, что она здесь бывалый человек. – Сказать по правде, я не могу выделить ни одного места, которое мне не нравилось бы. А кроме того, здесь очень дружелюбные и доверчивые люди. Это создаёт ощущение приятной расслабленности. Я настолько пленилась островом, что рассчитываю продлить свою визу. Я хочу продлить свой полет над земными невзгодами.
«Я готов полетать с тобой», – подумал я.
Маленькое любовное увлечение на лоне экзотической природы представилось мне в тот момент заманчивым. Отдых был мне необходим, и я был уверен, что случай дал мне возможность восстановить силы в компании красивой женщины.
– Значит, вы – здешний старожил? – спросил её я.
Она кивнула, не сводя с меня глаз.
– В таком случае, вы обязаны устроить для нас, новоприбывших, небольшую экскурсию. Мы же, со своей стороны, обещаем не остаться в долгу. Можно, к примеру, обсудить возможность ужина на плавучем ресторане.
– Мне очень жаль, но я ещё не знаю своего расписания на ближайшие дни, – огорчённо произнесла Лайма. – Поверьте, я бы с удовольствием стала вашим гидом. – Она бросила взгляд на свои часы на руке и заторопилась. – Мне было приятно с вами познакомиться, но, боюсь, я с вами заболталась и опаздываю. Придётся вас покинуть.
Она быстро встала из-за стола.
– А я было хотел предложить выпить по коктейлю, – я попытался её задержать.
– С вашей стороны нехорошо задерживать женщину, которая торопится. До свидания. – Она кивнула мне и пассивному Григорию.
Но не успела она сделать и шага, как её нога подвернулась. Григорий, возле которого Лайма стояла, машинально подставил ей свою руку.
– Неужели у меня сломался каблук? – страдальчески произнесла Лайма. – Ну-ка, я посмотрю. – Она нагнулась, не отпуская Григория. – Нет, все в порядке. Спасибо вам. – Она улыбнулась своему спасителю.
Лайма медленно отпустила руку Григория и ушла. Я проводил её взглядом.
То, что я поддался обаянию этой женщины, вовсе не означало, что от меня ускользнул последний жест Лаймы. Отпуская руку Григория, она что-то оставила в ней.
– Ты никогда раньше не встречал эту женщину? – с тревогой в голосе спросил меня Григорий.
– Нет, сегодня я видел её впервые в жизни.
– Смотри, что она мне сунула, – и он раскрыл ладонь.
На ладони лежала скомканная бумажка, только что покинутая изящной лайминой ручкой.
– Давай вместе прочитаем, что она тут написала, – предложил Григорий. – Я не хочу иметь от тебя секретов. Даже если она назначила мне любовное свидание, я хочу, чтобы ты об этом знал. Эта женщина мне неприятна.
– Как знать, может быть, содержание записки изменит твоё к ней отношение, – сказал я, ухмыльнувшись.
Пока Григорий разворачивал записку, в мою голову лезли всякие глупые ревнивые предположения.
Записка же не содержала никаких сокровенных признаний. Лайма указала в ней время – 25-ого, 3 часа дня, и… номер и код сейфа в камере хранения на автобусном вокзале.
– Сегодня – двадцать четвёртое, – сказал я. – Завтра тебя ждет сюрприз.
Григорий серьёзно посмотрел на меня и тихо проговорил:
– Знаешь, Стас, мне как-то не по себе. Не нравится мне эта Лайма. У меня такое ощущение, что тот, кто хотел моей смерти в Тайланде, не оставляет меня и здесь. Эта женщина кажется мне опасной. Ты можешь думать о ней, что угодно, но я бы не хотел ещё раз её встретить.
– Брось, я не вижу в ней никакой опасности. По-моему, ей просто нечем заняться. Она отдыхает здесь и развлекает себя тем, что заводит знакомства с заезжими мужиками. Этой запиской она просто соблазняет тебя. Она безобидная телка.
– Возможно, ты изменишь своё мнение, если посмотришь вон туда.
И Григорий глазами указал в сторону. Слегка повернувшись, я увидел Лайму: она стояла за деревом и наблюдала за нами, забыв о своём важном деле, торопившем ее покинуть нас. Мне это показалось странным, но не опасным, как думал мой друг.
– Веди себя так, как будто ты ничего не заметил, – встревожено порекомендовал мне Григорий. – Теперь ты понимаешь, что у этой женщины на уме нечто большее, чем обыкновенный флирт. Надеюсь, завтра мы не поедем открывать этот дурацкий сейф? – спросил он.
– А вот и не угадал, – ответил я; мне хотелось развлечений и продолжения общения с Лаймой. – Сейф мы откроем. Это же интересно, что в нем. Радости, да будет тебе известно, разбросаны по жизни вперемешку с опасностями.
– С этой бабой нам лучше не связываться, – твердил свое Григорий.
– Да что ты заладил одно и то же, – пожурил его я. – Мы же не дети, справимся как-нибудь вдвоем с одной женщиной, если что. Подождём до завтра.
За разговорами с Лаймой и Григорием я и не заметил, как и чем закончился танец транса у костра на берегу океана.
Глава третья. Григорий.
Хотя Стас и пытался скрыть свои чувства, это ему не удавалось. Он настолько увлёкся Лаймой, что потерял голову. Мне не понравилось, что солидный бизнесмен и очень рассудительный человек при появлении мало-мальски симпатичной женщины напрочь забыл об опасностях, подстерегавших нас на каждом шагу. Более того, этот солидный бизнесмен был женат, и его желания шли вразрез с его положением главы семьи. Впрочем, они с женой не ладили настолько, что мне было непонятно, почему он от неё ещё не освободился.
Если даже отбросить вопросы нравственности, его новое знакомство всё равно мне не нравилось. Какие-то смутные чувства говорили мне, что от этой Лаймы следует ждать беды. Но этого было недостаточно, чтобы Стас поверил мне.
Рано утром к нам на этаж пришёл Ван Донген вместе с крохотным балийцем, одетым по-походному. Оказалось, что Стас договорился с Ван Донгеном о помощи в организации экскурсий по острову и забыл об этом. Но наш покровитель не забыл.
Он представил балийца как профессионального гида, знатока местных обычаев. Звали его Команг Арманди. Для меня он не представлял никакого интереса, так как не понимал по-русски.
Господин Команг Арманди намеревался отвезти нас в древний разрушенный храм, где поселились обезьяны.
– Он говорит, что это нас позабавит, – объяснял мне Стас. – Ты как к обезьянам?
– Да, вообще-то, никак.
– Ты хоть знаешь, чем они питаются? Запомни: кормление обезьян в храме – важная балийская традиция. Местное население верит, что обезьяны приносят удачу, и почитают за честь их подкармливать.
После такой речи Стас сделался очень торжественным и важно, будто выполняя некий долг, отправился на рынок за бананами.
Вскоре он вернулся с большой спортивной сумкой, в которой были сложены пакеты с бананами. Бананы эти были вдвое меньше тех, что мы привыкли видеть на прилавках российских магазинов, но они слаще «наших» и, если верить балийцам, полезнее.
Моя история знакомства с бананами началась с забавного эпизода, произошедшего давным-давно, в моем детстве. В те незапамятные времена один мамин знакомый привёз ей из командировки в Южную Америку ящик банан. Знакомый, как лицо высокопоставленное, быстро исчез, оставив маму наедине с этим ящиком и раздумьями о том, что с ним делать. Никто из соседей не мог ничего посоветовать. А надо отметить, что советский человек того времени знал о бананах исключительно по картинкам. Единственное, что мама знала доподлинно, это то, что бананы – обезьянья еда. Таким образом, у нас появился повод на две недели стать завсегдатаями зоопарка.
Я никогда не забуду наших визитов к обезьянам. Каждый раз, завидев нас издали, они принимались бурно выражать свой восторг. Я помню их волосатые лапки, тянувшиеся ко мне. Я помню их чёрненькие глазки и чёрненькие пальчики, которыми они аккуратно очищали наши бананы от кожуры.
Будучи сообразительным мальчиком, я, заметив, что неизвестные фрукты нравятся обезьянам, решил лично их попробовать. Осторожно вытащив из ящика один бананчик, я, по примеру обезьян, освободил его от кожуры и медленно, смакуя, разжевал. Бананы понравились мне с первого раза. С тех пор я каждый день втайне от мамы поглощал по одному-двум бананам.
В конце концов, я не выдержал и поделился с мамой своим открытием нового продукта питания. Она не оценила мой опыт по достоинству. Мало того, что она отказалась попробовать банан, предложенный мной, она не на шутку разволновалась за меня и успокоилась только тогда, когда основательно напоила меня марганцовкой. После этого я обходил злосчастный ящик стороной, боясь превратиться, как предрекала мне мама, в обезьяну, наевшись обезьяньей еды.
Оказавшись на заднем сидении джипа господина Арманди рядом с сумкой, наполненной бананами, в течение всей поездки я тоже не прикоснулся ни к одному из них: детские внушения очень сильны в человеке.
Наш гид, должно быть, очень гордился своим новеньким джипом, достойном участия в съёмках очередной части «Парка Юрского периода». Машина, пожалуй, гарантировала бы защиту от зубастых монстров эры динозавров и приятно поражала кожаным салоном и прочими дорогими наворотами. Снаружи балиец оригинально расписал ее, украсив чудо немецкой автомобильной мысли существами местной мифологии.
По пути Команг безостановочно рассказывал что-то Стасу. Говорил он очень эмоционально. По его восторженной интонации я понял, что он не только много знает об острове, но и любит его всей душой. Его акцент был настолько необычен, что даже я, не знающий английского языка, улыбался, слушая его речь.
Вдруг наш джип затормозил. Маленький балиец, прихватив с собой пластиковую бутылочку, выскочил из автомобиля. Ни я, ни Стас ничего не поняли и не спускали с него глаз. Тем временем Команг, произведя ритуальные пассы, нагнулся к ручейку в траве, едва заметному с дороги. Он набрал воды в свою бутылочку, после чего опять совершил мистические пассы. Несколько раз поклонившись неведому кому и что-то произнеся на своём языке, он сорвал желтый цветочек, росший в траве, и опустил его в ручеёк. Произнеся ещё несколько слов, он сорвал другой такой же цветочек и заложил его себе за ухо.
Когда он вернулся в машину, Стас расспросил о его столь странных действиях, а я довольствовался комментарием Стаса. Гид объяснил, что он набирал воду из священного источника. Предварительно он отдал необходимые почести духу источника и принёс ему жертву. Дух благосклонно принял эту жертву, дал воду и одарил смиренного просителя цветочком.
Мне весь этот ритуал показался диковатым. Балиец же считал его естественным. Обряды общения с духами происходят на Бали ежедневно и повсеместно – как по индивидуальному сценарию, который мы видели у ручья в исполнении Команга, так и по установленным церемониям.
В принятых общинных ритуалах нет никого похожего ни на попа с кадилом, ни на жреца с жертвенным ножом. Участники, а ими бывают все члены общины, просто важно расхаживают друг за другом с тарелками фруктов в руках и на головах. Потом появляются танцоры в пёстрых масках и одеждах – они выполняют замысловатые телодвижения, при напряженном внимании остальных. Звучат заклинания на балийском языке. Всё вместе это называется церемонией в храме.
Причем, похоже, вся община, от мала до велика, верит в серьёзность происходящего. Если на церковные праздники в России большинство смотрит, как на красивую игру, дань традиции, не имеющей связи с действительностью, то на Бали все церемониальные действа, кажущиеся европейцам идиотическими, воспринимаются, как значимые события жизни. Культ не является для балийцев пустой игрой. Он определяет их жизнь.
Каждый день балийцы проводят какой-либо ритуал либо готовятся к нему. Ежедневно их мысли подчинены религиозным обрядам. Причем в подготовке и проведении церемоний участвуют поголовно все члены общины. Если кто-то пренебрегает заведенным порядком, община предлагает ему переехать в другое место. Либо живи укладом общины, либо покинь ее.
Среди балийцев почти отсутствуют вульгарно заземленные души, столь характерные для всех остальных современных народов. Почему? Духовно жители Бали сродни древним египтянам и древним майя. Они посвящают себя не материальному обогащению и пустым развлечениям, а религиозным церемониям. Это не значит, что все здесь религиозные фанатики. В отличие от нас, разделивших религию и повседневную жизнь на две несоприкасающиеся области, балийцы религию сделали своей жизнью. Мы обращаемся время от времени к Богу с молитвами, покаяниями и просьбами, а их менталитет таков, что они в каждый момент чувствуют себя живущими под Богом. То, что христиане называют духовным напряжением, для них давно стало стилем жизни, поэтому их лица светятся радостью. Их дух уже достиг того совершенства, которого христиане еще собираются достигнуть. Они уже спасены. У них нет поводов к тому, чтобы чувствовать себя несчастными.
Заметим, что абсолютно все церемонии по балийской вере проводятся с целью борьбы человека с дьяволом внутри самого себя, для внутреннего самосовершенствования. Другими словами, их воздействие направлено не на Бога, не на задабривание Его, а на стимулирование светлых сил самого человека. Результат очевиден. Почему на Бали нет преступников и тюрем? Потому, что балийцы, согласно своим убеждениям о всеобщей взаимосвязи, знают, что всякий плохой поступок и даже плохая мысль никогда не проходит бесследно, безнаказанно. Как эта философия отличается от христианской, которая устами церквей внушает, что любые проступки и преступления, не говоря уже о злых мыслях, будут прощены Богом, если человек, совершивший их, покается в церкви перед священником. Так же и мусульмане думают, что они очищают себя паломничеством в Мекку.
Глубокая, пронизывающая всю жизнь духовность – вот причина восторгаться балийцами (их всего-то три миллиона). Белые люди, возведшие материальные ценности во главу угла своего мировоззрения, в сравнении с балийцами кажутся наивными и глупыми. Правильно балийцы предполагают, что белые люди – демоны: только демоны могут жить недуховной жизнью.
Никогда балиец не пригласит белого человека на какое-либо свое таинство. Причина в том, что белые люди не верят ни в церемонии, ни в таинства, ни вообще в религию балийцев. А поскольку они не верят, то своим присутствием на таинстве вносят диссонанс в общий поток сознания. Зачем лишняя трата энергии?..
Храм, к которому меня и Стаса подвез Команг, хотя и был заселен обезьянами, обыкновенными мартышками, все-таки был действующим храмом, поэтому наличие бананов оказалось не единственным условием допуска в него. На входе нас остановили двое старых привратников, предложивших нам обзавестись саронгами.
Саронги эти представляли собой куски цветастой ткани, которые повязываются вокруг бёдер. В таком имидже мы стали походить на шотландцев в юбочках, что развеселило меня.
– Здесь нет ничего смешного, – попытался урезонить меня Стас. – Ты же входишь в священное место. Вот в православной церкви ты бы снял шапку, в синагоге – надел бы кипу. В мечеть тебя бы не пустили в обуви. А здесь изволь носить саронгу и не смейся.
Я стер с лица улыбку и важно направился внутрь храма, но тут неподалеку заметил наших старых знакомых, русских: толстяка из магазина жемчужных изделий и его жену. Старики-служители бегали вокруг них, бойко переговариваясь между собой: их проблема, как было видно со стороны, состояла в том, что им не удавалось подобрать саронгу, подходящую к габаритам этого посетителя. Перепробовав несколько тряпок, они не нашли ни одной, достаточной, чтобы должным образом обернуть толстяка, а без саронги он рисковал не попасть в святое место.
Посовещавшись, балийцы, наконец, нашли выход из положения. Они связали две саронги между собой и уже этой связкой обернули растолстевшего за годы «перестройки» «нового русского». С двумя узлами (спереди и сзади) толстяк стоял перед Божьим храмом, положив руки на живот, как на подушку. Группа несдержанных европейцев, высыпавшая из подкатившего туристического автобуса, при виде этого зрелища разразилась громким хохотом. Сами же творцы смехотворного костюма, балийцы, скрючившись от смеха, скромно отвернулись. Стас тоже поддался общему настроению.
Бедняге толстяку ничего не оставалось делать, как улыбаться. Не бросаться же ему было на смеющихся, чтобы заткнулись. Его жена, разряжая сцену, подхватила его под руку и потащила вглубь храма. В ушах этой женщины блестели золотые серёжки с чёрными жемчугами, те самые, которые она при нас требовала у мужа в магазине.
Стоило парочке скрыться, мы вспомнили, зачем мы приехали, и принялись осматривать древние сооружения. Балийцы считают, что когда человек входит в храм, он как бы возвращается в свой истинный дом, куда стремится его душа. Из мира испытаний как бы возвращается домой.
Средний двор храма посвящен духам предков. Предки – это не только бабушка и дедушка, а все людские реинкарнации, закончившие цикл воплощений и ставших частью вселенского Бога. Именно этой своей частью Бог обращен к людям.
Алтарная часть храма включает несколько пагод. По сути, это весь внутренний двор. Туда допускаются только балийцы-индуисты во время храмовых церемоний.
Все храмы поддерживаются находящимися вокруг них общинами. Речь идет о больших храмах или храмах, относящихся ко всей деревне, к одной или нескольким общинам. Есть еще и домашние храмы, которые поддерживаются на средства семьи.
Мы вошли в большой храм. Казалось, над всей его территорией безраздельно властвовали обезьяны. Они приставали к туристам, выделывали акробатические номера на деревьях, просто сидели кучками на камнях и грелись на солнце. «Будь осторожен, – сказал я себе, приготавливая бананы. – Перед тобой – дикие животные, могут и покусать».
Бродя по обезьяньему храму и раздавая мартышкам угощенье, я наткнулся на большой камень, на котором сидел старый больной обезьян. Его тело было покрыто розоватыми опухолями. Скорее всего, дни его были сочтены. Я с жалостью вглядывался в его грустные глаза.
– Не смотри на меня так пристально. Ты угадал, я умираю, – вдруг услышал я.
Вернее, не услышал, – обезьян не говорил со мной человеческим языком, – а понял, уловил его мысль. Для того, чтобы услышать животное, мне не требовались уши.
– Как? – оторопел я. – Ты можешь мыслить?
– А что в этом удивительного? – пронеслось в ответ в моем мозгу. – Один из ваших сказал: я мыслю, значит, существую. Но ведь верно и обратное: я существую, значит, мыслю.
После этих слов мне стало не по себе, и я серьёзно забеспокоился, не перегрелся ли я под экваториальным солнцем. Со мной, как ни в чём не бывало, разговаривала макака. И не просто разговаривала, а философствовала!
– Что же из того, что я макака? – старый обезьян читал мои мысли, как и я – его. – Дарвин доказал, что мы с тобой – родственники. Поэтому не очень-то возвышай себя надо мной.
– Как вы тут живёте? – спросил я, тушуясь и не зная, что сказать.
– Наслаждаемся жизнью, как можем, – важно ответил обезьян. – В этом смысле мы очень похожи на вас, людей, не правда ли?
– Ты прав, – я вынужден был с ним согласиться.
– Например, мы, как и вы, любим всё блестящее.
Я проследил за взглядом моего необычного собеседника и увидел группу японцев. Поблёскивая фотоаппаратами, кинокамерами и оправами своих солнцезащитных очков, они дружно следовали за своим гидом.
– Видишь это стадо? – спросил обезьян. – А теперь смотри, как один из наших обзаведётся в нем красивой игрушкой.
Некий пожилой японец, отстав от своей группы, увлечённо снимал на камеру игравших на дереве обезьян. Они, словно позируя, принимали уморительные позы, старались на славу. Увлекшийся съемкой скуластый человечек не мог и предположить, что его, представителя цивилизации, шерстистые создания просто дурачат. Пока макаки на дереве отвлекали японца своими ужимками, над ним с другой стороны нависла угроза. По каменной кладке полуразрушенной стены к нему осторожно, не сводя с него внимательных глаз, подкрадывался их соплеменник. Мне хотелось окликнуть японца, но я не мог обидеть старого обезьяна, доверившего мне наблюдать секретную операцию.
К ничего не подозревавшему японцу сбоку быстро протянулась волосатая лапа и рывком лишила его очков. Жертва охнула, а воришка моментально оказался на дереве среди своих. Обезьяны вовсю потешались над человеком: паясничая, они передавали очки друг другу, примеряли их и как бы передразнивали их прежнего владельца. Японец метался, задрав голову, кричал, размахивал руками, что привело обезьян в еще больший восторг. Их развлечение продолжалось до тех пор, пока их жертва не поняла, что пропажу ей никогда не вернуть.
– А вы говорите, что мы глупее вас. Вы тоже можете нас позабавить, – прокомментировал мой собеседник, улыбаясь, выходку своих сородичей.
– Григорий! Мы тебя потеряли, – ко мне приближался Стас.
