Аутодафе

Николай Евдокимов

Аутодафе

«Неужели это возможно…»

Неужели это возможно —Тот ребенок издалекаОзабоченностью подкожноюПоявился вдруг у меня.Эти детские полутрусики,И касания в полутьме,Невоздержанность и распущенность,И любовь, что плыла во мне.Что-то тонкое, дружба и призракиВ этом доме с моим приездом.Моя ревность, измены и признакиНевосполненности при отъездах.Это было всегда неизменно,Это чувство не прерывалось,Неприязненность и изменаЛишь налетом больным оставалась.Это имя как звук при удареДжека-Жека – как посвист в пролете.Это пятнышко в ровном загаре,Это зов утонувших в болоте.

«Как из сказок камины…»

Как из сказок камины,Как из юбок колени,Выползаем на льдиныНаших встреч в понедельник.А глазища, как рыбы,Недоверчиво, жутко,Вечер зимний осиплоВырастает под юбкой.Что-то делают ногиВ перекресте неровном,И замерзшие богиОживают в капроне.

«А букеты, как сигареты…»

А букеты, как сигареты,Дымно в вазе, спившись, стоят,И пожарищем ржавым жабоюПомидорно смотрят из ваз.Прикоснувшись к ним, отшатнувшись,С тихим стоном в гнилых зубахУдаляешься вглубь и тихо,Смотришь нагло, как беглый раб.Как в кино, экранно, капризноБудешь мне потом долго пенять.Сопричастная грубым софизмам,Головою качать, укорять.Надышавшись от сигареты,Насмотревшись кина и цветов,Будем ждать, будем в зиму и летоУ порогов чьих-то торчать.

Аутодафе

Ты в желтом вся и вся в пуху.Какая скатерть в клеточку!Невыносимо. Пьем. В пахуЧего-то бьет и вертится.Сегодня, может быть, за все,За все воздастся фатумом.И кружка звякает и льнет,И клеточки и атомы.Но это все – рояль, кафе —Шокирует и радует.В пухово-желтом аутодафеЧасы, иссякнув, падают.И снова пусто, чистотаЗальет, захватит, слопает.Ее здесь нет, надрез листа.И двери, хмурясь, хлопают,И я, как еретик изнеженный,В остроконечной шляпе зонтиком,С потушенной свечою бежевойВступаю на сожженье желтенькое.И двор, и чернь, и королеваПрощаются со мной, позевывая.Сползаю с раковины влево,Захлебываясь и сплевывая.

«Клавиатура – кладбище звуков…»

Клавиатура – кладбище звуков,Вытянувшись, выпившись жадно и хмуро,Следим за потрескавшимся лицом у печкиСо сложенными руками. А печкаНе греет, а за окном ветер.Это праздники зимние.Сейчас будем пьяны.Дом деревянный старинный,Пианино, вялость, шаги, зябко.Бодрящий голос сыплетИ пьяный ком – на снег, в мороз.Трубы мягкие охапки дымаРаскладывают на холодной синеве горизонта.Теплые комочки женских движенийВыпадают из санок, касаются рук,А из теплых дверей выплывают тениСтульев, музыки, мягких звуков.Через день в электричке, в сонной ватеКто ж отважится вспомнить – а были пьяны —Невнятные потные губы. Пропахшие платьяЗавернуты, сложены в поля и карманы.

«Как негоже быть лысым…»

Как негоже быть лысым,Как нерадостно – старым.Даже здания крышиНосят чубом кварталов.Даже руки-морщины,Как броню от желанья,Даже озеро льдины,Даже женщины платья,Даже грешные слухиНедомолвки, молчанья,И ворчливо старухиНосят в платьях желанья.

«Танцовщица беременеет грустью…»

Танцовщица беременеет грустью,И мягко ноги – продолженье трусиков —Выплескиваются на партер, тревожный и измученный.Вытягиваются губыК призрачному снадобью,Натягивают, как пуловер грубый,Как хлесткий выстрелВ статую дробью.И вертятся девчонки холеные,Танцовщицу умершую охаивая.Глаза судей намокли злобной больюБабьей.

«Цветные линии дождя…»

Цветные линии дождяНадел на плечи сквер осенний.И тихо падают, скрипя,Машины у подножья теней.На Трубной площади огниГлядят под юбки магазинов.Колени их удлиненыИ удивительно красивы.Смешные девочки в плащах,Немного пьяный, неуклюжийЖдут под обвалами дождяТрамвай, спускающийся в лужи.Сырые стены площадейВ короткой юбочке асфальтаГлядятся в призрачных людейСердитым переплетом альта.А руки голые дождяЛаскают каменные ноги,Но оголяясь нехотя,Они насуплены и строги.В подъезде девочки смеются,Спадают тонкие чулки,И у подъезда отдаютсяДождливой прихоти тоски.

«Не управившись, отказавшись…»

Не управившись, отказавшисьНа ровном месте, неустойчивоВо славу всем павшимЗавсегдатаем покойницкой,И даже не отвлечешься,И даже игры проигрываются хмуро.В рабочую тогу сухонькуюЗалезаешь,Как в постель любовницы.И люди, подражая и запутываясь,Хмуреют, влезая в общение,Неожиданное, тяжелое и искусственное,Как капроновые изделия.

«Ты гримируешься устало и безвольно…»

Ты гримируешься устало и безвольно,Садишься в кресло, грустное, как прошлость.Слова и звуки падают довольно,Как в песнях умирание мелодий.С женой, смотрясь, как из колодца, на виденья,Невольно грим твой надеваю белый,Невольно запрещенность и свирепостьЯ приношу, как в лепрозорий лепру.

«Покойники сродни невестам в платьях…»

Покойники сродни невестам в платьях.Сегодня дождь и мокрая земля,Цветы несите на мою могилу,Их головы склоните на меня.Красиво будет пусть, пусть будет мило.Холодные и мокрые кустыРаздвинут руки, мы вопьемся в небоЧерез глаза и мокрые цветы,Которых нет, и не было, и было.Но не было поминок обо мне,И ты не плакала, стихи качая днями.Я умер тихо, замирая в сне,А не болтаясь на оконной раме.Цветы не принесут на мокрую траву,Следы не смоет дождь, и не растаютДухи в цветах и темень на мосту,И колокольни нас не обласкают.Хочу цветы, о как хочу цветы.Хоть обманите, будто бы с цветами,Я буду думать – это вы пришли,А не осенний дождь над головами.А дождь, и дождь, и мокрая земля.Возможно, принесли, а их украли,А небо смазали соленые глаза,Ресницами дождей запаковали.Сегодня дождь и мокрая земля,Цветы несите на мою могилу,Я буду думать, платьем шелестя,Ты приходила, и вернусь в квартиру.Надежды у покойников легки:Они, как дети, знают – нет, и верят,А в черных ртах шевелятся стихи.Из глаз, ввалившихся, как в выставленные двери,Выходят звезды – мокрые дожди.

«Начиналось в Обвале…»

Начиналось в ОбвалеНеожиданной мягкостью слов,Ты все время все знаешь:Я как заяц в облаве,И томящийся запах духов.Пыльный город, клоповые койки,Серый бред, липкость линий и снов,И наплывом усталость и скованностьУ углов.Даже резкость движений,Угловатость, неправильность, всюЯ впервые люблю,И бесцельно броженье,И бравадою слов не удержишь из сказки мечту.Я люблю – это пошло и, верно, избито,Ты практична, спокойна, умна,Только смотрится зайчиком, наскоро кем-то убитым,Отскочившее сердце, и в серых подпалах стена.Только боль и бессилье,Только скованность, бред и игра,Сигареты и линииПродолженьем тебя.Только сухость во рту, как с похмелья,Над Провалом красива, как стон.У мгновения нет продолжения,Только отзвуки за окном.Ты прекрасна, и ты королева,Тривиально звучит, но душе не звучанье, а мгла.Я впервые любил, был впервые смешным и нелепым,Будь же проклята жизнь, бред надежды и я.Разбежались, ну прямо лужайка поп-арта,И цветочком взлетающий ТУ.Это я все придумал, гадая на картах,А любить, не влюбляясь, надо,К черту мечту!Только все же щемящее что-то,Только все же и бред, и мечта,Только снится и видится кто-тоЗа границею серого сна.

В Одессе

В зеленой церквиСеренький ублюдок,Заутреню стоял яСреди юбок.Иконы целовал,Как бешеныйВпивалсяВ живую кровь и плотьПричастия,ЦеплялсяЗа юбку девкиС красной мордой сна,В подтеках синеньких,С узлами на ногах.А церковь-колоколГрубей, чем патефон,Как баба, с крикамиРожала гуд и звон.Церковный запах,Специфичный запахСтелился по полу,Мы им пропахли.Холодный полСминался, как штаны,И красный грехОкрашивал хоры.Тогда притихшие,Запомнившие стон,Мы уползлиВ мелькание колонн.

В больнице

Восковые фигуры в бойницах,Тонкие, как слова,Ты грустишь, тебе хочется близкого,Тихого, сладкого,А воздетые по больницамРуки, сестры, врачиТебя мучают, пачкают.На кровати, в углу,В белом, нечистом, рваномПодчиняешься ультиматуму —Посетителей нет еще, рано ведь.И глаза как снежинки, как капелькиЗастывают на стенке на кафельнойС умывальником.А кровати на ножках-прутикахСоставляются, тикают, шамкают,Но придут ведь, сотрут их в прах,И больницу выследят, сцапают.Но никто не приходит – рано ведь,А больница хозяином, деспотомРазжигает тяжелую раны медь,Как детство зло.

«Проваливаясь в небытие…»

Проваливаясь в небытие,Я узнаю черты оседлостиСреди знамен, усталости и серости,Как среди красок черное лицо.Подрагивая на ходу, выдавливая взгляды,В мгновения запаздывающие вглядываясь,Как люди по трамваям в ватниках,Я и в движении на якоре.Разросшееся раньше убираю,Сворачиваю устремленья, как газетыИ скверы, пыльные, как лето,Тоскливо спят в кольце трамвайном.Лишь движется твое лицо, и руки, как две лентыВ пределах скверов и трамвайных остановок,И эти ощущения как новость,Как одичалость, счастие и верность.

В Риге

Орган, чередующий муки,И вроде совсем любовь.Кафе и соборы, как мухи,И трески разорванных слов.На этих старинных проулкахЗастывшая статуей сна,Ты вяжешь притворство из звуков,Созвучное вязкости дня,Косые проулки в просветах,Негрубая яркость цветовОдежды, пропахшей рассветом,И руки длиннее мостов.Как музыка тонкие тениИ шевеленье шагов,Белья кружевное движение,Спадающего с куполов.Разъезды всегда, как похмелье,И было иль не было все,Быть может, за замкнутой дверьюСвершалось притворство мое.Звонков отрешенных гуденье,Спокойствие вязкое слов.Как глупо искать продолженьеИстории прошлых веков.

«Так много ртов и так немного пищи…»

Так много ртов и так немного пищи.Во ртах, как ролик, катится напев,За окнами пурга, в ней бьется пепелище,И в окна кто-то смотрит, отупев.Я брошу все и выйду, и присяду,Обступит окнами глаза слепящий снег,Я буду сине и смешно из садаГлядеть в глаза за окна, спрятав смех.Грешно подумать, я хотел отмщенья,Себя измучить, вывернуть и сдатьИм, как пальто. Так только отпущеньеПриходит в комнаты, и музыка под стать,Она обсела все углы и плачетПьяниссимо и тонко, как фарфор,Я с ней уйду, не глядя, наудачу,И в спину нам уставится укор.

«Разрезы листьев, бульканье воды…»

Разрезы листьев, бульканье воды,Смешение и резкость, как усталость.Мне ничего в гостиной не осталось.Удары клавиш, как удар судьбы.Притворство, и натяжка, и привычкаТянуться без желания достать,Дотронуться без влажности и встать,Уйти, как вынырнуть, и соскользнуть вторично,И в слякоть лечь, и в жиже умереть,Прислушиваясь к долгим мукам плоти.А вычурность во мне черней дыры полотен,Замызганных от сотни раз глядеть.И снова резкость, как охрип зевкаУсталостью, венчанием конца.

«В лиловом, быть может, от теней лиловым…»

В лиловом, быть может, от теней лиловымКазавшимся платье, в лиловых чулкахИграла чего-то, казавшимся долгимИ нежным отрывком из розовых фраз.И паузы были тихи и покорны,Как платье лиловы. Высокая трельВ коробке тяжелых и низких аккордов,Тяжелые фразы, холодный апрель.Но май будет жарким и солнечным, нежным,И будем лежать, загорать и стеречь,Но больше не будет лиловых и прежнихПод мячики музыки тоненьких встреч.Покорно и нежно, глядясь в эту память,Чего-то надумаем, вспомним, зачем,То потянемся к центру, как лен —Та,Как сель.Но там будет черный, пустой и тревожный,Рассудочный, ложный и душный апрель.

«Столько зелья, и цветов, и звуков…»

Столько зелья, и цветов, и звуков,Как в импрессионистских маленьких картинках,В этом имени, как обостренье слуха,В этом неожиданном – Марина.Столько отражений, боли, счастья,Столько неожиданных сомнений,Столько – обострение напастья —Новых чувств и новых вожделений.Столько стертых, так недавно нужных,Разных рук, гостиных и каминов,С этим новым милым полукружьем,С этим миром – именем Марина.

«Мне преподали в школе безразличья…»

Мне преподали в школе безразличьяИ равнодушья. Я спокоен сам.Прощай, Марина, все пройдет отлично,Я все же благодарен ВамЗа эти дни тревоги, боли, счастья,За возмужание мое.Замкнулись рассужденья и запястья —Все.

«Я люблю тебя, чудесная, родная…»

Я люблю тебя, чудесная, родная,Не боясь пустых и глупых слов,Милая Марина, дорогая,Новой складкой правится любовь.Я ревную, я тащусь, мне больно,Всю неделю жду на уик-энд,Ты же равнодушно и покойноОдного бросаешь в этот энд.Ты все время разная, другая,В полутьме твой профиль так хорош,Как полуживые изваяньяСказочных богинь и складки тонких кож.То ты в фас довольно резко, броско,Как в октаве третьей нота си,Смотришься немного сине-жестко,Как следы в снегу у Дебюсси.Все ж ты всех прекрасней и чудесней,Я в тебя влюблен, как носорог,Но еще не начинались «Вести»,Ты явилась вдруг. Спасибо. Кончен срок.

«Все кончилось, почти и не начавшись…»

Все кончилось, почти и не начавшись.Тоска тоскливей скисшего вина,Греховная, конечно, воля к счастьюВ который раз опять вела меня,Но в этот раз так мило и обманно,Почти что идеал, чудесна и легка,Растягивая голосом забавно —По…каЗачем я влез, ненужный и картонный,Волнуясь и картавя свысока?Прощание с любовью однотонно —Пока.

«Все эти волоски и мягкость, нежность кожи…»

Все эти волоски и мягкость, нежность кожи,Гулянье с Нэдой, пьянство и заря,Мне ничего с тобою не поможет —Влюбляться так не умно, да и зря.Зачем-то музыка все ночи шумом вялым.Высокая, красивая, – больна?Я брошен так спокойно и устало,Как кошка у закрытого окна.

«А вправду ль любовь была…»

А вправду ль любовь была?Библейским горним сказаньем,Как пепел упала наПушистый ковер с цветами.Дохнул – и нету строки:Чернила как люди бренны,Касания так легки,И память о них мгновенна.Ты ходишь, сидишь, и пьешь,Целуешь, и любишь, и плачешь.Что ж, нам не столкнуться вновь,Обрадовавшись по-собачьи.Болтаясь по сквознякамНенужных больных сказаний,В бреду почудится: намНе сладко ведь. С опозданьемСемья, телевизор, виноИ горький кофе – не нам ведь.Устало, ритмически, злоТвержу запретную заповедь.Но нет, лишь тебя люблю,Ты – идеально-горькая,Из-за тебя не сплю,Боясь раздраженья невольного.Так трепетны отраженья,Тревожные и невнятные,И так холодят раздраженья,Забавные и внезапные.Уже не люблю ничего?Уже не любишь и память ты?Из прошлого из всегоЛишь расставанья остались нам.И вправду ль любовь была,А не касанья мерные?Как пепел упало б все на…И верное, и неверное.Но нет, лишь тебя люблю,Надеюсь и жду, и падаю.Тебя и себя сотворюПравдою и неправдою.

«Марина – взбаловошность котенка…»

Марина – взбаловошность котенка,Непредсказуемость стези.Как игры взрослого ребенка,Капризы легкие твои.Я упорядочен и нервен —Рефлексия и полутон,И потому-то так, наверно,Я увлечен.Но куклой быть довольно больно —Объектом игр.Невольно и непроизвольноЯ переигрываю мир.Готовый даже подчиняться,Подыгрываю, как тапёр.Готов, все смыв, запеленатьсяВ Маринин флёр.Я заворачиваюсь рьяноВ него – забыть,Не замечать, не знать изъянов —И лишь любить.

«Руки тонкие, как струны…»

Руки тонкие, как струны,Плечи острые с утра,Кисти сильные и губыОгоньками у костра,И немного тяжелееНоги, бедра и спинаДиссонансами белеют,Опушенные с утра.

«Моя последняя подружка…»

Моя последняя подружка,Прости, прощай.Мне дали поиграть игрушкуТак, невзначай,И как нарочно, так красива,И дорогаВдруг неожиданно ворчливаИ так строга.Что бы ни сделал – распиздяйство,Коснись не там – опять не так,Смотреть нельзя и гладить пальцы,Куда ни кинь – не целовать.Я, маленький игривый мальчик,Все поломал,И только оцарапал пальчик

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.