Дверь в Зазеркалье. Книга 1

скачать книгу бесплатно


– Вполне возможная вещь. Молодец, Санек, не прозевал свой первый клад.

Дед подарил мне маленький кожаный кисет, чтоб было, куда сложить монеты. Его я положил в карман, приятно ощущая при ходьбе тяжесть находки.

Отец и дед Макар пропустили по стаканчику самогона, серьезно приложились к разогретой ухе, а затем уже вместе мы попили чаю и стали собираться домой. Отцу нужно было в третью смену идти на работу, в шахту.

– Прощай, брат Санька, – прогудел на прощанье дед Макар, – не поминай лихом, заходите с отцом, поищем клады с тобой, здесь их пропасть.

Я пожал протянутую мне руку, посмотрел в его улыбающиеся глаза небесного цвета и мы расстались. Откуда мне было знать, что вижу я деда Макара в последний раз. Так уж случилось, что в этот же день маме предложили путевку в пионерский лагерь нашего стекольного завода. Вернулся я оттуда только к началу учебного года. Быстро пролетели первые школьные недели и наступила середина сентября, когда дни стали короче, а по утрам уже было совсем не жарко. Как-то придя со школы, где все еще был человеком номер один, благодаря найденному кладу, я обнаружил своих родителей, сидящих за накрытым столом. Лица у них были мрачные, мама, похоже, плакала перед моим приходом.

– Садись, Санька, – сказал отец, – мы тут деда Макара поминаем.

– Как это? – не понял я.

– Да, так, не стало деда, сынок: умер он.

Я не мог поверить, что огромный, полный, казалось, несокрушимой силы человек вдруг взял и помер.

– Он ведь совсем не молодой уже был, – пояснил отец, – почти семьдесят лет прожил Макар на белом свете, не одну войну прошел, ранен был тяжело, кстати, где-то в наших местах. Наши ребята шли на рыбалку и нашли его в шалаше. Как жил один, так и помер один, во сне. В селе, оказывается, он не был даже прописан. По сути, и не жил там, так, зимовал у добрых людей. Похоронили мы его под дубом у старой каменоломни, недалеко от входа. Камень приметный положили на могилу, а надпись сделали прямо на дереве: вечный будет памятник. Эх, хороший был мужик, Макарушка, царство ему небесное.

Отец с матерью выпили, не чокаясь, а я сидел, все еще не веря, что никогда уже не увижу деда Макара, его улыбки, глаз цвета безоблачного летнего неба, не услышу его рокочущего голоса. И никогда больше мы не будем вместе искать клады в лесной глуши.

– Вещей после него почти не осталось, – продолжал отец, – ребята, как водится, взяли себе кое-что на память, а я вот эту вещицу.

Отец протянул мне коробку из-под леденцов. В ней что-то звякнуло. Я открыл ее. Внутри лежали две монеты, очень похожие на те, что были из моего клада. Смутная догадка мелькнула в моей голове. Я вспомнил последние слова деда, сказанные им при расставании, и понял, что передо мной, скорее всего, монеты из того клада, который уже никогда не будет найден. Мне подумалось, что и первый-то мой клад был найден, по всей видимости, не случайно. Наверное, об этом догадался и отец, но по молчаливой договоренности мы никогда не говорили об этом.

Спустя несколько лет, когда я стал уже постарше, и мне разрешалось с другими ребятами ходить в дальний лес к Донцу, мы оказались возле старой каменоломни, в тех местах, где когда-то мы пили чай с отцом и дедом Макаром. В шалаше никто не жил. От времени и без должного ухода он совсем обветшал и практически развалился. У берега видна была затонувшая лодка, исчез стол на поляне, и только ручей журчал так же деловито, как и несколько лет назад.

У каменоломни все осталось без изменений: пруд с лягушками, темнеющие отверстия штолен и невысокий холм, покрытый подогнанными друг к другу камнями. Между ними усиленно пробивалась трава, стирая его искусственное происхождение.

Я сразу же направился к раскидистому дубу, росшему у входа. У его подножья на невысоком холмике лежала плоская плита почти правильной шестигранной формы. Мне вдруг вспомнилось то видение, которое возникло накануне грозы в моем воображении, когда я лежал в лодке, глядя на струящуюся воду: огромное дерево, плоский светлый камень и клад, лежащий под ним. На стволе топором была вытесана плоскость в форме овала с надписью: «Портнов М. В. – 09. 08. 1890 – 13. 09. 1958 г.г.». Я поднял голову, и мой взгляд остановился на той штольне, куда водил меня дед Макар. Теперь вход в нее был основательно завален крупными камнями. Настолько крупными, что я знал лишь одного человека, способного совершить такую титаническую работу. Это мог быть только дед Макар.

Зачем он это сделал? И не после такой ли работы не выдержало его сердце? И что означала та надпись в замурованной пещере: «Вера, жаль, что так вышло. Не жди. Портнов М. В.»? Кому, и по какой причине она была адресована?

Прошло много лет с тех пор. Они не принесли ответы на эти вопросы: нехватка времени, текущие проблемы, пресс обязанностей. Я, правда, выяснил, что сейчас над братской могилой расстрелянных в каменоломне военнопленных стоит скромный обелиск. «Солдатам, погибшим в Великой Отечественной Войне», написано на нем. Таким образом, заветное желание деда Макара исполнилось, и он, хотя бы по этой причине, может спать спокойно.

Невыясненной для меня осталась лишь тайна, которая до конца жизни привязала его к этому ужасному месту, к тому, что навечно осталось там, во тьме замурованной сырой штольни. Наверное, деду Макару было нелегко жить с этими воспоминаниями. Но наша память, слава Богу, обладает той особенностью, благодаря которой экстремальные ситуации, случающиеся на жизненном пути, со временем нивелируются, словно для того, чтобы человеческое сознание могло выдержать их совокупную тяжесть и не произошел бы непоправимый сбой в его работе.

Найденный же в лесу клад со временем как-то незаметно растаял, хотя небольшую часть его я недавно всё же нашел в старом родительском доме, перебирая книги на чердаке. Из одной из них, той, что рассказывала о пиратах Карибского моря, вдруг выпала монета с изображением, как мы тогда решили с дедом Макаром, профиля древней царицы. С помощью интернета я довольно быстро выяснил, что это тетрадрахма, то есть монета, изготовленная в Греции в I веке до нашей эры, а изображенная на ней царица есть никто иная, как богиня Афина Паллада.

Кроме того, из описания на сайте следовало, что она представляет собой довольно ценное нумизматическое приобретение. Рыночная цена монеты на настоящий момент составляет около полутора тысяч долларов. Но я никогда не выставлю ее на аукцион, а вместе с этой историей оставлю своим детям. Хотя, они, наверное, и без меня уже догадываются о том, насколько непроста окружающая их реальность, и какие непознанные глубины личной вселенной кроются в каждом из нас, пришедших в этот мир не по своей воле с тем, чтобы спустя жизнь перенести собственное сознание в иное, непостижимое для человеческого разума, измерение.

    Днепропетровск, 23 апреля 2011 года

5. Седой Капитан, Белый Пингвин или муки любви

Любовь – чувство свойственное человеку.

    Википедия

Мы взрослеем, и рано или поздно к нам неизбежно приходит первая в нашей жизни любовь. Вот как это происходило в те незапамятные времена, когда деревья были большими, вода и воздух чище, небо выше, а окружающий мир только начинал раскрывать свои секреты.

Мой друг Мишка и я были начитанные мальчики, и учились мы тогда в пятом классе. По весне, когда природа вдруг начинает оживать с невероятной силой, а в небе светит необычно яркое солнце, стало заметно, что в наших организмах происходит нечто неладное. Особенно это нечто проявлялось на уроках физкультуры при виде обтянутых трико фигурок наших начинающих стремительно взрослеть девочек.

Первым озвучил проблему Мишка по дороге домой, когда мы возвращались из школы.

– Сань, – сказал он, внимательно глядя себе под ноги, – а ты читал про любовь в книжках?

– Конечно, – с готовностью откликнулся я, – да почти в любой книжке, куда ни ткнешься – везде любовь. А чё это ты спрашиваешь?

– Ну, – замялся он, – может и нам пора уже влюбляться: стареем все-таки.

– Нет, – решительно ответил я, – не дай Бог, пацаны узнают об этом или, еще хуже того, девчонки, засмеют до смерти. А в кого, кстати, влюбляться будем?

– Все уже обдумано, – оживился Мишка, чувствуя, что брошенное им семя соблазна попало в хорошую почву, – ну, во-первых, это должны быть девочки…

– Это ты здорово придумал, с девочками. Интересно, долго думал? Были какие-то другие варианты?

– Да, ты подожди, не перебивай… Я имел в виду, что это должны быть девочки из нашего класса.

– А почему только из нашего, а не из соседнего? Они-то чем хуже?

– Ну, ты даешь! Да потому, что девочки, в которых влюбляются, должны быть красивые, а ты вспомни тех, из «Б».

Я напряг молодую память, сравнивая девочек, и понял, что Мишка был прав: наши девочки были вне конкуренции.

– Хорошо, согласен. И все-таки, кого конкретно будем любить?

Чувствовалось, что Мишка хорошо продумал План любовной эпопеи, потому, что ответил он, не задумываясь:

– Я буду любить Витку Гребенкову, а ты – Людку Кравцову.

– Чё так? – не понял я, – а почему не наоборот?

Между нами говоря, мысли о возможной любви приходили мне в голову и без Мишкиной подсказки: книги-то мы читали примерно одни и те же. И я на уроках частенько рассматривал наших девочек, подыскивая достойный объект последующего обожания, если говорить высоким книжным стилем. В результате сравнения вариантов независимая экспертиза в моем лице также пришла к выводу, что это могут быть две девочки, те же Вика и Люда.

У Виктории были длинные волнистые волосы каштанового цвета, которые, как мы выяснили позже, мама ей накручивала на бигуди. Люда же свои гладкие пепельные волосы формировала в стрижку средней длины. Они обе были по своему красивы, но предпочтение я все-же отдавал Вике, хотя она и была явной воображалой в отличие от веселой и простой Люды.

Тогда я еще ничего не знал о сложных биохимических процессах, бесконтрольно текущих внутри наших тел, поэтому причина такого выбора была для меня на тот момент неясна. В контексте собственных мыслей я и был возмущен Мишкиным решением.

– Как это, почему, План-то я придумал, значит, мне и выбирать, что тут неясного?

На это возразить я толком ничего не мог, а признаться, что Вика мне нравилась больше, чем Люда, было как-то неловко. Нехотя я согласился с предложенным вариантом разделения объектов предстоящей любви, интуитивно чувствуя, что проблемы только начинаются и эта, скорее всего, не самая главная.

– Ну, хорошо, а как мы все Это будем делать, – продолжал выпытывать я подробности Плана.

У Мишки на все был заранее заготовленный ответ, видно не одну неделю он потратил на оттачивание наших действий:

– Из книжек я выяснил, что они не должны знать, кто их любит…

– Опять не понял, а как же потом, когда любить-то будем?

– Ты еще пацан в этом деле, – снисходительно произнес Мишка, – никто сразу в любви не признается. Женщину нужно, как это, – не сразу припомнил он нужное слово, – заинтриговать.

Я не стал выпытывать подробности этимологии слова «заинтриговать», звучало достаточно солидно, и еще больше зауважал Мишку.