скачать книгу бесплатно
Специалист службы безопасности. Полицейский. «Ты? Ты же здесь не работаешь», – сказал Кловис, издевательски улыбаясь.
– Джошуа Оберсон, лейтенант полиции в кантоне Во! – продолжила Сивилла, и ее широкая улыбка обнажила ряд идеальных зубов. Джошуа в ответ кивнул:
– Да-а, я припоминаю. Что же случилось?
– Ты поперся решать дела в одиночку, как обычно! Пошел по пересеченной местности несмотря на угрозу снежной бури. А это вообще не лучшая идея – взбираться на Роше-де-Не в одиночку! Ну и конечно, сошла лавина. Ты полкилометра пролетел, пока не приземлился задницей на снег.
Отель «Аваланш». Монограмма, идеально вышитая на полотенцах в ванной, обретала совсем другое значение. Странноватое название для отеля, да? И неспроста!
Джошуа машинально поднял руку ко лбу и тут же нащупал широкую корку спекшейся крови.
– Док сказал, что голова немного поболит. Что, припекает?
– Нет, – сказал он, пытаясь собрать мысли воедино, осторожно выбирая, что спросить следующим. – А какой сейчас год?
– Ты что, в дурачка со мной играешь? Сегодня 3 января 2018 года. Ты точно в порядке?
И как Джошуа было на такое отвечать? Лавина заставила его пересечь время. Хорошо, пускай пребывание в отеле было не более чем сном, но все же… Джошуа не мог отрицать, что упускает из виду что-то очень важное.
Он видел перед собой какое-то инопланетное создание – сплющенное, стоящее на собственном хвосте, свернутом в круг. Его липкая морда с черными лживыми глазками тянулась вперед.
– Гиппокамп, от греческих слов hippos и kampus, обозначающих понятие «морской конек». Это часть вашего мозга.
Сивилла стояла с отвисшей челюстью и выглядела так, будто готова была пасть на стол доктора Гумберта. И дело было не в том, что она заскучала от лекции по строению коры человеческого мозга, которую он ни с того ни с сего решил прочитать. Складывалось впечатление, что Сивилла пала жертвой его симпатичного лица и зеленых миндалевидных глаз.
– Венецианский анатом шестнадцатого века первым сравнил эту часть мозга с морским коньком, когда ее наконец отделили от основы. И действительно, формой гиппокамп немного напоминает это создание.
Джошуа смотрел на нейрохирурга глазами кролика-альбиноса. После пробуждения он только и делал, что плакал, а яркие лучи ламп, развешанных в кабинете доктора рядом с томографом, и темнота за ними заканчивали сходство с ночным клубом.
– Возвращаясь к нашей теме, можно добавить, что именно этот раздел мозга слегка пострадал, – сказал доктор, показывая на снимок синего цвета, вся поверхность которого была однотонной, не считая концентрического круга небольшого размера, пульсировавшего красным.
– Это опасно? – спросил Джошуа, сжимая кулаки. Он снова начал чувствовать пальцы и очень гордился этой маленькой победой.
– Если принимать во внимание падение с высоты в пятьсот метров, удар головой, а также несколько тонн снега и общее переохлаждение организма… можно сказать, вы легко отделались!
Сивилла издала влюбленное курлыканье и захлопала глазами, не сводя взгляда с милого доктора.
– Давайте отложим в сторону обморожение и легкий ожог роговицы. В целом, больше всего от переохлаждения пострадал ваш мозг. Если голову подвергать воздействию холода, межклеточный метаболизм мозга замедляется. Проблемы появляются, когда температура приходит в норму. Мозг хорошо омывается кровью. Резкий скачок температуры приводит к расширению тканей, и вот поэтому мы наблюдаем небольшие повреждения в области гиппокампа.
– Ладно, доктор, я не понял, ЭТО ОПАСНО?!
Джошуа почувствовал внезапную вспышку гнева. Гумберт объяснял ему какие-то термины вместо того, чтобы успокаивать.
– Да нет, в долгосрочной перспективе не опасно. Но эти повреждения объясняют спутанность сознания. Именно в гиппокампе формируются кратковременные воспоминания. Лишь потом они становятся долговременными, синхронизируясь с корой головного мозга. Так что совершенно нормально, что вы не помните недавних событий – и даже своего прошлого.
– А тот сон? Он мне казался реальным.
– Вот здесь мы уже заходим на территорию загадок памяти. Видите ли, воспоминания в гиппокампе подобны кораблям на реке. Ночью они отдают швартовы и медленно двигаются к выходу из гиппокампа, чтобы попасть в кору головного мозга. Это в буквальном смысле следы пережитого опыта, они заходят в нашу память надолго, чтобы сформировать причудливую вязь воспоминаний, которую мы осознаем, когда бодрствуем и когда спим.
Сивилла посмотрела на него с восхищением. Она явно находила речь доктора весьма интересной.
– Вы хотите сказать, что этот сон состоял из воспоминаний?
– Из воспоминаний, из впечатлений, из кратких мгновений и ощущений. Все это и составляет вашу память. Огромный меняющийся массив, каждую ночь забытье пытается его уничтожить, каждую ночь мы видим какие-то детали и восхищаемся ими.
Что касается вас, переохлаждение ввело вас в состояние глубокого сна. Ваш случай чем-то напоминает мне переживания людей, описывавших свою смерть. Наверное, вы слышали о свете в конце туннеля и чувстве, что вас кто-то ждет. Это тоже нечто вроде сна. Можно объяснить проще. Это программа, которая запускалась в случае необходимости, чтобы снять напряжение с вашего головного мозга.
– Вы так красиво объясняете, – произнесла Сибилла, сделав губы бантиком.
– Жуть просто, ага! А что с моими повреждениями? Они не пройдут? Я верну себе память? – спросил Джошуа, скрипя зубами.
– Ну конечно! Нейроны гиппокампа обновляются всю нашу жизнь, причем с большой скоростью. Почти семь процентов воспроизводятся каждый день, представьте себе! Именно этот процесс позволяет записывать новые воспоминания в мозг. Так что не стоит волноваться, это всего несколько тысяч поврежденных клеток, они не помешают вам наслаждаться жизнью. Разве только вначале не стоит заниматься лыжным спортом.
Доктор издал смешок, явно очень довольный собственной шуткой. Джошуа окаменел, а Сивилла принялась хохотать – громче, чем надо. Она переигрывала. Джошуа метнул в ее сторону тяжелый взгляд и уставился на снимок, на котором было расписано содержимое его черепной коробки. Если этот морской конек и вправду был таким гибким, то приключения внутри отеля «Аваланш» и провал под две тонны снега вскоре окажутся дурным воспоминанием. Однако сейчас что-то внутри головы не давало ему покоя, шептало в нос, словно Шамину:«Малыш, все не настолько просто…»
Несколько дней спустя Джошуа уже двигал руками, хотя некоторые движения выходили несколько скованными. Глаза наконец перестали болеть. Следуя советам врачей, он постоянно носил солнечные очки – будто звезда, пытающаяся избежать пристального внимания поклонников. Этот январь в кантоне Во, судя по прогнозам, должен был побить рекорды отрицательных температур. Небо постоянно скрывалось за серыми тучами, а редкие солнечные лучи не причиняли Джошуа беспокойства и уж точно не могли стать причиной глазных мигреней, о которых Джошуа предупреждали врачи. Больничный центр «Ривьера» находился на высоте мирного городка Веве, расположенного на берегу озера Леман – всего в пятнадцати минутах езды на поезде от Лозанны. Прошла целая неделя, полная беспрестанных осмотров и контрольных тестов, прежде чем медики (возглавляемые доктором Гумбертом) разрешили Джошуа покинуть центр и вернуться к себе. Его физическое состояние оценивалось как удовлетворительное, а что до повреждений в мозге – те должны были исчезнуть со временем. А может быть, и нет. Подводя итог – Джошуа не запомнил ничего из событий, предшествующих сходу лавины, зато с ним осталось чувство лютого холода. Сивилла навещала его почти каждый день, и он наконец вспомнил, что она его напарник, а еще – отличная девчонка, несмотря на ужасный словарный запас и грубоватые манеры. Именно она приехала за ним в день выписки и отвезла в современную квартиру неподалеку от фуникулера, ведущего на Мон-Пелерин. Они поехали по берегу озера Леман, и Джошуа был очарован пейзажем, даже несмотря на грязно-серое небо. Расположенная между горами и Леманом, Швейцарская Ривьера была раем на Земле. Во всяком случае – в том смысле, в котором рай изображали на обложках журналов. Джошуа, будучи полицейским, хорошо понимал, что местные, как и везде, стараются не выносить сор из избы. «Заметают дерьмо под коврик», – с ангельской улыбкой говорила Сивилла. Она была права, но в эту зимнюю субботу, рассматривая неспокойные воды озера, Джошуа очень хотел верить в то, что жизнь прекрасна. В конце концов, он пережил сход лавины, а это давало отсчет новой жизни.
– Да ну нафиг все эти разговоры про околосмертный опыт, – сказала Сивилла.
Джошуа был с ней абсолютно согласен! Он видел сон, находясь за шаг до неминуемой гибели. Этот сон решил многое. Странное чувство жило теперь у Джошуа внутри. Каждая его клеточка чувствовала важность данного опыта и кричала: «ТЫ ВЫЖИЛ!» Надо было срочно придумать какой-то смысл для этого чувства, и Джошуа решил, что его жизнь улучшится. Джошуа Оберсон, маленький человек, лейтенант в полиции Веве, мог стать кем угодно, если того желала его душа. Он мог стать музыкантом – ведь Джошуа всегда любил поиграть на гитаре – и выступить на сцене джазового фестиваля в Монтрё, подчиняя своенравные риффы себе, сыграть дуэтом с Элтоном Джоном! Сивилла смотрела на него дикими глазами, а уголок ее рта загибался в улыбке.
– Наверное, зря они тебя выпустили. Ты пока что псих психом и есть.
Под веселую болтовню они добрались до пролета ступенек, который вел по склону холма к жилому комплексу. Вид, конечно, у него был не сногсшибательный, особенно по сравнению с богатыми виллами и древними шикарными отелями, разбросанными тут и там. Однако это было комфортабельное, хорошо построенное здание, да и стояло оно ровно посредине между работой и центром города.
Сивилла помогла ему дотащить сумку – ее просто невозможно было вырвать из лап этой великанши, а потом попыталась придержать дверь в квартиру.
– Да ты меня за инвалида принимаешь, – возмутился Джошуа.
Его двухкомнатная квартира оказалась вполне знакомой. Гостиная и комната с видом на озеро – с двумя большими застекленными дверями и узким балконом. Открывавшаяся панорама – с озером и бесконечными Альпами вдали – была просто великолепна. В ясные дни (но, конечно, не сегодня) из квартиры был виден сам Монблан.
У самого окна стоял стол с плоским экраном и впечатляющим системным блоком – набор заядлого геймера. На столе валялись бумажки и записные книжки, высились башни из папок с документами, тут и там виднелись газетные вырезки со строчками, выделенными желтым маркером.
– Я не помню этого! Я не мог оставить такой бардак!
– Ага-ага, теперь ты можешь вспоминать только то, что захочешь, – сказала Сивилла, выказывая тонкое знание психологии. – Слушай, тебе, кстати, не обязательно начинать пахать в понедельник. Док выписал больничный на месяц.
– Я знаю, но все равно хочу прийти в участок, – уверенно заявил Джошуа, уже принявший решение.
– Впервые в жизни тебе платят за то, чтобы сидеть ровно и не выделываться. Пользуйся случаем. Поиграл бы в свои дурацкие видеоигры. Ну, в ту, которая жрет кучу времени и где ты – эльфиечка с огромными глазами.
Джошуа всегда увлекался РПГ и проводил добрую часть свободного времени в виртуальных реальностях. Он отправлялся на квесты, спасал детей и вдов. С тех пор, как Джошуа открыл в себе эту запоздало-подростковую страсть, Сивилла все время над ним издевалась и не упускала случая лишний раз посмеяться. Однажды он зачем-то провел неделю отпуска, проходя аддон одной из культовых игр, а после этого в участке над ним ржали еще полгода.
– Нет, я думаю, что мне полезно вернуться на работу, повидаться с народом. Привести в порядок мысли.
– Ну хорошо, как ты захочешь, – ответила она немного раздраженно и направилась прямиком к столу, заваленному папками. – А ты не сидел без дела.
– Это что? – Джошуа не имел ни малейшего понятия, что находилось в этих папках. Он даже не мог вспомнить, прикасался к ним или нет.
– Я ничего не знаю сама… кроме этого, – заверила Сивилла и взяла фотографию брюнетки лет тридцати с закрытыми глазами. Джошуа не мог разобрать, фото ли это во сне или фото трупа.
– Неизвестная из Не. Помнишь ее?
– Нет.
– Это девушка, которую туристы нашли на горе перед самым Рождеством. Только не говори мне, что ты поперся хрен знает куда и чуть не сдох ради этой истории!
– Уверяю тебя, я понятия не имею. Я не знаю, почему был в горах.
Сивилла окинула его подозрительным взглядом:
– А нас ты тоже не помнишь?
– Нас? Что ты имеешь в виду?
– Мы потрахались перед тем, как ты угодил в лавину. Неплохо было.
Джошуа был застигнут врасплох. Ему очень нравилась Сивилла. Она была веселая, умная – а уж какой напарник! Но он совершенно не помнил, чтобы они флиртовали.
– Да я шучу, – сказала она, подмигивая. – Ну, до понедельника! Попробуй поспать хоть немного.
Поспать? После возвращения в реальность спать он перестал. Картины падения и чувство давления приходили каждый раз, когда он закрывал глаза.
– До понедельника. И спасибо за все, – сказал он, закрывая дверь за Сивиллой. Теперь в квартире он остался совершенно один. Большую часть выходных он провел на диване, выкрутив на максимум отопление. Джошуа хотел прогнать противное чувство холода, поселившееся у него в теле. Напрасный труд. Он лежал под теплым пледом, а вспоминал то время (по словам доктора, не более пары часов), когда огромная масса снега сдавила каждую клетку его тела и замедляла действие нейронов мозга. В больнице ему сказали, что лучше не сидеть на месте. Движение разогревало мышцы и помогало осознать, что он до сих пор жив. Джошуа провел несколько часов за разбором квартиры. Он прочесал мелким гребнем все, камня на камне оставил – впервые после переезда – и наконец влез в спортивный костюм и кроссовки, чтобы пробежать по берегу озера. Ледяной ветер проникал даже под шерстяные перчатки и напоминал ему о неприятном покалывании в кончиках пальцев, но, несмотря на это, сокращение мышц тела наполняло его огромной радостью. Холод, отсутствие движения, темнота, оглушительная тишина – все это было смертью. Бег до потери пульса – лучше не придумаешь. Да, это была жизнь в самом грубом, банальном ее проявлении, но, черт возьми, это была жизнь! Пробежав десяток километров в бешеном темпе, Джошуа вернулся к себе. В ванной он разделся и уставился на себя в зеркало, совсем как в том сне. Он все еще был в приличной форме, несмотря на отсутствие регулярных тренировок. После обжигающего душа он выглядел как вареный рак, кожа местами даже покраснела. Он ущипнул себе в районе живота – ни малейшей складочки. Сивилла же, казалось, была сделана целиком из армированного бетона. Сам Джошуа так и не поправился, несмотря на килограммами поглощаемый фастфуд. Главная слабость – шоколад. И ему, конечно, не стало легче после переезда в Веве, город, знаменитый производителями шоколада, штаб-квартиру «Нестле». Именно эта компания создавала рабочие места для большей части местных жителей. Но все это было проблемой метаболизма. Кто-то толстел и так, другие ели шоколад – и ничего с ними не происходило. That’s life![4 - Такова жизнь! (англ.)]Его взгляд добрался до низа живота, и он понял, что испытывает легкое возбуждение. «И это тоже жизнь!» – сказал он себе, вспоминая последний раз, когда погружался в женщину. Прошло уже по меньшей мере полгода. Алиса была администратором в полицейском участке Ривьеры. Они ехали на фуникулере через высокогорные пастбища, природа цвела и радовалась жизни, и им захотелось сделать это прямо на лугу. Джошуа все еще чувствовал жар солнечных лучей на спине. Он лежал на ней и впитывал в себя все это тепло. Жар и холод, жизнь и смерть…
Солнце начало садиться. Лучи, пробивавшиеся через облака, придавали озеру сюрреалистичный вид. Оно казалось стальным – из-за сероватых бликов поверхности. Джошуа намотал на талию полотенце, набросил на плечи пуловер и устроился за столом, чтобы наконец ознакомиться с разбросанными тут и там папками. В них пряталась неизвестная из Не, то ли мертвая, то ли спящая. Джошуа начал было погружаться в чтение, но тут внезапная мысль потревожила его спокойствие. КТО тебя спас? Он знал от Сивиллы, что проводник и его собака вместе раскапывали снежную могилу, но вот имени спросить не удалось. Джошуа бросил папки, схватил мобильный телефон и набрал номер своей напарницы. Она не сразу, но все-таки отозвалась.
– И как поживает наш капитан Иглу? – высоковато произнесла она. Джошуа не раз слышал у нее такой голос. Он становился таким, когда она была довольна своими шутками.
– Ну… Слушай, забыл у тебя кое-что спросить. Как зовут проводника, который нашел меня под завалом?
– О… погоди, я проверю, мне кажется, я где-то записывала.
Прошло несколько минут (Сивилла явно не была очень скурпулезным человеком), и она наконец снова взяла трубку.
– Так. Его зовут Андре Лете, это парень из подразделения. И ты ему должен!
(Сивилла говорила о подразделении спасателей, группе высокогорных проводников, с которыми полиция сотрудничала в случае необходимости.)
– У тебя есть его номер?
– Нет, только его адрес в О-де-Ко. Он не показался мне похожим на человека, и минуты не мыслящего без телефона.
– Даже так?
– Ну да. Я его видела, когда тебя спускали. Он довольно нелюдим, даже по моим меркам.
– Хорошо, спасибо за информацию.
– Не за что, мой зайчик. Завтра увидимся в участке, – сказала она и повесила трубку.
Несколько минут Джошуа колебался, потом оделся и завернулся в парку. В конце концов, у него была возможность снова жить, и это все – благодаря этому парню и его собаке. Пожалуй, дело стоило того, чтобы он слегка отклонился от своего маршрута и заехал к ним перед работой.
Через двадцать минут пешком по Рю-дю-Лак Джошуа добрался до вокзала Монтрё и сел на фуникулер, следовавший в гору в сторону О-де-Ко. Покинув центр города, узкий вагончик зазмеился между домами исторической части города. Они проехали район Планш, и перед ними открылась череда незабываемых видов на озеро Леман, окруженное Альпами. Джошуа опирался на маленький столик и любовался пейзажем, значившимся во всех туристических маршрутах. Самая первая его экскурсия была в «шоколадном» поезде (и он не раз возвращался в его стены). Далее следовали сырный поезд (ах, какой там был грюйер!), панорамный поезд, проезжавший по высокогорным лугам, поезд, следовавший к вершинам, чтобы покататься на лыжах с Роше-де-Не. Все это было придумано как для местных, так и для туристов и тех, кто приезжал на фестиваль. Из этого места можно было выжать максимум впечатлений. Сам Джошуа обожал Ривьеру, и в особенности кантон Во. Именно здесь он родился, провел детство, учился в школе и получил знаменитый федеральный аттестат (предмет зависти соседей-французов и жителей других стран). Именно здесь он сдал экзамен на удостоверение полицейского. Кантон Во был его вселенной. Тут чувствовалось влияние моря, чуть ли не Средиземного, – озеро Леман поражало своими размерами. Тут царствовали и горы. От Лозанны и до самой французской границы лежали широкими островками города, расположившиеся у подножья гор. Пейзаж был уникален – бесконечные воды озера оттенял величественный силуэт Альп.
Поезд остановился на вокзале Глиона. Водитель вышел наружу, чтобы отметиться в графике перед окончанием поездки. В вагоне была лишь пара-тройка человек, но это легко объяснялось тем, что на дворе царил январь. В январе туристов особенно не было, этому способствовали и холод, и плохая погода. Когда поезд добрался до станции О-де-Ко, на горы уже спустилась ночь. Вокзальные часы показывали 17 часов 32 минуты. Джошуа немедля почувствовал приближение холода и застегнулся по самый воротник, чтобы избежать повторения того странного состояния, в котором он пребывал после катастрофы. Андре Лете жил на улице Рош-Нуар. Согласно карте в мобильном телефоне Джошуа, его дом находился в десяти минутах пешком от вокзала. Оказалось, что карта наврала. Джошуа понадобилось полчаса, чтобы вскарабкаться по гололедице на центральной улице. Ему встретились несколько машин с горящими фарами, едущих по направлению к центру. Через какое-то время Джошуа свернул на небольшую тропинку, уходящую через лес огромных пихт, покрытых снегом. Дом проводника находился в глубине, и казалось, что дорогу к нему не чистили ни разу. Деревья по сторонам сгибались от снега. Джошуа провалился по лодыжки, и по джинсам тотчас поползла противная ледяная влага. Он ускорил шаг, миновал несколько домов с закрытыми ставнями – вероятно, это была собственность богачей, живущих в Лозанне, или даже иностранцев. В последнее время отдаленных любителей альпийских пейзажей только прибавлялось. Еще через сотню метров дорога оканчивалась тупиком и забором, за которым в глубине угадывался силуэт огромного деревянного дома. На калитке висела табличка: «Частная собственность. Осторожно, злая собака». Надо было быть совсем психом, чтобы заморачиваться и прибивать подобное объявление в этом забытом уголке, но Джошуа прекрасно знал по своему опыту работы в полиции, что в соседние дома часто наведывается ворье. Джошуа взялся за цепочку и изо всех сил позвонил в маленький колокольчик. Ответа не было. Джошуа решил было повернуть назад – в конце концов, он прекрасным образом мог вернуться к своему спасителю позже, при свете дня. Джинсы неприятно холодили ноги, и он подумал о том, что снова придется преодолевать весь этот путь. Почему бы не постучать в дверь дома – чтобы убедиться, что там никого нет? Он толкнул калитку, и та легко поддалась. Дом находился метрах в двадцати. Его фасад был темен, если не считать светильника, слабо мерцавшего в окошке над дверью. Джошуа двинулся по дорожке, засыпанной гравием, которая вела прямо ко входу. Металлический лязг закрывающейся калитки заставил его подпрыгнуть и ускорить шаг. И сад, и дом были погружены в почти абсолютную темноту. Джошуа медленно продвигался вперед. Гигантские ветви пихт закрывали небо. Пейзаж напоминал огромный театр теней. Сбоку кто-то прыгнул и зарычал. Джошуа увидел две светящиеся точки, устремившиеся к нему, и наконец разглядел морду гигантской собаки, бежавшей к нему с разинутой пастью.
– Твою мать! – рявкнул Джошуа, поворачиваясь к собаке. Их разделяла жалкая пара метров. Он машинально поднес руку к поясу, но оказалось, что оружие осталось дома. Тогда он выставил ладони вперед, что смягчить неотвратимый удар.
– Анхис!!! – раздался жесткий окрик из дома. Зверь остановился на месте и осторожно пошел к хозяину. На пороге возвышался огромный темный силуэт.
– Я ждал тебя! – Андре Лете, спаситель Джошуа, окинул его мрачным взглядом и пошел внутрь. Так и состоялось их знакомство.
Внутри дом оказался существенно меньше, чем выглядел снаружи. Повсюду валялись бесхозные вещи, и Джошуа решил, что попал в жилище старьевщика, на котором не лучшим образом сказывался цифровой век. Расположившись на стареньком диване с зеленой бархатной обивкой, Джошуа разглядывал кучу коробок, разбросанных тут и там. На одной из них лежала голова оленя, рога которого ветвились на два метра вверх. На стене висели огромные часы с кукушкой, тикавшие почище любого метронома. Увидел Джошуа и несколько черно-белых фотографий. На одних был запечатлен тот самый силуэт с парой лыж, на других – толстый младенец на руках у блондинки. На дубовом буфете стояла целая куча кубков и призов, были ровно разложены медали – по достоинству. Рядом с ним стоял невысокий марокканский столик с золотистой металлической столешницей. На ней собирали пыль две ароматизированные свечи. Анхис, старый сенбернар с глазами, подернутыми пленочкой катаракты, смотрел на него с высунутым языком. Через равные промежутки времени с его языка на ковер из серой шерсти падала слюна. Зверь не казался злым, но весил, наверное, килограмм семьдесят. Джошуа было интересно, кто именно спас его жизнь в горах. Возможно, это был Анхис?
Через несколько минут в комнату вернулся Андре. В руках у него был поднос, на котором стояли две чашки с дымящимся кофе и бутылка с прозрачной жидкостью. Джошуа готов был поклясться, что это не вода.
– Согрейся, сынок, – сказал Андре, протягивая ему чашку.
Джошуа чувствовал себя неуютно, но горячий напиток придал ему сил, и он заговорил:
– Я приехал, чтобы поблагодарить вас. Вы спасли мне жизнь.
Слова слетели с его языка мгновенно, и он подосадовал на себя, что не смог выразить мысль лучше.
– Благодарить надо не меня, а его, – ответил Андре, кивнув на Анхиса. – Он учуял тебя через трехметровый слой снега. Этот блохастый тип обладает уникальным нюхом.
Анхис смотрел на хозяина глазами, полными благодарности – так, будто он понимал разговор и это был лучший день в его жизни.
– Я не могу делать ему слишком много комплиментов, иначе он описается. Ветеринар мне сказал, что он страдает недержанием, и оно как-то связано с его настроением. Слишком много радости – и все, пора тащиться за тряпкой.
Джошуа рассмеялся в голос, и Анхис немедля повернулся к нему, посмотрев с укоризной. Даже захотелось извиниться.
– А вы не могли бы рассказать, где я находился перед сходом лавины?
– Да где-то рядом с Роше-де-Не. Около пещер. – Андре одним махом опустошил свою чашку.
– Но там же нет ничего интересного в это время года.
– Пусто, только снег кругом. Да и вообще, там не очень, учитывая, сколько осадков выпало. Тебе повезло, что я заметил тебя в момент схода лавины. Если бы я не решил выгулять свои снегоступы, валялся бы ты там до весны. Так, а теперь немного… – С этими словами Андре открыл бутылку и налил немного в обе чашки. – Ну вот, теперь можно и горло промочить, и согреться. Это настойка на сливе, я делаю ее сам, в своем погребе. Я знаю, что ты коп, ну да ладно. Мне не кажется, что ты вдруг сдашь меня с потрохами.
Вместо ответа Джошуа поднес чашку к губам. Несколько мгновений он наслаждался запахом, а потом алкоголь обжег ему рот и пищевод.
– Крепко получилось, – сказал он, кашляя.
– Для тебя в самый раз. Ты теперь человек снега, ты будешь познавать холод всю оставшуюся жизнь, – резюмировал Андре, бросив пристальный взгляд на своего собеседника.
Андре должно было быть около пятидесяти, но выглядел он на все семьдесят. Его кожа была изъедена морщинами, он походил на сморщенное яблоко. Его матовая кожа контрастировала с темно-синими глазами и белизной зубов. Такой тип лица сложно было встретить в городе. Оно, закаленное холодом и обожженное солнцем, может принадлежать лишь человеку, всю жизнь проведшему в горах. Джошуа повернул голову, чтобы посмотреть в мертвые глаза оленя.
