скачать книгу бесплатно
Олег не спорил, еще бы не понять, почему рыцарь старается не попадаться людям на глаза, свернули в небольшую дубовую рощу, что просматривается насквозь, там и полянка, и ручеек, и сочная трава до пояса, есть где коням и полакомиться, и поваляться.
Томас, как лицо благородного сословия, пошел напиться и сполоснуться в холодной воде, Олег разложил на чистом полотенце захваченную из замка еду. От трав и деревьев одуряюще пахнет, над головой натужно гудят пчелы. По ту сторону ручья огромный полусгнивший пень, можно рассмотреть кишащих красных муравьев. Тельца блестящие, как застывшие капли янтаря, горят красными огоньками, многие муравьи приподнимаются на длинных лапах и поводят усиками высоко в воздухе, словно щупают что-то невидимое.
Ручеек выбивается из-под корней трех берез с их атласно-белой аристократической кожей, красиво подчерненной мелкими пятнами, удивленно и радостно вскрикивает мелкая птичка над головами, на вершинах берез насмешливо прокричали галки, наблюдая, как рыцарь пьет, стоя на коленях, потом снимает панцирь и плещет водой в лицо.
Когда Томас вернулся и жадно набросился на еду, Олег уже вяло жевал сыр, потом лег навзничь и забросил руки за голову. Взгляд его рассеянно скользил по нависающим ветвям, там стада простолюдных тлей жадно сосут сок, а рыцари-муравьи дают им защиту от всяких хищников, за что благодарные тли снабжают их сладким соком.
Томас проследил за взглядом калики, сказал многозначительно:
– Берегись мухи, которая сидела на дохлой змее.
Олег подумал, перевел озадаченный взгляд на довольного высказанной мудростью рыцаря.
– Это ты к чему?
Томас хотел было ответить что-нибудь еще мудрое, но не шло, сказал честно:
– А не знаю. Слышал где-то, понравилось. Умность такая, сложная. И красивая.
Олег поморщился.
– А меня как раз всегда раздражают пустые мудрствования и слишком пространные толкования одного и того же слова. Особенно утверждения суфиев, что каждое слово несет в себе не меньше семи значений, потому, дескать, человеку очень трудно понять другого человека. Даже невозможно!.. Я по своей натуре – отыскиватель простых и ясных ответов, чтобы ясны были не только мне, но и простым людям. Ну там королям, императорам, рыцарям, коровам… Иначе как заставить людье сдвинуться с места, повести на гору, если даже непонятно, чем заманиваешь?
– Ну и… – спросил Томас настороженно.
– Однажды, – ответил Олег со вздохом, – я пришел к одному старому раввину, он писал комментарий к пятьдесят второму тому Торы, и сказал, что готов принять его веру, если сумеет растолковать все их заманчивые догматы, пока стою на одной ноге.
Томас спросил заинтересованно:
– И сколько суток ты простоял? Или недель?
Олег сдвинул плечами.
– Он подумал и сказал: «Поступай с другими так же, как хотел бы, чтобы они поступали с тобой. Это и есть вся наша вера, а все эти пятьдесят томов… и будут еще!.. только толкования к этой формуле». Признаюсь, мне понравилось это изящное и глубокое построение, хотя и малоприменимое… Кстати, оно ж потом было положено Христом в его вероучение… но вот сейчас я присутствую на трансформации и этой замечательной формы в нечто такое, что мне начинает в самом деле нравиться. Нечто хоть и христианское, но применимое.
Томас нахмурился, больно довольный вид у волхва, спросил с растущим подозрением:
– Во что?
– В основу западного понятия христианства, – пояснил Олег.
Томас сказал на всякий случай:
– Это что за христианство такое западное? Мы не еретики!
– Упаси Боже, – сказал Олег. – Всеобъемлющая формула: «поступай с другими так, как хотел бы, чтобы они поступали с тобой» – в западном христианстве стала звучать так: «делай с другими то же, что собираются сделать с тобой, – бей первым». Можно даже точнее: «Делай с этими сволочами…»
Томас подумал, но ничего странного не нашел, непонятно, чем калика так веселится, сказал горячо:
– Вот именно, со всякими сволочами! Борись, сэр калика!.. Это в тебе бьется Сатана с теми остатками… зачатков доброго, что еще по недосмотру Божьему остались в гнусной душе язычника.
– Так кому же принадлежит земля? – спросил Олег скептически.
– Никому, – сказал Томас горячо. – Вся земля – это поле боя сил Бога и Сатаны. На земле живем мы, люди, а Бог и Сатана бьются не на жизнь, а на смерть за власть над нами!
Калика сказал с интересом:
– Полагаешь, мы чего-то да стоим?
– Конечно, – сказал Томас убежденно. – Мы вершина творения! Господь в нас свою душу вложил, хотя мог бы вдуть ее в слона или, скажем, льва. Он мог бы вдунуть ее даже в муравья, если бы восхотел! А он после того, как сотворил нас, больше ничего уже и не пытался. Он же сам сказал, что понял, ничего лучше уже, хоть лопнет, не сотворит! Удачный день не всегда выпадает, даже если у тебя в запасе вечность. Конечно, он на человеков надеется, раз так за нас бьется. В нашем войске поговаривали, что он готовит человека себе на смену.
Калика с полным безразличием пожал плечами.
– А мне показалось, да и Уриил говорил, что он уже ушел на покой. А вся тяжесть мира рухнула на нас. А плечи-то еще не окрепли. И даже самые отважные и благородные рыцари пока только отважны и благородны, да и только.
– Он не ушел на покой, – ответил Томас терпеливо, – но он ни во что не вмешивается. И не вмешается, хоть мы тресни!.. Понял? Все теперь зависит только от нас.
Олег вздохнул.
– Язычникам легче. Попроси любого из богов, тот либо сделает, либо нет. В зависимости от размера жертвы. А взять твоего христианского Бога, так мы… одни на свете?
– Бог с нами, – объяснил Томас терпеливо.
– С нами, – проворчал Олег, – если он не показывается, не помогает, то это все равно, что нет. Мы одни на свете, как… не знаю кто. Ладно, сам Бог самоустранился, но как же его мириады ангелов, архангелов и прочих-прочих? Никто не придет, не поможет?
Томас смотрел серьезно и торжественно.
– Нет, конечно.
– Ты знаешь? – спросил Олег.
– Да.
– Почему?
– Потому что это наш мир, – ответил Томас. – Когда Господь сотворил человека, он повелел даже ангелам поклониться ему как хозяину этого мира. Так что, Олег…
– Все понятно, – прервал Олег. – Нам и отдуваться. А жаль, жаль…
Томасу показалось, что калика что-то хитрит, спросил с подозрением:
– Чего тебе жаль, морда языческая?
– Как бы хотелось посмотреть, – объяснил Олег с великим сожалением, – когда с одной стороны сойдутся тьмы ангелов, с другой – демонов. Свет и Тьма, самая грандиозная битва!
– Свинья ты, – сказал Томас в сердцах.
– Что делать, всего лишь человек…
– А надо быть лучше, чем человек!
Олег вздохнул, поднялся.
– Надо, всем что-то надо… Ты как, отдохнул? Нажрякался? Куда в тебя столько влазит… Поехали, поехали!
Глава 12
Томас в который раз вспомнил раннее детство, когда он с отцом зимой шел через перевал. Ночь застала в пути. Легли прямо на снег. Он тогда положил под голову ком снега. Отец увидел, пинком выбил из-под головы: «Не разнеживайся, сынок!» Теперь он снова ощутил себя тем же изнеженным ребенком, ибо, на взгляд калики, оказывается, спать можно не только на камнях, не снимая доспехов, но и стоя, как конь, разве что прислонившись к дереву, а то и вовсе на ходу.
Ехали так до глубокой ночи, а там, перекусив наскоро, Томас заявил, что готов ехать и всю ночь, раз уж кони наотдыхались в замке на неделю вперед. Олег скупо усмехнулся, но спорить не стал, он вообще показывал пример, как можно обедать и ужинать, не покидая седла, так что сперва ехал впереди, но Томас вспомнил о своем благородном происхождении, что диктует правила поведения, выехал вперед и долго маячил, залитый лунным светом, как гигантская глыба льда.
Ночь чиста, огромная серебряная луна заливает землю таким ярким светом, что отчетливо виден каждый стебелек. Свет легкий, серебристый и чистый, воздух еще теплый, но уже чувствуется приближающаяся прохлада пока еще далекого утра.
– Не думал, – заметил Олег, – что ты любитель ночных путешествий.
Томас посмотрел на него угрюмо.
– Да это чтоб тебе приятнее. Вы ж, язычники, солнца не любите! Вам ночь подавай, летучих мышей, всякую гадость…
– Оно так, – согласился Олег, – только по ночам что-то ты крадешься.
– Так для тебя ж, – заверил Томас ехидно.
– Да мне неплохо, – ответил Олег. – Я не считаю, что летучие мыши – слуги дьявола. И что луна – солнце нечестивых душ. Однако ночами больше странствуют в Святой Земле, там днем от жары можно сдохнуть…
Томас поерзал в седле, взгляд устремлен прямо на дорогу, наконец, ответил нехотя:
– Знаешь, я хотел бы проехать через владения некоторых… не привлекая внимания. Иначе моя дорога будет залита кровью, а я, как правоверный христианин, всякий раз скорблю о разбрызганной крови единоверца.
– Это хорошо, – одобрил Олег, – и хорошо, что у друговеров кровь зеленая.
Томас вскинул брови.
– Зеленая?
– Зеленая, – подтвердил Олег серьезно. Посмотрел на Томаса. – А что, синяя?
– Красная, – строго поправил Томас. – Красная!.. Это для того, чтобы и они могли стать добрыми христианами. А вот у лягушек зеленая кровь, это значит, что христианами никогда не станут!
– А-а-а, – протянул Олег озадаченно. Он поднял взор и посмотрел на летающих в теплом воздухе летучих мышей. – Как хорошо ты все объяснил…
– Это я умею, – согласился Томас очень довольный. – Нам полковой прелат говаривал, что я любую заповедь Христа могу втемяшить в самую крепкую голову.
– Бедные лягухи, – сказал Олег печально. – Значит, им отказано в спасении… То-то припоминаю, в раю мы так и не увидели ни одной! Или ты видел?
Томас в раздражении помотал головой.
– Мне только на лягух было смотреть! Забыл, зачем мы туда вломились, как два кабана?
Олег почесал в затылке.
– Да как тебе сказать… Сейчас, когда все позади, уже думаю, зачем туда ломились на самом деле?
– Я знаю, зачем, – ответил Томас зло. – И не сбивай меня! Никаких лягух в раю не было. Это рай, а не болото!
– Для кого-то, – вздохнул Олег, – именно болото – рай. Но ты молодец, все замечаешь. Голубей, правда, много, сам видел. Все белые, белые, белые… И вся земля, над которой летают… гм… тоже белая. Вообще-то, когда смотрю на стаи белых голубей, хочется увидеть хоть одного черного. Ну ладно, хотя бы черноплекого. Или пятнистого…
Томас все ерзал в седле, разговор начинает уходить в какую-то опасную непонятность, что-то двусмысленно-ловушечное. На всякий случай снова уехал далеко вперед, но, к счастью, летом ночи короткие, вскоре восток посветлел, заалел, воздух наполнился птичьим криком, с цветов начали слезать заснувшие на них толстые ленивые шмели.
Справа от дороги показался замок из светлого камня с двумя остроконечными крышами. Он возвышается на холме, где ближе к подножию ровным кольцом пролегла довольно высокая стена. Весь холм застроен домами и домиками, а по эту сторону стен только торговые палатки вдоль дороги. На стенах иногда поблескивает, так отражается солнце в начищенных доспехах, на остриях пик или мечей.
– Бдят, – заметил Олег. – Здесь и спят с оружием? В смысле в руках?
– А как иначе? – возразил Томас. – Выпусти меч – тут же сожрут. Не меч, тебя. Правда, там леди Бенефика, очень милая госпожа, но и она старается далеко от замка не отдаляться…
– А зачем ей отдаляться? – резонно спросил Олег. – Все готовенькое прямо в замок! Или ездит по деревням, сама отбирает скот на продажу, щупает кур?
Томас фыркнул, такие глупости можно услышать только от чужеземного простолюдина.
– Это наша соседка, мы с нею в добрых отношениях. И все ее соседи с нею обращаются учтиво и с подобающим ей достоинством. Что, впрочем, не мешает ей быть осторожной и ездить на охоту только в ближайший лес или на озеро, что вблизи замка.
– На охоту? – удивился Олег. – Баба?
– Это у вас там бабы, – отпарировал Томас, – а у нас – женщины. И на охоту ездит, как все благородные господа. Утром поднимается, да будет тебе известно, наряду со своими девицами, что помогают ей одеваться и причесываться, потом идут в лесок… вон видишь зеленая полоса?.. каждая берет псалтырь, четки или просто молитвенник, там садятся благочинно в ряд и усердно молятся. При этом раскрывают свои хорошенькие ротики только для благочестивой молитвы. А не для всяких перемываний косточек…
Олег кивнул.
– Да-да, поверю на слово. На рыцарское.
Томас дернул щекой и продолжал, чуть повысив голос:
– Затем собирают лесные цветы, а по возвращении в замок слушают в часовне мессу…
– А жрать? – спросил Олег. – Жрать-то когда? Или ты самое интересное пропустил?
Томас сверкнул очами.
– Дикий ты человек, если только о жратве и о жратве. Культурный человек потому и культурный, что может сдерживать свои дикарские порывы. Простолюдины сразу набрасываются на еду, а благородные умеют воздерживаться… какое-то время. Госпоже Бенефике и ее девицам только на выходе из часовни преподносят на серебряных блюдах жареных каплунов, жаворонков, кур, и лишь тогда госпожа и девицы едят, но и тогда скромно, а чаще всего оставляют на блюдах, дабы снискать любовь Пресвятой Девы, что тоже была очень умеренна в еде.
– Да я бы не сказал так, – пробормотал отшельник, но тут же замахал руками, – продолжай, продолжай! Это я так, своим мыслям.
– Богохульные у тебя мысли, – сказал с осуждением Томас. – А если богохульные, то это уже и не мысли, а черт-те что, тебя самого можно в ад. Так вот сама госпожа Бенефика утром обычно вообще не завтракает. Ну, почти, почти… Вместо этого она садится на коня… не улыбайся, она садится на иноходца, а на иноходцах женщинам ездить вполне прилично, даже еще в красивейшей сбруе, украшенной… вообще украшенной, понял? А с нею едут уже не только девицы, но и рыцари ее замка.
– Снова в лес?
Томасу почудился в голосе калики какой-то подтекст, он сказал с достоинством:
– Нет, теперь в поля, где плетут венки, ловят бабочек и стрекоз, а также поют всякие песни…
