скачать книгу бесплатно
– Убей, – прошептал он. – Ты победил… Теперь убей!
– Не я победил, – ответил Фарамунд. – Мы оба победили!
Лицо Громыхало было серым, как пепел на пожарище.
– Никакого золота… нет. А там у меня были хотя бы кров и постель, кусок хлеба…
Фарамунд сказал убеждающе:
– Пойми, я тебя не обманываю. В главном. Разве я не мог тебя зарезать даже ночью, пока ты спал? Нет, теперь ты мне друг. У меня и у тебя есть золото! Но лежит пока что в чужих карманах. Я не разбойник, я служил Свену из Моря. Но я не клялся ему служить, поклялся лишь не поднимать на него оружия, которое он мне вручил! Так что мы – свободные люди. Я не стану возвращаться к Свену. Мы с тобой сами отряд! И если повезет, то построим себе крепость, а власть наша будет не на три деревушки, как у Свена!
Громыхало долго лежал, затем вздрогнул, вскинул руку, непонимающе посмотрел на рукав, по которому ползла липкая смердящая слизь. Выругался, отсел на толстый корень дерева.
– Дрянь…
– Это ненадолго, – сказал Фарамунд, хотя не знал, относится это к слизи или к нему. – У нас будут и золото, и свой бург!
Громыхало вскинул лицо к небу. Сквозь тучи проглянуло слабое, как больной ребенок, солнце. Луч света упал на лицо палача. Он зажмурился, помолчал, а когда заговорил, Фарамунд вздрогнул от неожиданности.
– А в самом деле… Там в крепости я перестал на небо смотреть! Все глаза в землю, дабы не прогневать властелина… А ведь я – Громыхало, при виде которого враги трепетали, а кони пугались и сбрасывали седоков!.. Надо умереть с мечом в руке, а не с клистирной трубкой в заднице.
Он захохотал, а Фарамунд смотрел с изумлением. Палач выпрямился, откинулся назад, спина коснулась дерева. Грудь его оказалась еще шире, чем Фарамунду казалась в комнате пыток, а когда расправил плечи, Фарамунд подумал, что этому гиганту в двери крестьянских хат придется заходить боком.
– Я рад, – сказал Фарамунд с чувством. – Ты не поверишь, как я рад!
– Да ладно, – буркнул Громыхало. – Я тоже рад… что дал тебе в морду как следует!
Он неожиданно захохотал. Фарамунд потрогал разбитую скулу, где немилосердно саднило:
– Да, кулаки у тебя… железо мог бы ковать без молота!
– Кулаки у меня хорошие, – согласился Громыхало. – Но я все-таки предпочитаю боевой молот!
– Будет молот, – сказал Фарамунд твердо. – И золото будет!
Громыхало хмыкнул, не очень-то верил, но Фарамунд знал, что добудет. Ведь у Свена Лютеция на правах нищенки. Благородная прекрасная Лютеция, которая должна жить в самых прекрасных дворцах мира!
А для нее он добудет. И золото. И надежные стены.
Через неделю его отряд насчитывал десяток оборванцев, голодных и злых на весь свет, готовых на все. К концу второй недели они наткнулись еще на такую же шайку разбойников. Ни один не захотел уступить, а после схватки пятеро из уцелевших противников влились в его отряд. Чужих раненых дорезали, а своих Фарамунд к удивлению многих, но не Громыхало, велел оставить в ближайшем селе, дал одежды и денег, строго приказал местным лечить, не обижать, иначе, когда вернется…
Дважды нападали на обозы, а когда из городка за ними отправились в погоню два десятка хорошо вооруженных конников, ушли через лес только им ведомыми тропами, спустились к реке. Громыхало радостно заорал, ниже по течению виднелось с полдюжины коров, пара коз, а на покатом берегу чернели крыши наспех вырытых землянок.
Фарамунд кивнул:
– Да, нам мясо не помешает!
С радостными воплями понеслись со всех ног. Налетели с ходу, так торопились, что сдуру порубили даже коров вместе с переселенцами. Двое мужчин отбивались отчаянно, с ними трое подростков, что тоже с горящими ненавистью глазами бросались на разбойников с вилами и косами. Двоих поранили серьезно, за что подростков тут же, остервенев, порубили на куски.
Из землянок вытащили двух женщин. Одна тут же, изловчившись, выхватила у разбойника нож и вонзила себе под левое ребро, а вторая с такой яростью вцепилась в горло другому, что пришлось убить, да и то не сразу отодрали скрюченные пальцы от горла.
Забитых коров спешно разделывали, мясо бросали в мешки и привязывали к седлам. Козьи тушки забрали целиком. Когда уже собирались уходить, вдруг кто-то увидел, как в дальних кустах шевельнулась ветка. Не струсив, бросился туда с обнаженным мечом, а оттуда с истошным визгом выметнулись две каким-то чудом уцелевшие и спрятавшиеся девки.
Тут уж заорали все, кинулись ловить. Девки бежали к близкому лесу, вопили во весь голос, звали на помощь. За ними неслись почти все, разве что Громыхало и Фарамунд не сдвинулись с места. Наконец догнали, подхватили на плечи, принесли, быстро раздели. Дабы не кусались, каждой в зубы по деревяшке, растянули, привязав руки и ноги к вбитым к землю колышкам, долго тешились, сменяя друг друга.
Потом обеих, совсем одуревших, заставили плясать голыми вокруг костра на месте выгоревшей землянки. Сами плясали, орали, пили и силой поили девок. Под ногами трещали глиняные черепки, свежие обглоданные кости, а под забором бесстыдно белели старые, похожие на человеческие…
Тарант вернулся благополучно, рассказал, как доблестно Фарамунд прикрывал его отход, как даже заорал, привлекая внимания, чтобы он выскользнул незамеченным. Старые воины кивали одобрительно, этот подобранный в лесу вел себя как подобает настоящему воину, и хотя пал, но зато сейчас он в небесной дружине…
Однако вскоре стали приходить слухи о новой шайке разбойников. Она росла быстро, набеги совершала дерзкие, от погони уходили из-под самого носа. По приметам вожак был очень похож на пропавшего Фарамунда, а потом пришли вести из бурга Лаурса, что пленник не только сбежал от грозного властелина, но и увел с собой его лучшего воина, Громыхало.
Воины посмеивались, переглядывались. Вскоре пошли слухи о награбленных сокровищах, захваченных обозах, даже караванах. И хотя все понимали, какие сокровища в этой бедной стране, где ни древних городов, ни старых захоронений, все же слухи шли и ширились, подогревая воображение.
Лютеция с волнением прислушивалась к слухам. В крепость приезжали земледельцы, привозили муку, зерно, скот на продажу, рассказывали об увиденном. Тревор привел одного, что побывал в деревне выше по реке.
– Какие новости? – спросила Лютеция. – Что слышно о новых разбойниках?
Крестьянин потупился:
– Да ничего…
– Такого быть не может, – настаивала она. – О них все говорят.
– Да так… Они сейчас в деревне, что за рекой…
– Ну и что?
– Да ничего…
Она пристально смотрела в его несчастное лицо. Простолюдин крепок, но больно угнетен, а так лицо открытое, глаза честные. Стоит, бессильно опустив длинные руки, ладони широкие, как весла, все в желтых мозолях.
– Боишься, – определила она. – Ну, а если я возьму тебя на службу? Но мы готовимся к отъезду. Как только дорога чуть очистится, мы покинем бург доблестного Свена из Моря. Ты поедешь с нами?
Несчастный рухнул перед ней на колени:
– Госпожа!.. Возьми! Если примешь, верой и правдой… крови не пожалею.
– Хорошо, – ответила она. – А пока будешь помогать нашей челяди. Клотильда тебе покажет, что надо делать. А теперь можешь говорить правду?
Земледелец сказал с жаром:
– Да!.. Я знал, что, когда вернусь, меня убьют… Просто потому, что не утерплю и схвачу топор или что попадет под руку! Стон и плач стоит по всей деревне, а им все в потеху. Девок всех перетаскали к себе, замужних жен хватают и бесчестят прямо на улице… Весь скот зарезали! Гусей, уток – все рубят и бьют просто ради потехи. Если кто вступится, тут же либо рубят, либо издеваются для веселья: зубы выламывают по одному, в… простите, в зад острогу с ее зубцами вгоняют, а потом такого отпускают на волю!..
Она слушала, побледнев. То, что рассказал мужик, дело обычное, но ей почему-то казалось, что Фарамунд не из таких людей. Несмотря на его фигуру воина, ей еще в первую же встречу почудилось, что он… другой. Как римский патриций, о которых она столько слышала. Нет, он не унизится до такого.
– Ладно, – сказала она. – Иди!
Голос ее стал строже. Простолюдин поклонился, попятился и ушел. Она слышала, как он благодарил Одина за милость к нему. Бедный заблудший язычник!
Глава 8
Оружие, одежду и все снаряжение Фарамунд добывал мечом. Сопротивление подавлял сразу, свирепо: в его сторону нельзя было бросить даже косой взгляд, стервенел, карал без пощады. Однако запас золота и драгоценностей рос чересчур медленно. Он слышал злые разговоры, что вожак все гребет себе, надо бы по-честному, все головами рискуют одинаково…
Рисковали, конечно, не одинаково. Он первым начинал бой, если требовался бой, а последним заканчивал. Он все так же стервенел от запаха крови, а ярость схватки охватывала так, что готов был грызть зубами щит, все мышцы тряслись от жажды поскорее броситься в сечу и пролить наконец-то чужую кровь, разбивать головы, отрубать руки, слышать страшные крики боли и ужаса…
Однако теперь все планировал тщательно. Помнил, что стыдно поддался чувству безнаказанности, за что так страшно поплатился в бурге Лаурса. Он был отважен, как дикий барс, но и осторожен, как лис, выслеживающий добычу на глазах гончих псов. Пьянствовать разрешал только после удачных набегов, да и то не раньше, чем забирался в глубины леса, а на всех направлениях выставлял охрану.
В глубине леса у них были шалаши, даже удалось привести через завалы трех коней. Стражу он выдвигал далеко. Если бы вдруг конунг решил очистить земли от разбойников, то он на месте стоянки отыскал бы только давно остывшую золу.
Сегодня день оказался слишком пасмурный, с утра накрапывал дождь. Фарамунд исчез, он часто проверял посты неожиданно, остальные коротали время у костра, бурчали друг на друга, играли в кости, ссорились, только Громыхало сидел в сторонке и деловито насаживал на длинную рукоять огромный молот.
Только к полудню за деревьями послышался стук копыт. Показался всадник. Комья земли за его конем взлетали огромные, как вороны, но не черные, а из-за зеленой сочной травы тоже темно-зеленые, влажные. А когда тяжело шлепались оземь, похожие не то на рогатых жаб, не то на зеленых ежей, становилось понятно, какого размера подковы богатырского коня.
А на богатырском коне всадник обычно под стать. Фарамунд и сам чувствовал, что он сильнее, умелее любого из его шайки. Даже чудилось, что был не конюхом или стрелком из лука, а именно вот таким вожаком разбойничьего отряда.
К нему никто не подошел принять коня, он соскочил на землю, шлепком по крупу отпустил пастись. У костра на него смотрели хмуро и настороженно.
– Вижу, – сказал он резко. – Все вижу! Да, я не делю захваченное, я присваиваю все золото себе. Разве я когда-то обещал все делить и раздавать? Кто такое слышал от меня?.. Кто?..
Вехульд, хмурый и бесстрашный разбойник, выкрикнул зло:
– Так делается везде!
Фарамунд зло расхохотался:
– Где?.. И почему я должен поступать так, как делается? Я позвал вас с собой, обещая добычу. Вы получили ее гораздо больше, чем имели в ваших мечтах! Но теперь ваши аппетиты разгорелись!.. Не-е-е-т, если кому не нравится, убирайтесь к черту. Мне не нужен сброд, который поступает по-своему.
Вехульд, глядя ему в глаза, опустил ладонь на рукоять меча. Еще пятеро или шестеро его сторонников взялись за топоры. Вехульд на всякий случай бросил быстрый взгляд по сторонам: Громыхало уже исчез, как и трое-четверо особо верных людей Фарамунда – где-то на постах, а остальные колеблются, вмешиваться не будут.
– А нам не нужен такой вождь, – сказал он громко, – который утаивает нашу общую добычу! Мы не против, чтобы твоя доля была хоть втрое больше нашей! Но всяк имеет долю. И всякий должен получать ее сразу.
Фарамунд вскинул ладонь, заговорил громко, чтобы слышали все:
– Вы берете все, когда захватываем обоз, село или перехватываем другой отряд. Но золото уходит в казну, которой распоряжаюсь только я. Сейчас я говорю, что время тратить еще не пришло. Кто-то считает иначе? Что ж, переубедите меня…
Он отступил на пару шагов. Его руки поднялись к плечам, откуда торчали рукояти двух мечей. Только у него мечи настолько длинные, что начал носить за плечами, удивляя всех, у кого мечи немногим длиннее поясных ножей. Все в отряде знали, с каким нечеловеческим искусством их вожак владеет этими мечами, но сейчас Вехульд только сказал громко:
– Если ты не отдашь нам нашу долю, тебя не спасут даже пять мечей. На этот раз ты что-то не рассчитал…
В голосе Фарамунда прозвучали первые нотки бешенства:
– Что ж, тварь!.. Давай! Если добежишь до меня живым, я даже не подниму на тебя меча – руби!
В мертвой тишине Вехульд медленно повел головой по сторонам. Глаза были непонимающими. С ним шестеро отважных сорвиголов, остальные отхлынули, словно морские волны при отливе. Они стоят посреди поляны, семеро с оружием в руках против одного-единственного человека… так в чем же дело?
Вдруг в тишине ясно послышался скрип сгибаемого дерева. Со всех деревьев, окружающих поляну, в их сторону смотрели нацеленные стрелы. Люди сидели молча, не шевелились, почти неотличимые от листвы. Этих стрелков, судя по всему, было не меньше десятка.
– Так вот ты куда послал Громыхало, – произнес Вехульд мертво. – Что ж, ты опять все рассчитал наперед!.. Теперь я уже сомневаюсь, что и разговор о дележе затеял я, а не ты… Что ж, стреляй!
– Громыхало я не туда послал, – ответил Фарамунд, глядя ему в глаза. – Убрать оружие! Ну, я кому сказал?
Вехульд нехотя вложил меч в ножны. Остальные опустили головы, пятились, старались встать за спинами друг друга.
Из-за дальних кустов, что за спиной Фарамунда, раздался гулкий голос Громыхало:
– Фарамунд!.. Давай перебьем их. Зато нам больше останется.
Вехульд и его сторонники переглядывались, жались в кучу. Пространство вокруг них стало еще шире. Фарамунд снова вскинул руку, голос звучал почти дружелюбно:
– Они не враги. А Вехульд сказал только то, что думали все, но только страшились сказать. У него хватило отваги сказать это мне в глаза. Я не хочу терять сильного и отважного человека!
Вехульд вскинул голову. Их глаза встретились только на миг, но Фарамунд ощутил во взгляде Вехульда горячую благодарность. Не за жизнь, а за оценку. И увидел, что приобрел надежного соратника, которому можно доверить спину. Остальные тоже поднимали головы, начинали поглядывать по сторонам, чуть ободренные, но еще не уверенные, не окажется ли это жестокой шуткой, после которой казнят с особой жестокостью.
Ломая кусты, вышел Громыхало. Он был в полных доспехах, в правой руке нес страшный молот, которым умело действовал, в левой – круглый деревянный щит, обшитый воловьей кожей. За ними поднялись и проломились следом еще с десяток крепких парней, вооруженных длинными копьями.
Вехульд снова взглянул на Фарамунда. Во взгляде бунтаря Фарамунд прочел восхищение. Если бы кто и добежал до Фарамунда, то его успели бы встретить копьями эти, верные до конца.
– Все к костру, – велел Фарамунд. Он перевел дыхание, старался делать вид, что ничего не случилось. – Посидим, обсудим один план. Никаких пьянок!.. Убрать вино. Сегодня нам нужны особенно трезвые головы.
Громыхало весело рявкнул:
– Тогда половину надо выгнать! А то и всех.
– Ну, – сказал Фарамунд, – это смотря что считать трезвыми головами. Самые трезвые дома сидят.
С деревьев слезали лучники, только несколько человек все же с неохотой отправились на дальние посты. Фарамунд присел, протянул руки к костру. Глаза уставились в пляшущие багровые языки.
– Это свободные земли, – говорил он размеренно. – Все зависит от того, кто сколько может удержать. Мы сейчас ничего удержать не можем. Тот лес, в котором находимся, наш… пока сюда не придет отряд покрупнее. Мой прежний хозяин Свен… Свен из Моря, награбил достаточно, чтобы осесть и выстроить для себя целую крепость. Сейчас он укрепляется, оттуда делает вылазки… Я тоже намеревался накопить золота достаточно, чтобы можно было тоже…
Кто-то не выдержал, спросил:
– А сколько надо набрать?
На него шикнули. Фарамунд повысил голос:
– …но этот путь, мне кажется, плох. Чем? Да тем, что придется терпеть и собирать сокровища по крупице долгие годы. Как делал это Свен. Как делали другие. Как делали сотни отважных вожаков, из которых только немногие… ну, дожили! Плох еще тем, что за это время состав отрядов сменяется много раз. Понятно почему…
Он оглядел разом помрачневшие лица. Жизнь человека с оружием вообще недолгая. А жизнь разбойника, который против всего белого света, даже против других разбойных шаек, короче жизни бабочки…
– Мы не будем строить крепость, – сказал Фарамунд внезапно. – Мы захватим ее! И вы все станете господами!
Клотильда поднималась с корзиной фруктов, когда широкая ладонь внезапно легла на губы. Рука появилась из-за спины, она не видела человека, но когда ее прижало к твердому, как дерево, телу, она в страхе догадалась, в чьи руки попала.
Голос шепнул прямо в ухо:
– Тихо! Я не причиню тебе вреда. Поняла?
Клотильда судорожно кивнула. Ладонь чуточку соскользнула с губ, Клотильда тут же набрала воздух для пронзительного вопля, однако твердые, как камень, пальцы с силой ткнули в живот. Она поперхнулась, ладонь снова закрыла рот, а голос разъяренно прошипел:
