Юношеские записки. Сборник рассказов

Никита Сургутсков

Юношеские записки

© Сургутсков Н. А., 2024

* * *

to those who care

Критика

1

Поздняя зима, начало нового семестра. Ещё есть время немного расслабиться, тусоваться сколько захочется и с кем захочется. Желательно, конечно же, уделять всё своё время кому конкретному, к кому есть чувства. Девятнадцать лет, можно же было себе позволить! Трепетный возраст, когда считаешь, что любое твоё творчество обязательно должно быть услышанным. И это обязательно хорошее творчество, а как иначе, тем более если оно кому-нибудь посвящено. И уж тем более стихи.

Так вот я и посвятил одной девушке стихи. Да какие симпатичные, сам спустя столько лет иногда перечитываю и думаю: «а не так уж и плохо!». Была какая-то пьяная вечеринка, уже все спать легли, а мы остались на кухне, при двух свечах. Покачиваемся и боимся свалиться вместе на диван: я от трепета момента, а она… В общем самое время стихи вручать! На отдельном листочке, от руки написанные – всё, чтобы запомниться и остаться на долгую память.

Передал ей листок, а она тут же небрежно его открыла и начала приглядываться в мой неровный почерк. Стоп, да как так-то. А если не понравятся. И не понравилось настолько, что нижняя часть листа уже была в огне. «Ты можешь лучше».

Ни метель за окном, ни открывающееся только через полтора часа метро не могли меня остановить. Нет уж, спасибо, всё лучше, чем с такой дурой на одной кухне сидеть. Страшно я тогда обиделся.

2

Но стихов я не бросил. И даже более того, у меня начал складываться определённый лирический цикл обо всём сентиментальном и юном – и как же хотелось быть услышанным!

Порядочный поэт, думал я, должен с чего-то начинать. И пусть это будет ближайший к дому кабак, где как раз в следующую субботу будет открытый микрофон. Идём! Для уверенности и поддержки взял своего ближайшего друга, Сашу.

Кабак этот стоит и сегодня, и там по-прежнему обитает аудитория панков и ролевиков «немного за сорок». Мы сидели там единственные юноши в очках, было даже немного страшно: не то чтобы мы сюда совсем не вписываемся, но кажется меня ни черта не поймут… «Мужик, забей, ты сможешь» – ставил мне второй сидр Саша. Время пришло, первое публичное выступление!

Помню лишь, как дрожали колени, когда я сходил со сцены под хилые аплодисменты. Ну и пусть. Я выдохнул и направился к улыбающемуся Саше – третий сидр уже ждал на столе. Но тут меня приостановил мужичок, идеально вписывающийся в местные интерьеры: порванные охотские лохмотья, стеклянные глаза, с подкашивающимися ногами и страшнейший запах перегара. «Ну вот и конфликт» – успел подумать я. Но мужичок взял слово: «Выглядишь как мудак и читаешь как мудак». И валится на пол.

После такого сногсшибательного эффекта со стихами я решил всё же завязать – кажется, что лучше уже не будет.

И с тех пор начал ещё более нежно лелеять свою мечту стать большим русским писателем, но уже не поэтом, а прозаиком. И вот мы здесь.

Справка

«Данные пациента утеряны. Пожалуйста, обратитесь в службу поддержки или регистратуру».

Получить такое сообщение за четыре часа до конца подачи документов в Лётную Академию – интрига, которой не хватало в моей безоблачной жизни. 11:00.

Дни напролёт в спортивном зале, бессонные ночи за теоретической подготовкой, забытые тусовки и пропущенные дни рождения друзей и близких, идеальные экзамены – все эти лишения и добросовестный труд могут пойти насмарку из-за какой-то справки. И даже не из-за неё, а из-за того, что «данные утеряны»! Вздор! Ну каково, а! Только в больницу и обратиться. 12:00.

По пути, разумеется, собрал все светофоры и пробки. И кому только приспичило в полдень по городу кататься?! Черти! Дайте дорогу! 13:30.

Как обед?! В смысле с 14:15 до 14:45?! Серьёзно?! Мне буквально справку получить, я не шучу, женщина! Простите, девушка. Вообще ни – как? Да чтоб вас… Нет-нет, не надо, не хамлю, я подожду.

Угораздило же так, в последний момент, когда от меня уже ничего не зависит, а зависит от них, обедающих! У меня осталось всего чуть больше часа, чтобы оказаться в небе!

– Можете забрать свои результаты в 704 кабине.

– Спасибо!

Лифт, разумеется, встал. Последний марш-бросок.

Как только я нашёл 704 кабинет, рядом с ним как раз стоял опрятный старичок в белом халате с ключами.

– Здравствуйте, вы доктор? Мне сказали забрать результаты своих анализов в этом кабинете.

– Молодой человек, что-ж вы так запыхались, пройдёмте… Как ваша фамилия?

Стены на часах показывали 14:53.

– Самойлов. Самойлов Леонид Фёдорович.

– Так-так-так, Самойлов, – сказал старичок, неспешно перебирая большую папку с результатами анализов множества людей.

– Пожалуйста, доктор, можно поскорее? – от нетерпения я чуть не крикнул.

– К чему такая спешка? – также неспешно перебирая папку спросил врач.

– Я мечтаю стать лётчиком, и хочу подать документы в Академию. Срок подачи документов заканчивается в 15:00! Мне ещё надо сфотографировать эту справку и приложить электронную копию, скорее, пожалуйста!

– Сейчас найдём… Вот, – перед тем, как отдать справку, врач задержал на ней свой взгляд – сожалею, молодой человек, у вас врождённый порок сердца. Нельзя вам в лётчики.

Стены на часах пробили 15:00.

Привычка

Со студенческих лет привычка осталась: в гастрономе по залу строго без корзин, на выходе строго без пакетов. Лучше второй раз потом прогуляться, десять минут туда, десять минут обратно, целый променад по нейборхуду! А в гастрономе что в руки поместилось – то и самое нужное из съестного. И каждый день попадается что-то новое: салат с ветчиной какой-нибудь, оладьи печёночные в сливках, а если грудка куриная – так вообще праздник! Так что питались мы неплохо, и всё по симпатичному жёлтому ценнику.

В общажном-то быту как было, вот нужна тебе вехотка допустим в универмаге, а ты возьми да спроси у коллег-то по жилплощади, так, мол, и так, граждане соседи, я вот в магазин собираюсь, взять чего кому, а? Или по коридору ещё идёшь, может чё и этого к соседям заглянешь, вдруг им чего там надо, вдруг, да. Парни у нас удалые, в хозяйстве что нужно, всё распределили поровну и наладили очередь мусор выносить, и когда кому пыль вытирать, да как вместе ужин вкуснейший сготовить на всех. При этом скромные все, но в обиду ни себя, ни друг друга не дадут. И нет, говорят, Марик, спасибо, брат! Ну я и пошёл.

Но это тогда. А сейчас другое дело.

Хозяйство стало целой квартирой, и живёте вы теперь не дружной компанией, а почти целой семьёй. Ты и собака. Собираешься в магазин – шоппер всегда под рукой. Списки теперь для покупок большие, да и лишний раз из дома выходить просто не хочется. Ходишь себе один по торговым рядам гипермаркета и собираешь довольно обычную тележку из круп, овощей, рыбы, мяса, и чтоб всё посвежее. А на вечер можно заказать доставку, какую-нибудь лазанью и авторский цезарь; то, что никогда не приготовишь сам – иначе зачем так заморачиваться, да и времени особо нет. Всё стало чётко и понятно: график с 9 до 18 по будням, суббота и воскресенье – выходные. Никакой домашней работы и необходимостей прикладывать усилий больше, чем достаточно для поддержания условного порядка дома. С парнями давно не виделись, да и о чём теперь говорить, студенчество прошло у всех довольно давно и едва бесследно. Интересно, как там дела у них… Нет, писать конечно не буду, некогда. Ах да, и мочалку. Мочалку не забыть.

В отражении

Они всегда говорили мне, что я некрасивый и мне, мягко говоря, не стоит выходить на улицу, чтобы не позорить их и не пугать окружающих. Возможно поэтому же в нашем доме не было зеркал или их от меня прятали, а если я и находил зеркальце в кармане взрослого дырявого пальто, то его тут же отбирали, меня били и запирали на замок в пустой комнате, запрещая читать книги или смотреть вечно включённый телевизор. Проведя всё детство в четырёх стенах, я мечтал о том, что когда-нибудь я выйду на улицу, и пойду в хозяйственный магазин, где можно найти столько зеркал, что можно потеряться в своём отражении – так рассказывали по телевизору – и наконец-то понять, почему же они считают меня некрасивым. Как-то раз я даже осмелился спросить, можно ли мне выйти погулять, на что они лишь усмехнулись, дали мне каждый по больной затрещине и открыли по новой бутылке с шипучкой, попросив меня отнести пустые бутылки в мою нелюбимую комнату с одной кроватью, из которой я давно вырос. Так что мне оставалось только плакать и гадать, что со мной не так и почему они не хотят, чтобы я вышел на улицу.