скачать книгу бесплатно
ПУСТОЦВЕТ
В старом саду зеленеющий кустик черёмухи
(Дед посадил) каждый год пышным цветом цветёт.
Белая россыпь с ветрами колышется всполохом…
Только плодов этот куст никогда не даёт.
Дедушки нет.
Сад хиреет, и ветки засохшие
Падают часто на яркий ковер сорняков.
Старый забор поломали ребята подросшие,
Рвущие ягоды сладкие с чахлых кустов,
Что плодоносят едва, воробьишкам на счастье…
Дедушкин куст сочно зелен, но вновь – пустоцвет.
Может, оббило ветрами? Весною ненастье
Рьяно пустынит наш край уже несколько лет.
Может, он просто такой – пышноцветно-безъягодный?
Видно, я с ним по несчастью отныне сестра —
К солнышку рвусь по весне, распускаюсь отчаянно…
Цвет обрывают дурные бродяги-ветра.
ГОРОД СОННЫЙ…
В городке уютном всё белоснежное: режет глаз кристальная белизна.
В январе в снегу зацвели черешни…
Может, там неправильная весна?
Может, там, в пресветлую пору вешнюю, повстречались мы и не разошлись?
Танцевали вальс лепестки черешневые,
Танцевала с ними, кружилась жизнь:
Там мы вместе, юные, безмятежные, белизну не пачкали грязью ссор…
Небо нежно-синее и безбрежное,
Облака – воздушный седой курсор.
Побежишь за ними – уже под радугой! Это лето наше взяло разбег:
Мы в него, как в омут, как в бездну, падаем.
И черешня зреет… и новый век:
Тот же город сонный, деревья стройные, что под весом ягод склонились вниз.
Мы едим черешню. И нами понято,
Для чего дана суетная жизнь:
Чтоб вот так, прохладной, простылой осенью согревать друг друга, даря в ответ
Столько счастья…
Сон, пробужденьем скошенный,
Мне напомнит, сколько промчалось лет,
Как мы ели ягоды недоспелые…
Разошлись, счастливой судьбе назло.
Город снов рассыпался цветом белым.
Нас там нет.
И не было.
Отцвело.
Я РАСКРАШИВАЛ НЕБО…
«Я раскрашивал небо, как мог…» Ночные снайперы
Я раскрашивал небо, но серость топила цвета,
Хмарь седая бродила, играя, по льдистому куполу.
Бесприютная мга, беспросветных ночей маета —
Вот, соседствую с ними, в усталость предзимнюю кутаясь.
Я раскрашивал небо, но саваном грязным оно
Нависало, давило, порошку рассыпав хрустящую.
И нельзя не смотреть монохромное это кино,
Хоть живого в нём нет, нет родного и нет настоящего…
Я раскрашивал небо, и радугой огненной цвёл
Наш последний закат, переливами света пылающий.
Блекло-сизый рассвет был измотан, болезненно квёл,
Наползал еле-еле, разлукой бесцветной пытающий.
Я раскрашивал небо палитрой зелёных лучей —
Ты смеялась, назвав бесталанным, убогим художником.
Выцветает гуашь чувств ушедших…
До боли ничей
Крашу сердце в маренго, слепой нелюбовью стреноженный.
НАД ПОТОЛКОМ
Сегодня ты ушла. Банально. По-английски.
Я выпью рюмку виски
И просто помолчу.
Был шатким хрупкий плот, не выдержал цунами.
Оно случились с нами
И мне не по плечу.
Твой шкаф огромный пуст. В нем Нарния, наверно.
Да, не был я примерным,
Так здравствуй, новый мир!
Мне до тебя всего две шаткие ступени,
А ноги – как поленья…
Гляди: убог и сир,
Труслив. Боюсь, представь, сказать: «Прости, скучаю
И свято обещаю
Раскрасить ярким дни».
А там, над потолком, ругаются соседи,
Ревучие медведи.
Счастливые они…
ПО РАЗМЕРУ
Я для тебя – малой пиджак, малые туфли:
Сижу не так.
Живу не так – банально, тускло.
Но носишь ты из года в год, себя пытая:
Мозоли трёшь.
Каков итог, сама не знаю.
Ты для меня (секрета нет) – малое платье.
Раскол в душе на много лет тобой залатан.
Судьбе виват, что общий ад – любви химера.
Кто виноват, что не нашли мы…
По размеру?
ПРИМЕТА
Стали короче дни, неуютней – ночи,
И полысела, сжухла макушка лета.
Есть, говорят, мира древней примета:
Дождь на Петра в жизни дожди пророчит…
Я закликала и заклинала Солнце:
«Только свети!» К небу взвились качели…
Но поутру лето в большой купели
Крестит росою нас. Пустельгой смеётся:
«Нет, не бывать жизни без гроз и града,
Нет – не любовь без громовых раскатов!
Каждый рассвет ждёт своего заката,
Где-то с жарой – ливень и холод рядом».
Видно, сбылось: нас разлило дождями.
Первым кто предал? Кто, не шутя, отрёкся?
Ливня стена, и не пробиться солнцу,
Чтоб иссушить реку обид меж нами.
Лето пестрит мокрой листвой. Однажды
Тучи уйдут с чёрного небосвода.
Грешных, дурных, благословит природа.
Гордые, мы горько простимся: скажешь,
Что не святая я, и усталый разум
В эти сырые дни распинает рьяно
Прошлое.
Прав ты. Прав, нелюбовью пьяный:
Если меня казнить, я не в Рай. Ни разу…
БОЛЕТЬ ОДИНОЧЕСТВОМ
Весь мир занедужил и взял себе выходной.
Я тоже болею. Так жаль, что пришлось одной
Микстуры мешать и с простудою затяжной
Следить отстранённо за лентою новостной.
Ты тоже болеешь – измотанный и смурной,
Застенки квартирные грустно зовешь тюрьмой,
Скучаешь нещадно и пишешь мне «Успокой
Участливым словом, отогнанною тоской,
Уютным молчанием, нежностью вековой,
Простым обещанием, что я, как прежде, твой!»
Так хочется ближе. Из пледа – к тебе: укрой
Собою надежно! Весенней сырой порой
Бросать нужно глупость – средь мартовских злых ветров,
Промозглых ночей и малиновых зорь костров
Болеть одиночеством. Врозь – изъедает хворь.
Любовь назначается. Ну же, прими! Не спорь…
КЛЯКСА
Картина до абсурдности нелепа: холодный парк, весенняя капель…
И акварелью пепельного неба разлуку намалюет сэр-апрель.
Ты сам немного скульптор и художник: лепил меня из глупых мелочей:
Румянца, полувздоха, и тревожных полнящихся отчаяньем ночей,
В которые игривою палитрой ты красил с наслажденьем новый холст…
Я выцветала, таяла, палила сюжеты наших тайн и грехов.
Наутро начиналось всё сначала, и смешивалась с горечью пастель,
А я, тобой расцвечена, прощала… но вот холодный парк, дурной апрель.
И кажется, меня капелью смоет: потёками по древу расползусь!
Небес всеомывающая морось размочит антрацитовую грусть…
Картина до абсурдности нелепа: я – клякса.
Не закрасить, не стереть.
Но на холсте безоблачного неба Господь рисует мне иную смерть.
ДАТЫ
Ты – бумеранг.
И ни выбросить, ни отдать.
Влет возвращаешься, в сердце врезаясь метко.