Свежая кровь

Ник Номад

Свежая кровь

Глава 1: Новые возможности

Влад стоял на балконе и молча пил кофе. На востоке над морем поднималось солнце – не торопясь, медленно, будто стараясь отодвинуть начало своего ежедневного восхождения к зениту и дальше на запад, и наслаждаясь бесцельной плавностью этого утра. Где-то за домами – Влад не видел это место, но точно знал где оно находится – под теплыми лучами лениво облизывали берег соленые волны, перебирая пригоршни мокрой гальки, смешивая ее с желто-серым песком. Пахнущий морем ветерок шелестел листьями дерева, которое росло прямо под балконом, и в этих звуках была какая-то простая, необъяснимая гармония. Все вокруг жило своей жизнью, не замечая ни Влада, ни кружки в его руках, и тем сильнее казалось – вот она, настоящая жизнь.

Триста шагов до моря – Влад как-то специально считал в первый месяц после переезда, просто чтобы убедиться. Дом, в котором они с женой сняли квартиру, был старым, но после ремонта. Внутри всё выглядело по-домашнему: не новое, не блестящее, но чистое, аккуратное и уютное. Но главным плюсом этого дома был именно балкон. Влад каждый день выходил на него, и отпускал свой взгляд скользить по крыше соседнего дома, потом ещё одного, а дальше за ними начиналась бескрайняя гладь, будто кто-то разлил краску до горизонта. По утрам море меняло цвет, становилось светлее, и к спокойной синеве добавлялось теплое сияние из глубины. Казалось, что за ночь песок на дне превращается в чистое золото, нарочно подчеркивая драгоценную уникальность этого места.

Переезд для Влада и Ольги оказался тем самым решением, о котором потом говорят: "Вот тогда всё и началось". Ольга мечтала о жизни у моря с тех пор, как они познакомились. А он – о чём мечтал он? Наверное, о том, чтобы найти место, где не надо всё время торопиться. Где можно просто… быть.

Из простой керамической чашки поднимался еле заметный столбик пара. Влад как всегда держал её двумя руками, будто грел озябшие ладони. Разумеется, сейчас он делал так не от холода, а по привычке. Поразительно, насколько живучими оказываются простейшие движения, которым мы практически не придаем никакого значения. А они путешествуют с нами по всему миру, периодически напоминая об отправной точке, сколько бы времени не прошло.

Северный город, из которого они приехали, остался в прошлом. Но не как в липком кошмаре, после которого хочется умыться, а как в старом подёрнутом пылью альбоме: страницы потеряли прежние краски, края фотографий истрепались, и на них навсегда застыло прошлое, о котором приятно вспомнить, но не хочется возвращаться. В этом прошлом была длинная зима с сугробами по грудь, когда оставленную во дворе машину после ненастной ночи можно было найти только весной. Там люди всегда спешили от одного источника тепла к другому, словно по единственной тропинке, протоптанной в зимнем лесу: квартира – автобус – офис – спортзал. А весной и осенью на смену снегу приходила грязь, налипающая на штанины сзади до самого колена, стоило выйти из дома. Даже в короткое северное лето никто не позволял себе замедлиться. Нужно было успеть отдохнуть, насладиться солнцем и теплом, пока они не исчезли в очередном годовом цикле. Поэтому люди отдыхали жадно, как в последний раз, не желая упустить ни секунды доступного им лета.

А здесь лето было круглый год. Люди жили будто в каком-то вальсе: размеренно, мягко, не сбиваясь с ритма. Сперва Влада это нервировало. Ему казалось, что всё и все здесь раздражающе медлительные, будто живут в киселе. Они медленно говорят, медленно ходят, медленно делают любые дела: в магазине, в банке, на почте. Но потом он стал замечать, что медлительность у местных – не от лени или усталости. Они просто не опаздывают. Не бегут. Умеют останавливаться и смотреть вокруг. Умеют улыбаться просто так, порой даже без причины. И он тоже стал пробовать: медленно заваривать кофе, не смотреть в телефон, стоя на балконе. Просто жить, чувствовать, слушать.

Теперь это стало его ежедневным утренним ритуалом: он вставал раньше Ольги и молча уходил на кухню. Аккуратно, чтобы не разбудить жену, доставал турку, наливал в нее кипяток и насыпал две ложки молотого кофе. Минута на плите, и готово – можно выходить на балкон. Эти двадцать минут – как граница между ночными снами и дневными задачами. До звонков, до встреч, до «срочно», «вчера» и «горит». Это была его пауза. Его балкон. И его море за домами.

Работа была непростой. IT – это всегда поток, где нужно держаться на плаву, чтобы не утонуть в задачах. Но с новым европейским контрактом и хорошей зарплатой Влад чувствовал уверенность. Ему казалось, что он наконец стал частью чего-то важного – того самого нового мира, который родился из старых обломков. Пандемия, карантины, маски – сначала всё это казалось концом. А оказалось – началом.

Небольшие государства, где раньше кормились с туристов, начали меняться и искать новые доходы. Программы для цифровых кочевников, упрощенное получение вида на жительство, низкие налоги для специалистов. Влад рискнул, и почти сразу получил приглашение. Сейчас казалось, что всё прошло даже слишком легко. Как будто кто-то поставил галочки во всех нужных пунктах анкеты, и вот они здесь. Свежая кровь для маленьких прибрежных стран, которые ищут новые возможности для себя и дают их приезжим.

– Ты опять рано встал, – раздался из-за спины сонный голос Ольги.

Он улыбнулся, не оборачиваясь.

– Просто не хочется проспать хороший день.

Глава 2: Тонкие трещины

Несколько месяцев прошли, будто их и не было. Один день сменял другой почти незаметно, словно кто-то размешал календарь в тёплой воде, и страницы теперь текли медленным ручьём – не различая дней, лишь изредка прерывая свой ленивый поток на выходные или праздники. Утро. Кофе. Балкон. Работа. Чат. Звонки. Задачи. Статусы. Домой. Новое утро.

Неспешность, которая поначалу казалась благословением, со временем расползлась по жизни Влада, как маслянистое пятно на воде – не сразу, но неумолимо, затягивая всё вокруг тонкой, скользкой пленкой. Утренние ритуалы остались, но потеряли остроту. Те же движения, те же звуки, тот же вкус кофе – но в них исчезла глубина. Как будто Влад продолжал участвовать в хорошо знакомом спектакле, только зрители давно ушли, а сцена погрузилась в полумрак.

Постепенно жизнь разделилась на две чёткие половины. Первая – рабочая: стремительная, требующая внимания, но удивительно лишённая ощущения движения вперёд. Он бежал, принимал решения, созванивался с командами, менял приоритеты и гасил пожары – и всё это без остановки, без паузы. Только вот бежать приходилось всё быстрее, а пейзаж за окном не менялся. Монотонная спешка, в которой каждый день как под копирку. Словно система, где даже сбой – привычен. Влад чувствовал себя, будто программа, попавшая в цикл. В голове постоянно вертелась фраза из старой книжки: "Надо бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте. А чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее". Кажется, это сказала Алиса. Хотя может это просто метафора жизни всех айтишников. Каждый день – новые инструменты, новые задачи, новые подходы. Нельзя остановиться. Даже подумать нельзя. Остановился – и уже выпал. Уже лишний.

Вторая половина – личная. Отношения с Ольгой постепенно утекали в вязкую плотную зависимость друг от друга. До переезда они хоть и проводили много времени вместе, но постоянно наполнялись каждый чем-то своим, личным, ярким, – а потом щедро делились друг с другом. У них было много разных занятий: он увлекался бегом и историей, она – фотографией и йогой. У каждого были свои выходы во внешний мир. Они возвращались из этих выходов с эмоциями, историями, открытиями. Обменивались ими, как подарками.

Теперь эти источники пересохли. Осталась только общая чаша, и каждый пытался черпать из неё больше, чем туда попадало. Всё будто застыло в плотном спёртом воздухе, лишенном всякого движения. Переезд будто отрезал все связи с прошлым, а новые не появились. Ольга пробовала снова заняться фотографией, брала камеру, искала вдохновение в городе. Но всё казалось ей плоским, вторичным. Она всё чаще оставалась дома, и в этой замкнутости начинала зависеть от Влада. Хотела, чтобы он не просто был рядом, а заполнял собой её пустоту. А он… Он уставал. И начинал отступать. Не потому, что не любил – он по-прежнему тянулся к ней, просто по-другому. Но это становилось отчетливее, заметнее. Он всё чаще искал одиночества. Не потому, что хотел уйти, а потому что боялся раствориться в ней и потерять себя.