скачать книгу бесплатно
БРЕТОН. О сюрреализме. Конечно же, вы слышали о нас.
ФРЕЙД. Что такое сюрреализм?
ТЦАРА. Сюрреализм – это Дада без яиц.
БРЕТОН. Ваш метод свободных ассоциаций оказал огромное влияние на нашу практику создания литературных произведений посредством автоматического письма.
(Гигантский бобер гложет ножку кушетки).
ФРЕЙД. Автоматического письма?
БРЕТОН. Свободные ассоциации на бумаге. Вы позволяете подсознательному рулить, пишите то, что приходит в голову, и некоторые неожиданные соединения обозначают то, что для нас важно.
ТЗАРА. Все равно, что машинка для приготовления колбасного фарша. Ты прокручиваешь в ней жопные дырки, а на выходе – говно.
ФРЕЙД. Но мой метод свободных ассоциаций имеет конкретную цель. А какова цель того, что вы делаете?
БРЕТОН. Рациональной цели нет. Мы верим в высшую реальность ранее пропущенных ассоциаций, беспристрастную игру мысли, всесильность снов. Все должно делаться при полном отсутствии контроля со стороны любого смысла.
ФРЕЙД. Но если вы отбрасываете смысл, что остается?
ТЗАРА. Дада.
БРЕТОН. Сюрреализм.
ФРЕЙД. Но это глупо.
ТЗАРА. Думаю, вы начинаете понимать.
БРЕТОН. Это освобождает разум.
ФРЕЙД. Глупость не освобождает. Освобождает истина.
БРЕТОН. Но вы используете воображение, чтобы исследовать истину. В наших экспериментах мы открыли, что автоматическое письмо высвобождает способность ясновидения. Вы и я – как братья.
ТЗАРА. Братья Маркс.
ФРЕЙД (старается пнуть Бобра, который теперь гложет его ногу). Прошу извинить, но я действительно думаю, что вы не знаете, о чем говорите.
БРЕТОН. В этом и смысл – не знать, о чем говоришь. Если человек думает, что знает, о чем говорит, на самом деле он не знает, о чем говорит. Как мне узнать, что я думаю, пока я не услышу, что говорю? Накладывание создает дезориентацию. Когда два несовместимых объекта сталкиваются, создается новая реальность.
ТЦАРА. Психоанализ – форма душевной болезни, полностью слепленная из самообмана и чуши.
ФРЕЙД (пытается отойти от кушетки, Бобер не отрывается от его ноги). КТО ВПУСТИЛ СЮДА ЭТИХ СТРАННЫХ ЛЮДЕЙ? И НАМ НУЖНО УСПОКОИТЬ ЭТОГО БОБРА!
ТЦАРА. Мы живем одновременно в прошлом, настоящем и будущем, а также в Дюссельдорфе. Даже если вам принадлежит пианист, это не означает. Что вы не можете сесть за пианино и сыграть самолично. И если вы пытаетесь сыграть одну мелодию, когда звучит другая, то вы получите Дада. (Внезапно начинает петь и танцевать, песня похожа на песню завсегдатаев пабов «Колени вверх, мамаша Браун/Knees Up Mother Brown». Гигантский бобер бежит к пианино, к нему присоединяются НАДЯ, ДАЛИ, и Корова):
Я назвал кота лордом Пердуном,
Я назвал мои колени Графом
Я назвал мой сортир Эрменгонкой
Я хочу быть с шальною девчонкой.
КОРОВА, ДАЛИ, НАДЯ и ГИГАНТСКИЙ БОБЕР (поют хором):
Хочет быть он с шальною девчонкой.
ТЦАРА (следующий куплет).
Я назвал ягодицы – Найджел,
Я назвал мои яйца – Фред,
Я назвал мой пенис Элид,
Я хочу, чтобы стал я мертв.
КОРОВА, ДАЛИ, НАДЯ и ГИГАНТСКИЙ БОБЕР (поют хором):
Мы хотим, чтобы стал он мертв! Эй!
Картина 3
Вспучивание королевской семьи
БРЕТОН. В первые годы полное непонимание окружало нас со всех сторон. Даже когда мои родители пришли на одну из моих лекций, я не получил от них поддержки, на которую рассчитывал.
ЛЕОНОРА. Мой отец поджег мою лошадку-качалку. Если твои родители одобряют то, что ты делаешь, вероятно, ты делаешь это неправильно.
БРЕТОН (читает лекцию). Искусство должно воздействовать на человека так, будто вы оказались в каком-то месте, где никогда не были, и внезапно ощутили с абсолютной уверенностью, что вы помните это место, и эта дежавю обрушивается на вас, как оргазм. (Старик с длинной белой бородой проезжает по сцене, дважды нажимая на гудок-грушу). Чтение книги должно быть ярким эротическим впечатлением. Ощущении книги в руках, закладки, оставленные, как ключи к разгадке, закодированные послания на полях. Запах хорошей книги – тот же аромат женщины. И, как с женщиной, правду зачастую находится в заметках на полях.
НАДЯ. Я – принцесса заметках на полях.
БРЕТОН. Надя?
(Он поворачивается к ней, но тут же появляются мама и папа Бретон и отвлекают его. Они – сиамские близнецы, соединенные на бедре. Папа Бретон держит над ними потрепанный зонтик).
МАМА БРЕТОН. Андре! О чем ты тут говоришь? Нюхать женское исподнее?
БРЕТОН. Мама, пожалуйста. Я читаю важную лекцию.
МАМА БРЕТОН. Важная лекция о запахе женского исподнего?
БРЕТОН. Мама, ты позоришь меня перед дадаистами.
МАМА БРЕТОН. Мы думали, что ты ходишь в медицинскую школу, пока не прочитали в газетах, что ты и твои друзья-извращенцы устраиваете отвратительные публичные выступления, на которых ты, со шляпой из бананов на голове, играешь симфонию, вдохновленную вазелином, на задницах и ваннах, призываешь ко всеобщему уничтожению, а также исполняешь фортепианную сонату для трех рук и пердишь.
БРЕТОН. Эта соната была прекрасна.
(ТЦАРА исполняет фортепианную сонату для трех рук и пердит. Третья рука закреплена на его голове, он ударяет ею по клавишам, подом поднимает зад и громко пердит. Звук этот издает Корова, которая стоит, привалившись к пианино, как исполнительница «жестоких романсов»).
МАМА БРЕТОН. Пердеж – это не прекрасно.
ДАЛИ (отрываясь от сидящего на его коленях манекена. Который он страстно целует). Мария-Антуанетта пердела октавами.
МАМА БРЕТОН. Ты немедленно прекратишь эту глупость и вернешься в медицинскую школу, или твой отец и я оставим тебя без единого су, так, Альфонс?
ПАПА БРЕТОН. Знаешь, дорогая, может, следует позволить нашему мальчику…
МАМА БРЕТОН. Заткнись. Ты – кретин, как и твой сын.
БРЕТОН. Мама, я никогда не откажусь от моей артистической жизни.
МАМА БРЕТОН. Если тебе захочется пердеть, ты сможешь пердеть в медицинской школе. Иначе будешь обеспечивать себя пердежом и вазелиновыми жопами. Пошли, Альфонс.
ПАПА БРЕТОН. Это не мое имя, знаешь ли.
МАМА БРЕТОН. Кого это волнует?
(Бретоны уходят).
БРЕТОН. Что ж, вот идут мои кормильцы. Не знаю, что мне теперь делать. Могу перебраться в Америку, где люди такие глупые, что я буду выглядеть гораздо умнее их, но я отказываюсь говорить на английском, это нелепый язык, почти целиком состоящий из рыгания и урчания. Звуки должны идти из горла через нос, как у цивилизованного человека. Те, кто не владеет языком, всегда говорят, как идиоты. Разумеется, англичане в большинстве своем идиоты, а американцы, возможно, даже не люди. Для цивилизованных людей подходит только один язык – французский.
ТЦАРА. Все языки нелепые. Искусство нелепое, абсолютно бесполезное и может быть честным, лишь когда не имеет смысла. Все объяснения – ложь. ИДИОТЫ, ИДИОТЫ, ИДИОТЫ! ВЫ ВСЕ ТАКИЕ ИДИОТЫ! ВСЕ РАВНО, ЧТО СМОТРИШЬ В ЗЕРКАЛО! Господи, я не впадал в такую депрессию с того момента, как ожило чучело твоего броненосца. Вставить мне в нос рыболовный крючок? Какое это имеет значение? БОЛЬШЕ НИКАКИХ ТАЙН! Мы должны использовать искусство для убийства искусства, что потом возродить искусство. УВАЖАЙТЕ СУП!
БРЕТОН. Ты понимаешь, так, что по большей части речь твоя совершенно бессвязная?
ТЦАРА. Слава Богу. Я боялся, что в сказанном мною улавливается смысл.
ГАЛА. Я думаю, бояться этого нужды нет.
Картина 4
Гала, увиденная через окно, залитое дождем
БРЕТОН. Большую часть вины за трудности, свалившиеся на нас в первые годы, я возлагаю на достойное сожаления влияние одной русской женщины, дочери московского адвоката, которую, по настоянию моего дорогого друга, поэта Поля Элюара, мы называли Галой.
ГАЛА. Я – двигатель страсти. Я живу в ореховой скорлупе.
ДАЛИ (смотрит на нее сквозь стекло, очень грустный, с перчаточными куклами на руках, тоже грустными). Гала, увиденная через окно, залитое дождем.
ЭЛЮАР. Я встретил ее в санатории около Давоса, когда нам было семнадцать. Мы влюбились, а потом случилась трагедия: мы вылечились и нас отправили по домам, меня – в Париж, ее – в Москву. Наши семьи не одобряли наших отношений, но каким-то образом, в разгар войны, Гала, с ее железной волей, смогла уехать из Москвы и через Хельсинки, Стокгольм и Лондон добралась до Парижа. Меня уже призвали, но я был больным поэтом с никудышными легкими, поэтому меня определили писать письма родственникам погибших, а по ночам я рыл могилы. Только мысли о Гале спасали меня от отчаяния.
ГАЛА. Наша совместная жизнь будет великолепной. Ты станешь великим поэтом, а я буду твоей музой и контролировать деньги. Но знаешь, я думаю, что не нравлюсь твоему другу Бретону.
ЭЛЮАР. Разумеется, нравишься. Он просто застенчивый.
БРЕТОН. Нет, она права. Мне она не нравится.
ЭЛЮАР. Он шутит. Он много шутит.
БРЕТОН. У меня вообще нет чувства юмора.
ГАЛА. Бретон был бы симпатичным, если бы не его огромная голова. Словно гигантская репа на шее. Шея у него есть, так?
ЭЛЮАР. Да, у Бретона есть шея.
ГАЛА. Ты видел его шею?
ЭЛЮАР. До меня доходили слухи, что у него есть шея, и я, если честно, им верю.
ГАЛА. И его нижняя губа, как кусок гнилого помидора. У меня почти возникло искушение соблазнить его, да только он пахнет, как египетское крыло Британского музея.
БРЕТОН. Я, знаешь ли, могу это услышать.
ГАЛА. Разумеется, можешь. Иначе зачем говорить? Я не понимаю, как вы вообще стали друзьями.
ЭЛЮАР. Да, наше с Бретоном знакомство вышло очень странным.
ЛЕОНОРА. Все знакомства странные. Бог запекает странность в торт.
ЭЛЮАР. Это произошло в антракте спектакля по пьесе Аполлинера. Драматург только что умер.
ДАЛИ. С умершими драматургами работать приятнее всего. Они понимают коллективную природу театра.
(ПИКАССО, КОКТО, БРЕТОН и Корова общаются с манекенами в антракте. У Коровы слуховая трубка).
ЭЛЮАР. Я увидел Бретона в другом конце зрительного зала и ошибочно принял его за друга, которому во время войны оторвало голову. Я очень обрадовался тому, что мой друг жив и его голова по-прежнему на плечах, поэтому мог думать только об одном: добраться до него, прежде чем он снова умрет. (Продирается сквозь людей и манекены, сшибает Корову на пол). Эркюль. Эркюль. Это я. Поль. У тебя голова.
БРЕТОН. Он продирался ко мне, сквозь толпу стариков со слуховыми трубками. Чуть не сбросил Пикассо с балкона (ЭЛЮАР сбивает с ног ПИКАССО и перебирается через КОКТО). Жан Кокто лишился зуба.
ЭЛЮАР (уже лицом к лицу в БРЕТОНОМ). Эркюль? Вы не Эркюль. Теперь понятно, почему у вас голова. Извините. Я принял вас за мертвеца. Мне крайне неловко.
НАДЯ. Дружба всегда начинается и заканчивается неловкостью.
ЭЛЮАР. Я ушел, как побитый пес. Но мы случайно встретились на следующий день, в лавке мясника, а после этого стали близкими друзьями. Наше существование полно внезапных параллелей и удивительных совпадений, как лес Бодлера и синхроничность. Я уверен, что реальность соткана из струн гармонии и все – символ, но чего?
ГАЛА. Отчасти обаяние Поля в том, что он – простак. Он зарабатывает деньги, покупая ужасные картины и продавая их старухам по более высокой цене. Виноватым себя не чувствует, потому что они – богатые американки, а потому вульгарные, глупые и заслуживают того, чтобы их грабили. Но в сердце Полю нужны боги, чтобы поклоняться им.
ЛЕОНОРА. Все боги – демоны в масках.
ГАЛА. Поль родился для того, чтобы быть чьим-то апостолом, а Бретон хочет быть Богом. Он играет роль величайшего мирового авторитета, но не знает и половины того, чем бахвалится. Но при этом его жалкая наглость довольно-таки привлекательная. Однако, вы двое такие близкие друзья, что мне, пожалуй, не следует с ним спать.
БРЕТОН. У меня разбито сердце.
ГАЛА. Бретон прикидывается, будто ненавидит меня, но тайно хочет заняться со мной жаркой, страстной, отчаянной любовью. Но его редко хватает на жар и страсть.
ЭРНСТ. Нет победы над желанием.
ГАЛА. Ой, посмотрите. Это Макс. Он тоже хочет переспать со мной. Разница в том, что он не пытается убедить себя в обратном. Макс, ты покажешь мне свой коллаж, а я покажу тебе мой.
(ГАЛА уходит следом за ЭРНСТОМ).
