скачать книгу бесплатно
БЕЛЫЙ. Мы с тобой могли бы убежать.
ЛЮБОВЬ. Говорю тебе, не буду я с тобой убегать.
БЕЛЫЙ. Ты говорила, что любишь меня.
ЛЮБОВЬ. Я не знаю, что говорила. Я была очень расстроена.
БЕЛЫЙ. Мы собирались в Италию.
ЛЮБОВЬ. Это была твоя идея – не моя. В голове у меня все перемешалось. Я была такая несчастная. Хотела разжечь в нем ревность. Я не знаю, что делала.
БЕЛЫЙ. Ты знаешь, что я тебя обожаю.
ЛЮБОВЬ. Не нужно мне твое обожание. Меня обожает мой муж.
БЕЛЫЙ. Тогда я не буду тебя обожать. Буду тебя третировать. Бить. Спать с другими женщинами. А приходя домой, седлать тебя, как лошадь.
ЛЮБОВЬ. Что ж, весьма заманчиво, но нет, благодарю. (Поворачивается и уходит).
БЕЛЫЙ. Как пересечь бескрайнюю и бездонную пропасть между душой и плотью? Если есть другой мир, где он? Как мне прикоснуться к нему?
ОЛЬГА. Поверь мне, дружище. Ты не прикоснешься к нему никогда.
БЛОК (вернувшись). Где она?
БЕЛЫЙ. Она ушла. Она всегда уходит. Что сказал Мейерхольд?
Блок. Она хорошо, она очень красива, но взять ее он не может.
БЕЛЫЙ. Почему?
БЛОК. Он говорит, чего-то недостает.
(БЛОК пьет. БЕЛЫЙ через сцену смотрит на ЛЮБОВЬ).
Картина 4
Плот «Медузы»
МАЯКОВСКИЙ. Знаешь, почему я ненавижу стихи Блока?
МАНДЕЛЬШТАМ. Потому что они лучше твоих?
МАЯКОВСКИЙ. Потому что они – телеграммы из вчера. Как и твои.
МАНДЕЛЬШТАМ. Вчера еще не случилось. Это наша работа – создать вчера.
МАЯКОВСКИЙ. Это мистическая чушь. Единственно истинное искусство – импровизация. Если ты не будущее, тогда ты – прошлое. Если ты прошлое, тогда ты мертв.
МАНДЕЛЬШТАМ. А если мы не умерли, они нас убьют. Бог целиком и полностью состоит из этой мистической чуши.
БРИК. Бог – это медуза. На воздухе превращается в ничто.
МАЯКОВСКИЙ. Бог – прошлое, и прошлое должно быть уничтожено. Прошлое – враг.
МАНДЕЛЬШТПМ. Нельзя уничтожать прошлое. Ты будешь снова и снова совершать те же самые глупые ошибки. Прошлое нужно изучать, воспринимать непредвзято, спасать все, что достойно спасения. Проблема Блока и символистов в том, что они заняты разглядыванием некой глубинной реальности и игнорируют находящее у них под носом, а в итоге появляются красивые стихи, которые ровным счетом ничего не значат. Жизненный опыт ничего не символизирует. Он есть сам по себе. Самое необычное в мире то, что мы видим на самом деле.
БЕЛЫЙ. Но есть же слои существующего. Почему отказываться видеть что-либо, кроме лежащего на поверхности?
МАЯКОВСКИЙ. Поверхности вполне достаточно для того, чтобы не придумывать всякую чуть о том, что лежит под ней. Мы устали бродить в вашем дурацком лесу символов.
АННА. Но они могут означать многое: эмоции, психологические состояния. Символы совсем не мистические. Больше напоминают поток отрывочных образов, которые мы складываем, как пазл. Я по-прежнему думаю, что Блок – прекрасный поэт.
ЛИЛЯ. Как и Маяковский. Все стихи Блока он знает наизусть.
МАЯКОВСКИЙ. Да, но пытаюсь их забыть. Я не говорю, что Блок – плохой поэт. Но с политической точки зрения его стихи – бессмысленное, жалкое, комичное старье. Мы, футуристы, любим городскую жизнь, машины, скорость, абсурд, клоунаду, необъяснимое, шокирующее. Мы ненавидим традиции, сантименты, внешние приличия, прошлое. Мы должны вымести весь этот мусор.
АННА. Так я, получается, мусор?
МАЯКОВСКИЙ. Ты – такая прекрасная и очень интересная. Всякий раз, когда я вижу тебя, ты выглядишь другим человеком.
АННА. Я и есть другой человек.
ЛИЛЯ. Когда Маяковский жаждет любви, он читает твои стихи. Я думаю, он тебя немного боится. И микробов. Он в ужасе от микробов.
МАНДЕЛЬШТАМ. Рано или поздно то, чего ты боишься, придет и найдет тебя.
МАЯКОВСКИЙ. Мандельштам боится меня.
МАНДЕЛЬШТАМ. Я боюсь последствий твоих идей. Я нахожу птичку в клетке на чердаке и хочу написать стихотворение. Ты хочешь задушить птичку и сжечь чердак. Но если ты подожжешь чердак, сгорит весь дом.
МАЯКОВСКИЙ. Пусть сгорит. Мы построим новый. Вся Россия провоняла нафталином. Вы, акмеисты, рвете с символистами и понимаете, что понятия не имеете, куда двигаться дальше, поэтому устанавливаете собственные правила и сразу же их нарушаете.
МАНДЕЛЬШТАМ. Какой смысл в правилах, если их нельзя нарушить?
МАЯКОВСКИЙ. Какой смысл в правилах? Вы окажетесь в спасательной лодке во власти волн, и через какое-то время начнете есть друг друга, как случилось на плоту «Медузы». Проблема в том, что вы до смерти боитесь воды.
МАНДЕЛЬШТАМ. Потому что в ней полно акул.
МАЯКОВСКИЙ. Победить акул можно лишь став акулой. Вы хотите от поэзии здравомыслия, но в ваших стихах смысла нет никакого.
МАНДЕЛЬШТАМ. Это логика подсознательных ассоциаций.
МАЯКОВСКИЙ. Другими словами, вы знать не знаете, что делаете.
МАНДЕЛЬШТАМ. Совершенно верно.
МАЯКОВСКИЙ. Даже Горькому надоело защищать искусство и литературу прошлого. Все это надо сжечь. Как сжигают собственную темницу. Поджег библиотеки в Александрии – лучшее деяние римлян. Не нуждаемся вы еще в нескольких сотнях греческих пьес. Одна честная новая пьеса лучше всего этого заплесневелого дерьма. Используй и сожги. Такова жизнь.
МАНДЕЛЬШТАМ. В России граница между революционером и пироманьяком практически стерта. Уничтожь прошлое, и ты уничтожишь себя. Ты весь слеплен из прошлого.
МАЯКОВСКИЙ. Но то, что пишу – будущее.
МАНДЕЛЬШТАМ. Это пропаганда.
МАЯКОВСКИЙ. Но пропаганда для революции.
МАНДЕЛЬШТАМ. Любая пропаганда – дерьмо.
МАЯКОВСКИЙ. Но дерьмо полезное. Оно – удобрение для роста будущего.
МАНДЕЛЬШТАМ. Если ты хочешь, чтобы будущее воняло дерьмом.
МАЯКОВСКИЙ. Ты увидишь. Революция изменит все. А до нее у нас есть «Бродящая собака», чтобы приютить нас. Все мы сироты, сбившиеся в кучку в подвале старого винного магазина. Никому мы не принадлежим. Никто за нами не придет. Мы – затерявшиеся. Но скоро нас найдут. Или тех из нас, кому хватит ума удержаться на плоту и не пойти на корм другим. А пока мы совокупляемся, будто конец света уже завтра.
МАНДЕЛЬШТАМ. Это конец чего-то. Белый хочет жену Блока. Мейерхольд хочет жену Есенина. Ты спишь с женой Брика. Ольга спит со всеми. Тамара не спит ни с кем. И Анна посреди всего этого пишет стихи.
АННА. Как друзья стихи лучше людей. Слишком сильно любить – всегда ошибка.
Картина 5
Ужас быть слишком любимой
ЛИЛЯ. Мне понятен ужас той, кого слишком любят. Понятно и другое: как что-то в нас изо всех сил мешает стать той личностью, которой нам суждено быть. Когда Маяковский начал ухаживать за моей сестрой[5 - Эльза Каган (1896-1970) – младшая сестра Лили Брик, больше известна нам как французская писательница Эльза Триоле. Именно она познакомила Лилю с Маяковским.], я пришла в ужас. Он был таким беспардонным. Вставал, если кто-то читал стихи кого-то еще, и обрушивался на этого человека с ругательствами.
МАЯКОВСКИЙ. МАНДЕЛЬШТАМ – ГЕНИЙ, НО СТИХИ У НЕГО МЕРТВЫЕ, КАК ЛОШАДЬ ПУШКИНА.
ЛИЛЯ. Он так меня злил. Я думала, что он – хулиган.
МАЯКОВСКИЙ. Я и есть хулиган.
ЛИЛЯ. Он казался мне таким наглым и неуверенным в себе.
МАЯКОВСКИЙ. Это наглость – жаждать будущего здесь и сейчас? Радости и любви?
ЛИЛЯ. Но ты жаждал всего.
МАЯКОВСКИЙ. Если ты жаждешь чего-то, ты жаждешь всего. Одно связано с другим. Кому нужно будущее без радости, а какая радость без любви? И любви всегда не хватает.
ЛИЛЯ. Пока ее не становится слишком много, но тогда уже поздно. Но, как бы то ни было, когда ты стоял в нашей маленькой квартире и читал нам свои стихи, внезапно все остальное перестало существовать, и мы с моим мужем оба влюбились в тебя.
БРИК. Да, так и было, хотя и звучит как-то глупо.
БЕЛЫЙ. Любовь, зависть и ненависть перемешаны в человеческой душе.
БРИК. Разве это позволительно – хотеть уничтожить то, что любишь?
БЕЛЫЙ. Больше чем позволительно – необходимо. Иначе о чем писать стихи?
ЛИЛЯ. Разумеется, мы с Маяковским с самого начала ничего не скрывали о наших отношениях.
ГУМИЛЕВ. Лучше рецепта для беды просто не найти.
БРИК (С рукописью в руке поднимается навстречу ЛИЛЕ). А вот и ты. Что-то ты сегодня припозднилась. Я сидел и перечитывал стихи Маяковского. Они удивительно смелые, и жесткие, и странные, и наполненные жизнью. Он – абсолютно уникальная личность. Я просто должен их опубликовать. Даже на собственные деньги. Он действительно неординарный человек.
ЛИЛЯ. Да. Он такой. Я должна тебе кое-что сказать.
БРИК. Ты потратила больше денег на уроки танцев? Это нормально, хотя нам, возможно, какое-то время придется экономить, чтобы мне хватило денег на публикацию сборника стихов Маяковского.
ЛИЛЯ. Я была с ним. С Маяковским.
БРИК. Так. И как он? Тебе следовало привести его домой. Мне не терпится вновь увидеться с ним. У меня к нему столько вопросов о его стихах, и с его появлением жизнь начинает играть новыми красками. Я бы отдал все за умение так писать.
ЛИЛЯ. Я была с ним.
БРИК. Да, ты это сказала.
ЛИЛЯ. Он в меня влюблен.
БРИК. Разумеется, влюблен. В тебя влюблены все.
ЛИЛЯ. И я в него влюблена.
БРИК. А кто нет?
ЛИЛЯ. Я трахалась с ним чуть ли не всю ночь.
(Пауза).
БРИК. Естественно. Кто бы не хотел?
(Пауза).
ЛИЛЯ. Я надеюсь, что…
БРИК. Итак, Маяковский влюблен в тебя, ты влюблена в Маяковского и ты трахалась с ним чуть ли не всю ночь.
ЛИЛЯ. Да. (Пауза). Ты говорил, что тебя устраивает открытый брак.
БРИК. Да, говорил.
ЛИЛЯ. Значит, все нормально?
БРИК. Почему нет?
ЛИЛЯ. Я подумала, а может, ему пожить у нас?
БРИК. Блестящая идея. Мы будем вместе работать над книгой. Так всем будет гораздо удобнее.
