скачать книгу бесплатно
ДЖОН. Джесси, если брат и сестра женятся, и у них появляются детки, то у этих деток может быть по шесть пальцев на руке, или хвост, или что-то еще.
ДЖЕССИ. Только не у моих. У меня будут идеальные детки, а если мой ребенок родится с шестью пальцами или хвостом, оно и к лучшему. Ему будет проще лазать по деревьям. Он сможет попадать в дом через окна и не упадет с лестницы.
ДЖОН. Не могу поверить, что в четыре часа ночи я сижу на лестнице и веду философскую дискуссию с шестилеткой.
ДЖЕССИ. Возможно, тебе это снится.
ДЖОН. Я так не думаю. Джесси, ты очень умная маленькая девочка, такая умная, что меня иной раз это пугает, но ты должна понять, когда я говорю тебе, что я просто взорвусь, если не уеду.
ДЖЕССИ. Совсем как упавший на землю арбуз?
ДЖОН. Очень даже похоже.
ДЖЕССИ. Будет жуткий срач, и Сара начнет орать диким голосом, если ей придется все убирать. Не взрывайся.
ДЖОН. Клянусь, я вернусь и мы увидимся. Просто будь хорошей девочкой, слушайся маму, и Сару, и всех. Жди меня, и я вернусь как можно скорее. Договорились?
ДЖЕССИ. Ты обещаешь?
ДЖОН. Обещаю.
ДЖЕССИ. И ты женишься на мне? Если ты не пообещаешь жениться на мне, я прямо сейчас закричу так громко, что все проснутся, сбегутся сюда, тоже начнут кричать, а Сара ударит тебя по голове большой сковородой.
ДЖОН. Ладно, твоя взяла. Деваться мне некуда. Вернувшись, я женюсь на тебе.
ДЖЕССИ. Клянешься?
ДЖОН. Клянусь.
ДЖЕССИ. Тогда ладно.
ДЖОН. Чего ты улыбаешься?
ДЖЕССИ. Просто подумала о нашей свадьбе. Мы пригласим Молли? Она на днях дала мне пинка.
ДЖОН. Решать тебе.
ДЖЕССИ. Хорошо.
ДЖОН. Да свидания, Джесси. (Целует ее в лоб). Береги себя.
ДЖЕССИ. Не забудь.
ДЖОН. Не забуду.
ДЖЕССИ. И остерегайся пантер.
ДЖОН. Обязательно.
ДЖЕССИ. Я буду ждать.
Картина 4
(Старый пансион в Челси, Лондон. МАКДАФФИ, старый актер впечатляющей внешности, с гривой седых волос, репетирует «ОТЕЛЛО», одетый в мешковатые штаны и старый свитер. ДЖОН, незамеченный им, наблюдает из глубины сцены).
МАКДАФФИ: Причина есть, причина есть, душа! Вам, звезды чистые, не назову, Но есть причина. Кровь я не пролью, Не раню кожу, что белее снега И глаже алебастровых надгробий, Но умереть должна – других обманет. Задуть свечу… Потом – задуть свечу… Я погашу ль тебя, слуга горящий… (Поднимает голову и видит ДЖОНА). А тебе чего надо? Кто тебя пустил? Кто ты?
ДЖОН. Я – Джон Роуз.
МАКДАФФИ. Эти имя с фамилией должны меня потрясти?
ДЖОН. Едва ли.
МАКДАФФИ. Если ты насчет аренды, так я уже заплатил какой-то омерзительной женщине с огромным задом.
ДЖОН. Я – сводный брат Дэвида Армитейджа.
МАКДАФФИ. К сожалению, вынужден признаться, что эта, несомненно, интересная информация все равно оставляет меня в полнейшем неведении.
ДЖОН. Дейви сказал, что вы его знаете, и…
МАКДАФФИ. Да, да, я его знаю, я его знаю, но какого черта он присылает своего сводного брата в тот самый момент, когда я пытаюсь вытащить из памяти эти паршивые строки, знакомые мне с двенадцати лет, но теперь необъяснимым образом убегающие от меня, словно проститутки – от бедняка?
ДЖОН. Как я понимаю, вам кто-то нужен.
МАКДАФФИ. Нужен? Мне кто-то нужен? Для чего? Дейви Армитейдж сказал тебе, что мне кто-то нужен?
ДЖОН. Вы сказали мистеру Йетсу. Он сказал Элизабет, балерине, подруге Дейви, а Дейви сказал мне. Что вам кто-то нужен. И дал адрес.
МАКДАФФИ. Ага. Да, понимаю. Мой последний работяга бросил меня ради грудастой официантки в Сохо. Его задача – загружать и выгружать ящики, монтировать и разбирать декорации, приносить мне ланч, короче, делать всю грязную работу, которые не желают выполнять мои актеры, не знаю почему вбившие себе в голову, что они выше этого. Оплата жалкая, еда отвратительная, жилищные условия ужасные – бесконечная череда ночлежек. И почему кому-то охота соглашаться на такое?
ДЖОН. Понятия не имею.
МАКДАФФИ. Тогда чего ты отнимаешь у меня время? Ты думаешь, нет у меня дел, кроме как болтать с чьим-то сводным братом? Или ты не видишь, как я занят? Пью эти кофейные помои, силой воли пытаюсь избавиться от похмелья, вгрызаюсь в зачерствевший бисквит древними пожелтевшими зубами и отчаянно пытаюсь вспомнить, что там говорил Отелло перед тем, как отправить в мир иной свою ненаглядную? А еще мне приходится прилагать титанические усилия, чтобы не блевануть. Так почему ты хочешь взяться за эту работу.
ДЖОН. Кто-то должен ее делать.
МАКДАФФИ. На призвание она не тянет?
ДЖОН. Но при этом не требует и особых навыков.
МАКДАФФИ. Это как посмотреть.
МАРИНА (входит). Папа, нам пора.
МАКДАФФИ. Минуточку.
МАРИНА. Нет у нас этой минуточки. К половине одиннадцатого мы должны быть в Гластобери.
МАКДАФФИ. Не учи меня, где я должен быть. Это обреченная на неудачу экспедиция начнется только когда я, главный баран, скажу, что пора выступать. Или ты не видишь, что я обсуждаю философию с этим ученым мужем?
ДЖОН. Хорошо. Если мы потеряем этот контраск, не вини меня.
МАКДАФФИ. Я никогда тебя не виню. Это ты винишь меня. Детям такое свойственно. И ты, Роуз. Я вижу, как ты пялишься на мою дочь. Прекрасная молодая женщина, правда? Жаль только, что она научилась говорить. Можешь восхищаться ею, сколько хочешь, тысячи восхищались, но если ты прикоснешься к ней, я лично кастрирую тебя моим верным скаутским ножом.
ДЖОН. Может, я пришел не в то место.
МАКДАФФИ. Не волнуйся, ты сможешь сдернуть трусики с большинства других женщин этой труппы, не прилагая усилий. По большей части, они весьма доступны. Но не моя дочь, это ясно?
ДЖОН. Это ясно.
МАКДАФФИ. Он говорит одно и думает другое. Ты с американского Среднего Запада, вероятно, из Огайо. Жил в маленьком городке, не очень-то отличающемся от деревни, но в доме, где было много книг, правильно? Я знаю, что ты думаешь: кто этот на удивление проницательный человек? Шерлок Холмс? Увы, нет. Раньше мог за него сойти, но теперь, скорее, Ватсон. Располнел в моем преклонном возрасте. Место твоего рождения я определил по твоему варварскому выговору. Опять же, я знаком с Дейви. А он как раз оттуда. Ты должен научиться обращать внимание не только на красивые мордашки, парень, если хочешь чего-то добиться в театре. А теперь говори, что привело тебя сюда. И, пожалуйста, не пори чушь, мне в самом скором времени надо куда-то ехать и выходить на сцену. Я забыл только, какая у нас пьеса.
МАРИНА. «Буря».
МАКДАФФИ. «Буря»? Мы даем эту чертову «Бурю»? Тогда зачем я насилую себя, пытаясь вспомнить, что бормочет Отелло перед тем, как удавить Дездемону? Ты уверена?
МАРИНА. Загляни в репертуарный план.
МАКДАФФИ. Слишком я стар, чтобы заглядывать куда-либо, разве что под юбку Джоселин Койн. Давай, Солнечный Джим. Доказывай право на свое существование здесь. У тебя две минуты.
ДЖОН. На прошлой неделе Дейви и Элизабет вытащили меня на «Перикла», который показывали в жутком, старом, грязном театре, расположенном в ужасном районе, и к моему полному удивлению, я забыл обо всем. Забыл абсолютно. Впервые в жизни я не хотел оказаться где-то еще и делать что-то другое. Дейви понял. Он хорошо меня знает. И дал мне ваш адрес.
МАКДАФФИ (изучает его). Г-м-м-м. У тебя вид человека, который отчаянно хочет стать кем-то еще. Не писателем – слишком велика неуправляемая физическая энергия, которую я в тебе чувствую. Нет, есть у меня ощущение, что ты до конца жизни обречен жить страстями. Вот и Дейви, который мудр не по годам во всем, что не касается женщин, увидел это в тебе и направил к старому театральному пердуну, так? И ты какое-то время протестовал, разумеется, потому что предложение выглядело совершенно идиотским.
ДЖОН. Да.
МАКДАФФИ. Но, тем не менее, пришел.
ДЖОН. Да.
МАКДАФФИ. Так что ты думаешь, Марина, моя сладкая, самая проницательная и справедливая из нас всех? Стоит ли он того горя и раздражения, которые он нам принесет?
МАРИНА (глядя на ДЖОНА). Я сомневаюсь. Но все возможно.
МАКДАФФИ. Ты слышал? Неподдельный энтузиазм от справедливейшей. Эта – экстрасенс и невероятно опасна. Запомни это. Хорошо. Выходи во двор и помоги загрузить фургон. И держи пальцы подальше от моей дочери, а не то до конца театральной карьеры ты будешь играть только одноруких евнухов.
Картина 5
(ДЖЕССИ, ей 10 лет, зачитывает письмо. 1912 г.)
ДЖЕССИ. 13 февраля 1912 г. Мокрый, ужасный Армитейдж. Дорогой Джонни! Ты очень, очень плохой и пишешь мне только одно письмо на каждые мои пять или шесть. Как тебе не стыдно. Мне уже десять лет и я требую писем. Твои я держу в выдвижном ящике прикроватной тумбочки и прячу от Молли, которая очень глупая и завистливая, поскольку ей ты не пишешь. Это глупо, ждать от тебя писем, раз она тебе никогда не пишет, но Молли совсем глупая и хочет все получать за так. Еще она обидчивая и с вздорным характером. Кошка принесла пятерых котят, и одного, с черным глазом, я назвала Джон. Л. Салливан, хотя это, по-моему, девочка. Где ты в Ирландии? Напиши мне, чтобы я сделала пометку на карте. Папа сердится, когда я что-то пишу в его книгах, но я говорю ему, что должна отслеживать маршрут Джонни и Макдаффи, а не то они заблудятся. Папа ворчит, как и всегда, но потом сажает меня на колено, и мы вместе следуем за вами по карте. Сейчас котенок сидит на моей голове, но не Джон Л. Салливан, и мне очень хочется отправить его тебе почтой, но я тревожусь, потому что он не знает ирландского языка, а ирландские коты могут его побить. Этого я назвала Теодор Рузвельт. Джонни, мне ужасно тебя недостает, и я люблю тебя так сильно, и извини меня за пятно на бумаги: Теодора Рузвельта вырвало. Всегда, всегда твоя, любящая сестра Джесси. PS. Это моя валентинка.
Картина 6
(Бунгало МЭРИ МАРГАРЕТ, Голливуд, 1929 г. Она просыпается, обнаружив, что лежит на диване, укрытая одеялом. ДЖОН прибирается).
МЭРИ МАРГАРЕТ. Эй, что здесь происходит?
ДЖОН. Ура! Кто-то ожил!
МЭРИ МАРГАРЕТ. Что ты делаешь?
ДЖОН. По глупости борюсь с беспорядком. Извини, детка, но ты живешь, как свинья.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Мне нравилось думать, что это принципиально новое концептуальное дизайнерское решение. Некая имитация хлева. Что случилось? Который час?
ДЖОН. Я обладаю даром убалтывать слушателей, вот и довел тебя до сна. То же самое я проделывал с многочисленными зрителями и некоторыми домашними животные в моем славном театральном прошлом. Я понятия не имею, который теперь час.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Ты воспользовался моей беспомощностью, пока я спала.
ДЖОН. Нет, я пользуюсь беспомощностью только тех женщин, которые притворяются спящими.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Где моя водка?
ДЖОН. Я вылил ее в раковину.
МЭРИ МАРГАРЕТ. В раковину? Вылил в раковину? Ты вылил мою водку в раковину, пока я спала?
ДЖОН. Отдает безумием, я понимаю, но это правда.
МЭРИ МАРГАРЕТ. И что ты пытался сделать? Прожечь канализационные трубы? Ты знаешь, сколько берут сантехники в Голливуде?
ДЖОН. То есть, ты предпочла бы вылить ее в горло?
МЭРИ МАРГАРЕТ. Что льется в мое горло, тебя совершенно не касается. Ты выпил мою водку. Ты самый отъявленный пьяница Голливуда.
ДЖОН. Как я понимаю, ты никогда не встречалась с Толстяком Арбаклом.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Плевать я хотела на Толстяка Арбакла. Убирайся из моего дома.
ДЖОН. Ты убиваешь себя.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Если хочешь знать, получается у меня плохо. Бог свидетель, я старалась. Каждый день работала над этим. Упражнялась, упражнялась, упражнялась. Но, судя по всему, это не мое. Нет у меня таланта к самоубийству. Да и к чему бы то ни было, если на то пошло.
ДЖОН. Поэтому ты так стараешься добить себя?
МЭРИ МАРГАРЕТ. Со старанием у меня всегда плохо.
ДЖОН. Почему бы тебе не рассказать мне об этом? Тот факт, что это совершенно не мое дело, и есть прекрасный повод рассказать именно мне, а не тому, кого-то это как-то волнует. Я хочу сказать, кому-то с корыстной целью.
МЭРИ МАРГАРЕТ. Поверь мне, все приходят сюда с какой-то корыстной целью.
ДЖОН. Дело в твоих брате и бойфренде, так?
МЭРИ МАРГАРЕТ. Я не собираюсь открывать тебе душу. Ты же не открываешь мне свою.
ДЖОН. Да, но у меня нет души.
