скачать книгу бесплатно
А сейчас он подозревал, что, кажется, воспользоваться-таки придется. Слишком громким эхом отозвалась недавняя весьма странная, нет слов, гибель министра Минтяжэнергопрома. Масса всякого непонятного. И официальный тон Кости как раз и указывал на то, что другу своему Сане он уже приготовил очередную бяку, а теперь не знает, как обставить пренеприятное поручение.
Между прочим, во время утренней информации генеральному прокурору Турецкий особо отметил этот вопрос, пояснив, что им активно занимается краевая прокуратура, работающая рука об руку с правительственной аварийной комиссией государственного авиационного ведомства, у которых уже сложилось, по их сообщениям, свое, достаточно твердое мнение. То есть, другими словами, следствие перевалило свой Рубикон, и дальше дело вроде бы должно катиться как по маслу. Все склоняется к элементарным нарушениям летной инструкции. Экипаж неверно рассчитал угол захода на посадку. Так его, Турецкого, во всяком случае информировали из Белоярска, так и он счел возможным проинформировать генерального прокурора. На тот случай, если тому станут звонить и интересоваться данным вопросом, в смысле – ходом расследования, из кремлевской Администрации.
Поэтому неизвестно, что Косте надо и чем он недоволен. Именно для этой цели, чтобы чуточку исправить настроение, подсказав отвлекающую внимание тему, Александр Борисович и прихватил с собой книгу, которую открыл совершенно случайно, увидев у дочери на столе. У нее в классе проходили Тургенева, и закладка в книге лежала как раз на статье о нем. Любопытные мысли!
Но когда Турецкий, постучав исключительно для приличия, открыл дверь, он сообразил, что сейчас не до книжки и всякого рода экзерсисов. За столом для заседаний, напротив Меркулова сидел совсем молодой человек. Так он выглядел внешне, хотя, как знал Турецкий, этому помощнику главы кремлевской Администрации уже где-то около сорока. Но все равно мальчишка. Хотя в настоящий момент он сосредоточенно хмурил свой чистый лоб, на котором и намека не было на какие-либо морщинки, свидетельствующие о напряженном умственном труде.
Турецкий сдержанно склонил голову и вопросительно уставился на Меркулова.
– Вы знакомы, полагаю, с Георгием Ивановичем? – спросил зам генерального.
– Так точно, – по-военному ответил Турецкий и только что не прищелкнул каблуками. Как же, мол, такая честь! И изобразил на лице жизнерадостную улыбку.
Но Меркулова нельзя было провести. Он негромко хмыкнул и показал рукой на стул:
– Садись, разговор есть.
«Уже на „ты“, – отметил про себя Александр Борисович, садясь и откладывая книгу в сторону. – Чем же Кремль недоволен? Неужто белоярским делом? Ну и хорошо, утренняя информация может пригодиться…»
Между тем Георгий Иванович с интересом повернул голову к отодвинутой книге и склонил ее набок, чтобы удобнее было прочитать на корешке имя автора и название. Прочел-таки и, удивленно вскинув брови, посмотрел на Турецкого.
– Художественной литературой интересуетесь, Александр Борисович? – И непонятно было, чего больше прозвучало в вопросе – любопытства или иронии.
– Нет-с, – снова изобразив улыбку, ответил Турецкий, – юриспруденцией, с вашего разрешения. Анатолий Федорович Кони был известнейшим русским юристом – в первую очередь. Зван самим Столыпиным в министры юстиции, но отказался. В ту пору это было естественным делом. Честь там, достоинство, убеждения, прочее, понимаете?..
– Намек понятен, – усмехнулся Георгий Иванович. Он посмотрел уже без тени улыбки на Меркулова и закончил: – Я думаю, ваш выбор будет правильным, Константин Дмитриевич. Так я и доложу. Ну… – Он привстал. – Если ко мне у вас не будет вопросов, я не стану вам мешать?
– Лично у меня вопросов нет, – ответил Меркулов, – а что касается Александра Борисовича, то я полагаю, у него всегда найдется возможность, если что, связаться с вами?
– Без сомнений. Моей информацией, Константин Дмитриевич, можете располагать по своему усмотрению. Хотя, как вы понимаете… прессе пока об этом знать не обязательно. Рановато, скажем так.
– Я вас прекрасно понимаю, – Меркулов усмехнулся.
Георгий Иванович протянул руку Турецкому, тот привстал, пожав ее, затем попрощался с Меркуловым и, бросив: «Не провожайте», пошел к двери. Обернулся, еще раз кивнул и вышел.
– Чего это ты? – спросил Костя, когда дверь за гостем закрылась.
– Терпеть не могу этих петушков.
– Не-е, ты зря, он не из этой породы. Не догадываешься, зачем позвал?
– Я сегодня уже информировал нашего генерального по поводу белоярского расследования. Там уже наметился финиш. А что, в Администрации ничего не знают?
– Возможно. – Костя пожал плечами. – У них действительно неважно с информацией. А может быть, как раз наоборот. Следствие, милый мой, вовсе не закончено. А их ответы больше напоминают мне отписки. Ты не ходи далеко, вспомни собственные дела. С тем летчиком, что потом Героя получил – посмертно. Или про покойного генерала – губернатора.[1 - См.: Незнанский Ф. Заложник. М., 2003; Прощай, генерал… прости! М., 2004.] О чем следствие тогда информировало, причем с настойчивостью, достойной куда лучшего применения? Ошибки пилотов, и только. А ты что доказал? Помнишь? То-то… Не торопись с окончательными выводами, сделанными к тому же не тобой.
– Так, из твоего страстного монолога, Костя, я должен сделать вывод, что в Кремле расследованием крайне недовольны и я должен заткнуть собой дыру «высокого недоверия»?
– Ну вот видишь, как ты всегда все верно понимаешь! Даже скучно с тобой, ей-богу! А я думал, придется уговаривать, умасливать, чего-то обещать в качестве компенсации. А ты… ну, просто молодец!
– Погоди, я не давал еще никакого согласия!
– А оно мне требуется? Ты сам подумай. Разве ты хочешь, чтобы те же слова тебе высказал наш генеральный, но уже в присущей ему манере? Тебе это надо? Тем более что мы с Георгием Ивановичем уже подробно обсудили твою кандидатуру и пришли к единому мнению, что это будет правильный выбор. Сам слышал только что. Формируй группу, забирай своего Вячеслава – вы ж друг без друга жить не можете, а с его министром я сам, так и быть, договорюсь. И… с богом! Слушай, а зачем ты, кстати, Кони-то притащил? Интеллектом хвастаешься?
– Нет, думал тебе настроение исправить, да вижу – нет необходимости.
– Неправильно видишь. Настроение в самый раз. Давай, чего у тебя там? – Костя кивнул на книгу.
– Да я хотел тебе немножечко поцитировать, а теперь не знаю, надо ли?
– Ну, как считаешь… Книжечку-то все-таки покажи. – Костя взял книгу, полистал, заглянул в оглавление и, отдавая, спросил: – А при чем тут юриспруденция? Это ж одни воспоминания о писателях? У кого взял?
– У Нинки. Посмотрел вот, полистал, вроде тебя сейчас, и убедился, что, оказывается, некоторые юристы умели писать умные вещи, а не только указания и распоряжения.
– Намекаешь? Фрондируешь?
– Ага, я, как тот министр из «Обыкновенного чуда», взбунтовался. Ну, так не хочешь послушать?
– Валяй, все равно ведь не отвяжешься. Да и я решения, между прочим, не изменю.
– А ты меня не стращай. Мне чего нужно? Официальное указание, возьму под козырек, и только меня здесь видели. Кстати, цитатка имеет, по-моему, непосредственное отношение к тому, о чем вы тут, возможно, тайно беседовали с представителем государственной власти. Вот, обрати внимание…
Турецкий открыл книгу, нашел нужную страницу и сказал:
– Нинка в школе Тургенева сейчас проходит, а это из статьи именно о нем. Речь тут об отмене крепостного права в России и, главным образом, о политике Николая Первого. Посмотри, какие неожиданные аналогии возникают. «Несомненно, что он, – это царь имеется в виду, – желал видеть Россию освобожденною от крепостного ига, но захотеть этого и в таком смысле проявить прямо и бесповоротно свою волю – не находил в себе решимости. Поэтому все его царствование прошло в отдельных мерах, обсуждение которых было обставлено строжайшею „келейностью“ и которыми предполагалось достигнуть смягчения, не совместимого ни с человеческим, ни с государственным достоинством, порядка. Но ничего цельного, пролагающего новые пути для народной жизни, сделано не было. Со своими великодушными желаниями государь был почти совершенно одинок…» Ну и так далее. Ничего не напоминает? Не подсказывает? Вы подобную проблему обсуждали с гонцом из Кремля?
– Ты будешь удивлен, нет. Хотя, с другой стороны…
– Вот у нас все так: с одной стороны, с другой стороны…
– Это понятно… – протянул Меркулов. – Но раз уж зашла речь о нерешительности в отношении некоторых вопросов, я тебе, пожалуй, перескажу суть нашей беседы… А касательно своего времени твой Кони прав. И поскольку у тебя возникают вполне конкретные аналогии, это лишний раз доказывает, что ничего нового под луной не бывает, все движется вот так… – Костя очертил пальцем несколько кругов. – России не сильно везло с верховной властью: либо диктатор, либо вот такой, нерешительный – всё крайности. Но и то и другое говорит, в конечном счете, о наплевательском отношении к закону как таковому. Похоже, что и великодушие в большой политике – штука вредная… Ну ладно. Давай вернемся к позиции нашего президента в связи с «Восточным проектом» и тех его оппонентов, которые, скажем мягко, по некоторым предположениям, уже от слов перешли к делу.
– Ага, ты, похоже, и подсказываешь решение? Собственное или кремлевское?
– А вот в этом, как я полагаю, тебе и предстоит разобраться. Вам с Вячеславом. Задействуй его на полную катушку. И помни, что с вами там особо церемониться не будут. Поэтому на рожон не лезьте и постарайтесь быть дипломатами.
– Между прочим, как тебе хорошо известно, я в Белоярске не впервой и тамошнюю публику знаю. А Славка – тем более.
– И тем не менее постарайтесь не очень… Ну, слушай…
2
Заместитель директора Департамента уголовного розыска МВД генерал-майор милиции Грязнов всю вторую половину дня провел на коллегии у министра, и созвонился с ним Турецкий лишь в самом конце дня. Вячеслав Иванович, оказывается, уже был полностью в курсе нового задания, исходившего от кремлевской Администрации, а по уверенному тону, с которым говорил с ним министр, от самого президента. Поэтому, когда позвонил Александр, Грязнов предложил тому подъехать на Енисейскую, к себе домой, чтобы за ужином и обсудить, что нужно, и, соответственно, наметить.
И вот они сидели за столом, друг напротив друга, в просторной кухне и с вожделением посматривали, как на газовой плите в большой чугунной сковородке, придавленные гнетом, шкварчали, остро благоухая, цыплята табака. Грязнова не задевали вопросы о птичьем гриппе, экологически чистая продукция доставлялась из подмосковного хозяйства, давно известного ему. Разговор шел по теме ближайшей командировки. Они решили поступить так: выслушать друг друга не перебивая, чтобы в порядке возможной дискуссии не уклониться далеко в сторону, а затем уже обсудить известное и сделать некоторые общие выводы.
Турецкий пересказал Грязнову все, что узнал сегодня от Меркулова, ну и плюс то, о чем прочитал утром сам в факсе белоярской прокуратуры, которая обязана была ежедневно информировать Москву о том, какая новая информация была добыта следственными органами за истекшие сутки. Все понимали, под чьим контролем находится дело и чем может грозить невнимание к указаниям сверху.
Грязнов в свою очередь рассказал о том, что сумел выудить сам, созвонившись после беседы у министра с Белоярским краевым управлением уголовного розыска, где у него имелся свой толковый кадр в чине майора милиции по фамилии Грач. Причем разговор состоялся не сразу, а только после того как Вениамин Васильевич, узнав Вячеслава Ивановича, сказал, что перезвонит чуть позже, как освободится. Он и освободился через пять минут – очевидно, вышел со своим мобильником из помещения на улицу, чтоб «случайно» кто-нибудь из коллег не подслушал. Уже сам по себе звонок Грязнова говорил ему о том, что Москва крайне обеспокоена положением дел с расследованием авиакатастрофы, в которой погибли все семь человек – четыре пассажира, среди которых был министр, и трое членов экипажа. Сгорели и без специальной генетической экспертизы не подлежат идентификации четверо, а троих идентифицировали, это министр Сальников, его телохранитель Гаранин и командир экипажа самолета Рутченко. Причем Рутченко в течение десяти часов еще оставался живым, и, если бы помощь пришла вовремя, кто знает, как повернулась бы его судьба. Однако местные власти никакой помощи не оказывали до тех пор, пока уже утром не стали в буквальном смысле «бомбить» милицию своими звонками случайные свидетели, слышавшие взрывы. Министр был найден внешне не пострадавшим от авиакатастрофы, но умер он от пулевого ранения головы, что странно само по себе. Однако этот факт нигде не проходит. Наконец, последний, Гаранин, скончался в госпитале спустя три дня после катастрофы. Несмотря на сложнейшую операцию, которую сделало ему местное хирургическое светило. Там же, в госпитале, и было объявлено, что Гаранин умер, не приходя в сознание. Впрочем, у Грача имелось на этот счет и свое мнение, которым он готов был охотно поделиться с Грязновым, но только при личной встрече.
Вячеслав Иванович ответил, что так оно, скорее всего, и будет если уже не завтра, то послезавтра – точно. Но пока, тут же добавил он, зная, что Веня Грач умеет держать язык за зубами, ни об этом их разговоре, ни о дате прибытия в Белоярск следственно-оперативной бригады Турецкого – Грязнова не должна знать ни одна живая душа. Потому что не исключено, местные сыщики вкупе с московской аварийной комиссией могут начать немедленные «зачистки», чтобы убрать ненужные свидетельства и возможные улики. Они все равно узнают, найдутся «доброжелатели», которые немедленно доложат о надвигающейся опасности, это как пить дать. Но пусть это произойдет тогда, когда у них уже вовсе времени не останется. Второпях нельзя не наделать явных ошибок.
Другим не менее странным фактом, о котором почему-то все ответственные лица предпочитали молчать, являлось то, что на месте падения самолета не были обнаружены его «черные ящики», фиксирующие всю информацию о переговорах пилотов с землей, об их действиях и о возможных нарушениях в системе управления самолетом. То есть пропало бесследно именно то, без чего никакое достоверное расследование факта гибели машины и людей по идее невозможно. Это что, случайность? Или чья-то заранее продуманная «инициатива»?
Имелись и еще факты, в частности показания диспетчера аэропорта, на которые никто из комиссии почему-то не хотел обращать внимания, дескать, они не заслуживали доверия. Другими словами, в Белоярске явно творилась какая-то чертовщина, но обсуждать ее по мобильной связи было бы слишком дорогим удовольствием.
Рассказал прямо-таки вездесущий Грач и еще об одном, совсем уже выходящем за рамки разумного объяснения факте. Но опять-таки пользуясь слухами. Якобы как раз сегодня было дано указание самого начальника краевого УВД Горбенко, официально возглавившего оперативно-следственную бригаду, сформированную в Белоярске, о том, что в ближайшие день-два родственники погибших получат разрешение произвести захоронение трупов. Тех, что уже идентифицировали, с остальными придется подождать до генетической экспертизы. Мол, судебно-медицинская экспертиза уже свое дело сделала и дальше тянуть с похоронами троих погибших нет смысла. Тем более что гробы придется еще переправлять в Москву. Но на самом деле, как говорили между собой сотрудники УВД, никто никаких заключений судмедэкспертов и в глаза не видел. Да и местные врачи при деликатных расспросах отрицали какую-либо свою причастность. Другими словами, происходило действительно нечто совершенно непонятное. Нет, кому-то, вероятно, даже очень понятное и нужное, но только не делу. Будто все они там старались поскорее избавиться от трупов как от опасных свидетельств. А что, нельзя исключить.
Грач, почувствовал Грязнов из недолгого разговора с ним, был искренне обрадован известием о приезде бригады Генпрокуратуры и МВД. Не вдаваясь в подробности, а просто констатируя некоторые факты, известные, разумеется, в городе и у них, в уголовном розыске, Веня указал еще на ряд существенных нестыковок, имеющихся в расследовании. И все это при том, что сам он в расследовании задействован не был, следствие ведут краевая прокуратура и транспортная милиция. А у транспортников задействован, по сути, только один толковый мужик – это зам начальника, подполковник Симагин. Но его аргументы, похоже, никто не принимает во внимание, поскольку у генералов свое твердое мнение. Ну, как обычно. А потом было заявлено еще в самом начале, что прибудет достаточно компетентная и авторитетная аварийная комиссия из Москвы, а от местных органов им потребуется лишь некоторая оперативная помощь. Вот поэтому в краевую следственную бригаду в качестве одного из членов от уголовного розыска вошел также лишь его начальник, полковник Крайнев, да и то чисто формально, для галочки, вроде как бы сам себя назначил. Дело-то все-таки пахнет уголовным преступлением!
Вячеслав Иванович о Симагине ничего не слышал, а об этом Крайневе слышал, и вовсе не от Грача, который, несмотря на свои отличные деловые качества, наверняка имел личные антипатии к упомянутому полковнику, то есть мог оказаться лицом необъективным. Другие люди, знавшие полковника, утверждали, что тот – карьерист в самом прямом и, соответственно, неприглядном его виде, а все его жизненные планы сводятся к альтернативе: добиться перевода в Москву либо, на худой конец, занять генеральскую должность, как-нибудь отодвинув в сторону Сидора.
Поговорили и об этом Сидоре Остаповиче Горбенко, многолетнем начальнике краевого УВД, возраст которого подходил к шести десяткам, и, судя по всему, никакие перспективы ему уже не светили. Но что странно, а может, даже и интересно – Сидор умел отлично ладить со всеми губернаторами, коих в крае за последний десяток лет сменилось уже четверо, и ставить на его место кого-то новенького, похоже, и у нынешнего губернатора Прохорова охоты не было.
Вот поэтому, наверное, и мучился неким раздвоением пятидесятилетний полковник Крайнев, старательно прибиваясь к москвичам и, вероятно, рассчитывая, что в конечном счете их успех может стать отчасти и его собственным. Вопрос лишь в том, как подать себя. Словом, самый обыкновенный карьеризм в чистейшем его виде, заметный даже невооруженным глазом.
Впрочем, последний вопрос не сильно заботил Вячеслава Ивановича. Если участие Крайнева и понадобится в расследовании, то ему с первой же минуты будет четко определено его место. И никаких инициатив.
А что касается Сидора, то этот вопрос можно передать на усмотрение Александра Борисовича. Турецкий не любит церемониться с фигурами, заменяющими конкретное дело своим «звездным» присутствием. И вряд ли помощь Горбенко вообще потребуется, если… ну да, если вдруг не возникнут соображения частного порядка. К примеру, появится необходимость услышать веское слово начальника, всегда действующее на его непосредственных подчиненных как удар Зевсова грома. Но об этом разговор пойдет отдельный.
Еще Грязнов предупредил Грача, чтоб тот ни в коем случае не проводил несанкционированного собственного расследования. Достаточно уже того, что сделано. Вот когда соберемся, пообещал Вячеслав, обсудим, решим, тогда и возьмемся по новой за свидетелей, на которых нынешнее следствие, судя все по той же просочившейся информации, старательно не обращает своего внимания. А сам этот факт запомнил Грязнов и велел Грачу вести себя максимально осторожно.
Но по-настоящему удивило его и отчасти насторожило известие о том, что в крае вот уже почти неделю пребывает директор Департамента милиции на воздушном транспорте генерал-майор Митрофанов. Известно, что прибыл он в Белоярск якобы чтобы отдохнуть у своих старых знакомых – генерал был родом из этих мест – и вроде бы рыбку половить. Ничего о нем слышно не было, пока не случилась авиакатастрофа. И тут он немедленно выскочил со своими инициативами. А сейчас практически осуществляет полный контроль над расследованием трагического происшествия вместе с первым заместителем погибшего министра Смуровым. Причем злые языки поговаривают, что они родственники – то ли благодаря женам, то ли еще каким-то образом. Вот, собственно, от них двоих все и зависит. Что скажут, то и будет. А государственная аварийная комиссия разрабатывает единственную версию – ошибка экипажа, и об этом всем известно. И полковник Крайнев постоянно озвучивает ее в местных средствах массовой информации – мол, виноватых нет, все погибли, значит, и спрашивать не с кого. А главный белоярский милиционер Горбенко важно надувает щеки.
Прекрасно понимал это возбужденное состояние майора Вячеслав Иванович. Так всегда случается, когда якобы входят в противоречие столичная и провинциальная точки зрения на какое-нибудь важное дело местного значения. Кондовый патриотизм, можно сказать. Он и не мешает, если направлен на конкретное, конструктивное дело. В противном случае становится серьезной помехой, и избавиться от него можно разве лишь с помощью резких и далеко не популярных решений. Но это еще потерпит, может подождать. А вот родственные связи – это интересно, хотя может не быть ничего криминального. Однако нюхом старого сыщика Грязнов учуял здесь некую любопытную загадку и сразу сделал, подобно опытной охотничьей собаке, стойку.
Закончил он недолгий разговор с Белоярском еще раз категорическим требованием не предпринимать никаких телодвижений без его команды. Но быть при этом готовым по первому же сигналу развить бурную деятельность. А значит, надо срочно подготовить ту опору, на которую во время прыжка должна будет наступить толчковая нога. Загнул, конечно, сам понимал, но не мог отказать себе в образном, так сказать, видении проблемы. Главное же, чтоб Грач оценил.
Турецкий смеялся, но информация, а главным образом резоны друга насторожили его. Дело надо было тщательно обдумать, еще до отъезда в командировку. Вот этим самым обдумыванием они и занялись, когда цыплята были съедены с большим аппетитом, а также запиты целебным напитком, открывающим души навстречу истине.
Они решили, что указание в краевую прокуратуру оставить тела погибших в покое будет дано уже завтра утром из Генеральной прокуратуры. И без всяких объяснений. Как приказ, который не обсуждается. Пусть себе там думают что хотят.
Далее, после рассказа Кости о разногласиях в Минтяжэнергопроме по поводу китайско-японских противоречий, о чем Александр Борисович подробно поведал Вячеславу Ивановичу, комментируя своими личными соображениями, он предложил оставить до особой надобности в Москве двоих человек, которым верил без всякого сомнения. Это были старший следователь Генпрокуратуры, «важняк» Владимир Поремский и старший оперуполномоченный уголовного розыска, Яковлев, тоже Владимир – из грязновского ведомства. Оба тезки были достаточно молоды, легки на подъем, настойчивы и профессиональны, являясь фактически постоянными членами следственно-оперативных бригад, которые приходилось возглавлять Турецкому. Вот им и собирался теперь предложить Александр Борисович провести в самом министерстве расследование причин, которые в конечном счете могли привести к катастрофе. Ведь сказано же, что кирпич на голову просто так, без посторонней причины, не падает. И если вокруг падения самолета уже накручено столько тайн, что солидная аварийная комиссия предпочла опереться на совершенно непроверяемый, зато открыто лежащий на поверхности факт, даже и не требующий внимательного рассмотрения, – кто знает, куда выведет такое следствие.
Если гибель самолета не случайна, – а уже имеющиеся и даже непроверенные сведения указывали на то, что несчастным случаем тут, похоже, и не пахнет, иначе и президентская Администрация так не всполошилась бы, – то расследование событий вокруг Сальникова следовало начинать с самого министерства. Люди много знают, правда, не всегда готовы поделиться своими знаниями. Но вот нащупать тех сотрудников министерства, которые смогли бы пролить свет на тайные пружины деятельности министра, за что ему доверял президент, но что, в свою очередь, словно бы лишало его поддержки коллег из ближайшего окружения, этим вопросом и предстояло вплотную заняться двум Владимирам.
Таким образом, Грязнов с Турецким наметили себе план ближайших действий, распределили между собой и членами бригады роли и обязанности и смогли, наконец, позволить себе расслабиться уже всерьез. Ведь когда цели определены, а задачи ясны, остается, подобно Никите Сергеевичу Хрущеву, закончить звонкой когда-то, а ныне почти забытой фразой: «За работу, товарищи!»
А ведь когда-то, лет сорок с чем-нибудь назад, она звучала без тени иронии…
3
Встреча в белоярском аэропорту «Надеждино» была несколько скованной, но по-своему многозначительной. Турецкий с Грязновым переглянулись, скрывая усмешки.
Дело в том, что вместе с ними прилетели две женщины: старший оперуполномоченный первого отдела Департамента угрозыска МВД РФ, капитан милиции Галина Романова и кандидат медицинских наук, врач из Бюро судебно-медицинской экспертизы комитета здравоохранения Москвы Анастасия Масловская. Два Володи, как и было решено, пока оставались в столице. На них «висело» министерство и семья покойного министра. Таким образом, московская бригада выглядела, мягко говоря, пикантно: двое крепких и далеко не старых мужчин в генеральских погонах и с ними две весьма привлекательные внешне молодые женщины. И когда прилетевшие сходили по трапу, их прибытие выглядело так, будто две симпатичные парочки решили заняться здесь в первую очередь продуктивным отдыхом, а вовсе не кропотливой работой.
Предвидя именно такую возможную реакцию, Грязнов с Турецким посчитали, что это будет для начала не самый худший вариант. Пусть встречающие думают, что москвичам действительно их белоярские проблемы – до лампочки. Возможно, и не станут в этой связи поначалу ставить препоны в расследовании. Это – хорошо, тем горше окажется дальнейшее разочарование.
А встречали «гостей» полковник Крайнев – видимо, по ведомственной необходимости, и подполковник Симагин – зам начальника отдела милиции на воздушном транспорте, поскольку именно он и возглавлял в действующей следственной бригаде группу своих оперативников. Его шеф Лямкин, как выяснилось, бюллетенил и прибыть в аэропорт не смог, хотя, по его словам, и очень хотел, но в данную минуту находился на домашнем режиме. Было и еще несколько офицеров милиции и сотрудников прокуратуры – вероятно, для общего фона. Бедновато, вообще-то говоря. Не уровень, конечно, если становиться в позу. Ни тебе губернатора, ни московских деятелей, загостившихся тут, ни краевого прокурора, ни начальника УВД, – встречали, так сказать, только второстепенные лица.
Напрашивались два вывода. Либо местные деятели, разочарованные тем, что им не доверяет Центр, решили продемонстрировать таким вот образом свое недовольство, либо же это сделано опять-таки сознательно, но с другой целью: продемонстрировать, кто здесь главный. И указать также на то, что этот «главный» занят важнейшими государственными проблемами и не может позволить себе отвлекаться на какие-то формальные мероприятия типа организации «торжественных встреч» в аэропорту, у трапа самолета. И как вскоре выяснилось, был задействован именно второй вариант.
Ну, что касается Митрофанова, Смурова, начальника УВД Горбенко и краевого прокурора Зинченко, как с ходу объяснили встречающие, то те готовы встретиться с Турецким и Грязновым и поделиться своими мыслями по поводу следствия и собранной информацией прямо на месте, в штабе, расположенном в прокуратуре, в любое удобное для прилетевших товарищей время. После чего москвичей был готов принять у себя в резиденции и губернатор – для прояснения любых могущих возникнуть на первых порах вопросов. Губернаторская резиденция, построенная еще его предшественниками, находится за городом, но относительно недалеко. И там есть буквально все условия и для серьезного, доверительного разговора, а также, соответственно, для отдыха. Не вся же наша жизнь состоит только из работы, надо иногда давать и передышку утомленным мозгам. Так пошутил, информируя прибывших, приветливо улыбающийся полковник Крайнев и не удержался, зыркнул глазами, словно подчеркивая подхалимской ухмылочкой присутствие двух таких элегантных женщин, несомненно, генеральских спутниц, остановившихся немного в стороне от общей группы. И было понятно, почему ни Турецкий, ни Грязнов до сих пор не представили их встречающим хозяевам. Ну конечно, все ясно, о чем речь!
– Отлично сработано, – негромко заметил Турецкий, обернувшись к Грязнову. – Пожалуйте на поклон, господа…
– У меня предложение, – так же тихо отозвался Грязнов. – Давай девчат отвезем в гостиницу, пусть устраиваются пока, да мы и сами должны поселиться, сумки бросить, пообедать, а там уже и решим, с чего начнем. Мне почему-то кажется, что все эти званые встречи нам с тобой сейчас и на хрен не нужны…
– Согласен. Давай.
– Тогда ты отвлеки полковника, а я перекинусь парой слов с Симагиным, мне говорили, что с ним можно, вроде наш человек.
Турецкий кивнул, взял полковника под локоть, демонстрируя полное свое расположение к нему, и отправился к месту получения багажа. Не на один ведь день прилетели, поэтому и сумки были набиты соответствующим образом, особенно у женщин.
Остальные встречающие, не получив никакой команды, двинулись следом, вежливо пропустив вперед женщин.
– Борис Егорович, – остановил Симагина Грязнов, – мы здесь не впервые и в прошлые приезды останавливались обычно в вашем «Хилтоне».
– Скажете тоже! – ухмыльнулся подполковник. – Какой уж там «Хилтон»! Разве что восточносибирского разлива. Да и то – по бедности.
– Во-во, я именно об этом, уж не обижайтесь. А теперь куда подскажете?
– Так для вас с Александром Борисовичем губернатор приказал освободить два люкса в «Енисее». Это у нас новый гостиничный комплекс, в прошлом году открыли. Там и вашим спутницам будет удобно, – несколько смущенно добавил он. – А это – в самом центре, на бульваре, знаете?
– Нет, еще не видел. Я хотел вам лично сказать, что сознательно не представил здесь наших спутниц. Одна из них – старший оперативник из моего Департамента уголовного розыска, а другая – судебно-медицинский эксперт. Можете мне поверить, отличные работники.
– Извините, мне как-то в голову не пришло, – совсем смутился подполковник.
– Ничего страшного, – усмехнувшись, успокоил его Вячеслав Иванович, – все равно ведь треп пойдет, что москвичи с собой баб привезли, верно? – И он в упор уставился в глаза Симагина.
Тот отвел взгляд.
– Вот и пусть поболтают. А мы пока не станем обсуждать эту тему, понимаете? Вы в курсе и – достаточно. А остальные пусть думают что хотят. Кстати, как вам полковник Крайнев? Горбенко-то я давно знаю и думаю, что за то время, что мы не виделись, он вряд ли изменился, так?
Симагин как-то неопределенно пожал плечами и неохотно ответил:
– Горбенко – по-прежнему монумент самому себе… А Крайнев? Он мой коллега… В смысле – в оперативно-следственной бригаде. Честно говоря, большой помощи от него не ощущаю. Но утверждают, что опытный работник… – Симагин явно не хотел обсуждать достоинства и недостатки начальника краевого угрозыска.
– Кто утверждает, если не секрет? – не отставал Грязнов.
– Видимо, те, кто его хорошо знают.
– А откуда ж тогда такие проколы с расследованием, если он грамотный сыскарь? Я частично информирован. Но именно частично и рассчитываю теперь на вас в первую очередь. Поскольку слышал достойные отзывы.
Грязнов сознательно польстил, с генеральской прямолинейностью преувеличив ту характеристику, которую выдал ему в телефонном разговоре Грач. Надо ж было вербовать на свою сторону стоящие кадры! И подполковник снова засмущался, будто услышал в свой адрес бог весть какую похвалу.
– Ясно, закрыли тему. Слушайте, а может, нам все-таки не ставить себя в зависимость от высокого местного руководства? Может, лучше отправиться в ваш «Хилтон» и поселиться себе спокойненько в четырех нормальных номерах? Без всякой помпы. И кстати, надо иметь в виду, что скоро к нам могут прилететь еще, как минимум, двое, а то и больше, членов бригады. Это я заранее говорю, на тот случай, если у вас туго с гостиницами.
– Оно не то чтобы туго, но… время сейчас такое, приезжих очень много. С Кавказа, из Средней Азии. Крутой народ. А Сибирь наша – необъятное поле для освоения. Как вороний базар, – недовольно сказал подполковник. – Но сделаем, если вы настаиваете… А может, все-таки в эти люксы? Вы с товарищем – в один, женщины – в другой?
