скачать книгу бесплатно
Вообще говоря, ничего нового и интересного в этих областях знаний вроде бы и придумать нельзя. Принципы распознавания образов читаются в любом техническом вузе миллионам студентов. Только вот на голых принципах ни одна система нормально работать не желает. Основные идеи автоматизированного перевода с языка на язык формулировал Уоррен Уивер еще в 1949 году. И существует множество программ перевода, естественно. И любой из этих программ запросто можно воспользоваться, когда грустно: полдня смеха обеспечено.
Но Борис Несторович не стал бы заслуженным изобретателем России, если бы пасовал перед трудностями.
Его аналитический ум выделил несколько проблем, решив которые можно было бы читать старинные тексты на разных языках.
Во-первых, старые тексты порой сложно даже просто разглядеть. Тут профессор придумал абсолютно новую методику использования спектрального метода: древний текст размещают между стеклами, и в инфракрасном свете, когда становятся видными следы даже стертых букв, обводят утраченные фрагменты специальными чернилами поверх стекла. Текст такого «слоеного пирога» становится различимым, написанное фотографируют и в оцифрованном виде передают в компьютер.
Во-вторых, в увиденном тексте следует опознать каждый символ. Но в рукописных текстах даже одна и та же буква всякий раз может выглядеть по-разному, отличаясь от эталона. Для повышения вероятности правильного распознавания Штейн придумал еще один оригинальный ход.
Он знал, что нейронные сети человеческого мозга для того, чтобы точнее опознавать объект, всегда используют контекст, внешнее окружение образов. Допустим, вы видите светлое смутное пятно в темноте, при этом вы видите только пятно – и ничего более. Если же вы достаточно четко различаете под ним темный силуэт, вы уже знаете, что пятно – это лицо человека. И уже осознанно пытаетесь разглядеть именно черты лица. А если вы осведомлены, что в этом месте вас должен ждать знакомый, то даже в условиях плохой видимости вы почти наверняка можете опознать человека. По крайней мере, решить – он это или не он. Так велика роль контекста.
Такой же принцип – анализа контекста символа – положил в основу работы по распознаванию Борис Несторович Штейн. И именно в этой области он возлагал немалые надежды на Гончара.
Ну и, наконец, решение проблемы непосредственно перевода виделась Штейну в создании некоего промежуточного электронного языка, с помощью которого можно было проанализировать, уяснить и описать смысловую составляющую неизвестного текста. А вторым этапом – опираясь на уже известный смысл, синтезировать фразу на любом из требуемых языков, ориентируясь на его синтаксис и морфологию. Создать такой язык-посредник с помощью известных систем программирования до сих пор не удавалось никому. Но Штейн намеревался и при разработке промежуточного языка, и в процессе последующего его функционирования применять экспертные системы и базы знаний, благодаря которым созданная система стала бы еще и самообучаемой. В этом случае появлялись надежды на успех. Над решением именно этой задачи корпели Митяй, Марина и их коллеги.
Решив, что, идя намеченным путем, он непременно добьется своего, профессор собрал дружный коллектив молодых честолюбивых специалистов, а для финансового обеспечения проекта взял кредит на полтора миллиона долларов в банке «Альма», надеясь, что затраты окупятся сторицей. Они и должны были окупиться многократно, поскольку интерес к будущему программному продукту, при условии его реальной работоспособности, выразили и крупнейшие мировые библиотеки, и Лувр, и Британский музей, не говоря уже об Эрмитаже.
Пахло очень крупными деньгами. От этих запахов кружилась голова. И не только у Бориса Несторовича.
2
– Ну и как это все называется? – Меркулов, нахмурившись, повел рукой в сторону накрытого стола. – И для чего мы тут собрались, а? Я вас спрашиваю!
– Ну, э-э-э-э… – смиренно потупился Вячеслав Иванович Грязнов, состроив скорбную мину. – Совещаться вроде бы. Так не виделись же давно. Вот и вооружились традиционно.
– И двух недель не прошло, – нарочито нахмурился заместитель генерального прокурора.
– Вот мы и говорим: давно. Целую вечность, Костя. Целых две недели почти, – встрял Турецкий. – А совещаться после такой разлуки без хорошего коньяку – это просто извращение какое-то.
– Вы затем именно сюда и забрались, конспираторы? – не выдержав, рассмеялся Константин Дмитриевич. – Наливайте уж тогда. Время, если честно, не ждет! Меркулов снова улыбнулся:
– Хорошо все-таки с вами, мужики. Эх, если бы не дела…
– Погоди с делами, Костя, – поднялся с бокалом в руке Турецкий. – Их нельзя решать в мрачном настроении. А хороший напиток завсегда приносит радость. Знаете, чем отличается нормальный человек от алкоголика? Нормальный знает, что, правильно выпив, он получит радость. Алкоголик помнит, что радость когда-то была. И выпивает в ожидании ее. А ее нет. И он выпивает еще. И еще, и еще… Давайте же за то, чтобы наше общение всегда приносило только радость.
– Ты не из Грузии к нам? – хихикнул Слава. Но бокал тоже взял и со вкусом пригубил.
– Нет, – открестился Турецкий. – Из постели.
Он протянул руку и отломил кусочек от шоколадки.
– Вот и позавтракаем заодно. Одни калории. – Он похлопал себя по животу. – Да и бог с ними. Слышал, что теперь говорят, мол, неправильно пить коньяк с шоколадом. Кто с козьим сыром советует, кто с икрой…
– Вот я – с икрой. – Меркулов взял небольшой бутерброд. – А вообще-то спасибо вам огромное, мужики. Хоть немножко расслабиться. А то совсем в последнее время…
Он не спеша пожевал, светлея лицом.
– Ну, что, повторим?..
– Как у нас, у русских, принято: между первой и второй – перерывчик…
– Не примазывайся, Саня, – засмеялся Грязнов. – Какой ты русский? У тебя и фамилия-то…
– При чем тут фамилия? – возмутился Турецкий, которого и дома вечно «подкалывали» по этому поводу. Перед отъездом на отдых в Турцию Нинка, к примеру, заявила, мол, еду разыскивать предков. Конечно, Турецкий устроил дочери шуточную головомойку. Но от Славы он подобных фокусов не ждал.
– Прочел недавно про интересное исследование демографов, – пояснил Грязнов. – Они составили список из двухсот пятидесяти наиболее распространенных общерусских фамилий. Но ты не переживай, там нет ни меня, ни Кости, хотя какой-то похожий Меркушев затесался на двести сорок восьмое место.
– Тебя это волнует? – удивился Меркулов.
– Не, – отмахнулся Слава. – Просто интересно. Статистика иногда открывает презабавнейшие вещи.
– Например?
– Ну вот, например, что страной нашей руководят люди почти исключительно из южных регионов, если по фамилиям судить. Только, как ни странно, лишь Хрущев фамилия северная, из архангельского региона. Да Горбачев – общерусская. остальные – Брежнев, Черненко, Андропов, Путин… все южане.
– А про уголовников тебе статистика ничего не говорит? – съехидничал Турецкий.
– Ну так это анализировать надо, – усмехнулся Грязнов. – Работать. А у нас и без этого дел полно…
И триумвират вернулся к той проблеме, которая и свела сегодня мужчин за одним столом.
– Ну что, Саш? Ввел тебя Слава в курс дела?
– В общих чертах, – кивнул «важняк», – но хотелось бы подробностей.
– Подробностей-то особенных и нет, – с сожалением покачал головой Константин Дмитриевич. И вкратце изложил собравшимся свое видение сложившейся ситуации.
Из Германии не вернулся на Родину видный ученый – и все следы его оборвались около двух недель назад.
Недавно в Ганновере проходила крупнейшая в мире традиционная выставка-ярмарка информационных технологий. На ярмарке проводилась научная конференция, на которой в присутствии журналистов из семидесяти пяти стран выступали президент германской ассоциации информационных технологий, топ-менеджеры ведущих немецких и мировых IT-компаний.
От нашей страны был приглашен академик Дубовик. Он тоже выступил с докладом и заявил, что кризис в российской науке миновал и что в ближайшие два года только телекоммуникационная отрасль даст стране двадцать тысяч рабочих мест. Отрасль высоких технологий является «набирающим мощность двигателем российской экономики».
Сам академик во главе коллектива талантливых ученых из фирмы НИИ «Маяк», соучредителем которой являлись государственные структуры и отдельные высокопоставленные лица, выполняя правительственный заказ, создавал суперкомпьютер «Русь – XXI век».
Речь шла о возобновленных в России работах по созданию искусственного интеллекта. Еще полвека назад теоретические разработки наших ученых обгоняли западную инженерную мысль, но в последние годы Япония и Штаты опередили нас, казалось, «навсегда». К счастью, правительство наконец обратило внимание на наукоемкие сферы, и «Маяк», обладавший великолепной научной базой, стал флагманом российской IT-отрасли. Разработки курировались Министерством обороны и осуществлялись под личным контролем президента…
Академика хватились через неделю после закрытия компьютерного форума. Борис Сергеевич предупреждал директорат «Маяка» о возможной задержке, но в оговоренный срок в Москве не появился. Дирекция НИИ была встревожена странным исчезновением видного ученого с мировым именем. Стали обзванивать Германию. Выяснилось, что сразу после окончания выставки Дубовик вроде бы собирался на трехдневную экскурсию по стране. Но кто ее проводил и куда именно академик собирался, никто из организаторов выставки понятия не имел. Это было частным делом Дубовика. И он исчез из поля зрения принимающей стороны. Но не появился и на Родине. Дни шли, а в столице об академике никто больше так и не слышал.
Коллеги терялись в догадках. Зная крутой характер Дубовика, никто не сомневался в том, что с Дубовиком произошло что-то чрезвычайное, ибо, будучи педантом, он о своих намерениях всегда ранее ставил в известность близких людей. Он либо убит, либо захвачен в плен. Сослуживцы стали атаковать государственные учреждения. Писали всюду, куда только было можно. Академия наук Российской Федерации обратилась в правительство, к министру МВД, к генеральному прокурору.
– А что пресса и телевидение?
– Ты, Саня, всегда успеваешь задать этот вопрос раньше, чем я на него отвечу, – криво усмехнулся заместитель генерального. – Пока сведений на этот счет у меня нет. Вроде бы тихо пока, но, если что-то просочится, скандал и шумиха вокруг дела вряд ли нам помогут.
– Понятно. А что говорят представители авиакомпаний? Покинул ли наш пропащий территорию Германии?
– Тем рейсом, которым возвращались члены нашей делегации, он не вернулся. Сведения о пассажирах иных рейсов… Сам этот вопрос и выяснишь.
Александр Борисович только молча кивнул.
– Вчера меня вызвал Кудрявцев, – продолжал Меркулов.
– Как здоровье генерального? – поинтересовался Грязнов.
– А что ему сделается? – отмахнулся заместитель. – А вот настроение его после визита на ковер к президенту замечательным назовешь вряд ли.
– Значит, сам уже в курсе?
– Увы. Хотя и понятно. Президиум Академии наук по инстанциям никогда не бегает. Или спикеру, или президенту запросы и требования шлет.
– И что Владимир Михайлович теперь?
– Предлагает мне подумать над созданием следственной группы, ввиду важности дела.
– И что?
– Создадим. Что нам еще остается? Сто шестьдесят третья позволяет же в случае сложности или большого объема дела…
– Угу, – съязвил Турецкий. – Дело на контроле у президента не может иметь маленький объем.
– Не умничай, а? Налей лучше еще по одной. Тебе пригодится, чтобы нервы успокоить.
– Опять на мою голову? – Следователь за эту голову в ужасе и схватился.
– Молодец, соображаешь. Так вот, по просьбе президиума Академии наук России и с ведома генерального прокурора я возбудил дело по признакам сто пятой…
– Господи, откуда тут признаки убийства? Завис академик у крали, а нам уже мнится: украли.
– Нам просто приказали его найти, – оборвал рифмованный каламбур Грязнова Константин Дмитриевич. И еще пригубил коньяку. – Гарантом того, что ничего противозаконного мы себе не позволим, тебе, Сань, и придется выступить. Короче, назначаешься руководителем группы предварительного следствия по данному уголовному делу. Подумай пока, прикинь, что к чему. После обеда жду тебя в кабинете с предложениями.
– Вот спасибо, Костя. – Турецкий поморщился, словно от зубной боли. – Именно этого мне и не хватало с утра для полного счастья.
3
Всего лишь пару лет назад профессор Викентий Леонидович Гончар, заведующий одной из ведущих кафедр Инженерно-физического университета, считал, что его пятьдесят пять лет и есть возраст расцвета мужчины. И до некоторой степени он, несомненно, был прав.
Вику, родившемуся еще при Сталине, в непростое время, когда страна не успела полностью оправиться от войны, полуголодное детство помнилось плохо. Хотя имя Леонида Гончара – отца Викентия – и было достаточно известно в научной среде, оно само по себе не давало права на дополнительный паек. Семья не голодала, конечно, но и не жировала. Выживала, как и вся страна.
Студенческая юность была прекрасна мечтами и молодостью, но ощутимых результатов в творческом аспекте не дала. Если не считать, конечно, актом творчества женитьбу на пухленькой хохлушке-веселушке Лиде Семикопенко из архитектурного института. Их бурный и веселый роман закончился штампом в паспорте и переездом Вика из родительских хором в семейное студенческое общежитие – на этом с вселенским скандалом настоял сам Викентий. В конце концов, его отец с уходом сына не столько согласился, сколько смирился.
Закончив аспирантуру и защитив кандидатскую под руководством доктора наук Сергея Тимофеевича Дубовика, Викентий несколько охладел к изысканиям, переориентировался и выбрал административно-преподавательскую стезю. Со временем у того же руководителя защитил и докторскую, но написанную уже его собственными аспирантами. Долгие годы они с Дубовиком-большим, как именовали престарелого профессора в научных кругах, проработали бок о бок. И вот уже лет пять, как вместо ушедшего на пенсию учителя Викентий Леонидович возглавляет в университете кафедру информационных технологий. Заслуженный деятель науки и техники. Считается великолепным организатором и хорошим педагогом. А вот Дубовик-маленький, низенький круглоголовый Борька, сын Сергея Тимофеевича, учившийся лет на пять позже Викентия, напротив, ударился в науку. Числясь всего лишь начальником научно-исследовательской лаборатории при кафедре, недавно получил звание члена-корреспондента Российской академии наук. И, похоже, подумывает о создании своего НИИ, всерьез метят на Нобелевку…
Что же, каждому свое – именно к этому философскому выводу пришел тогда к своим пятидесяти пяти профессор Гончар. Зато теперь, добившись многого честным трудом и усердием, он смог спокойно жить.
Но своим главным достижением в жизни Викентий Леонидович считал двух уже взрослых сыновей. Оба получили прекрасное образование. Сначала в известной на всю Москву физико-математической школе, из которой оба еще и в Лондон выезжали для стажировки в английском языке, затем в университете. Оба обеспечены собственным жильем в столице. Старшему отошла прежняя однокомнатная квартира Викентия в сталинском доме в центре города. Это была первая квартира, которую ему выделил университет, когда молодая семья кандидата наук обзавелась наследником. Младший жил в новостройках и выплачивал ипотечный кредит. Отец помогал.
Наконец, оба они пошли по стезе родителя, занявшись научными исследованиями в сфере информационных технологий, и считались способными теоретиками, будучи при том хорошими прикладными программистами.
Холосты пока, жаль. Викентию хотелось бы уже и на внуков посмотреть. Но это – дело наживное, как говорится. Успеется еще.
Каждый из сыновей давно уже сам строил свою собственную жизнь. Но раз в две-три недели по выходным они непременно навещали родительский особняк в Подлипках, куда профессор и супруга его Лидия Андреевна с удовольствием переселились из шумной и суетной Москвы.
– А у тебя-то, ма, как дела? – с набитым ртом прошамкал Данил. Он за обе щеки уплетал наваристый украинский борщ и причмокивал, но уже представлял, как заест его варениками с картошкой и сальными шкварками.
– А что у меня? Через полтора года на пенсию, но пока говорят, чтобы и не заикалась даже.
– Ценят, значит?
– Еще бы! А почему, собственно, не ценить? Последние проекты все на мне держатся. «Дом со львами» на Малой Молчановке – мой. Самый приметный участок «Квартала на Патриарших» чей? Правильно. Сейчас вот над «Четырьмя ветрами» корплю. – Располневшая в последние годы женщина тем не менее ловко скользнула к плите и поднесла полный половник добавки старшему сыну, круглолицему шатену, очень похожему на нее.
– Спасибо, ма. Язык проглотить можно! А платят-то как?
– Да ничего. Хватает на жизнь, если с отцовскими гонорарами. Хотя последнюю зарплату задержали уже на два месяца.
– Так бросай ты свою контору! Перешла бы в «Резерв» или «Моспроект» – эти не задерживают.
– А тебе бы все бросать, – покосился на первенца отец. – Твоего ухода Боря вон до сих пор забыть не может…
– Ты опять про Дубовика? Утомил, честное слово. Па, ну ты пойми: зачем мне годами быть под кем-то? Разгребать то, что наш гений напридумывает. Да и неясно, будет ли оно работать. А у Чепурного самое модное сейчас направление – интернет-телефония. Да и конструкторы его ваяют наворочанные мобильники, значит, софт под новое железо ему нужен, а там я – дока. Знаешь, какие на этом сейчас делаются бабки?
– Господи, в кого ты такой? Разве все на свете измеряется деньгами? – не вытерпела мать.
– Не все. Но многое, – встрял в разговор и младший, взъерошив светлую – в отца – шевелюру.
– Ты, что ли, тоже уходить собрался? Почву готовишь? – догадался профессор. – Что же это за натура у нынешней молодежи? Уходящая какая-то. Чуть что – всё бросают и уходят, не оглядываясь. Будто и не связаны ничем. И ни с кем.
– Не ворчи, Кеша, – бросилась на выручку сыновьям Лидия Андреевна. – Почему бы и не искать, пока молод?
– Молод… – пробурчал Викентий Леонидович. – В том-то и беда, что сейчас все до седых волос – молодые. Вот и порхают…
Замолчал, надувшись было, но обмакнул в сметане вареник и, улыбнувшись, отправил его в рот, интенсивно заработав челюстями.
Этот перманентный спор тянулся вот уже несколько лет. Всякий раз при встрече старшее поколение пыталось вразумить младшее. И в полном соответствии с заведенным миропорядком всякий раз этого сделать не удавалось, поскольку младшее тоже имело свои головы, свои взгляды на мир, да и было не менее упертым.
Пока диспут по объективным причинам прервался, старший Гончар, наслаждаясь прекрасной стряпней супруги, вспомнил, что оба отпрыска доставляли родителям немало хлопот еще в юном возрасте.
Младшенький учудил как-то в школе.
Когда он учился в шестом, Лидия Андреевна однажды днем обнаружила дома записку: не ищите, решил пожить вне дома, посвятить все время учебе, вернусь месяца через полтора, став непременным отличником. Испуганная женщина тут же вызвонила Викентия, они бросились в школу, где как раз закончились занятия, и застали сына, пытающегося в дальнем углу длинного коридора соорудить из физкультурных скамеечек лежбище на ближайшие сорок пять ночей. Кинулись в объятия друг другу и плакали. Выяснилось, что мальчик безнадежно влюбился в записную школьную красавицу из девятого класса, нахватал двоек по всем возможным предметам, а похвастать этим не удосужился, опасаясь расстроить веривших в его выдающиеся способности маму с папой. Когда же сокрытие «успехов» более стало невозможным, решил сам, по-мужски, разобраться со своими проблемами. Со стороны это выглядело даже достойным. По крайней мере, ни мать, ни отец не стали его сильно шпынять.
Вот только то, что этим поступком он оскорбил любящих его людей, выказал себя чужим и далеким от семьи, «мужчина» искренне не понял.
А Данила «сорвался» позже. Вообще, он рос весьма застенчивым мальчиком, хотя и был одарен от природы. И школу он закончил с отличием, но никто в то время не знал, какой ценой ему это далось. Парень учился без малейшего напряжения, но когда приходила пора экзаменов – его будто подменяли. Груз ответственности – боязнь огорчить семью – так давил на него, что вундеркинд забывал, сколько будет дважды два. И только лояльное отношение педагогов, знавших его истинную силу, позволило юноше избежать фиаско.
На вступительных же в Бауманку, которую он выбрал сам, безо всякого участия родителей, Данила был абсолютно уверен, что провалится, – именно поэтому все сдал легко, без четверок даже, и стал студентом факультета прикладной математики. Первую сессию пересдавал трижды, хотя во время семестра «хвостов» не имел; а еще через полгода, находясь в полной прострации от ужаса перед предстоящей пыткой, просто не явился на экзамены. Родителям, разумеется, чтоб не переживали, отрапортовал об успешном окончании первого курса. Осенью же, когда начался учебный год, лжестудент вдруг исчез из дома.
Переволновавшиеся домашние всю ночь не сомкнули глаз, ведь Данила обычно всегда предупреждал о том, где и на сколько задерживается. Обзвонили больницы, морги и отделения милиции – нигде ничего. А часов в семь утра с вокзала позвонил блудный сын, заявив, что около полуночи очнулся в Бологом, как и почему туда попал – не помнит, добирался назад на электричках…
