скачать книгу бесплатно
Секретарша иронии не поняла и зарделась:
– Да не надо меня так официально – Любочка и все, меня и Дублинский так зовет. А насчет осведомленности я тут просто как раз Бурцеву перепечатывала докладную записку насчет осмия, вот и запомнила. А Дублинский, как эту записку прочел, скомкал и выкинул, сказал, что Бурцев торгаш.
– Хорошо, Любочка, так что все-таки насчет романов у Сергея Владимировича?
Любочка замялась, но сдерживаться, видимо, ее никто никогда не приучал. Лена слушала внимательно, похвала насчет Любочкиной осведомленности была приятна, а похвастаться тем, что она действительно в курсе всех дел своего шефа и важнее Любочки никого в центре «Орбита» нет и не было, очень хотелось.
Любочка наклонилась к Лене поближе и заговорщицким тоном прошептала:
– В университете у него есть одна… Аспирантка. – и зачем-то подмигнула Лене.
– Вот как! Любочка, а вам это откуда известно?
– Ну во-первых, я и сама у Сергея Владимировича училась, два года на эту физику потратила, а потом на заочный ушла и сюда вот пристроилась… Ну и заочный потом бросила – зачем мне?
Заметив Ленин насмешливый взгляд, Люба сбилась:
– Нет, вы не подумайте ничего такого. У меня с ним ничего нет и не было. У него и тогда уже Ирина была.
– Это которая аспирантка?
– Да. Просто мы с ней приятельствовали немного, вот она и попросила тогда за меня, чтобы «эс-вэ» в центр взял.
– И сейчас приятельствуете? – спросила Лена.
Любочка вздохнула:
– Нет, поссорились. Я услышала, как она говорила, что я воздушная и глупая и ревновать ко мне – все равно что к пакетику чипсов. Я обиделась.
– А кому же она это говорила?
– Ну кому – «эс-вэ», конечно! Тут же все разговоры через мой номер. – Любочка указала на большой факсовый аппарат, стоявший у нее на столе.
– Подслушиваете? – подмигнула Лена.
– Нет, реферирую, – серьезно парировала секретарша. Видимо, значение этого слова ей также было неизвестно.
Записав фамилию и адрес аспирантки Ирины, Лена Бирюкова собралась уходить. На данный момент в «Орбите» ей было делать нечего. С Бурцевым они еще успеют поговорить, а сейчас надо проверить любовницу. Это пока версия номер один. Может, и правда, просто загулял профессор после заграничной командировки.
…– Ну и? Что нам поведала аспирантка? – спросил Гордеев, закуривая первую утреннюю сигарету и допивая остаток кисловатого остывшего кофе.
– А до аспирантки-любовницы по имени Ирина Галковская я еще не дошла. Потому что три дня назад около шести часов пополудни был обнаружен труп Дублинского…
– Как? И чего ты молчишь о самом важном? – встрепенулся Гордеев.
– Я стараюсь рассказывать по порядку, – отрезала Лена и тоже закурила. Потом она достала из объемной сумки папки с бумагами, передала их Юрию.
– Вот, посмотри. Там какая-то компания вышла за город – то ли водочки принять, то ли грибов поискать, ну и наткнулась на свежее кострище. Труп, обгоревший до неузнаваемости. Но так как Дублинский был уже объявлен в розыск, то все неопознанные трупы проверялись. Оксана – его жена – опознала.
– Как опознала? – спросил Гордеев, рассматривая фотографии и борясь с приступами тошноты. К счастью, ему наконец принесли большую бутылку все того же ржавого «Полюстрова», которую адвокат незамедлительно и выпил. Гордееву полегчало. – Погляди, труп обгорел до неузнаваемости.
– Ну по часам, обручальному кольцу и прочим предметам, – Лена показала фотографии найденных предметов.
– Это косвенные улики, – заметил Гордеев. – необходима серьезная экспертиза.
– Ничего не поделаешь, пока чем богаты. Челюсти у него целые, никаких коронок, чтобы можно было идентифицировать. Так что остается одно – анализ ДНК.
– А результатов экспертизы, конечно, еще нет?
– Не смеши! Их и в Москве не меньше месяца ждать, и это в самом лучшем случае, а тут – так просто сонное царство, – махнула рукой Лена.
– Меркулов может посодействовать, чтобы экспертизу быстрее провели.
– Звонила я Константину Дмитриевичу. Но дело в том, что сама экпертиза на ДНК много времени занимает. Так что в любом случае скоро ее результатов ждать не приходится.
– Ясно… Кто-то кроме жены на опознании присутствовал?
– Да, еще коллеги. – Лена фыркнула, припомнив трагически-театральный обморок «воздушной» Любочки при опознании. Та при виде трупа прямо-таки сдулась, как пустой пакетик из-под чипсов.
– Так, все понятно, бумаги потом посмотрю. Ну давай теперь, говори, какая помощь от меня требуется?
Лена накрыла своей ладонью его руку:
– Помощь требуется любая и по максимуму твоих возможностей. А уж о твоих возможностях мне известно все.
– Льстишь ты мне, Ленок! – погрозил пальцем Гордеев. – Что ж, до конца моего отпуска еще четыре дня, в Москве мне делать нечего, так что с удовольствием помогу. Только вот конкретно сейчас мои возможности на нуле. Мне бы отоспаться часок-другой на койке, которая не качается. Штормит меня чего-то. А потом подробно поговорим, ладно?
И правда, после завтрака и крепкого кофе Гордеева совсем разморило, и они с Леной побрели в сторону гостиницы, по пути решив, что, пока Юрий отсыпается, Лена все же съездит к Галковской, которой она пока так и не дозвонилась. мало ли что там проклюнется?
Глава 7
– Сережа, Сереженька, ну почему ты, почему? – заламывала руки Ирина Галковская. – Сейчас, подождите, я «новопассит» выпью – нервы.
Она ушла на кухню, шелестя юбкой.
Вот уже около получаса Лена пыталась вывести разговор с Ириной Галковской, аспиранткой и, по совместительству, любовницей покойного Дублинского в нужное русло. Все было бесполезно. Та рыдала, кидалась к окну, истерически завывала, потом замолкала, прикуривала и тушила сигарету за сигаретой…
Лена терпеливо наблюдала за ней. Было видно, что Ирина по-настоящему любила Дублинского, ей не нужно было от него никаких материальных благ – иначе бы она как-нибудь исхитрилась и развела его с женой.
«Пусть выговорится, – думала Лена, наблюдая за Галковской. – У нее, наверное, и подруг нет, раз она готова рыдать на плече даже у совершенно постороннего человека, даже у работника прокуратуры».
Квартирка Галковской, уютная, но обставленная строго, без излишеств, находилась в одном из самых зеленых районов города – на Крестовском острове. Солнце врывалось в открытое оно, освещало толстый англо-русский словарь специальных терминов у изголовья кровати. На компьютере плавала заставка. Присмотревшись, Лена поняла, что это фотография, сделанная таким же солнечным летним днем где-то в центре города. С фотографии улыбались двое – мужчина и женщина. В женщине Лена тут же признала хозяйку дома – здесь она улыбалась и была так счастлива, что казалась куда моложе своих лет. Мужчина – это определенно Дублинский. А он был эффектен. Странно. Лена совсем не так себе представляла знаменитых ученых. У них должны быть всклокоченные седые волосы, очки со сломанной дужкой, непременно склеенные скотчем, глаза безумные, мятая рубашка и дешевые брюки, отвисшие на заду пузырем. О качестве и отвислости брюк судить было нельзя – на фотографии влюбленные были изображены только по пояс, Сергей же имел на ней вид представительный, элегантный. Трубка в зубах, ласковый прищур – ну-ка, дети, кто это? Товарищ Сталин. Брр… Лена помотала головой. В этом сумасшедшем доме она сама начинала тихо сходить с ума.
Ирина на кухне уронила тарелку. Выругалась совсем не в академических выражениях. Запахло паленым. Через несколько минут Галковская вернулась, везя за собой столик на колесиках, уставленный всевозможными восточными сладостями. В центре высился фарфоровый заварочный чайник, увитый фарфоровым плющом.
– Вы какой чай предпочитаете?
– Да мне как-то все равно, – пожала плечами Лена. Откровенно говоря, в такую погоду более уместным был бы стакан ледяной минеральной воды, но, может быть, у этих научных работников так принято – неторопливо беседовать за чашкой чая? Пускай. Пусть дает показания в привычной для нее обстановке.
– Надеюсь, не зеленый? – уточнила Ирина.
– Да все равно, – повторила Лена. – Зеленый так зеленый.
– Не нужно так говорить. – лицо Ирины Галковской просветлело, очевидно, она любила поговорить о сортах и свойствах чая. – Питие зеленого чая – это особый ритуал. Просто так, из граненого стакана в подстаканнике, украденном в поезде, он не только не принесет пользы, но даже может и навредить.
– Да что вы говорите! – раздраженно ответила Лена. Жалости к любовнице убитого уже не было. Вот сейчас они будут сидеть и обсуждать чайные ритуалы! Этого еще не хватало.
– Ах да, простите, о чем это я… – сникла Галковская. – Ну так вот. Что ж, все знали о наших с Сережей отношениях. Глупо отпираться. Вы не находите? Глупо. Аспирантка и профессор – такой избитый сюжет. Впору снимать мелодраму. Вы любите мелодрамы? Я – терпеть не могу.
– Все знали о ваших отношениях, – напомнила Лена.
– Да. Поверить не могу, что нет Сереженьки… – Галковская разливала чай. – Не может такого быть. Не может. Сердце мое заледенело, но продолжает биться. Почему оно не остановилось в то самое мгновение, когда его убили? А?
– Почему вы так уверены, что его убили? – подняла брови Лена. – Следствие пока не располагает достаточными данными для того, чтобы это утверждать.
– Да ну, бросьте… Человека находят в лесу, сожженного. Он же не мог сам полезть на костер, он же не Жанна д’Арк…
– Кстати, Жанна д’Арк тоже не сама на костер взошла, – машинально заметила Лена.
– Тем более, – упрямо мотнула головой Галковская. – И потом, зачем бы вам тогда приезжать из Москвы и меня допрашивать? Если бы это был несчастный случай, или сердце не выдержало, вы бы обратились к медикам, а не к любовнице, верно? Но он был здоров, совершенно здоров и полон новых идей. В тот день, когда он вернулся со своего симпозиума…
Лена насторожилась. Кажется, Ирине надоело болтать просто так и она наконец заговорила по делу.
– В тот роковой для него день. Черт, нет, избитая фраза. Просто – в тот день, когда он был здесь… Ах, это я во всем виновата! Моя вина! – вдруг воскликнула она. Глядя на Галковскую, Лена Бирюкова наконец поняла буквальный смысл выражения «слезы брызнули из глаз».
– Ирина, не надо… – как можно более твердо произнесла Лена.
– Да, да… – Галковская быстро успокоилась и, промокнув глаза бумажной салфеткой, повторила:
– Это я… Я во всем виновата.
Лена подалась вперед, машинально отодвигая чашку с чаем в сторону. Вот теперь-то, видимо, и начинается настоящий разговор.
– В чем именно заключается ваша вина?
– В тот день, когда… Ну, вы знаете… В тот день он позвонил мне из аэропорта и сказал: «Ирка, я прилетел! Жди меня с обедом!» У Сережи всегда был отличный аппетит. – Ирина всхлипнула, закурила сигарету, выпустила тонкую струйку дыма. Провела рукой по глазам. – Я так обрадовалась! Достала из шкафа новое платье, я под него весь месяц худела, такое воздушное, романтическое, совсем не для меня, а для какой-нибудь беззаботной девочки сшитое. Но я его все-таки купила специально для него. Оно такое розовое, открытое, с коротким рука…
– Он позвонил вам и сказал, что приедет. Когда? – снова перебила Галковскую Лена. Вести разговоры о фасонах платьев в ее планы не входило.
– Ах, да. Он не уточнял времени. Просто сказал – жди с обедом. Я поехала на рынок. У нас тут поблизости нет рынка, а Сережа не любит магазинное мясо. Приготовила все, стол сервировала. Вино мне один студент презентовал. Ну, знаете, как это бывает. Грузинский строгий папа сказал перед началом сессии: получишь хоть одну четверку – зарэжу! А парнишка никак даже на четверку не тянул. Ну вот сразу у него не заладилось с моим предметом, а он же у них не профилирующий. Поставила я ему пятерку, пожалела парня – вдруг отец и вправду зарежет, а мальчик не забыл, принес мне через неделю бутылку вина, поклонился, руку поцеловал. Такой галантный, симпатичный. Нос орлиный, глаза так и горят! Но не мне, конечно, о таких думать, – вздохнула она. – Молодые, они знаете ли, все как-то к молодым тянутся.
– Вы приготовили обед и ждали Дублинского, – терпеливо напомнила Лена.
– Да… Обед был шикарный. Сереженька вбежал ко мне на пятый этаж как мальчишка, поцеловал, подарил букет. Вон, видите, в углу стоит. Необыкновенные цветы. Видите эти штучки? Это такой специальный декоративный сорт капусты. Представляете? Букет с капустой!
– Он был весел и беззаботен, я правильно поняла?
– Да, совершенно беззаботен. Я так обрадовалась – думала, он останется у меня ночевать. Мы сидели, держались за руки. Он рассказывал мне о исследовательской лаборатории в Кёльне, в которой ему довелось побывать. Мы решили кое-что у них перенять.
– Вы что, за романтическим ужином разговариваете о работе? – опешила Лена.
– Это был романтический обед, – поправила Галковская. – А потом, если вы, например, обедаете со своим коллегой, который вам не только коллега, но и… Я говорю, допустим, вы с ним обедаете. Неужели вы станете обсуждать посторонние вопросы? Мы с Сережей были преданы одной и той же идее. Потому, наверное, он и полюбил меня. Ведь его жена тоже раньше защищалась на нашей кафедре. Но потом – дом, заботы, муж – всемирно известный ученый. Словом, она отошла от науки.
Лена посмотрела на Ирину и подумала, что та, в общем, верно рассуждает – не будет, она, например, с Гордеевым говорить за обедом, пускай и романтическим, о посторонних вещах. Даже некое чувство симпатии пробудилось в ней к этой растрепанной, нервной женщине. Стоп! Стоп, подруга!
– А вы в самом начале что-то сказали о своей вине, – напомнила она. – В чем все-таки эта вина заключается?
– Ах да, я как раз к этому веду, – сказала Галковская. – Понимаете, я так ждала его, так мечтала, что вот сейчас он освободится, приедет ко мне, и мы всю ночь… Словом, в этот день он будет только моим – и больше ничьим. Но он то и дело глядел на часы… Ему такие часы в Германии подарили – удивительные просто! И вдруг вскочил, как чертик на пружине. «Ну все, родная, мне пора». А его удерживать бесполезно. Ну я проводила его до порога. Закрыла дверь, села за стол, смела бокалы и тарелки на пол, достала бутылку водки. И, не поверите, обозлилась и говорю: «Лучше бы ты умер, чем снова к ней возвращаться!» Это я не помня себя сказала, понимаете? Но всякое произнесенное нами слово – это не просто так, знаете, да? Особенно когда с сердцем говоришь, это еще страшнее, все там, – Ирина показала наверх, на грязноватый, в желтых подтеках потолок, – там все слышат. И каждое наше желание взвешивают. Самое искреннее – выполняют. Так что опасайтесь желать кому-то плохого. Это может запросто сбыться.
Лена взяла с подноса козинак и проглотила, почти не жуя. Это было совершенно невозможно выносить! А она-то думала, что Галковская сейчас расскажет ей нечто существенное, что позволит хоть на полшага приблизиться к разгадке неожиданной и страшной смерти Дублинского.
– Ваша вина заключается только в этом? – наконец спросила она.
– Да, – скорбно кивнула Галковская. – И я готова дать показания в суде.
– Боюсь, в суде вам не поверят и отправят, чего доброго, на психиатрическое освидетельствование. Которое вы пройдете навряд ли, – устало сказала Лена.
– Да я готова хоть всю оставшуюся жизнь в тюрьме провести, лишь бы Сереженька был жив! – с воодушевлением воскликнула Галковская.
– Опасайтесь своих желаний, – напомнила Лена, – они могут исполниться.
– Да, да, я знаю, – истово закивала Ирина. – Я готова, правда.
Вдруг Лене в голову пришла шальная мысль. А не эта ли аспиранточка укокошила Дублинского? А что? От любовницы всего можно ожидать. Вот не понравилось ему платье, которое она надела, или, например, не заметил Дублинский ее новую прическу, а может, чего доброго, случайно обмолвился о какой-нибудь интрижке на том же симпозиуме. И все. Убила, отвезла в лес, сожгла труп. И теперь считает себя виновной в его смерти. Очень даже логично выглядит. От этих восторженных аспиранток всего можно ожидать.
– Я ради него на все готова, – продолжала развивать мысль Галковская. – Только бы он был жив… Но, к сожалению, моего Сережу уже не вернуть. Никогда.
Она уронила голову на руки и беззвучно зарыдала.
«Нет, – думала Лена, глядя на рыдающую Галковскую, которую она на этот раз успокаивать не стала. – Невозможно так притворяться. Хотя, если она сумасшедшая, всякое может быть. Нет актеров лучше, чем психически больные. Или наоборот – лучшие из актеров психически больны. Вот убила она Дублинского и тут же забыла об этом. Решила, что это ей приснилось. На всякий случай отказываться от этой версии пока не стоит. К тому же пока никаких версий нет вообще. Вот Галковская и будет у меня под номером один…»
Раздался резкий, как визг тормозов, звонок телефона. Ирина вздрогнула, вытерла газа кулачками и потянулась за телефонной трубкой. Лена давно не видела таких аппаратов – черных, массивных, с круглым диском. Еще не коллекционный, но уже исторический предмет.
– Да, Виктор Сергеевич… Завтра будет готово… Ну там же двадцать страниц технического текста! А у меня тут еще проблемы личного характера. Поняла, Виктор Сергеевич. Сегодня ночью постараюсь закончить, завтра утром будет у вас.
Она повесила трубку, села на свое место.
– Я подрабатываю переводами в одном специализированном журнале, – как бы оправдываясь, сказала Ирина. – Редактор звонит, ругается. Он всегда ругается. Но платит исправно.
Нет, это определенно была речь абсолютно нормального человека. Не может законченный псих заниматься серьезным переводом. Просто она от горя вне себя.
– Когда, вы говорите, Дублинский был у вас? – спросила Лена.
– Он приехал после пяти часов… – после недолгого раздумья ответила Галковская. – Ну да, не позже четверти шестого, я как раз сидела и смотрела на часы, считала минуты. Все из рук валилось. – Ирина указала пальцем на массивные старинные часы в углу комнаты. – Вот на них и смотрела. Это хозяйские. Я же снимаю квартиру, родные-то у меня в Киришах… Что случилось? Что вы на меня так смотрите?
Лена опустила глаза. Нет, нельзя так выдавать свои чувства, особенно по отношению к потенциальному подозреваемому.
– А кто может подтвердить, что покойный был у вас именно в это время? – поинтересовалась Лена.
