скачать книгу бесплатно
– Я разберусь с тобой, гад. – Чахлик резко развернулся и пошел прочь. И почувствовал на спине насмешливый взгляд подельника.
Вечером Чахлика вызвал к себе Усман.
Андрей вошел в барак и обомлел. Усман, как и в прошлый раз, сидел за столом вместе с Рыжим и Мозырем. Четвертым в этой компании был Калина. Чахлика так поразил этот факт, что он застыл на пороге, глядя, как молодой спокойно и уверенно опрокидывает в себя стопку водки.
– Ну чего встал? – Усман кивнул Чахлику. – Проходи, присаживайся. Вон там, в уголочке.
Усман показал на стул возле шконки. Это было место для тех, кто приходил к Усману за советом или помощью в какой-нибудь разборке. Словом, место не для блатных.
– Я лучше здесь постою, – обиженно сказал Чахлик, с раздражением наблюдающий за Калиной, который ел с одного стола с ворами.
– Не тушуйся, пацан, сказано, присядь, делай как сказано, – тихо и угрожающе произнес Мозырь. – Сейчас разбирать будем твое поведение.
Чахлик присел на краешек стула, положив на колени ладони и вытянувшись в струнку. Он чувствовал на себе тяжесть взглядов троих людей, каждый из которых мог распорядиться его судьбой. Его могли убить, опустить до мужика или даже ниже… Нет, об этом лучше не думать! Что же он такого сделал? Где отступил от воровского закона?
Чахлик смотрел в глаза то одному, то другому из своих судей и не находил ответа. Они молчали, молчал и он. Наконец Усман и Рыжий переглянулись и последний, развернувшись на стуле, начал говорить:
– Не бзди, Чахлик, серьезного косяка за тобой нет.
Чахлик облегченно вздохнул и приободрился. Но тут же помрачнел, видя, как Калина, его подручный пацан, важно кивнул, будто подтверждая слова вора. При этом Калина хрумкал квашеную капусту, большая миска которой стояла посреди стола.
– Мы думали, увидишь, кто здесь сидит, сам поймешь, где ошибся. Но ты не понял. Так? – Рыжий неторопливо закурил и достал из-под стола еще одну бутылку водки.
Чахлик кивнул и облизал пересохшие губы.
– Вот потому ты сидишь здесь, а этот пацан, – он указал на Калину, – с нами рядом. И знаешь почему?
Чахлик молчал.
– Объясни ему, Рыжий, – сказал Усман.
– Он сделал правильную вещь, – сказал Рыжий, опрокидывая в себя стопку, – от себя кровь отвел и на суку этого стрелки перевел. Два дела зараз сделал, сечешь?
– А Сека как же… – протянул Чахлик.
– А что – Сека? Объявил себя по мокрухе. Решил показать, какой он герой. Ну накинут ему сроку, будет гордиться, дурак…
– Не горячись, Рыжий, – вступил в разговор Усман. – Сека – тоже правильный пацан, честь ему и хвала, но пользы от его геройства ни на грош. А Калина нас от Сиропа избавил. Понимаешь?
Чахлик неуверенно кивнул.
– Ты пойми, Чахлик, для ссученного закон не писан. Для нас он уже не человек. Вот Калина это сразу просек. И поступил как надо. Что из этого следует?
Усман внимательно посмотрел в глаза Чахлику, который до сих пор не мог полностью осознать происходящего.
– А из этого следует, что Калина – наш человек. Так что наезжать на него не надо и грозить тоже.
– И вообще, Чахлик, не бери на себя больше положенного. Вкурил? – В голосе Рыжего звучали металлические нотки. – А теперь иди и веди себя правильно.
Чахлик вышел от Усмана на ватных ногах. Он понял, что его особое положение кончилось. Теперь, скорее всего, он будет простым бойцом в кентовке Усмана. Только сейчас Чахлик сообразил, что не должен был сам убивать Сергея, ему нужно было заставить сделать это кого-то из молодых. А теперь он мясоруб, убийца, и никогда ему не подняться выше этого уровня. И так будет долгих пять лет, которые ему предстояло провести в этом лагере… Чахлик пошел в соседний барак, купил бутылку водки у деловых и провел остаток дня на своей шконке.
Через несколько дней Чахлика вызвал к себе начальник колонии. Его звали Петр Филиппович, и был он старым, прожженным плутом. Он не брезговал ничем – ни спекуляцией лесом, ни наркотиками, ни воровством с лагерной кухни. Зеки даже шутили между собой, что, мол, держат для него персональную шконку в бараке, потому что такого вора, как Петр Филиппович, днем с огнем не сыскать. Но судьба была милостива к начальнику, и даже в грозные советские времена Петр Филиппович не попался на своих махинациях. А с наступлением новых порядков он и вовсе перестал бояться наказания за воровство.
С властями формальными и неформальными Петр Филиппович всегда дружил. Многие из тех, кто когда-то гостил у него в колонии, теперь сделались большими шишками. С ними он был в приятельских отношениях и иногда выполнял их просьбы в обмен на помощь в делах или крупную сумму денег. За годы службы Петр Филиппович сделался очень небедным человеком, но патологическая жадность и привычка к власти не давали ему уйти на пенсию. Он держался за свое место зубами и когтями и, скорее всего, намеревался оставаться на своем посту до конца жизни. А был Петр Филиппович человеком здоровым и бодрым, так что даже осужденные на максимальные сроки не надеялись дожить до нового начальника колонии.
Чахлик стоял посреди кабинета Петра Филипповича, как положено, заложив руки за спину. Начальник колонии молча перебирал бумаги на столе, время от времени поглядывая на заключенного поверх очков в золотой оправе. Наконец, отложив бумажки в сторону, он заговорил:
– Ну что, Андрей Игоревич Васильев, не надоело тебе на зоне?
– Да нет… – осторожно сказал Чахлик, – тепло, хорошо. Кормят…
– Но на воле-то лучше? – продолжал допытываться Петр Филиппович.
– Ясное дело. – Чахлик никак не мог понять, чего от него хотят. – На воле завсегда лучше.
– А выйти хочешь?
Чахлик усмехнулся:
– Мне еще пять годков тут трубить. Сами знаете.
– Ну уже чуть меньше, – сказал Петр Филиппович, заглядывая в личное дело Чахлика, – на два месяца… Но знаешь, кто-то и за два месяца исправиться может. А исправление и возвращение к нормальной жизни – главная цель наказания.
Начальник колонии иронично смотрел на Чахлика, который никак не мог взять в толк, зачем его вызвали.
– К тому же, – продолжал Петр Филиппович, – знаю, что отношения у тебя не очень складываются.
«Ну и ну, – подумал Чахлик, – неужели он и про последний разговор с Усманом знает?»
– Ну ладно, не буду тебя мучить. – Петр Филиппович усмехнулся и протянул зеку какую-то бумагу. – Вот читай.
Это было постановление об условно-досрочном освобождении Андрея Игоревича Васильева по причине образцового поведения и в связи с амнистией.
Петр Филиппович с самодовольной улыбкой наблюдал, как бледнеет и вытягивается лицо Чахлика. Андрей посмотрел в глаза начальнику, а тот, выдержав паузу, расхохотался:
– Ну что, не ожидал?
– Нет, – честно признался Чахлик.
– Вот так-то… Жизнь, она, брат, штука непредсказуемая. Так что открой вон тот шкаф, переоденься в гражданку. На волю выходишь, дурак. Давай швыдче.
Чахлик открыл шкаф и начал лихорадочно быстро переодеваться в чистую, абсолютно новую одежду.
– А кто…. Кто добился этого? – наконец, набравшись смелости, спросил он.
– Э-э, брат, значит, нашлись хорошие люди… Подсуетились.
Наблюдая за лихорадочно переодевающимся Чахликом, Петр Филиппович решил дать ему напутственное слово:
– Вот ты, Андрей, молодой парень. Пора бы образумиться, на работу пойти. Делать-то что-нибудь умеешь? Не умеешь… А мог бы научиться. Короче, вот тебе мой совет. Кончай ты со своими делишками. Они тебя до добра не доведут. Все равно вернешься сюда. И тогда, скорее всего, добрых людей больше не найдется… Будешь по полной трубить.
– Кому это я понадобился? – спросил Чахлик, натягивая джинсы.
– Скоро сам узнаешь.
– Не Титану ли, часом?
– Не знаю, о ком ты говоришь. – Голос Петра Филипповича приобрел металлические интонации. – Давай выметайся быстрее. А то сейчас распоряжусь – и пристрелят при попытке, так сказать.
Чахлик замолчал, зная, что в каждой шутке Петра Филипповича есть доля правды.
Ровно через пятнадцать минут, забрав свои нехитрые вещички из барака, зек Васильев стоял у ворот колонии. Попрощаться ни с кем Чахлику не удалось, да он и не испытывал особого желания. Могли начаться вопросы, ответов на которые он не знал. Единственное, что чувствовал Чахлик, это то, что сейчас у него начинается новый период в жизни. Плохой или хороший – пока неизвестно. Но абсолютно новый – это точно…
Возле лагерного КПП его ждали двое крепких ребят, одетых в одинаковые черные костюмы. Один из них подошел к Чахлику, а второй сел за руль дорогого, но забрызганного грязью джипа.
– Привет, – пробасил подошедший. – Мы за тобой от Титана. Садись, поехали.
Чахлик важно уселся на заднем сиденье.
«Все-таки ценит братва настоящих пацанов», – самодовольно подумал он.
Машина сорвалась с места и понеслась, подпрыгивая по пыльному проселку.
Уже под вечер джип подъехал к огромному трехэтажному особняку и остановился перед воротами, осветив их фарами.
Чахлик сидел на заднем сиденье и смотрел на освещенные закатным солнцем железные пики, венчающие высоченный забор, на медленно оглядывающий машину фиолетовый глаз камеры слежения.
«Неужели такому человеку, как Титан, есть кого бояться?» – думал Чахлик, глядя, как медленно, будто нехотя, расползаются в стороны створки массивных ворот.
Машина втиснулась в образовавшийся проем и как будто провалилась, ушла носом вниз. Чахлик невольно вцепился руками в спинку водительского сиденья. Джип катился вниз, оранжевый закат гас в сужающемся створе ворот. Чахлику на мгновение стало страшно и тоскливо от мысли, что из одной тюрьмы его перевезли в другую, возможно, и гораздо худшую, и отсюда ему уже точно никогда не выбраться. Но через секунду он снова воспрял духом и рассудил, что пока еще рано делать выводы.
Наконец машина остановилась в темном и, как казалось Чахлику, огромном подвальном помещении. Вслед за своими спутниками он прошел через узкую металлическую дверь и поднялся по узкой лестнице в освещенный внутренний коридор, застеленный мягкой ковровой дорожкой. Усталые «близнецы», как окрестил про себя сопровождающих Чахлик, молча вели его куда-то в глубь дома.
Они остановились перед двустворчатой дверью с дорогими ручками из литой меди. Ручки были начищены до ослепительного блеска. «Близнец» осторожно и уважительно постучал. На пороге появился пожилой человек в бордовом шелковом домашнем халате, с татуировкой на руках. Волосы его были покрыты гелем для волос, а тонкие губы подернуты блестками жира: он что-то жевал.
– Привезли? – Он скользнул по лицу Чахлика тусклым взглядом. – Момент.
Он исчез и через секунду появился с большой связкой ключей в руках. Заперев свою комнату, «бордовый» направился к лестнице.
– Вы здесь подождите, – бросил он «близнецам» через плечо и, повернувшись к Чахлику, сказал: – А ты иди за мной.
Они поднимались по ступеням, миновали второй этаж, а на третьем, где было всего четыре двери, «бордовый» остановился.
– Тут поживешь пока. – Он открыл дверь и за локоть втолкнул Чахлика в комнату. – Ключей я тебе не дам. Воровства у нас, сам понимаешь, нет. – Он засмеялся кашляющим смехом. – А скрывать тебе, по-моему, нечего. Так что располагайся.
– А зачем меня привезли? – поинтересовался Чахлик.
– Со временем узнаешь.
Засим «бордовый» удалился.
Чахлик закрыл дверь и осмотрелся. Не царские, конечно, покои, но после зоны очень даже ничего. Небольшая чистая комната, кровать, два кресла, стол. В углу холодильник, в другом – телевизор. На полу зеленый ковролин.
Он открыл холодильник, который был забит разнообразной, готовой к употреблению снедью. Андрей вынул вакуумную упаковку нарезанной копченой колбасы, зубами вскрыл ее и в один присест проглотил содержимое.
Затем он обшарил все шкафы и нашел бар. Поразмыслив немного, он решил, что достоин самых дорогих напитков. Извлек из бара бутылку текилы, уселся за стол и стал пировать. Текилу он закусывал ветчиной и маринованными помидорами, которые обнаружил в холодильнике. Затем, когда бутылка опустела, Чахлик достал из бара армянский коньяк…
Через полчаса он уснул прямо в кресле, сжимая в одной руке почти пустую бутылку коньяка, а в другой – кусок балыка.
На следующее утро Чахлик проснулся в таком же положении, в котором уснул. Голова, на удивление, не болела.
«Что значит хорошие напитки!» – с удовлетворением подумал Чахлик. Однако руки после вчерашнего немного дрожали, и Андрей полез в холодильник за пивом. Подкрепившись и похмелившись бутылкой «Хольстена», Чахлик включил телевизор и наткнулся на какой-то мексиканский сериал. Досмотрев серию до конца, он переключил программу. Здесь тоже шел сериал, который к тому же Чахлику иногда удавалось посмотреть, будучи на свободе.
Сериалы подняли ему настроение, и, пощелкав пультом и не найдя больше ничего интересного, он вознамерился осмотреть дом.
Все двери на его этаже оказались запертыми, а на стук никто не откликался.
Тогда, прихватив бутылку пива, гость отправился вниз. На втором этаже тоже было тихо. Чахлик прошелся по коридору, устланному пушистыми ковровыми дорожками. Вид собственных туфель не понравился Чахлику, и он, оглядевшись, начистил их до блеска краем ковровой дорожки, а потом встал возле одного из окон и, прихлебывая пиво, стал наблюдать, как какой-то мужик в белом свитере, джинсах и клетчатой кепке прилаживает саженцы в свежевырытые лунки. Неподалеку от садовода стояла тележка с инструментом и деревцами.
– Как в кино, бля! Мичурин хренов! – сказал сам себе Чахлик.
– Титан любит сам сажать деревья, – прозвучал за спиной чей-то голос. Фраза была произнесена с ударением на слове «сам».
Чахлик обернулся. Перед ним стоял «бордовый». Только теперь он был не в халате, а в дорогом сером костюме. Яркий галстук был украшен золотой заколкой с блестящими камушками.
«Неужто бриллианты?» – пронеслось в голове у Чахлика.
– А еще он любит, когда люди всегда чисто и аккуратно одеты. – Он вырвал бутылку из рук Чахлика. – И не бухают с утра.
– Я не знал, что это Титан. – Чахлик испуганно посмотрел в окно.
– Еще бы ты знал! – усмехнулся «бордовый». – Ты еще многого не знаешь.
Титан продолжал старательно высаживать деревца. Чахлик никак не мог взять в толк, почему такой крутой бугор, как Титан, не поручит это делать кому-нибудь из своей кентовки. Сам корячится…
– Мой тебе совет, фраерок… – сказал «бордовый».
Чахлик хотел было возразить против подобного обращения, но потом решил смолчать.
– Приведи себя в порядок. Прямо сейчас, – продолжал тот. – Помойся, от тебя тюрьмой несет. Побрейся, ногти подстриги. Переоденься, вещи в шкафу найдешь. Короче, чтобы на человека стал похож. И до вечера ничего не пей. Ясно?
Чахлик кивнул:
– Куда уж яснее…
– Титан может затребовать тебя в любое время. Если не понравишься, считай, тебя уже и в живых нет. Здесь шутить не любят. Это тебе не лагерь. Здесь ошибок не прощают.
«Как будто в лагере ошибки прощают», – подумал Чахлик, но вслух сказал совсем другое:
