скачать книгу бесплатно
— Ну вы же знаете… — начал тот, но осекся. — Ну Соколов Андрей Леонидович. Чего дальше-то?..
— Я же говорю: все по порядку. Адрес, номер паспорта. Почему вы оказались на месте происшествия, что видели, как поняли, что происходит что-то неладное… Давайте-давайте, не тяните время…
Охранник собрал морщины на лбу и тут же болезненно скривился — видимо, от этого движения шевельнулась кожа на затылке, и вправду причинив ему боль.
— Ну я дежурил в тот день… Мы вообще сутки через трое дежурим, поэтому извините, если от меня пахнет…
— Не отвлекайтесь, не отвлекайтесь, — остановил его Якимцев, которому вдруг показалось, что, после того как Соколов сам напомнил ему об этом обстоятельстве, перегаром в этой небольшой комнатке запахло еще сильнее.
— Ну вот, дежурил… Пост у меня как раз при входе в контору. Мы вообще-то вдвоем дежурим на улице, меняемся каждые четыре часа. Я в восемь заступил, а в двенадцать должен был смениться… А где-то вскоре после того, как я заступил, пальба и началась.
— Э нет, — снова остановил его Якимцев. — Так дело не пойдет. Давайте-ка поточнее. Во сколько, по-вашему, началась эта, как вы говорите, пальба?
— Ну, думаю, в девять — девять с небольшим.
— Почему вы так считаете? Вы каким-то образом заметили время?
— Специально нет… Но в том доме, около которого все произошло, в одиннадцатом, живет заместитель руководителя администрации президента… Ну это здесь все знают… Он всегда в одно и то же время ездит, у него неслабый такой «мерседес», с мигалкой, со спецномерами…
Когда он дошел до того места, как киллер, в открытую держа автомат в руках, вышел на проезжую часть, навстречу нешустро едущему в сторону центра «ниссану», Якимцев снова вынужден был его остановить:
— Вы не удивились, увидев посреди Москвы вооруженного человека, да еще имеющего какие-то явно не мирные намерения?
Охранник даже не задумался:
— Нет, я не удивился. В Москве все не так, как везде. Еще и не такое можно увидеть. Вышел, — значит, имеет право.
— Вот как?
— Ну, может, это неправильно, но я тогда как раз так подумал: имеет право. А потом все происходило так быстро, что особо и думать-то стало некогда…
— А описать вы этого человека могли бы?
— Описать? Можно попробовать… хотя приметного в нем ничего не было… Автомат — обычная «акашка», «калаш» с деревянным прикладом, с подствольником… А сам мужик… Ну так… среднего роста, вроде меня… Такой из себя… крепкий… С оружием обращается уверенно… Либо бандюга, либо наш, из армейских… Такое на нем было темное пальто… нет, куртка — ничего особенного… Ударил по «ниссану» в упор, можно сказать… потом, видать, собирался добить из подствольника — я видел, у него граната уже запыжена была… Но из подствольника он не стал…
— Почему, как думаете?
— Думаю, слишком близко машина оказалась. Его бы самого тогда осколками достало.
Якимцев кивнул — похоже, это было действительно так.
— Значит, вы видели, как киллер расстреливает чью-то машину, вполне возможно, собирается стрелять из подствольного гранатомета, и что? Вы что, просто стояли и смотрели?
— Если б просто, — усмехнулся Соколов и снова сморщился, — был бы цел и невредим. — И, гримасничая, пощупал пострадавший затылок. Он явно сейчас собирался гордиться собой, даже, наверно, уже любовался как бы со стороны, потому что и в гримасе его, и в позах прибавилось некой театральности, а опаска, с которой он поначалу реагировал на следователя, ушла из его глаз. Рассказ приближался как раз к той точке, в которой ему было чем гордиться…
— Ну и что же вы в таком случае предприняли? — спросил, словно одобрил эту накатывающую на охранника гордость собой, Якимцев.
Охранник посмотрел на следователя как на недоумка.
— Ну я же не просто стою на посту, как вы понимаете, у меня оружие. Настоящее, боевое, пистолет Макарова.
— Вот как? — Якимцев сделал вид, что удивлен. — Насколько я знаю, частным охранным предприятиям запрещено использование боевого оружия.
— Кому запрещено, а нашей «Гвардии» разрешено, можете не сомневаться, тут все чисто… Я вытащил пистолет и выстрелил, вернее, хотел выстрелить…
— Хотели выстрелить или выстрелили?
— Ну выстрелил… Я по инструкции действовал…
— Ну по инструкции вы, наверно, вообще вмешиваться не должны были, да?
— Не должен, верно… Это если вообще происшествие вне охраняемого объекта. Но тут же явно людей убивали… Вы бы, например, неужели не вмешались?
— Не знаю, — честно сказал Якимцев. — Ну и что? Вы, значит, по инструкции выстрелили в воздух…
— Ну да! Выстрелил в воздух, дурак, а надо было, наверно, на поражение стрелять сразу… Но как-то я сначала не решился, а потом мне не дали…
— Что значит — не дали? Рассказывайте, рассказывайте, мне до ночи тут сидеть с вами недосуг! Это же вы там были, а не я! Вы видели, я нет, поэтому давайте, давайте! Да по возможности побыстрее, но чтобы со всеми подробностями! Поняли?
— Да мне особо и рассказывать-то нечего. Он, этот, который стрелял, был, выходит, не один, потому что меня сзади кто-то ошарашил по затылку — и все, я больше ничего не помню. Как еще не упал-то! Пришел в себя — башка болит, шишка страшенная, пистолета моего нету, а около машины одни уже только девчонки, ну продавщицы из продуктового магазинчика нашего, возятся с мужиком каким-то, а он весь в крови…
— Так вы, значит, не видели того, кто вас ударил? Ну а с какой стороны он появился? Предположительно хотя бы?
— Видеть я его не видел, говорю же, сзади ошарашили меня и вырубили. Там вроде стоял на тротуаре мужик — невысокий такой, без шапки, белобрысый вроде… Не, не помню… Но это мало ли чего он там стоял, верно?
— Скажите, а на этом невысоком мужчине не было больших таких очков, вроде маскарадных.
— Да я его смутно как-то… Нет, наверно, очков все-таки не было, уж это-то я бы все-таки запомнил…
— Скажите, а вот этот человек — он не возле синих «жигулей» шестой модели стоял?
— Вообще-то какая-то машина там была… Нет, врать не буду…
Во всей картине теракта, которая возникла в воображении Якимцева после сегодняшних допросов свидетелей, было одно, но довольно серьезное белое пятно: исходя из имеющейся у него информации, он никак не мог установить, в какой именно момент возник «чистильщик», тот, который, вероятно, вырубил охранника Соколова и, судя по тому, что контрольный выстрел был предположительно сделан из пистолета Макарова, предположительно же добил водителя машины. Кроме того, кое-что нуждалось в уточнении: Якимцев так и не понял, как именно Соколов лишился своего пистолета. Сначала вроде получалось, что он потерял сознание. Теперь же вот он сказал, что хорошо, хоть не упал. Значит, он все же был в сознании?
Якимцев протянул руку к голове Соколова.
— Не возражаете, пощупаю вашу… м-м… травму?
Охранник дернулся от его руки, усмехнулся криво:
— Что, не верите, что ли? Щупайте, мне не жалко. Только не сильно, а то болит очень…
Следователь, осторожно сдвинув бинты, прошелся пальцами, раздвигая сальноватые волосы охранника. Да, шишка, то бишь гематома, была хорошая, что и говорить. Но чем его били, что она такая аккуратная? То есть Якимцев вовсе не хотел бы, чтобы у охранника была проломлена затылочная кость, но если Соколова били, как и положено, чем-то тяжелым, металлическим — кастетом, например, рукояткой пистолета, — там была бы обязательно порвана, рассечена кожа. Здесь же имела место гладенькая, как яйцо, хорошо налившаяся застойной кровью шишка — и все. И никаких ран… Якимцев решил направить Соколова на судебно-медицинскую экспертизу.
— Скажите, Андрей Леонидович, а вы не в курсе, как была похищена камера слежения, та, что должна висеть у вас над входом?
Якимцев снова брал охранника на понт — камера могла исчезнуть и за день до покушения на Топуридзе, и сегодня утром, и вовсе не обязательно, что ее кто-то похищал…
— Камера? — искренне удивился Соколов. — Похищена? А, да, камера… телеглаз этот…
— Что — а, да? Вы видели или нет?
— Нет, я не видел… Я, наверно, уже был без сознания. А вам кто сказал про камеру?
Якимцев хотел проигнорировать этот вопрос. Да и не камера ему была нужна, конечно, а кассета, на которую могло быть запечатлено если не все происшествие, то хотя бы изображение киллеров… Где вот только ее искать… Нет, надо было все же попробовать дожать охранника.
Помучившись еще немного совестью — не слишком ли неправильным будет этот обман, — Якимцев решил, что в том, что он задумал, все же нет ничего особо противоречащего профессиональной этике, и сообщил, доверительно наклоняясь в сторону Соколова:
— Вы спрашиваете, кто сказал? Сказал ведущий менеджер охраняемой вами фирмы Кирилл Суров. Тот самый, что нас с вами познакомил.
Соколов среагировал на эту провокацию вполне пристойно.
— Ну если Кирилл Петрович сказал, значит, так оно и есть. Ему-то зачем зря болтать, верно? Они небось, когда меня вырубили, и камеру тоже того… чтобы не засветиться…
— Скажите, — задал Якимцев еще один вопрос про камеру: — Кто эту аппаратуру перезаряжает? Ведь кассеты, наверно, как-то потом хранятся. Вы, охрана, или это делают служащие фирмы?
Соколов снова наморщил лоб и снова болезненно скривился, кажется опять по-настоящему, — теперь, похоже, можно было безошибочно угадать, насколько полнокровно очередное умственное усилие охранника.
— По-моему, наши…
— Значит, вчерашняя пленка должны быть где-то здесь, в здании, да?
— Ага! — обрадовался Соколов тому, что все это напрямую его не касается. Конечно же! Они, придурки, камеру сперли, а ведь пишется-то все здесь внутри! Точно! — Он даже хлопнул себя от удовольствия по коленкам. — Значит, вы их найдете, гадов этих, да? Найдите, товарищ следователь! Ведь у них, у сволочей, пистолет мой… Нет, я, конечно, понимаю, что они двух человек замочили… но пистолет-то… Ведь они и еще кого-нибудь шлепнут, верно? А вина как бы на мне будет, да?
— Пожалуй, — сказал Якимцев, хотя подозревал, что Соколов ждал от него совсем другого ответа.
Чем дольше он допрашивал Соколова, тем сильнее в нем становилось какое-то брезгливое к нему недоверие. Какая-то липа обнаруживалась во всем, что было с ним связано. В том, как он страдал, как неестественно переживал из-за пропавшего пистолета, в его рассказе о собственном несостоявшемся героизме, в этих дурацких усах, наконец. Но чем вызвано это ощущение неправды, он до конца так и не мог понять. «Ладно, — решил Якимцев, — не последний раз видимся. Докопаюсь еще…»
— Скажите, а где вы служили? Я имею в виду в армии? — задал он вдруг не относящийся к делу вопрос. Может, что-то прояснится, если он узнает, из какой такой горячей точки возник этот охранник.
— В/ч 51256, – бодро, не задумываясь, отбарабанил Соколов.
— Ну это мне, штатскому, не по зубам, — усмехнулся Якимцев. — Что за часть?
— БАО. Батальон аэродромного обслуживания. Здесь, под Москвой. Точнее не могу — военная тайна.
Ну вот, кое-что уже понятно: БАО считались рассадниками сачков и пижонов даже в ту, большую войну. Наверно, потому и охранник из Соколова был соответствующий: для красоты, для мебели стоять у входа в фирму — это пожалуйста, тем более что за это платят, и наверно неплохо. А как до серьезного дела дошло, до настоящей опасности… Хотя, если верить ему, все-таки он не струсил…
— Ну и почему вы уволились из армии? — спросил Якимцев, давая охраннику на подпись протокол допроса свидетеля.
— Что, я один, что ли, такой, — буркнул Соколов, довольно въедливо водя глазами по немногочисленным строчкам, зафиксировавшим основное из того в его ответах, что относилось к покушению на Топуридзе. — Надоело все. Вместо двухсот человек по штату осталось нас всего сорок семь. Главное — рядовых, считай, нету, с последнего призыва вообще ни одного человека. Сплошное начальство. Ну и соответственно чуть не каждый день то дежурить, то дневалить, то в карауле стоять. На кой хрен это кому сдалось! Я дома по нескольку ночей не ночевал! Вот вы бы остались служить при таких делах?
Якимцев промолчал, не считая необходимым отвечать на этот вопрос, и бывший прапорщик воспринял его молчание как полную с ним, страдальцем, солидарность.
— Вот и я не остался, — с воодушевлением продолжал он, протягивая подписанный протокол. — Тут я хоть и рискую головой, зато деньги получаю. Ладно, хоть баба помягчела, а то когда последние месяцы служил, чуть не все печенки перегрызла. Бабы, они знаете какие… Нет, теперь полегче…
И он, снова трагически сморщившись, еще раз потрогал свой пострадавший затылок. Чтобы Якимцев не забывал, какой перед ним заслуживающий всяческой симпатии человек.
Оперуполномоченный Мура старший лейтенант милиции Елена Елагина
Все-таки странный народ эти мужики! Все меряют по себе, почему-то думают, что ее прельщают погони, перестрелки, всякие там единоборства, что идеалом ее должен быть если не Ван Дамм, то железная Синтия Ротрок, способная одной левой ногой десятерых преступников увалять. Грязнов, когда отправлял ее в Горпрокуратуру, даже пояснил, как бы извиняясь, с нехорошей такой усмешкой: «На усиление посылаем». И члены группы — что этот симпатяга следователь Якимцев, что весельчак старший оперуполномоченный МУРа Сидорчук — тоже вроде как переживают, что послали ее не в засаду куда-нибудь, а всего лишь в архив мэрии. Да вы по себе-то не судите, мужики! Может, она всю жизнь только и мечтала, что рыться в бумажках, а потом анализировать, раскидывать мозгами — ловить гадов, не вставая с места. Вот как какой-то великий астроном, Гершель кажется, вычислил планету. Увидеть ее нельзя, а воздействие на другие небесные тела не заметить невозможно. Без ракет, без компьютеров, сидя на диване, установил человек, где она находится, какова ее орбита… С тех пор все знают, что такая планета есть, что она открыта… Вот так и ей бы: объект «А» отклонился от объекта «Б» или, наоборот, притянулся к объекту «В». А почему так, хотелось бы знать. Да потому, что на объект «А» воздействовала какая-то сила. Какая? А какой-нибудь «В», Жора Магаданский, который, отмотав срок, вернулся и внедрился в самую сердцевину местных уголовных связей, произведя в них некоторые искажения, возмущения, как говорят астрономы и физики. Кто-то скажет: ерунда все это, пустые рассуждения. И будет прав. Начнем с того, что это мечта, о которой она никому пока рассказывать не собирается. Это во-первых. А во-вторых, кто ей мешает проверить эту идею в реальной действительности и доказать всем ее жизненность? Вот сейчас она поедет в мэрию — сначала в отдел кадров, потом пойдет в бухгалтерию, оттуда в архив. И посмотрит, из-за чего планета Топуридзе сбилась вдруг со своей орбиты, что за невидимое пока тело стало причиной этого самого «возмущения».
Ей было весело бежать по центру города приготовившегося к встрече Нового года. Она давно уже чувствовала себя вполне взрослой, но до сих пор любила, как маленькая, этот единственный в своем роде праздник, пахнущий мандаринами и елкой, праздник загадывания самых больших и самых заветных желаний… Кстати, вот еще одно преимущество ее принадлежности к женскому полу: кто ей что скажет, если она возьмет да уйдет из здания бывшего Моссовета пораньше, чтобы пробежаться по магазинам? Да никто, потому что это ее святое женское право…
Однако же мечты — они только в мечтах и хороши, потому что, едва переступив порог бюро пропусков, она поняла, что оказалась чуть не по горло в вязкой жиже бюрократической трясины — как будто ничего здесь не поменялось со времен Моссовета. И пропуск пришлось ждать довольно долго, хотя он был заказан заранее и шла она не со слезливым прошением починить канализацию или выделить причитающуюся по закону жилплощадь, а, напротив, со стремлением помочь самой этой конторе найти виновников покушения на одного из ее главных чиновников… Потом она так же долго ждала, когда ее допустят к тайнам отдела кадров…
Приникнув наконец к этим тайнам, она вдвойне пожалела потраченного времени — информация, предоставленная ей кадровиками, была все-таки небогата. В «деле» Топуридзе был довольно подробно зафиксирован послужной список Георгия Андреевича. Кое-что в этом списке наводило на кое-какие размышления, но знаменитым астрономом с такой информацией, пожалуй, не станешь…
Она читала:
«Топуридзе Георгий Андреевич, национальность — грузин, родился… в гор. Боржоми Груз. ССР.
В 1966 году окончил среднюю школу.
В 1971 году окончил Тбилисский политехнический институт по специальности инженер-механик.
По окончании института работал мастером участка на Тбилисском механическом заводе.
С 1973 года на комсомольской работе — секретарь райкома, секретарь республиканского ЦК ЛКСМ Грузии.
С 1982 года в Москве — секретарь ЦК ВЛКСМ.
С февраля 1990 года в Московской мэрии — советник по внешнеэкономическим связям, вице-премьер правительства Москвы по внешнеэкономическим связям.
Женат, имеет двух дочерей».
Здесь же, в папке, она обнаружила справку, приготовленную кадровиками, очевидно, по какому-то запросу сверху.
Поначалу шло все то же самое: родился, крестился, послужной список. Но поскольку запрашивающих интересовали, очевидно, деловые качества Топуридзе, в справке были перечислены его основные подвиги на ниве общественно-социальной.
В восьмидесятые годы Топуридзе, оказывается, был создателем и координатором так называемой «комсомольской экономики» — руководил деятельностью стройотрядов, создавал на их базе МЖК — молодежные жилищные кооперативы и так называемые центры НТТМ (научно-технического творчества молодежи), при его непосредственном участии создавались первые коммерческие банки. В этой работе ему активно помогал в качестве помощника секретаря ЦК Исмаилов Джамал, переведенный в центральный аппарат из Грозного по инициативе самого Топуридзе Г. А. В мае 1990 года вместе с Борисом Рождественским организовал Московскую биржу (МБ).
В конце справки значилось:
«В то же время Г. А. Топуридзе являлся руководителем инновационных фирм СССР. Именно в этот период, занимаясь акционированием, он, очевидно, и стал обладателем того состояния, которое позволило председателю Государственной налоговой службы причислить Топуридзе Г. А. к числу самых богатых людей страны.
Г. А. Топуридзе отличают эрудиция, высокоразвитый интеллект, необычайная работоспособность, коммуникабельность. Великолепный организатор. Морально устойчив.
Широкий круг знакомств. Друзей не имеет. До недавнего времени поддерживал очень тесные отношения с упомянутым Джамалом Исмаиловым, ныне предпринимателем, совладельцем гостиницы „Балканская“.
Хобби — охота, кулинария. Общеизвестна любовь к хорошему застолью. Алкоголь — в меру. В состоянии алкогольного опьянения в общественных местах замечен не был.
Данных о действительных размерах состояния не имеется».
И мудрая приписка в самом конце вместо подписи: «Дано для предоставления по месту запроса». «Да, времена старые прошли, а кадровики старые остались», — усмехнулась Лена, подумав, что раз есть вот такая вот справочка «для предоставления по месту» с перечислением добродетелей, то почему бы не существовать и справочке о грехах этого, судя по всему, довольно неординарного человека? Вот бы получить-то! Да только кто ей такую бумажку даст!
Она снова пробежала справку глазами, придвинула лист бумаги, записала: Рождественский, Исмаилов. Рождественский был заместителем мэра, и факт их с Топуридзе давнего знакомства не мог не натолкнуть ее на некоторые размышления. Так же как и прерванная дружба с Исмаиловым. Этот Джамал был замешан в нескольких довольно шумных финансовых скандалах; каким-то образом его фамилия связывалась в Лениной памяти с покушением на Топуридзе, но вот каким — она никак не могла сообразить. Как бы то ни было, эта справочка уже пошла на пользу: она натолкнула Лену на мысль проверить круг старых знакомых потерпевшего. Именно там, в старых знакомствах, могут таиться какие-то события, случившиеся впоследствии в будущем, которое стало теперь настоящим…
