Руны

скачать книгу бесплатно

Руны
Дэвид Нездешний

Над Полуночной ГрядойСобираются тучи,За Великою рекойПрокатился страх ползучий,А из проклятых глубинПоднялись ночные тени,Жаждет мрачный властелинВсех поставить на колени!Даст ли кто-нибудь отпор?Будет битва нелегка!Вновь судьбе наперекорЖдёт дорога далека!

Дэвид Нездешний

РУНЫ

Часть I. ТРЕВОЖНОСТЬ

В воздухе пахнет тревогой,
Сердце снедает тоска,
Вновь выступаем в дорогу,
Будет она не близка…

Замок Уэлк

Обычным зимним вечером на равнинах Рохлэнда, как всегда, пусто. Можно проскакать много вёрст и не встретить ни единого человека. В морозную снежную стужу каждый предпочитал греться дома у трескучего тёплого очага, а не слоняться по такому лютому холоду. Даже дозорные, совершившие последний объезд ещё до наступления сумерек, сидели по уютным харчевням, поглощая пиво с горячим мясом и проигрывая друг другу в кости скудное жалованье.

И в замке Уэлк происходило то же самое. Все, кроме несчастных караульных, валяли дурака в казармах, или же горланили песни в местном трактире, смачивая лужёные глотки терпким элем и радуя звонкой монетой его хозяина, Фрэда.

Джеоф, как обычно, гонял новобранцев в просторном Зелёном зале, построенном нарочно для таких занятий. Несмотря на то, что могучий джеломский верзила оставался обычным наёмником, командир гарнизона по достоинству оценил его навыки и доверил ему столь непростое дело. Совсем ещё зелёные парнишки едва-едва могли удержать в руках копья и затупленные мечи. Бывшему гроссовику королевской дружины предстояло научить этих неопытных юношей с трясущимися руками и растерянным взглядом подороже отдавать свои жизни. А в том, что отдать их придётся многим, Громила не сомневался. Всё тревожнее вести несли государю со всех уголков Британии накануне зимы. В трактирах только и говорили, что по весне начнётся большая война. И оставалось только гадать, как скоро этим юнцам придётся столкнуться с настоящим противником.

– Половина из вас погибнет в первом бою, – громко, чтобы каждый услышал и отложил себе в памяти, заявил Джеоф и взмахом руки поманил одного новобранца, – Ударь меня так, словно хочешь убить.

Парнишка неуверенно замахнулся и попытался обрушить клинок на шею наставника, но тот немного сдвинулся в сторону и быстрым шлепком по руке выбил меч.

– Подними, – велел здоровяк.

Новобранец нагнулся за клинком, и в этот момент Громила отвесил ему такого пинка под зад, что бедняга протащился вперёд и неуклюже шлёпнулся на пол под дружный хохот товарищей.

– Здесь нет ничего смешного! – сурово рявкнул Джеоф, – Враг не даст вам пинка, а снесёт голову, если вы уроните меч.

– Это же не благородно! – возмутился опрокинутый юноша.

– Забудьте о благородстве. Человек, который хочет вас убить, не соперник на рыцарском турнире. Ему плевать, что о нём скажут девицы и споют менестрели.

– Но бывает же благородство на поле боя, – возразил другой.

– Да-да! – подхватил третий, – Сэр Горланд, например, схватившись с сэром Арвином в битве на Сирых Холмах трижды позволил ему поднять меч, пока тот не признал, что не сможет победить, и не сдался. Об этом поют все менестрели от Скары Бра до Темницы Змей!

– А перед этим он подкрался сзади к оруженосцу сэра Арвина, совсем мальчишке младше тебя, и прирезал его, как свинью. Об этом в твоей песне поют? Зато сам сэр Горланд давеча в трактире очень похвалялся той схваткой, – Джеоф обвёл новобранцев суровым взглядом, вздохнул и взялся объяснять такую очевидную для него вещь, – Вы не лорды и не сэры. Никто не станет с вами благородничать! Уронил меч – уронишь голову! Я хочу, чтобы вы это твёрдо запомнили.

Юноши понуро опустили головы. Большинство из них верили, что война – это дело достойное, благородное и даже чем-то красивое, как воспевается в бардовских песнях. С честными поединками, уважающими друг друга противниками, сверкающими доспехами и оружием. Они ещё не видели всей грязи, крови и вони, которые бывают на настоящем поле боя. В песнях звучало «сразил» и «поверг», но мало кто задумывался о том, что за этими красивыми словами стоят разбитые головы, вспоротые животы с вываливающимися внутренностями, а то и вовсе разрубленные надвое смердящие тела. Они не видели ужас, застывший в глазах убитого недруга, не знали дурманящего запаха битвы, запаха дерьма, перемешанного с кровью. Не слышали воплей товарищей, потерявших руку или ногу. И не чувствовали того подкатывающего к горлу страха, который нужно всей волей держать в узде, чтобы не броситься в бегство.

В зал зашёл Йоло. Он стал почётным гостем государя, как посланник воли лорда Эландила, а потому мог спокойно пережидать зиму в замке, наслаждаясь праздным бездельем, время от времени развлекая его хозяина игрой на лире. Но британцу без дела не сиделось, и хотя его раны едва-едва затянулись, он взялся упражняться с мечом. Правда, достойный соперник окрепшему песнопевцу никак не находился. Громила недурно обращался с оружием, но быстро распалялся от жалящих уколов и царапин и пускал в ход огромные кулачищи. И тогда уже окрепшему песнопевцу приходилось улепётывать по всей зале в поисках спасения. Ланс, наблюдая за такими поединками, весело посмеивалась, глядя на забавное зрелище. И не столько над прыгающим по-заячьи бардом, сколько над покрасневшей от злости физиономией своего мужчины, походившего на рассвирепевшего бера в такие моменты и готового разорвать британского ловкача голвыми руками. Потому такие опасные поединки решили прекратить, и Йоло продолжил упражняться в одиночку. Лишь иногда ему составлял компанию молодой следопыт Шамино, тоже неплохо владеющий мечом, хотя и заметно уступая британцу. Но государева служба не позволяла юноше уделять много времени подобным тренировкам.

– Что, свежее мясцо подвезли? – усмехнулся британец, оглядывая новобранцев Джеофа.

– Меч в руках удержать не могут, – посетовал здоровяк, потом велел подопечным, – Так, за дело! Разошлись по двое, учимся крепости рук. Один пытается выбить оружие из рук соперника, другой удержать. Начали!

– Сколько их погибнет по весне? – тихонько сказал бард.

Джеоф задумчиво потёр заросший щетиной подбородок. Уже много дней он с утра до ночи пропадал то в карауле, то в учебном зале, не находя даже времени побриться. Мало, слишком мало дней оставалось до весны. Как скоро этим юнцам придётся вступить в настоящий бой? Как многому он успеет научить их прежде, чем отправить на верную смерть?

– Ты чего пришёл-то? – спросил он британца, не отрывая взгляда от нелепо размахивающих оружием новобранцев, – Помочь, али подраться?

– А что, мне, пожалуй, стоит поупражняться с самыми толковыми. Есть же у тебя подающие надежды?

– Найду, – согласился Джеоф, – Из некоторых выйдет толк.

– Но это в другой раз. Тут государю вести принесли из Тин Уиндома. Разграбили две деревни, думают на лихих людей Тавернака, давненько там всякий сброд собирается, никак управу на него не найдут. Так сэр Дю Пре добровольцев собирает, не хочешь развеяться? Заодно вон молодёжь свою проверишь в деле.

– А чего там, некому с шайкой разбойников разобраться? Как же они воевать собрались-то?

– Да те разбойники совсем не простые. Тавернак уже долгое время стоит бесхозным, прежние-то его владетели повывелись, а новых пока не сыскалось. Земли эти торговые, через них дорога идёт меж Британией и Уэлком, вот и повадился местный люд в разбойные шайки собираться, да обирать купцов. Временно там граф Уиндом хозяйничает, но ему особого дела нет, своих забот хватает, а от безнаказанности лиходеи распустились вконец, уже и на соседей набегают в голодную зиму.

– Так чего ж этот граф сам с ними не разберётся?

– Поймать их непросто, они же местные, в основном, разбежались по домам после набега, оружие попрятали, в рубахи переоделись и ищи-свищи ветра в поле. Там же в каждой деревне своя голова, того и пойми, кто честно живёт, а кто разбойничает.

– Коли покрывают друг дружку, так и спросили бы с целой деревни, а Высшие там уже разберутся, кто прав, кто виноват.

– Это полночь, тут своих бить не принято. Власть графа и без того на честном слове держится, а начни он карать всех без разбору, так и вовсе её лишится – вмиг в леса уйдут и тогда уже мало не покажется.

– Да, чудно… – Джеоф внимательно рассматривал, как стараются его новобранцы и отмечал для себя самых толковых, – Что ж, развеяться я непротив. Только Ланс не говори, а то ведь за нами увяжется.

– Понял, не дурак, – усмехнулся Йоло, – И это… Среди них найдутся и прирождённые маги, в академиях не обучались, но тоже кое-что умеют.

Верзила бросил на британца недобрый взгляд.

– Вот с этого и нужно было начинать!

Дю Пре тоже подолгу гонял новобранцев, обучая их строевому бою, дисциплине, выдержке, владению копьём и мечом. В отличие от Громилы, нанявшегося в гарнизон, рыцарь занимался этим неблагодарным делом из прихоти быть чем-то полезным. Он не нуждался в жаловании, его расходы оплачивала Торговая гильдия, после выставляя счета родовому поместью. Как и другие рыцари, собравшиеся в замке к зиме, Дю Пре был почётным гостем на пирах государя и пользовался его расположением. И стремился отплатить великодушному хозяину верной службой.

Но в этот вечер рыцарь, проклиная свою участь, замерзал в карауле, радуясь только двум вещам – крепкому бренди и компании болтливого коренастого коротышки Дайли, решившего провести нынешнюю ночь подальше от шумного веселья таверны. Бородатый тильмонд, казалось, вовсе не чувствовал зверского холода, сумевшего просочиться в низкую сторожевую каморку, несмотря на каменные стены, толщиной в косую сажень. Хотя, пожалуй, здесь было немного теплее, чем на других постах.

– Чего нахмурился, благородный сэр? – спросил Дайли, растягивая толстые губы в шутливой улыбке, – Беда какая случилась?

Рыцаря всё чаще терзали угрюмые мысли. Так неосторожно данная им клятва висела тяжёлым грузом на сердце изгнанника. Рано или поздно её придётся исполнять. Но сегодня Дю Пре одолели иные мрачные думы.

– Новобранцы… Совсем ещё неопытные юнцы. Скоро я поведу их в первый бой, – рыцарь сделал глубокий глоток, немного помолчал, чувствуя, как приятные струйки тепла расползаются по всему озябшему телу от пищевода и желудка, и продолжил, – Многие из них погибнут. Но времени нет. Если не показать им настоящую схватку, позже погибнет ещё больше.

– Отправляешь людей на убой? – широкое красноватое лицо Дайли вмиг посерьёзнело, – Что, всё так плохо?

– Да, ерунда… Ватага разбойников, сброд одним словом, с отрядом опытных воинов можно разделать с небольшими потерями.

– Да только нужно учить молодняк?

– Да… – изгнанник встал и размял деревенеющие суставы, – Чтобы одних научить, другие должны погибнуть. Я и прежде водил новобранцев в бой, и никогда не сомневался. Кто-то погибал, кто-то оставался калекой, но остальные становились сильнее. Вот только тех готовили подолгу, гоняли с зари до зари, прежде, чем испытывать в деле. Эти же совсем сопляки, едва научившиеся с какого конца за меч браться!

– Понимаю, – кивнул тильмонд, подметая растрёпанной бородищей холодный пол, – Ты же возьмёшь старину Дайли с собой? Глядишь, вместе выдюжим, и молодняк твой прикроем, кого сможем.

Этот весёлый коротышка, как и его раненый друг, был казадом. Британия их признавала вровень рыцарям, а потому друзья пользовались теми же привилегиями, что и Дю Пре. Но и подобно изгнаннику жаждали покрыть себя славой на службе государю. Поэтому рыцарь из Тринзика не удивился просьбе тильмонда, ведь нести возмездие престола налётчикам считалось особой честью. К тому же, отважный казад искал возможность отплатить своим спасителям той же монетой.

Зимой в Уэлке было невыносимо скучно. Сам замок, издревле прославившийся своей неприступностью, давно не подвергался нападению. Где-то на окраинах Рохлэнда и за его пределами можно было встретить ватаги разбойников или полудиких народов, не признающих британского престола, а то и разнообразных чудовищ, густо населяющих Полуночный Лес. Но в самом сердце Британии царили спокойствие и безмятежность. В такие лютые морозы его защитники тоже прекращали свои прославленные вылазки, чреватые не столько боевыми потерями, сколько врагом куда более страшным – озверевшей стихией. Если на белых равнинах Рохлэнда, простиравшихся на множество вёрст от обители лорда Британика, вовсю бушевали ледяные ветра и хозяйничали снежные бураны, то в сени лесных деревьев безгранично властвовал неподвижный холод, продирающийся под одежду и сковывающий суставы цепкими лапами.

В особо холодные вечера мало кто решался надолго покидать свои уютные жилища и тёплый трескучий очаг. Охота в такие дни становилась совсем невозможной, но предусмотрительный правитель велел каждую осень до отказа набивать кладовые, которые спасали обитателей замка от неминуемой голодной смерти. Не одну суровую зиму уже пережил Уэлк на государевых пайках. Правда, многие и попадали из-за них в долговые ямы. Зато оставались живы.

Но, несмотря на лютую стужу, находились смельчаки, которые всё же отваживались покинуть надёжные крепостные стены ради весёлой охоты. И порой им попадалась не только напуганная дичь, не успевшая вовремя укрыться в разлапистом ельнике.

Среди таких отчаянных охотников был и молодой ставерд Шамино. Выросший в холодных землях Скары, следопыт, казалось, вовсе не замечал колючего мороза. Заледеневшие даже в меховых рукавицах пальцы юноши крепко держали узду, уверенно правя коня в дремучую чащобу Леса. В тот раз с ним отправились Дю Пре и ещё один суровый охотник с полуночного побережья. Троица надеялась на приличную добычу, вроде укутанного тёплым мехом благородного оленя или свирепого вепря, разнообразящих довольно скудный в зимнее время стол. Хотя открыто об этом не говорили, но жестковатая солонина уже порядком всем поднадоела. И лишь такие отчаянные вылазки позволяли самым отважным порадовать желудок. Но и они, бывало, возвращались ни с чем.

Вот тогда, во время очередной такой вылазки, они и натолкнулись на двоих обмороженных путников из подгорного народа, неведомо по каким причинам покинувших родные пещеры в такую дурную погоду. Их упрямству могли позавидовать многие храбрые воины и суровые владыки. Один из странников не мог идти сам, и виной тому был не только лютый мороз, сковавший его короткие ноги, но и страшная рана на левом бедре, оставленная когтями или зубами какого-то жуткого зверя, в сравнении с которым свирепые вранги показались бы домашними овцами. Его более рослый и широкоплечий друг, назвавшийся Дайли, соорудил нехитрый возок из веток и прутьев, перетянутых грубой мешковиной, на котором и тащил раненого товарища по заснеженной равнине. Надрывисто сопя, он упорно тянул салазки, не останавливаясь и не сбавляя шага. И не подумал бросить огромный мешок или тяжёлую секиру, дабы облегчить ношу.

Пышные чёрные усы и роскошные бороды отважных путников покрывала снежно-белая изморозь. Обветренные губы были испещрены кровавыми трещинами и разрывами от до боли сжатых зубов. Когда-то красноватые лица стали шершавыми и бледными, и только пухлые щёки покрывал морозный румянец.

Могучая широкоплечая фигура Дайли осунулась и ссутулилась. А побелевшие костяшки пальцев, до боли вцепившиеся в тугую верёвку, казалось, готовы были вот-вот рассохнуться и рассыпаться.

Каким чудом тильмонды смогли преодолеть столь нелёгкий и опасный путь, оставалось загадкой. Начало зимы в этих краях славилось самыми безжалостными к путникам ветрами и обильными снегопадами, а дикие хищники и твари куда пострашнее их, от голодухи подбирались совсем близко к торным путям и лесным селениям.

Вероятно, не подоспей трое охотников на быстроногих ретивых конях, отчаянные странники свалились бы и замёрзли в каком-нибудь холодном сугробе. Но всем удалось благополучно добраться до замка, переночевав на постоялом дворе, одном из построенных в дне верхового пути от Уэлка по указу предусмотрительного государя. Пешим путникам на такой переход понадобилось бы ещё много дней. А тяжко раненый и вовсе мог не дожить до заветной цели.

Больше всего изумила Дю Пре несказанная отвага Дайли. При их приближении уставший и замёрзший казад, пошатываясь на предательски непрочных ногах и глядя на них замутнённым взглядом, поднял свою секиру и выступил вперёд, готовясь насмерть сражаться за себя и друга. Второй коротышка, как раз на время очнувшийся из полузабытья, тоже попытался взяться за топор, намериваясь дорого продать свою жизнь. Но, почуяв, что это ему не силам, ограничился длинным кинжалом.

Миновать драки помогла лишь горделивая золотая эмблема лорда Британика – свирепый бер разрывает пасть огнедышащему дракону. Свой шлем рыцарь давно разбил, а потому одолжил другой в оружейнях Уэлка, пока Юлиус не справит новый. Этот символ был известен всем в Британии от мала до велика. Для друзей он означал поддержку и защиту, а врагам обещал неминуемое поражение.

Дайли молча опустил грозное оружие, ничем, однако, не выдавая своей радости. Разве что облегчённым вздохом и блеском воротившейся надежды в глазах. Лицо его по-прежнему оставалось хмурым и источало суровую решимость.

Позже спасители познакомились и со вторым тильмондом. Звали его Дюрин, и кружка терпкого эля, поднесённая ему в дорожном трактире, надолго вырвала его из лихорадочного забытья. Потому что за первой он потребовал вторую, за второй третью и так до тех пор, пока не заполнил им обширное брюхо-бочонок, сильно истощавшее за время путешествия. Воочию люди убедились, что в потреблении хмеля с этим небольшим, но бойким народцем, не может состязаться никто.

Однако, к еде он почти не притронулся, в отличие от своего прожорливого друга, мигом поглотившего тройную порцию вяленой солонины с капустными пирожками, и потребовавшего добавки.

Никаких слов благодарности от отважных коротышек спасители так и не услышали. Но молчаливое рукопожатие оказалось выразительнее всяких речей.

Зато в Уэлке их встретили с почётом и славой, а лорд Британик даже выразил личную признательность за спасение благородных казадов и пригласил новоявленных героев вместе с уже немного пришедшими в себя коротышками на пир, устроенный в их честь. Командир следопытов даже освободил двоих прославившихся охотников ещё на день, дабы те хорошенько проспались и отдохнули.

Тильмонды оказались на редкость славными и крепкими ребятами. Уже через седмицу оба твёрдо стояли на ногах, а повеселевшие лица вернули былой красноватый оттенок. Дайли даже добровольно вызвался ходить в караулы, а то и в дозоры, однако был вынужден признать, что наездник из него никакой, а вторым седоком он будет только мешаться. Дюрин же из-за своей страшной раны был вынужден оставаться в тепле каменных стен, благо что не в постели.

В каморке неслышной тенью появился Шамино. Рыцарь никак не мог привыкнуть к бесшумной манере следопытов Уэлка перемещаться по замку. А грубые серые плащи поверх удобной меховой одёжки без знаков различий растворяли скользящие фигуры в сгущающихся сумерках, делая их незаметными так же и глазу.

– Доброго вечера, сэр! – поклонился молодой охотник, – И тебе, славный казад! Пришёл вас сменить.

– А где твой товарищ? – ответил рыцарь, протягивая бурдюк.

– Нынче он должен быть из гарнизона, – в обычных порядках Уэлка было ставить в караул разных людей, кого из рыцарей-добровольцев, кого из гарнизона, наёмников или следопытов, – Но я пришёл пораньше, чтобы просить тебя, славный сэр, взять меня в твой поход.

– У вас тоже слышали?

– Разумеется. Нужно выследить ватагу налётчиков, досаждающих Тин Уиндому. Следопыты тебе пригодятся, вызываюсь добровольцем!

Широкое чёрнобородое лицо тильмонда растянулось в ухмылке.

– Ха! А молодёжь-то у вас не робкой дюжины! А ты печалился!

– Шамино опытный воин, – вздохнул рыцарь, – И умелый мечник, не в пример тем юнцам, за которых тревожно моей душе. Он не пропадёт.

Следопыт ответил лёгким признательным поклоном.

– Хорошо, беру. Командиру сказать не забудь.

Ланс продолжала бороться с праздным бездельем, не в силах найти себе подходящего занятия. Джеоф днями пропадал на службе. Юноши ещё по началу зимы отбыли в Гэлвэйн, провинцию на закате полудня Рохлэнда, где им предстояло учиться у магистра Логастра, великодушно принявшего подающих надежды ребят ещё при первом их визите вместе со старшими друзьями. Вообще, это была идея златовласой красавицы, а далёкий ото всякой волшбы Громила не стал возражать. Магистр, высокий лысеющий старик, заверил бывшего гроссовика, что в его владениях юным друзьям верзилы ничего не угрожает. Убедившись в надёжности стен и достойной охране, Джеоф согласился с подругой, что сдружившимся юношам будет лучше остаться на попеченье Логастра, где они смогут спокойно развивать свои дарованья в компании сверстников. Особенно рад был Олвин, сильно встревоженный постепенно возвращающейся меланхолией друга. Занятия магией могли бы вернуть парню интерес к жизни.

Катрина устроилась в богатом доме, весь второй ярус которого для неё откупила Торговая гильдия, сразу взявшая на себя всю ответственность за благополучие девочки, увидев пергамент от Волмира. Жизнерадостная и общительная дочка купца даже предлагала всем спутникам поселиться у неё – места было много, а рыжеволосая девчонка привыкла к тесноте даже самых богатых комнат постоялых дворов. Однако, с ней остались только Джеоф и Ланс. Да и то здоровяк поначалу хотел отказаться, но его подруга настояла принять предложение юной спутницы. Ведь они обещали купцу приглядеть за его дочерью, и проще это делать, живя под одной крышей.

Дю Пре предпочёл поселиться на постоялом дворе, где возможно закатывать гулянки и водить девок, не смущая юную барышню. Британец принял приглашение государя, а Юлиус, напросившийся в помощники к местному оружейнику, довольствовался каморкой у кузни, работая от зари до зари не покладая рук, лишь изредка встречаясь с друзьями в таверне за чаркой доброго эля.

Поначалу подруги все дни проводили вместе, беззаботно болтая о том о сём в домашнем тепле, или гуляя по оскудевшим лавкам в вечных поисках каких-то обязательно нужных безделушек. Даже попробовали раз заняться рукоделием, как подобает обычным женщинам. Правда, дело сие у них не пошло – хотя обеих и учили заботливые тётушки в совсем малые лета, интерес у них быстро иссяк. Зато готовка вызывала у рыжеволосой девчушки буйный восторг, и старшая подруга, так же питавшая слабость к этому ремеслу, охотно ей помогала. Нанятая Торговой гильдией женщина, занимавшаяся хозяйством Катрины, поначалу думала, что её стряпня не нравится жильцам и очень возмущалась в душе. Но позже поняла прихоть купеческой дочки и даже взялась немного подучивать её.

К вечеру обе подруги, немного уставшие от общества друг дружки, с нетерпением ждали со службы голодного Джеофа, перед которым можно похвастать новыми кулинарными успехами под его забавные байки.

Но вскоре Ланс и вовсе стала оставаться одна. Катрина зачастила к местному лекарю, где днями напролёт помогала ему пользовать хворых и раненых. Последних было немного – в холодное снежное время стычки случались нечасто, разбойники тоже грелись по домам и убежищам. Зато недугов, процветающих морозными зимами, хватало с лихвой. От лёгкой простуды до горячей лихорадки без памяти. С ними-то и боролись не щадя своих сил уже пожилой слабо видящий лекарь и его молодые помощники.

Поэтому златовласой красавице, не владеющей каким-то полезным ремеслом, оставалось бесцельно слоняться по замку в поисках занятия. Она очень обрадовалась местной библиотеке, богатой аккуратно разобранными свитками, книгами и картами, подробно описывающими земли и историю этого мало знакомого ей мира. Но молодой любознательной женщине не хватало терпения подолгу корпеть над пыльными летописями, а потому остальную часть дня она проводила в наблюдении за тренировками своего могучего друга, праздных прогулках по замку и отвлечённых беседах с его обитателями, находившими время для оных.

Вообще-то, загадочная голубоглазая красавица с вновь побелевшей нежной кожей, утончёнными чертами лица, стройной фигурой и пышными золотистыми локонами интересовала многих. Сменив грубоватую одёжку и высокие сапоги на подаренные Катриной богатые платья с башмачками, прекрасная чужеземка ещё больше стала походить на принцессу из сказки, только обруча и дорогих украшений не доставало. Джеоф как-то пытался одолжить у Дю Пре на покупку искусно сделанного из серебра с позолотой ожерелья, на которое пал её взгляд. Но услышав об этом Пройдоха строго-настрого запретила ему тратиться на подобные побрякушки, которые она всё равно бы не стала носить, поскольку те «лишь мешают в бою» и она «не фарфоровая кукла». Простоватый верзила хотя и догадывался, что подруга просто бережёт его небогатое жалованье, спорить не стал. К тому же она отвергала подарки наиболее смелых ухажёров теми же словами.

А ухажёров хватало. Мужчины бросали на прекрасную златовласку косые жадные взгляды. Некоторые, особенно те, кто не знал здоровенного, словно бер, Джеофа, отваживались подойти. Кому-то хватало глупости или нахальства предлагать ей подарки, один раз даже в присутствии Громилы. Юный наглец счёл простоватого с виду верзилу обычным охранником, и едва не поплатился за это жизнью. Благо, накануне войны лорд Британик запретил всякие поединки, а не ввязываться в обычную драку заносчивому юнцу хватило ума. Позже, увидев бой Джеофа с Йоло в Зелёном зале, он горячо благодарил государя в душе.

Вести по замку разносятся быстро, поэтому вскоре от Ланс отстали, ограничившись лишь обычной учтивостью, положенной знатным особам. Хотя о её происхождении никто толком ничего не знал. Осанка, походка и манера держаться кричали о благородной крови, но связь с простоватым наёмником вызывала сомнения.

Сама же она мало о себе рассказывала. Стараясь поначалу держаться придуманной эльфами байки и называть своей родиной Бухту, странница очень быстро поняла, что в таком близком соседстве с Нантом нужна совсем другая история. И не нашла ничего лучше, как оставаться загадкой, делая тонкие намёки на то, что сбежала из отчего дома ради искренней любви с людином, которого строгий отец принять никак не мог. Слух подхватили, а позже и сами додумали, дополнили подслушанными в трактире рассказами странников о своих приключениях, и вот уже по замку ходила красивая романтическая история, которая полностью устраивала Ланс и обеспечила ей тёплый приём в любом доме и за любым столом. Скучающая Пройдоха, когда было нечем заняться, нередко пользовалась этим радушием, находя всё новых знакомцев и узнавая о жизни Уэлка. Правда, в основном это были глуповатые жёны и дочери местной знати. А иногда и сынки безродных богачей, которых родители пытались подсунуть красавице взамен грубоватому джеломскому верзиле. Правда, памятуя о прекрасной любви беглецов, делали это очень ненавязчиво.

Иногда друзья собирались в таверне. Окружающее многолюдье ничуть не охладило их привязанности друг к другу, а скорее укрепило её. Короткий, но наполненный событиями совместный путь очень сплотил разношёрстных странников из разных земель, и за редкими встречами они не уставали вспоминать подробности былых приключений. Здесь, среди людной толпы, где каждый увлечён своими заботами, они по-настоящему поняли, как дороги им эти недолгие, но памятные дни, проведённые в опасной дороге. Они не ушли в забвенье, напротив – размерянная мирная жизнь Уэлка казалась им каким-то туманным сном, наваждением, которое в любой миг может развеяться. Настоящее осталось там, за неприступными стенами замка, где ценишь каждый прожитый миг, который всегда может стать последним. И где только собственный меч и такой же надёжный в руке друга отделяют тебя от смерти. Пережитые воспоминания отчётливо всплывали перед глазами засидевшихся на одном месте странников.

Особенно тосковали, конечно, Джеоф и Ланс. Пройденное с другими казалось им лёгкой прогулкой в сравнении с тем, что они пережили от Джелома. То незабываемое чувство, когда подступающий страх заставляет сердце биться чаще, а побелевшие от напряжения пальцы крепче сжимать рукоять меча, готовясь рубить и кромсать любую угрозу, ни на миг не давало покоя бывшему гроссовику. Ради этого он когда-то давно, будучи ещё совсем зелёным юнцом, бросил кузнечное ремесло приёмного отца и напросился в дружину, накануне кровопролитного нашествия нежити. И ради того же его загадочная и небывало красивая подруга покинула свой уютный дом, подарив сердце дороге…

Юлиус реже других появлялся в таверне, посвещая время упорному труду. Отправляясь в Уэлк показать мастерство и подзаработать, могучий медник ожидал всеобщего признания, ведь в Миноке его работу ценили очень высоко. Но в сравнении с Верхонтом, местным кузнецом, истардом по рождению, помрачневший здоровяк ощущал себя юным подмастерьем. Однако, минокиец не отчаивался и не опускал рук, а тут же взялся учиться у мастера, напросившись к нему в помощники. Разумеется, у Верхонта был ученик, а так же молотобоец, но заказы сыпались один за другим, полным ходом шла подготовка к войне, а потому пожилой широкоплечий оружейник с потемневшим от кузнечного жара лицом охотно взял Юлиуса полноправным работником и даже признавал минокийца равным себе, а поначалу советовал открыть собственную кузню. Соперничества он не боялся, работы с лихвой хватало обоим. Но трепетно относящийся к ремеслу минокиец, глядя на искусную ковку истарда, не мог согласиться с его высокой оценкой собственной грубой работы, а потому предпочёл поучиться у умелого мастера.

Оба кузнеца трудились день за днём не покладая рук. Чинили битые доспехи и оружие, ковали новые, по вечерам плели кольчуги из сделанных за день колец. Юлиус в Миноке занимался больше медницкой работой, но и в оружейном деле тоже смыслил. А под чутким руководством Верхонта у него начали получаться весьма неплохие клинки. Лёгкие, изящные рапиры и тяжёлые двуручные клейморы, острые, как бритва, сабли, благородные прямые мечи, изящные гладиусы, грубоватые палаши, короткие акинаки и, конечно, устрашающе огромные эспадоны и вэрки [1 - Вэрк – двуручный клинок в форме сабли с расширяющимся от основания лезвием с сильно смещённым на утолщённое острие балансом.], созданные как раз для таких мордоворотов, как Джеоф и Юлиус. А так же разнообразной формы ножи и кинжалы. Иногда заказывали и необычные клинки, вроде пламора или глефы. И, разумеется, множество всякого вида топоров, секир, булав и наконечников для копий и стрел. Каждый воин мог запросить здесь оружие по своей руке, и мастеровитые кузнецы охотно брались за работу.

Качеством работа Верхонта ничуть не уступала подгорному народу. Быть может, в чём-то и превосходила её. Оно и понятно – умелый мастер учился у тэргов Дунджеона, всюду прославленных оружейным искусством и издревле ведавших секреты многих сплавов.

Каким образом истарду удалось попасть в те мрачные места, а главное – выбраться живым, оставалось только гадать. Возможно, байки, что травят в людях про Дунджеон, сильно преувеличены. А, может быть, и сам кузнец лукавил, рассказывая о своём обучении у тэргов. Минуло уже полторы дюжины лет, как он основался в Уэлке, восхищая подданных лорда Британика, да и самого правителя своим мастерством.

Над заказами от гарнизона и стражи трудился, в основном, ученик Верхонта, молодой жилистый парень по имени Арчи. Кузнец частенько покрикивал на него, ругал бездельником и дураком, иногда постукивал деревянной палкой по широкой спине. Но не со зла, а ученья ради.

Иногда полюбоваться на работу мастера и похвалить успехи друга заходил и Джеоф, тоже немного смысливший в кузнечном деле. И всегда возвращался весь перемазанный сажей, но довольный, что ему доверили такое ответственное дело, как поддержку жаркого пламени в чудотворном горне кузнеца.