Багрянец

скачать книгу бесплатно

Хелен вздрогнула.

Звук напоминал несвязное лепетание сумасшедшего или вопль экзотического животного – он только создавал иллюзию произносимых слов. Конечно, Хелен не могла быть уверена, но шум все больше напоминал об обезьянах, а в криках слышалось все больше веселья, слишком злого для существа, не обладающего разумом человека.

К счастью, постепенно «смех» затих и в наушниках осталось только журчание воды. Запись перешла в белый шум. Хелен знала, что больше никогда не включит ни эту запись, ни любые другие диски из коробки Линкольна.

Она вышла из комнаты, пересекла лестничную площадку, села в дверях комнаты Вальды и стала следить за спящей дочерью.

6

«Ты ведь здесь проходил, братик? И здесь, и тут? Здесь ступали твои потертые ботинки? Этим видом ты наслаждался, присев на корточки? Этот морской ветерок шевелил твои рыжие волосы?»

С помощью Google Maps, путеводителя для пеших туристов и надписей на дисках Хелен смогла определить заливы и бухты, где брат записывал свои странные файлы, и уже на рассвете отыскала первые два места.

Каждая из этих непримечательных бухт располагалась возле Диллмутского залива, где остановилась Хелен, и в каждой пещере между морем и окруженными лесом обрывами нашлось предостаточно трещин и расщелин – должно быть, в некоторых из них микрофоны Линкольна и записали вздохи, ворчанье и перезвон ручьев, спрятанных в толще земли.

Затем следовало место предпоследней записи – Уэйлэм-Пойнт; между ним и Хелен лежало добрых одиннадцать километров езды. Там путь вел от берега к окрестностям одной фермы у Редстоун-Кросс, где Линкольн услышал жуткие вопли животных, оставшиеся в последнем файле SonicGeo. Эти два места – странные памятники последнему лету, когда улыбка Линкольна еще освещала эту жизнь, – Хелен собиралась навестить последними.

Ее интересовали только места, которые брат перед своим концом посчитал важными (за исключением моста у Бристоля – его Хелен точно не хотела видеть). За десять месяцев до Брикбера Линкольн исследовал Дартмур, но на это у нее не было времени: именно здесь, в своей палатке, среди этих скал ее братик в свои последние несколько недель казался счастливым и полным воодушевления.

Однако его внутренний мир в те дни оставался для Хелен таким же непроницаемым, как тьма в пещерах, где Линкольн лазил в одиночестве; таким же загадочным, как странные подземные песни, призвавшие его сюда.

Его сестра приехала сюда, чтобы наконец-то лучше понять брата и разгадать, что же вызвало у него такой энтузиазм, но в первую очередь – чтобы сделать то, что не смогла шесть лет назад: попрощаться.

Все, что Хелен могла ему дать, – четыре дня на побережье, два из которых уйдут на дорогу между Девоном и Уолсаллом. Каждый час был на счету, и она пустилась в путь очень рано, морально подготовившись: день предстоял эмоциональный. Впереди лежала пустая прибрежная дорога, за что Хелен благодарила высшие силы, не желая, чтобы кто-нибудь увидел, как она говорит сама с собой или плачет. Дома плакать нельзя было из-за Вальды, с которой она последние шесть лет не расставалась ни на день.

От Диллмута Хелен шла пешком, удивляясь, как изменилась местность и насколько труднее стало по ней передвигаться. Между двумя бухтами лежало около девятнадцати километров, но, если бы кто-то показал ей две фотографии побережья – одну из окрестностей Диллмута, другую из окрестностей Брикбера, – сказав, что это фото из двух разных стран, Хелен поверила бы.

Землю вокруг забитой яхтами миллионеров Диллмутской бухты укрывала зеленая мягкая мантия елового леса. Она напоминала одновременно Швейцарию и тропики – сосновые рощи рядом с пышными пальмами в частных садах. Город, встроенный в холмы и обрывы и украшенный огромными красивыми домами, оплетал просторное сверкающее устье с пляжем цвета тростникового сахара. Там под особняками миллионеров стояли навытяжку их пришвартованные яхты, будто королевский кавалерийский полк с белоснежными блестящими копьями наготове. Поэтому Хелен и решила там остановиться.

С первого же взгляда бухта очаровывала ее; при мысли о том, в какой роскоши живут местные обитатели, она сперва почувствовала себя почтенной, а потом – лишней. Она размышляла, не видел ли кто-то с этих яхт, скользящих вдоль побережья, как в одной из долин тонкие нейлоновые стенки маленькой палатки Линкольна дрожат под теми же ветрами, что теперь нападают на его сестру?

Последний путь Линкольна вел его – а теперь и ее – мимо Диллмута, то вверх, то вниз по гористому «ошейнику» фермерской земли над зазубренным берегом. Здесь на километры вокруг не встречалось человеческого жилья, не считая горстки ферм и одного дома Земельного фонда. Над морем, будто курганы забытых богов, возвышались непрерывные холмы.

Побитую ветром землю покрывали длинная и грубая трава, похожая на пшеницу, да ломкий красный вереск. Кругом бродили черные овцы и маленькие стада таких же черных пони. Колючие кустарники и черные деревья разделяли территорию на лоскуты, словно одеяло; ручьи выливались из долин на свинцовые пески; грубые лица черных вулканических скал мрачно смотрели в пустые выемки бухт, куда надо было спускаться на канате.

Хелен давно миновала Диллмут с его яхтами и огромными белоснежными особняками, и даже вода под ее ботинками у прибрежной тропы казалась непригодной для плавания. Когда туча с пустошей поплыла на запад, море сменило цвет с бирюзового, будто ацтекские украшения, на сланцевый.

Хелен шла мимо двух гончарных печей, обвитых плющом, мимо установки для цемент-пушки времен Второй мировой, мимо заброшенной сидровой фабрики – они все лежали в руинах. Земля была старой, исполосованной шрамами и травмами, зато теперь ее никто не трогал.

На полдороге между двумя бухтами, когда Хелен приближалась к Уэйлэм-Пойнту, ее охватило такое чувство одиночества перед бескрайним небом и морем, что она ощутила приступы паники.

Как только брат выдерживал? Он здесь неделями оставался один. Или кто-то был с ним в этих далеких краях? Но кто? Уж точно не Вики, с которой Линкольн находился в долгих и сложных отношениях. Эта молодая, мрачная, ревнивая женщина с круглым лицом на его похоронах явно все время беспокоилась только о том, как выглядит. Хелен не могла не задуматься, как мало доброты ее брат при жизни видел от женщин – в том числе от нее.

Сама она торопилась повзрослеть и покинуть дом: Хелен подгоняло тщеславие и постепенно растущий стыд своего происхождения. Однако ничего не получалось: куда бы она ни пыталась пристроиться, ей нигде не находилось места. Возможностей попадалось мало, зарплаты были низкими, а любовники – либо инфантильными, либо ей не подходили. Наконец Хелен утомилась, вернулась домой, на какое-то время сошлась со старым бойфрендом Митчем, который всегда хорошо с ней обращался… и забеременела – не прошло и двух месяцев. Теперь Митч жил в Австралии, едва общался с Хелен, не считая банковских переводов, и не проявлял никакого интереса к Вальде.

Хелен поднималась по склону к далекой скамейке у края обрыва, параллельно размышляя над тем, почему внешнее впечатление, производимое Линкольном, так не сочеталось с его смертью? Если верить матери, маска беззаботности, которую брат надел в подростковом возрасте, не покидала его лица до самого конца. «Расслабленный малый» – так обычно его все описывали. Он смотрел с оптимизмом даже в будущее, невзирая на все доказательства, что ничему хорошему там места не было. Это не давало Хелен покоя. Ее брат родился хиппи, вот только ошибся десятилетием. «Но покончить с собой…»

Оказавшись на вершине, она еле дышала; однако на короткий, но живой миг брат заполнил все ее существо, будто сам его дух требовал внимания сестры. Мимолетное присутствие Линкольна, которое она не успела ощутить в полной мере, тут же прошло, словно завораживающий сон, который, проснувшись, Хелен никак не могла вернуть.

Уставшая, готовая заплакать, она присела на деревянную скамейку над Слэгкомб-Сэндз. На той стороне пляжа воздевал покрытую мхом лапу Уэйлэм-Пойнт; чайки кружили вокруг известняковой громады, будто мусор на ветру.

Где-то там Линкольн записал странные звуки дудки и детского плача, а затем, дальше от берега, среди голых холмов (Хелен перевела на них взгляд) – жуткие крики животных, дерущихся в старом карьере.

Одного слабого отзвука тех страшных воплей хватило, чтобы Хелен захотелось не быть одной. Вдруг она поняла, что обрадовалась бы любому пешеходу, хотя бы вдали.

И где же знаменитое место раскопок – набитая костями пещера, открытая через год после гибели Линкольна? Побережье не выглядело популярным – никаких знаков или табличек. Хелен не удивляло, что пещеру нашли относительно недавно: местность не отличалась привлекательностью для туристов или безопасностью для пешеходов.

Под самыми пальцами ног Хелен виднелась далекая бухта, при взгляде на которую начинала кружиться голова. От неприятных бескрайних морских и небесных просторов ей чуть не захотелось шагнуть вперед, через край. Здесь даже сила тяготения казалась другой: она то и дело менялась вместе с порывами ветра, от которых Хелен едва удерживалась на ногах.

У Линкольна, по его собственным словам, головокружение начиналось, стоило едва взглянуть снизу вверх на высокое здание; однако о мостах он ничего не говорил ни матери, ни сестре. Способ, которым он предпочел закончить свою жизнь, был совершенно бессмысленным и настолько невероятным, что Хелен никак не могла признать смерть брата. Линкольн просто не мог совершить самоубийство, еще и таким способом. «Но разве мы знаем хоть кого-то по-настоящему?»

Хелен встала со скамейки. Ее ноги затекли, от мыслей становилось тесно даже в таком открытом незахламленном пространстве. Хелен много лет плавала и находилась в хорошей физической форме, но здесь энергия ее покидала. Скала удерживала запоздалый зимний холод, и на такой высоте он кусался еще сильнее.

Хелен опустила взгляд на Слэгкомб-Сэндз – неуютный берег, обрамленный папоротниками, и болото, заросшее чем-то, похожим на выцветшую пшеницу. «Там плакал ребенок». «Слэгкомб-Сэндз. Внутри расщелины в скалах Уэйлэм-Пойнта». У подножия кривой шпоры Уэйлэм-Пойнта Хелен разглядела темные впадины и щели – может быть, Линкольн установил микрофоны там. Наверное, он прятал свои устройства в одной из этих пещер при отливе, а ветер хлестал по голове, и грохот волн оглушал… Уважение старшей сестренки к брату выросло в десять раз.

И тут из самой земли и воды хлынул пронзительный свет. Не теплые золотистые лучи, не мягкий прибрежный свет в Торбее, через который Хелен ехала до гостевого дома в Диллмуте, не жесткий свет севера, который она помнила с учебы в Ланкашире, – этот свет имел бело-серебристый оттенок олова, будто проход в другой мир или другое время. Пронзив балдахин из туч, солнечные шипы врезались в грязное, серое море, и там, в эпицентре, где они были ярче всего, напоминали свет от сварки, на который невозможно смотреть невооруженным глазом.

Значит, здесь жили и волшебство, и красота – невзирая на все свои печали, Хелен смогла это признать. Не идиллическая красота, но дикая, необработанная, внушающая восторг – и Линкольн сказал то же самое: «восторг». Именно тут ему удалось найти нечто необычайное.

Появившись на краткий миг, серебристая вспышка, озарившая море, скрылась за тучей.

Ветер и небо здесь постоянно меняли всё: цвета, температуру, освещение и оценку самой Хелен того, сколько она прошла и сколько еще оставалось.

Отдохнув от подъема, совершенного только что, она спустилась на берег.

* * *

– Нет, здесь пройти нельзя. Тут почти все время универовские копают и не хотят, чтоб кто-то прихватывал сувениры. Извините, но пропустить не могу. – На грузном охраннике была желтая куртка, настолько яркая, что его мрачное, скучающее лицо сильно с ней контрастировало. Спасаясь от холода, он сидел в передвижном вагончике у входа в загон над пещерами.

– Вам придется обойти – по той дорожке вверх, потом вниз, вдоль вон той стороны – во-о-он той, забор видите? Там снова начнется прибрежная тропа. Ну, или идите по нашей дороге до Брикбера – других выходов нету.

Хелен не стала задерживаться – ей не понравилась чересчур фамильярная ухмылка, с которой охранник ее разглядывал, и она ушла, прежде чем его внимание приобрело ненужный характер. Но, прежде чем уйти, она выяснила, что раскопки велись на северной стороне Уэйлэм-Пойнта – пещера лежала среди обрывов и с той дороги, которой следовала Хелен, была не видна.

В Интернете она видела фото, на которых археологи спускались в пещеры по канатам, лестницам или, при отливе, с моря – каждый местный сайт включал ссылку на эти раскопки. К удивлению Хелен, раскопки не заканчивались уже пятый год, а археологи до сих пор что-то находили в самых глубоких известняковых тайниках. В то время в Эксетере шла очередная выставка: она должна была продлиться месяц, после чего вновь найденные артефакты отправятся в тур по всей стране. Хелен собиралась пойти завтра, если найдет время – может, ранним утром, а потом сразу домой.

Однако, когда она оказалась у охранного заграждения, больше всего (так, что Хелен замерла на месте) ее удивило, как близко палатка Линкольна стояла от места раскопок в Брикбере. Две свои последние недели на этой земле ее брат, собирая записи, расставлял микрофоны там, где теперь шли исследования; все те летние месяцы шесть лет назад ее младший братишка записывал звуки близ Уэйлэм-Пойнта – по другую сторону от места, где сейчас археологи раскапывали землю и находили столько костей, спрятанных давным-давно. Если бы только Линкольн вернулся следующей зимой, когда обвалилась скала, он мог бы найти пещеру – и тогда его жизнь пошла бы совсем иначе.

Ему всегда так не везло. Но из-за близости брата к такому важному историческому открытию его смерть в глазах Хелен приобрела странную важность. Рядом с «прыжком с моста» появился новый, альтернативный некролог.

Хелен двинулась от раскопок внутрь острова, следуя тропой брата. Та вела к месту последней записи, лежавшему почти за пять километров отсюда. Там и закончится первый тайм путешествия сестры.

Следуя указаниям GPS, она шла по грунтовым дорогам, имевшим цвет засохшей крови. Дороги эти вели через холмы, где, судя по богатым россыпям помета вокруг ботинок Хелен, часто паслась скотина.

Когда-то в девятнадцатом веке здесь в карьерах что-то добывали – как гласил путеводитель, камень, из которого извлекали некий пигмент для производства красок. Должно быть, в одном из заброшенных карьеров Линкольн и записал звериные вопли.

* * *

Псина снова и снова подскакивала, без труда становясь на задние лапы и заглядывая красными глазами в глаза Хелен.

Та закрывала руками горло, выставив локти вперед, и жалобно вскрикивала, чем только больше раззадоривала лающую собаку. Своим печеночным окрасом поджарое животное напоминало добермана, но добермана таких размеров Хелен никогда не видела. Собака продолжала наступать, оттесняя женщину к ограде, – даже когда зверь стоял на четырех лапах, голова его все равно была выше пояса Хелен. Женщина извернулась, защищая не прикрытые одеждой места от клыков, на которых слюна шла пеной, но псина тут же появилась с другой стороны и снова, не зная усталости, настойчиво прыгнула вверх.

С трудом различая что-либо из-за паники, Хелен заметила, как с подъездной дорожки, мимо которой она только что шла, бежит кто-то в синем. Она помнила, что перед заброшенным домом стоял белый фургон с открытым капотом.

– Кент! Кент! – крикнул мужской голос, и Хелен не сразу поняла, что тот выкрикивает не название графства в Англии, а кличку того пса, что лаял ей в лицо. Пес на зов не ответил, а продолжал прыгать все выше и выше, и точно так же росло его возбуждение.

Лопатки Хелен прижались к каменной стене, а голова совсем скрылась под свисающими глициниями.

Из-за цветочной ширмы ей удалось лучше рассмотреть человека в грязном, расстегнутом спереди комбинезоне, под которым был рваный растянутый красный свитер. К Хелен приблизилось бородатое лицо, глаза на котором выглядели как-то странно, но разглядеть их не удалось, потому что псина тут же щелкнула зубами за сантиметр от носа женщины, перекусив стебли. Хелен упала на корточки, закрывая голову руками.

Хозяин, шлепая грязными ботинками по асфальту, стертому в жижу, залитую алыми лужами, оттащил заливающегося лаем пса – к ошейнику крепилась цепь.

Вытянувшись вверх на задних лапах, пес был одного роста с хозяином, вся сила которого уходила на то, чтобы удерживать его, точно непокорного скакуна; животное же покачивалось, будто кенгуру, задыхалось и лаяло.

Хелен завизжала – от подъездной дорожки появились еще две собаки той же породы. Они, пригнувшись, кинулись к ногам женщины, но, подбежав вплотную, остановились, будто улыбаясь ее страданиям. К счастью, они виляли хвостами.

Вслед за ними следовала худощавая женщина, одетая в такой же комбинезон, вплоть до колен блестевший масляными пятнами. На первый взгляд хрупкая незнакомка с ее растрепанными светлыми волосами показалась совсем юной, но чем ближе она подходила, тем старше становилась; наконец на ее лице стали видны глубокие морщины вокруг глаз и носа и густые веснушки. «Много времени на солнце». По-эльфийски тонкое и изящное лицо женщины по-прежнему оставалось красивым, однако ей было никак не меньше пятидесяти.

– Кент! – снова крикнул мужчина на пса, а потом: – Частная дорога! – на Хелен. Две поджарые псины подбежали к женщине в комбинезоне и принялись, точно водоворот, виться вокруг ее ботинок. Незнакомка приблизилась к Хелен и остановилась, заслоняя собой дорогу впереди.

Бородатый мужчина, удерживая собаку на короткой цепи, встал поближе к женщине, плечом к плечу. Они находились в неприятной близости к Хелен, и их присутствие тревожило не меньше гигантских псов.

Теперь Хелен могла разглядеть бородача как следует: он, по-видимому, был слеп на один глаз, который рассекал шрам цвета устриц. Склера вокруг шрама имела серый цвет, о бывшем взгляде напоминала только бледно-голубая радужка, а сам глаз смотрел вниз, будто от стыда. Кожа вокруг бороды и под ней казалась воспаленной, а в самой бороде застряли хлопья отмершей кожи; на небольшом красном черепе оставалось лишь несколько нитей тонких волос, собранных на затылке в жидкий хвост. Похоже, мужчина страдал псориазом, а гнев только сильнее воспалил и его кожу, и его самого:

– Частная дорога! Частная дорога! Частная дорога! – орал он на Хелен. Та заморгала от брызг слюны, попавших в глаза. Он был хуже, чем его собака. – Как ты, …, вообще сюда залезла?!

Женщина в комбинезоне, выражение на лице которой от испуга смягчилось до жалости, тронула его за руку. Бородач затих и отступил, а его спутница негромко спросила:

– Что вам нужно? – в голосе слышалось сочувствие, но взгляд оставался холодным. Контраст не меньший, чем между произношением этих людей и всем остальным: даже когда они орали, было ясно, что они – из верхов среднего класса. Мажорная речь странно диссонировала с грязной неряшливой внешностью и полуразвалившимися зданиями фермы, которые показались Хелен вообще заброшенными.

– Читать не умеешь? – мужчина указал в направлении, откуда Хелен только что пришла – не больше пятидесяти метров, – но хрупкая женщина перехватила его взгляд со словами:

– Должно быть, ворота оставили открытыми, и она не увидела знак.

– Ричи! Вот дебил! – мужчина плюнул на женщину рядом. – Сколько раз ему говорили, закрывай эти долбаные ворота!

Хелен не разглядела никаких ворот, не говоря уже о знаках – изгородь так заросла, что путница и не смотрела по сторонам дороги. Чтобы дойти до перекрестка, ей пришлось подниматься через рощу, после чего Хелен так обрадовалась дороге, что просто пошла на юг – туда, где, как она думала, будет карьер, – решив, что находится на дороге общего пользования.

– Ты кто вообще такая? Что ты тут делаешь? – бородач сбавил громкость, но злость не покидала его голоса, придавая тому противный оттенок. Выпрямившись, Хелен вышла из зарослей глициний и вынула из кармана путеводитель:

– Я шла – просто шла. Я не знала… думала, что дорога ведет к карьеру.

Дознаватели переглянулись и посмотрели на путеводитель. Женщина, не спрашивая разрешения, выхватила его из руки Хелен, посмотрела на страницу, отмеченную стикером, затем показала страницу мужчине. Тот уставился на Хелен, будто поймал ее за воровством.

– Я просто хотела посмотреть на старый карьер.

– Просто посмотреть нельзя! Это частная территория!

Женщина в комбинезоне заставила себя улыбнуться сжатыми губами, хотя улыбка вышла вымученной. Снова коснувшись локтя мужчины, будто устав от его тирад, она сказала Хелен:

– Там ничего не осталось – только печь для обжига, и ту наполовину снесли, а оставшееся заросло. На земле – большие шрамы, но их видно только с воздуха, и публику туда не пускают.

– Простите, я не знала – я просто шла. Я не знала, простите. Дорога не похожа на частную.

– Откуда вы пришли? – спросила женщина, не сводя твердого взгляда с Хелен. Той пришлось задуматься – она была так взволнована, что ей показалось, ее уже спрашивали откуда. Хелен начала говорить: «Из Уолсолла…», но тут же исправилась:

– С прибрежной тропы. Я туристка, поселилась в Диллмуте. Просто хотела посмотреть на карьер, а потом пешком обратно.

Услышав это, двое незнакомцев как будто расслабились, поняв, что перед ними – всего лишь безвредная дурочка. Однако, стоило Хелен увидеть за спутанной бородой мужчины ухмылку, как ее облегчение вскипело, обратившись в ярость:

– И надо было все это устраивать? Я что, черт возьми, похожа на воровку? Господи, да кто угодно мог ошибиться! Тропа от Уэйлэм-Пойнта ведет сюда, и в путеводителе сказано, что тут карьер – Редстоун-Кросс! – она хотела добавить: «Такое постоянно случается!», но вдруг поняла, что действительно случается: иначе бы ее не встретили так холодно.

Мужчина отпустил собаку.

Хелен ахнула и содрогнулась.

Псина бросилась к двум своим собратьям. Однако ее хозяин явно получил удовольствие от того, как ужас снова охватил незваную гостью. Женщина в комбинезоне, чтобы скрыть улыбку, склонилась к карте Хелен:

– Пешеходная дорога, по которой вы шли от Уэйлэма – старая, зеленая такая, – и есть настоящая тропа. Но этот путь – частный и всегда был частным. Не надо было оставлять ворота открытыми.

– Там, – мужчина, как сурок, дернул маленькой головой, кивая назад, – ничего нет. Ничего.

Дальше по дороге перед одним из развалившихся деревянных строений появились еще двое мужчин в плащах и резиновых сапогах. Они остановились, наблюдая издалека. Незнакомка коснулась руки Хелен, привлекая внимание той:

– Вот две общественные дороги – одна ведет на север, в Брикбер: по ней ходят к раскопкам. Другая – на запад, но до самого Диллмута там ничего нет. Видите, вот тут? Если бы вы пошли дальше по этой дороге, вам пришлось бы идти пешком до Диллмута долго-долго, в потемках. Понимаете? Мы оказали вам услугу.

– Еще какую услугу! – добавил мужчина, но, видимо решив не разоряться дальше, переключил внимание на собак.

– Понимаю, – ответила Хелен. Шок отступал, и теперь она чувствовала себя неуместной и пристыженной – незваным чужаком, пугавшим овец и не закрывавшим за собой ворота на чужой территории. Она сама не знала, вторгалась ли когда-нибудь на частную собственность, зато это наверняка делал Линкольн, чтобы записать последний аудиофайл. Он либо прошел по этой частной дороге дальше, либо дошел до карьера через бахрому рощи под этой фермой, вокруг которой вела часть пути Хелен. Вспомнив невзрачный перекресток, она теперь понимала, что пешеходы должны были либо идти прямо, либо свернуть направо, а не налево, как она.

Хелен чуть не упомянула брата, но ей не хотелось делиться с недружелюбными незнакомцами, на чью частную дорогу она залезла, историей о том, как Линкольн проходил здесь за неделю до самоубийства.

Через плечи своих собеседников она взглянула на несколько жалкого вида зданий вдали – покосившиеся строения из темной древесины и серых камней, одна из дверей зеленая от плесени и проседает. Из-под навеса у одного из домов на Хелен смотрела черная баранья морда.

– Вам, пожалуй, пора, – сказала женщина, проследив за взглядом Хелен. – Советую вернуться той же дорогой, какой пришли. Или дойти до Брикбера и сесть на автобус.

Кивнув, Хелен быстро поблагодарила ее за помощь и поторопилась прочь. Возвращаясь той же дорогой, она взглянула на дом, мимо которого уже проходила, – это здание словно перенесли без изменений с глубокого Юга Америки: краска на крыльце облезала, окна прятались за ставнями, на веревке – забытое белье, несколько дней и ночей спустя высохшее окончательно, по заросшему газону разбросаны многочисленные запчасти. Когда Хелен проходила мимо в первый раз, дом показался ей зловещим, но не лишенным странного очарования.

Выходя, она заметила створку ворот и оборотную сторону белого знака, привинченного к металлической балке: они скрывались глубоко в зарослях, потому что ворота открыли для автомобиля.

Хелен сунула дрожащие руки в карманы. Ей все больше и больше не терпелось вернуться на прибрежную тропу – она была уже готова побежать вниз по долине. Встреча чуть не испортила весь день, и дикая земля, по которой она шла с самого рассвета, внезапно проявила неприятную связь с жуткими звуками на записях Линкольна.

Но вновь обретенное уважение к брату и его отваге только выросло. Он целыми неделями жил на природе в палатке, рядом с этими грубиянами; Хелен не могла не задуматься, встретился ли Линкольн с этими больными на голову мажорами и их страшными собаками. Может, эти псы и унюхали микрофоны?

«Может быть, псы издавали те звуки?»

Прежде чем встать на зеленую тропу до Уэйлэма, Хелен оглянулась – злобного бородача и псов больше не было, но хрупкая женщина по-прежнему оставалась на тропе и следила, как Хелен уходит.

7