Меняю бред на бренд

скачать книгу бесплатно


День. Идёт дождик. Стучит каплями о карниз. Шлёп-шлёп… Мне нравится смотреть на дождь, когда я лежу под одеялом. Вспоминаю „Мастера и Маргариту“, когда Мастер узнавал Маргариту по стуку её маленьких каблучков. Он тоже жил на первом этаже, почти в подвале. И тоже имел маленькое оконце.

Девушки быстро забегают в подъезд, у них портится причёска и течёт макияж. А мне кажется, это, наоборот, очень сексуально. Мокрые женщины. Ха-ха. Сердитые мужчины спешат домой на обед, их надо кормить, а то они превращаются в голодных зверушек.

Вечер. Молодёжь пьёт пиво под моим окном. Курят и слегка матерятся, в красках рассказывая про очередную „козу“ или очередного „козла“. Люди постарше выгуливают собак и даже жирных кошек. Что-то им говорят и говорят, как будто они что-то понимают. Мне смешно и мило на это смотреть. Какая-то парочка сильно целуется, будто хотят высосать друг из друга жизнь. Гормоны, молодость… здорово! Сейчас нацелуются и пойдут делать новых людей или искать нового партнёра. Всё в этой жизни надо успеть. И согрешить, и создать.

Ночь… Поздние, запоздалые гуляки возвращаются в свой дом. Ктото уставший и грустный, кто-то – беззаботный и с хмелем в крови. Кто-то шмыгает носом, кто-то буквально подтанцовывает на одной ноге. Ночью всё разрешено, она скроет всё под своим тёмным одеялом.

Так прошёл мой день у форточки. И я ни разу не вспомнил о тебе, хотя я, наверное, вру, потому что я написал это письмо для тебя, мой несуществующий Друг».

Вера всё-таки решилась встретиться с писателем. Он очень волновался, и ему хотелось напиться перед встречей, чтобы убрать неловкость и какой-то страх перед новым человеком. Но он собрался с мыслями и вышел в ночь под мелкий летний дождь. В метро он уже хотел было повернуть назад, но стало неловко перед Верой.

Она ждала его у метро. Он сразу узнал её. Вера стояла у большой белой машины. Её собственной. «Наверное, у неё большие амбиции», – усмехнулся Даниель её выбору средства передвижения. Верочка была всё той же хрупкой женщиной, как и на фото, слегка неловкой и вечно улыбающейся.

На ней была смешная строгая офисная юбочка в складочку и маленькие туфельки на каблучках. «У неё хорошая щиколотка», – усмехнулся сам себе внутренний ловелас писателя. Когда писатель оказался с ней рядом в машине, он увидел её профиль. «Какая эротика, – замер писатель. – У неё потрясающий профиль. Чувственный». Он не видел раньше такой откровенной чувственности. Сразу вспомнился фильм «Основной инстинкт». Эх, Вера, Вера… Как же ты не вовремя со своей чувственностью, со своей красотой и дикой сексуальностью.

Вера повела его в свой любимый японский ресторан. Он шёл за её тонкими щиколотками, как на каторгу. Скорее хотелось подбодрить себя бокалом холодного белого вина, чтобы Вера не видела потерянного и безучастного фейса писателя.

– Графин белого вина, пожалуйста, – попросил он у официанта. Вера заказала суши. На какое-то мгновение он почувствовал пронзительный взгляд Веры. Он поднял глаза и прямо с вопросом уставился ей в душу. В этом взгляде было всё: вызов, интерес, одиночество. И даже какая-то вражда. Вера как будто говорила: «Кто ты? Чего ты стоишь? И знаешь ли ты про меня? Хочешь ли знать меня? И что будет?» Ответом ей был тяжёлый взгляд писателя, принимающий всё, кроме себя самого. Он не боялся её, он боялся показаться не тем, кем является. То есть того, что его нынешнее жалкое подобие не является им настоящим – эгоцентричным, уверенным в своей неотразимости, почти человеком-богом. Его глаза говорили: «Да, сейчас я раздавлен и унижен, сейчас такое время, но я вылезу, слышишь, вылезу! И я не сдамся без боя. Никогда. Или мне придётся умереть!»

Он пил вино, ему становилось значительно лучше. Прохладный вечерний ветер обдувал на террасе ресторана двух одиноких, но пришедших друг к другу людей. Он тихо спрашивал Веру про её жизнь, не давая задавать вопросы самой. Она улыбалась, отвечала, слегка нервничала и даже, казалось, кокетничала.

Ну, я пошёл, – сказал он. И вышел из-за столика.

Ты не зайдёшь ко мне? – удивилась Вера.

– Нет, – скупо ответил он. И ему не понравился этот вопрос. – Ах, да, забыл… Я тут всё-таки принёс тебе свои книги. Прочти, если будет время…

И такси унесло его в ночь. В бездну, где пропадают люди до утра.

Он не думал о том, встретится ли с ней снова, он просто хотел, чтобы она прочитала его роман. Без этого дальнейшее общение для него было невозможным.

Прошёл день. И он получил письмо от Веры:

«Доброе утро, Даниель… Знаешь, решила написать тебе. Вчера ты сказал, что многие отворачиваются от тебя после прочтения книги. Я много думала об этом. И, знаешь, наверное, жаль этих людей, а не тебя… Мне понравилась книга… Если бы я не дала себе установку НЕ ВЛЮБЛЯТЬСЯ, то влюбилась бы…

Я тебя теперь хорошо знаю… Таким тебя и представляла, только ошиблась в одном: думала, что ты злее. А ты… ПЕЛЬМЕНЬ добрый».

«Добрый пельмень, ага, – усмехнулся письму писатель. – Вера, Вера… Как ты чиста и наивна».

Она звала в гости. «Ну, раз прочитала книгу, я должен идти», – подумал он. И стал собираться.

Вера встретила его домашняя, и ей явно хотелось говорить. Он сидел, курил свою вишнёвую трубку и был благодарен Вере за то, что она не лезет к нему в душу и не обращает внимания на его отрешённость.

– Знаешь, Вера, – как матери, вдруг пожаловался он, – у меня нога стала болеть от нервов, там такой большой волдырь.

– Покажи.

– Вот… – и Даниель спокойно, как перед врачом, снял брюки. Вера неожиданно опустилась на колени и долго-долго смотрела, а потом поцеловала губами именно эту болячку! Даниель дёрнулся от неожиданности и отчаяния. «Я не хочу, не хочу, чтобы меня жалели!!! – кричало всё его существо. – Я ещё живой, я ещё живой!»

– Тихо, тихо… – почувствовав что-то, прошептала Вера… – Всё хорошо, я тебя не обижу… Слышишь, не обижу! «Дерьмо, – подумал Даниель, – какое дерьмо, даже эта почти незнакомка раскусила, что я не в форме. Что я сейчас полное ничтожество».

Он допил всё спиртное, что находилось в доме Веры, и позволил Вере сделать с ним всё, что она могла на сегодня. Он ничего не хотел помнить из этого вечера, но отчётливо выстреливали в мозгу его собственные слова: «Мама, мама, мама!»

«Я не вернусь больше в этот дом», – сказал он сам себе.

Да, он сдержал обещание, данное самому себе, и больше не поехал в дом Веры. Но Вера очень хотела увидеть, как живёт Даниель. И очень просилась приехать к нему. Писатель долго думал и, наконец, решился по простой причине: если не она, то кто спасёт его от отчаяния и одиночества? Хотя бы на вечер.

Он смотрел в окно своей берлоги, как большая белая машина припарковалась прямо у его окна. Вера не видела его, а он видел её. Она вышла из машины в белом плаще, на тонких каблуках и с большим пакетом продуктов. Она была довольна сама собой и чему-то улыбалась. «Кормить меня приехала, – подумал писатель. – Тоже мне, кормилица, – зло огрызнулся он своим мыслям.

Верочку не смутила некомфортность его берлоги, или она сделала вид, что её всё устраивает. Она много разговаривала, смеялась, а он смотрел на неё, как на говорящую картинку. Она ему нравилась. Потом она шептала: «Расслабься, ты напряжён… Ну пожалуйста, расслабься…» Знала бы милая Верочка, что было бы, если бы Даниель расслабился и выпустил наружу то, что творилась у него внутри. Утром Верочка уехала.

Как только дверь закрылась, Даниель наконец-то расслабился! Позвал малознакомого приятеля и стал глушить водку. Просто так, как воду, пока не пошла кровь из носа. Он понимал, что это, наверное, его конец. И они с приятелем решили попытать счастья и позвать на помощь Лизу. Лиза, на удивление, в этот раз среагировала и быстро приехала. Увидев Лизу, Даниель собрал волю в кулак, залез на стул и стал говорить речь. Громкую, горькую, безнадёжную речь, полную душевной боли. Лиза сидела спокойно на стульчике напротив и молча терпела весь этот балаган. Потом, еле утащив Даниеля в кровать, она села с приятелем на кухне и о чём-то разговаривала.