скачать книгу бесплатно
Снимков Валерьяна во время учебы в МГА пока не найдено. Вернее, он скорее всего есть вот на этом снимке, но я искать не возьмусь.
Студенты Московской горной академии. 1923 г.
После завершения учебы Валерьян работал в ВСНХ, где был ближайшим сотрудником В. Куйбышева, потом стал замдиректора Московского нефтяного института. В 1928 году учился в аспирантуре в Институте геологии и минералогии Коммунистической академии, работал начальником различных экспедиций, затем с Центральным НИИ геологии переехал в Ленинград, где стал сначала замдиректора, а затем – директором этого института.
Вот он в это время, в марте 1934 года.
Начались тридцатые, и в Ленинграде становится очень неуютно. Тучи сгущаются, и Валерьян переводится в Москву, в Наркомтяж к Орджоникидзе, которого, как и многие его однокашники, знал со студенчества. Был назначен начальником Главникельолова Наркомтяжпрома СССР. Тогда же познакомился со своей новой женой Татьяной, которая «была свободна после развода, а он – несчастен в первом браке». Жена потом написала воспоминания «Моя семья, которой нет».
Но преследования не прекращались. Сам Молотов в 1936 г. выпустил статью в «Большевике», в которой назвал Языкова «вредителем с партбилетом».
21 января 1937 г. Валериан Александрович Языков был арестован. Вот его последнее фото – из следственного дела. Ему здесь 39 лет.
9 сентября 1937 г Военной Коллегией Верховного Суда СССР Валериан Александрович Языков, русский, образование высшее, член ВКП (б), признан виновным в участии в антисоветском троцкистском центре.
Приговор приведен в исполнение в тот же день. Место захоронения – Москва, Донское кладбище. Реабилитирован 18 февраля 1956 г.
Вот, собственно, и вся история. Конечно, это только черновик, контур, набросок. Мы очень многого не знаем. Как сочетаются в его биографии геология и металлургия? За что он попал под топор? Возможно – был активным троцкистом, как и многие из прошедших Гражданскую, но это тоже надо уточнять. Вообще очень много чего надо уточнять, по-хорошему, дальше надо уже идти в архивы, ворошить дела. Поднимать в библиотеках опубликованные тексты, в общем – копать биографию всерьез.
Но это вряд ли. Вряд ли кто будет копать всерьез. Не маршал же и не министр. Обычный человек, обычная судьба, тривиальная, в общем-то, для тех времен биография. Я сейчас точно не буду – я делаю черновое просеивание и впереди еще длинный список. Но как-то царапнул меня сбитый на взлете большевик Валериан Языков, так и не ставший, в отличие от своих выживших соавторов, ни академиком, ни наркомом.
Царапнул.
Пески времени заносят все медленно, но верно. Широкими массами давно позабыт не только полковник Перхуров, но и Ярославский мятеж как таковой.
Никому уже нет дела ни до партийных дискуссий, ни до борьбы с троцкистами, ни по большому счету, до самой революции. Столетний юбилей прошел – и слава богу. Не при коммунистах, слава богу, живем, «Историю КПСС» больше учить не надо.
«От героев былых времен не осталось порой имен…».
Время стирает все, и чем дальше, тем качественнее. А это… Это просто маленький кусочек огромной мозаики, который я зачем-то расчистил.
А теперь еще и вам показал.
Кто там следующий по списку? «Пухов В. И., помощник начальника административного управления МГА»…
Студенты
На Языкове я понял, что мое увлечение историей Московской горной академии переросло рамки простого любопытства.
Но то, что мне придется писать книгу, я осознал после одной обычной на первый взгляд фотографии. Вот она.
Банальней этой фотографии разве что семейные снимки. Студенческая компания друзей-однокурсников сфотографировалась на память – что может быть тривиальнее? У кого из учившихся в вузах и, особенно, живших в общежитии нет подобных фотографий с соседями по комнате?
Студенты тоже ничем особым не выделяются – технический вуз, будущие инженеры. Двое постарше, остальные практически одногодки в возрасте «едва за двадцать». Двадцать один, если быть точным. По нынешним временам – дети практически. Поскольку вуз столичный, а контингент общажный, резонно предположить, что перед нами провинциалы, съехавшиеся в Белокаменную со всех концов страны. Так и есть – тут и льняная Кострома, и нефтяной Баку, и пожарно-каланчевский Витебск, и зарубежная тогда Чита, столица иностранного государства с названием «Дальневосточная республика», признанного, правда, только Советской Россией.
Выдают их разве что глаза – слишком уж тяжелый взгляд у этих двадцатилетних пацанов. Обычно так смотрят матерые мужики, жизнью обстоятельно поученные и обстуканные. Разгадка – на календаре: февраль 1924 года. По окраинам страны еще полыхают последние очаги Гражданской, совсем недавно завершилась война на родном для одного из них Дальнем Востоке. В России наконец-то заканчивается страшная семилетняя кровавая мясорубка, едва не опрокинувшая страну в небытие. Подходит к концу «веселое время», как его назвал их ровесник – не по годам, а по судьбе – по имени Аркадий Голиков, тот самый лихой красный командир, которому еще только предстоит стать создателем великой советской детской литературы Аркадием Гайдаром. Засыпает страшное чудовище Смуты, на проклятые времена бодрствования которого и пришлось взросление этих юношей, ровесников буйного и бурного XX века.
Едва отпраздновавшие свой двадцать первый день рождения, они видели в этой жизни все. Каждый из них давно разменял свой счет, и мог бы с чистой совестью повторить за поэтом:
Мы довольно близко видели смерть
и, пожалуй, сами могли умереть,
мы ходили везде, где можно ходить,
и смотрели на все, на что можно смотреть.
…
И, честное слово, нам ничего не снилось
когда, свернувшись в углу,
мы дремали в летящей без фар машине
или на твердом полу.
У нас была чистая совесть людей,
посмотревших в глаза войне.
И мы слишком много видели днем,
чтобы видеть еще во сне.
Некоторые публицисты называли этих ровесников века «волчатами Революции», но это неверно: волчатами они если и были, то страшно давно – войну тому назад. Каждый из них прошел Гражданскую от начала и до конца, а на войне либо взрослеют быстро, либо не взрослеют вообще.
На этом фото – не юнцы, и даже не рано повзрослевшие мужчины. Это лучшие бойцы, многократно проверенные в деле ветераны. Те самые «битые», которые стоят десятка небитых. А юный возраст – никакая этому не помеха, как верно заметил один из них, «в то время люди созревали рано – условия жизни и сами события были стимуляторами роста». Это были родные дети Революции, ставшие под ее знамена еще в 15–16 летнем возрасте.
Я ведь не случайно упомянул Гайдара. Обычно его судьбу вспоминают как своеобразный пример уникальной карьеры – смотрите, вот какая невидаль случилась, человек в 16 лет уже полком командовал! И забывают, что сам Гайдар всегда говорил, что у него была «обыкновенная биография в необыкновенное время». И это и в самом деле так, такое было сплошь и рядом, что убедительно доказывают судьбы людей, запечатленных на этой фотографии.
Аркадий Голиков, будущий Гайдар, 15-летний адъютант командующего охраны обороны всех железных дорог, 1919 г.
Им едва за двадцать, но большинство из них уже выслужили немалые чины. Сейчас они студенты, но даже их студенчество случилось не просто так. Это не их решение, это воля партии. Это «стальную когорту ветеранов», лучших из лучших в 1921-м отправили ликвидировать очередной прорыв – кадровый.
Да, 1921-й год – это не 1919-й. Уже отбились, Республика больше не в стальном кольце врагов, но голод и разруха могут погубить ее ничуть не хуже белогвардейцев и интервентов. Первое в мире государство рабочих и крестьян отчаянно нуждалось в грамотных инженерах и руководителях производства, способных возродить лежащую в руинах промышленность. Поэтому лучших своих бойцов партия целевым набором отправила учиться.
И вот они в первом созданном Советской властью техническом вузе – Московской горной академии. Один из этих мальчиков пару исторических эпох спустя будет вспоминать это время в своих мемуарах:
«Сюда прибывала молодежь со всех концов страны. Они воевали с Деникиным, Колчаком, Врангелем, участвовали в создании первых органов Советской власти, совершали героические поступки, сами не сознавая своего героизма. Почему-то вспомнился студент Петров – он никогда не улыбался. Как-то я спросил:
– Почему это Петров всегда такой угрюмый?
– Будешь угрюмый, если с того света вернешься, – ответил близкий приятель Петрова.
И рассказал, как этого парня вместе с десятками других большевиков белые расстреляли. Тех, кто остался жив, добили штыками, а Петров был без сознания и его сочли мертвым. Потом он очнулся и выбрался из кучи трупов – со дна оврага, куда сбросили после расстрела. … Среди студентов были и политкомиссары полков и дивизий, и секретари губкомов, укомов и райкомов партии, и председатели исполкомов».
И это сущая правда – как я уже говорил, людей в больших чинах и при высоких должностях среди новоиспеченных студентов академии хватало. Да что далеко ходить – даже на этом снимке мы видим и руководящего деятеля профсоюзного движения не последней в Союзе республики, и бригадного комиссара, и партийного работника уровня секретаря райкома.
Вот только все эти должности и звания нынче не имели никакого значения – они остались в прошлом, а эти люди всегда жили не прошлым, а будущим.
Настоящее ненадолго уровняло их всех в веселом и шебутном статусе студента. Так получилось, что, повзрослев на войне, в послевоенное время они получили от судьбы неожиданный подарок – возможность хотя бы на несколько лет вернуться в молодость, и пожить обычной жизнью своих ровесников: с зачетами и «лютыми преподами», подработками и пьянками, «хвостами» и голодными, но веселыми студенческими свадьбами.
А будущее… Как всегда, будущее каждому выпадет свое. Кто-то из них благополучно окончит институт, кто-то переведется на другой факультет, кого-то выгонят за неуспеваемость. Один проживет с женой душа в душу всю жизнь, другому судьба определит несколько разводов, один будет жить немногим меньше столетия, другой не дотянет и до сорока.
Все как в жизни.
В общем, это действительно весьма тривиальный и обычный снимок. И он никогда не вышел бы за пределы семейных альбомов, если бы ни одно обстоятельство – как минимум четверо мальчиков на этом фото стали легендами, причем в абсолютно разных сферах человеческой деятельности.
И это, честно говоря, необъяснимо.
Ну да, что греха таить, во всем мире не редкость ситуации, когда друзья друг друга «тянут». Но при всем желании ракетчик не поможет с карьерой артисту балета – а здесь именно такой случай.
Никакой блат, никакая взаимная поддержка, да что там – вообще никакая теория вероятностей не способна объяснить, как в одной комнате студенческого общежития могли проживать будущие
1. Председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по использованию атомной энергии,
2. Генеральный секретарь Союза писателей СССР,
3. Первооткрыватель Волго-Уральской нефтегазоносной провинции,
4. Министр металлургической промышленности СССР.
Ядерщик, Писатель, Геолог и Металлург. Нормально, да?
Разумного объяснения не существует, поэтому в голову лезут всякие домыслы про «место Силы» или «прорывы Инферно». Искушение тем более велико, что этой четверкой список легендарных выпускников отнюдь не исчерпывался. В этой книге есть и пятый герой, но он в прямом смысле слова остался за кадром, поэтому о нем позже.
Так, вот если вернуться ко всяким «нитям мойр», переплетшим их судьбы воедино, то признаюсь честно – при изучении биографий моих героев сложно отделаться от впечатления, что их появление в Старомонетном переулке – какая-то шутка Судьбы. Их как будто специально собирали вместе в этом общежитии, спешно переделанном из монашеского приюта при Марфо-Мариинской обители, ведь многих из них не должно было быть в Москве в 20-е годы, вся их биография яростно протестовала против этого.
Но я что-то увлекся нагнетанием интриги. Пора уже начинать знакомиться.
Писатель
Видите в левом верхнем углу фотографии ушастого здоровяка в косоворотке?
Это Саша Булыга, 1901 года рождения. В 21 год его жизни вместилось, как я уже сказал, очень многое, поэтому не сердитесь за многословие, я изо всех сил стараюсь быть лаконичнее.
Как и Языков, Булыга родился в семье профессиональных революционеров, его отец с матерью познакомились, когда обрусевшую немку Антонину Кунц товарищи попросили под видом «фиктивной невесты» сходить в Петербургскую тюрьму на свидание к заключенному народовольцу и передать посылку «с воли». Фиктивная невеста вскоре стала настоящей, и в июне 1897 года в Шенкурской ссылке молодые обвенчались. Вслед за дочерью Татьяной в 1901 году у них родился первый сын – Саша, а в 1905 году – третий ребенок, сын Володя.
Саша с раннего детства демонстрировал необыкновенные способности, сегодня бы его назвали вундеркиндом и показывали бы в какой-нибудь передаче «Лучше всех!» с Максимом Галкиным. Азбуку ребенок запомнил в три с половиной года, наблюдая со стороны, как учили сестру Таню. С четырех лет запоем читает книги, дословно запоминает их страницами и сам сочиняет истории, поражая взрослых неуемной фантазией.
Когда Саше не было и пяти, родители разошлись – Александр Иванович был истовым идейным бойцом, смыслом жизни он понимал только служение Революции, а семья тяготила его, связывала по рукам и ногам. Вскоре после развода он был арестован, приговорен к каторге в Сибири, а в 1916 году умер от туберкулеза, так и не дожив до вожделенного падения самодержавия.
Вот он на сломе веков, в 1900 году.
Фактически детей воспитывал отчим, Глеб Свитыч, с которым мать познакомилась во время подпольной работы в Вильно. Жизнь революционера не способствует спокойной жизни, поэтому все раннее детство Саши – бесконечные переезды: Кимры, Курск, Вильно, Уфа… Устав от цыганской жизни, мать принимает приглашение старшей сестры, и осенью 1908 года большое семейство прибывает во Владивосток.
Именно на Дальнем Востоке Саша и обрел свою малую родину. Этот суровый, дикий, необжитый, но потрясающе красивый край мальчик полюбил сразу и навсегда. Семья, где вскоре родились еще два сына и детей стало пятеро, жила в Чугуевке, которая в те времена была глухим таежным селом, месяцами не имевшим связей с внешним миром. Поэтому, когда старший сын подрос, его в 1910 году отправляют в цивилизацию, к тетке, во Владивосток.
Владик. Океанский Питер. Самый дальний, самый экзотичный, самый строгий и самый красивый город Империи. Бухта Золотой Рог, китайские джонки и русские крейсера, тигры и океан, золотоискатели и хунхузы, острова и закаты, матросские гюйсы и китайские косы, синематограф и опиокурильни, морская вода, бьющая снизу в доски пирса и бетонные форты Владивостокской крепости, оседлавшие сопки…
Поверьте, этот неповторимый город способен влюбить в себя без памяти не только десятилетнего мальчишку.
Саша живет у тетки, в семье Сибирцевых, учится во Владивостокском коммерческом училище, запоем читает Майна Рида, Джека Лондона и Фенимора Купера, сам пишет остросюжетную повесть о приключениях скаутов в Канаде, а летом в Чугуевке сутками бродит по тайге, ночуя в самодельных шалашах. Счастливое детство, скажете вы, а я соглашусь.
Вот только политика из жизни наших героев никуда не делась, и деться не могла – ею была пропитана вся Россия. Семья Сибирцевых была центром притяжения молодых владивостокских эсдеков и эсеров, и не случайно кузены Саши, братья Сибирцевы, позже стали самыми известными революционерами Дальнего Востока. Да и сам Саша еще ребенком выполнял поручения подпольного комитета большевиков, что, впрочем, совершенно неудивительно.
В 1914 году началась «кровавая семилетка» России. Отчим Саши, фельдшер Глеб Свитыч, призван в действующую армию и отправлен на фронт, где умрет от сыпного тифа 28 апреля 1917 года. А когда многовековой нарыв прорвется революцией, 16-летний Саша бросится в политику безоглядно, с головой. Видать, сказались отцовские гены – революции он отдавал себя всего, без остатка. Политика пришла к людям сама, не спрашивая ни у кого разрешения.
События понеслись галопом, все мелькало, как на старой целлулоидной пленке в синематографе – английский крейсер «Суффолк» на рейде, большевистский комитет, загадочное убийство двух японцев в конторе торговой фирмы «Исидо», японская интервенция, семеновцы, колчаковцы, мятежный чехословацкий корпус…
29 июня 1918 года в городе случился контрреволюционный мятеж, арестован Владивостокский Совет во главе с его первым председателем – большевиком Константином Сухановым. Суханов вскоре будет зверски убит, по официальной версии «при попытке к бегству». А в сентябре 1918 года знакомый нам ученик восьмого класса Владивостокского коммерческого училища вступает в ряды РСДРП (б). Вскоре после этого Саша бросил учебу, решив полностью посвятить себя революционной деятельности.
Став большевиком в 17 лет, потомственный революционер с отцовской упертостью до самой смерти считал себя в первую очередь солдатом партии, ею «мобилизованным и призванным». Впрочем, довольно скоро ему довелось стать и просто солдатом.
Время партийных дискуссий заканчивалось.
Как пел однофамилец одноклассника Саши Павла Цоя: «Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки?».
Группа учеников Владивостокского коммерческого училища. Стоят – Павел Цой и наш герой.
В апреле 1919 года Дальневосточная краевая партийная конференция принимает решение – усилить партизанское движение в крае владивостокскими большевиками. С поддельным паспортом на имя Александра Булыги юный коммунист пробирается из Владивостока в Сучанскую долину, партизанскую столицу Дальнего Востока. И, как написали бы сегодня – «становится участником незаконного вооруженного формирования».
Красный партизан Александр Булыга воевал три года – не забывайте, что на Дальнем Востоке Гражданская война длилась на два года дольше, чем в европейской России. Как он сам писал позже: «Как писатель, своим рождением я обязан этому времени. Я познал лучшие стороны народа, из которого вышел. В течение трех лет вместе с ним я прошел тысячи километров дорог, спал под одной шинелью и ел из одного котелка».
Потом об этих событиях сложат песни. «По долинам и по взгорьям» помните? «Этих дней не смолкнет слава, не померкнет никогда – партизанские отряды занимали города». Так оно и было – в январе 1920 года мы видим нашего бойца «Особого Коммунистического отряда» ликующим на улицах Спасска-Дальнего, из которого партизаны только что выбили белогвардейцев и заняли город.
Двенадцатый полк Красной армии ДВР, Дальний Восток, 1921 г.
Воевал юный партизан геройски: молодость не верит в смерть, поэтому Саша лез в самое пекло. Сначала дрался с белогвардейцами, потом с японскими интервентами. В бою с японцами под Спасском был серьезно ранен – однополчане вынесли его с поля боя на руках.
Его боевой путь оказался длинным – и в прямом смысле слова тоже. Выздоровев, Булыга по заданию партии через Харбин на китайском пароходе «У-тун» пробирается в Благовещенск. Здесь, на великой реке, Саша занимается переправкой боеприпасов в Амурскую область, и вскоре назначается комиссаром 13-го Амурского полка. Как он напишет позже: «Несмотря на мою молодость – 19 лет, я уже прошел школу партизанской борьбы в Приморье, борьбы с японцами после 4–5 апреля, был ранен, имел за плечами комиссарский стаж, имел среднее образование, был относительно политически грамотен и уже был известен как агитатор-массовик».
***
И вот здесь я хочу прерваться и немного поговорить о Гражданской войне. Почти все мои герои прошли ее в молодости, и, боюсь, мы сегодня не совсем понимаем – что это было.
Поэтому мы ненадолго оставим Сашу на высоких берегах Амура, а я расскажу вам об одном из его будущих подчиненных, который в этом самом 1920-м году был здесь же, совсем неподалеку.
Должник
В детстве я, наверное, был антисемитом. И все из-за него. Вот он.
Он меня всегда раздражал. Я просто обожал великолепный цикл рассказов Паустовского про кота-ворюгу, резиновую лодку и т. д. И только он все портил.
Я долго не мог понять – зачем Паустовский тусил с этим Фраерманом? Какой-то карикатурный еврей, и имя у него дурацкое – Рувим. Нет, я, конечно, знал, что он автор книжки «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви», но это только усугубляло ситуацию. Нет, книгу я не читал, и не собирался. Какой уважающий себя мальчишка будет читать книгу с таким сопливым названием, если «Одиссея капитана Блада» в пятый раз не читана?
А Паустовский… Паустовский был крутой. Реально крутой писатель, я почему-то это еще ребенком понимал.
