скачать книгу бесплатно
–?Хотите выведать все секреты нашей семьи?
Я не ответил. Встал, застегнул пуговицу на пиджаке. На мне был все тот же темно-серый костюм, в котором я завтракал в новоградском отеле, и свежая темная рубашка. Я был гладко выбрит и благоухал «нейтральным», но удивительно стойким «Богартом», этим символом мужского превосходства и индивидуальности. Из моей головы еще не выветрились воспоминания о ночной выходке в гостиничном номере, где мне в глаза бросилась подсвеченная со стороны окна плотная портьера-кокон.
–?Надеюсь, вы будете немы как рыба.
–?Да, – ответил я, удивленно вскинув бровь: она бросалась из крайности в крайность.
–?Погодите. Я спрошу прямо: как часто они трахались?
–?Не чаще, чем щелкал мой фотоаппарат, – дал я исчерпывающий ответ, кивнув при этом на гору снимков.
Я чувствовал, что любой мой ответ ее очень интересовал, как если бы она получала от каждого физическое удовлетворение. Я без труда представил ее вздымающуюся грудь, еще более раскрасневшееся лицо, затуманенный взгляд, чувственный язык, которым она проводила по пересохшим губам, неспокойные ноги, соприкасающиеся коленями. Я представил ее в наручниках и черном белье; покорность ей была к лицу так же, как агрессивность. Для меня лично это значило, что она была сексуально привлекательна и многообразна. И она знала об этом. В свои сорок пять она выглядела на сорок: стройная, красивая, отвергающая церемонии. Если бы она позвала меня в заднюю комнату, я бы повиновался. Я изначально был зависим от нее. Ей не нужно было ничего согласовывать со мной, а только управлять. Строгая похотливая учительница, черт бы ее побрал!
И я спросил себя: обладая в том числе и притягательной силой, как она смогла упустить своего мужа? Тот сорвался с поводка, но как она намеревалась вернуть его? А может быть, ее истинная цель – месть мужу?
–?Погодите, – Ирина Александровна несвойственно для себя замялась. – Эта женщина, его любовница – она действительно так хороша, как на фотографиях?
–?У вашего мужа тонкий вкус.
–?Убирайся вон, – без натуги в голосе она перешла на «ты». – И постарайся не выезжать за пределы города.
Я не стал спрашивать, за каким чертом я мог ей понадобиться, однако мое ограничение в передвижениях расценил как намек на дальнейшее сотрудничество. И этот факт не мог не обрадовать меня: мне не придется дожидаться клиента в своем кабинете, соседствующем с букмекерской конторой.
Я не собирался покидать город – тем более сегодня. Мои бывшие коллеги устраивали вечеринку, и я был им благодарен за то, что они меня не забывали.
–?Эй, – окликнула она меня с порога, – запомни следующее: ты лишь эпизод в моей жизни.
Когда мой телефон в очередной раз ожил коротким сигналом, я узнал точное время – то ли полночь, то ли час ночи. Но ровно секунда в секунду. Мой мобильник был синхронизирован с сервером сотового оператора и подавал сигнал каждый час.
Зачем я активировал эту редкую и для многих бесполезную опцию часов с боем, я толком объяснить не мог. Но она каждый час напоминала мне, что время не стоит на месте, а порой летит – не догонишь. И если воспроизвести эти короткие звуки за последний год и без паузы, то они вытянутся в одну тоскливую ноту. И эту сонату, два с половиной часа протяженностью, с успехом мог сыграть сердечный регистратор в палате умершего больного.
На какое-то время я забыл, что я делаю здесь, в этом шумном, напрочь прокуренном помещении на Шаболовке, кто эти люди справа и слева от меня…
–?Который час?
Полный, розовощекий бармен живо откликнулся на мой вопрос. Он извлек из кармашка пестрой жилетки часы и открыл крышку.
–?Одна минута второго.
–?Ага, – сказал я. И продолжил, поставив его в тупик: – Все-таки второй час, а не первый.
–?Чего?
–?Я потерял еще один час моей жизни – вот чего.
Я вынул свой мобильник, открыл настройки – полный решимости отключить эту опцию, которая капля за каплей опустошала чашу моей жизни. Я бы наверняка отключил ее, если бы не запутался во множестве вкладок меню.
К черту, к черту ее! Забыть о ней почти на час! Да это же целая вечность!
Я очнулся и примкнул к тосту самого старшего из нашей спецгруппы, развалившейся несколько лет тому назад. Слушать сорокалетнего Алексея Мазина было сущее мученье, любой его спич растягивался в скучнейшую тираду.
–?Весь сегодняшний вечер в этом кафе звучали здравицы в честь самого молодого члена команды, в которой я когда-то имел честь состоять. – Алексей расшаркался и покивал на аплодисменты, прозвучавшие в его адрес; кто-то протяжно свистнул, кто-то поддержал его. Он продолжил с места разъединения: – Весь вечер звучали здравицы в честь нашего Виталика Аннинского, тогда как подлинным виновником торжества является его сын, и появился он на свет вчера. За что мы пили, товарищи? За «целкость» Виталика, за его добросовестность и усердие в постели с красавицей женой, что он не допустил брака и родил мужика. Мне доводилось слушать подобные бредни, однако кое-кто из вас назвал меня бракоделом – что я родил «двустволку». Сейчас моя дочь мирно спит в своей кровати, может быть, не одна. Я сделал вид, что бросил вмешиваться в ее жизнь, года два назад, когда ей исполнилось шестнадцать. В ту пору мы с женой разошлись. С того момента, казалось мне, прошла целая вечность, в которой целиком уместилась моя новая, попахивающая рабской свободой жизнь. Что такое рабская свобода? Это когда рабу говорят, что он может катиться на все четыре стороны. Что сделает чернокожий раб в первую очередь? Ну, для начала залечит раны от плетки, а потом изнасилует белую бабу, похожую на его бывшую хозяйку. Что сделал я, белый раб, скинувший ярмо?
–?Трахнул черную? – спросил я со своего места.
–?Не-а. Я начал зализывать душевные рубцы.
–?Зализывать? Звучит сексуально.
–?И все, – не слушал меня Мазин. – Мне никогда не хотелось поиметь негритянку – в этом плане я расист.
Я склонился к Виталику Аннинскому, «который родил сына», и спросил:
–?Ты не снимаешь на скрытую камеру?
Самый молодой член некогда грозной структуры (Следственный комитет военной разведки) покачал головой и зевнул. Виталик был всего на год моложе меня, а мне стукнуло тридцать. После «полураспада» Следственного комитета Аннинский пошел работать опером в отдел внутренних дел по Пресненскому району Центрального административного округа Москвы, я открыл свое дело и стал частным сыщиком. Алексей Мазин, чья хвалебная застольная песня затянулась, разменял «трешку», купил однокомнатную квартиру, а на остальные деньги приобрел «Сканию». Теперь он дальнобойщик. В общем, без дела из нашего комитета никто не остался.
–?У меня предложение, – Виталик хмельно улыбнулся мне. – Давай сегодня нажремся, Паша?
–?Давай, – поддержал я его.
Семь утра. Я едва продрал глаза, проснувшись с адского похмелья и почувствовав себя сатанистом. Вчера я неплохо оторвался и, надо сказать, мог себе это позволить. Я отчитался о проделанной работе, мой счет пополнился кругленькой суммой, и я с оптимизмом смотрел в будущее. С другой стороны, ничего не изменилось. Поцарапанная «Ауди-100» по-прежнему стояла под окном моей двухкомнатной квартиры на улице Поликарпова (совсем близко от ипподрома), в шифоньере на выбор пять или шесть костюмов, на стене в спальне десятка полтора вымпелов и кубков, которые я взял в финальных боксерских поединках в рамках Минобороны.
Я с минуту лежал с открытыми глазами, боясь, что они склеятся и я больше не увижу белого света. Эти шестьдесят секунд дали мне полное представление о моем состоянии: пора похмеляться не пришла – я все еще был пьян. Мысль догнаться пришла не сразу, но пришла, и я встал, чтобы продолжить «собрание для дружеской встречи» в одиночестве.
Протопав босыми ногами на крохотную кухню, я достал из холодильника банку пива и, больше утоляя жажду, нежели надираясь, осушил ее в пару глотков. Вторую банку я не осилил и вылил остатки в раковину. Спать. Спать до обеда, иначе я не человек.
Я проспал до часу дня. Мне приснился сон: я продвигаюсь в очереди в столовой, ставлю на поднос пельмени, компот, тонко нарезанный хлеб, расплачиваюсь на кассе, сажусь за стол, подцепляю вилкой пельмень, кладу его в рот и никак не могу прожевать… Я встал, делая вид, что мне хорошо и меня не выворачивает наизнанку от собственного дыхания. Вынес мусор, пару минут пялился красными глазами на соседа, силясь понять, о чем он мне говорит. Наконец я созрел до решения похмелиться – но только под хорошую закуску. Спустившись в магазин, я купил томатного сока, сосисок, острой приправы, бутылку водки. Поэкспериментировал, добавив в кипящий томатный сок сто граммов «Столичной» и сварив в этом огненном бульоне сосиски. Выпив залпом стограммовую стопку, я запил водку горячим бульоном. Сосиску ел с такой жадностью, как будто неделю голодал напротив бизнес-центра «Москва-Сити», примкнув к всеобщей забастовке «оккупируй Уолл-стрит». Я обожрался, съев восемь сосисок и четыре куска хлеба. Лицо мое покраснело, на лбу выступила испарина, в черепной коробке прозвучало что-то старомодное: впрок пошло. И водка, и закуска. Я не узнавал себя и впервые примерил на себя слово «распущенность» (раньше это была разнузданность). Прошло несколько минут, и меня вывернуло прямо на палас. Я хотел было убрать блевотину, но меня от этого героического поступка отвлек телефонный звонок. На экране мобильника высветился незнакомый мне номер; поколебавшись немного, я все же ответил:
–?Да?
Мужской голос (возраст звонившего человека я определил в пятьдесят лет) поздоровался со мной, извинился за беспокойство, потом представился.
–?Ваш номер телефона мне дала Ирина Александровна.
«Знаю такую» – мысленно прокомментировал я вступление звонившего.
–?Собственно, она дала о вас благоприятный отзыв.
Немудрено. Но видела бы меня сейчас сенаторша… Я смотрел на кроваво-красную рвоту, которой еще можно было и похмелиться, и закусить одновременно, и вел деловой разговор.
–?Слушаю вас.
–?По телефону я смогу разве что назвать вам время и место встречи.
–?Надеюсь, дело у вас не срочное. – Я продолжал глазеть на палас.
–?Завтра, в два часа дня.
Я облегченно выдохнул:
–?Меня это устраивает. Назовите адрес.
Я записал его на прилипашке и прилепил ее прямо на экран монитора.
Дав собеседнику возможность попрощаться первым, я прервал связь.
Он вышел на меня по рекомендации Ирины Александровны. (Фамилия у нее была Непомнящая, что для ревнивой женщины было оптимальным вариантом.) Что бы это ни означало – слишком мало информации. Я мог только пробить этого человека по базе данных мобильных телефонов, а дальше, располагая начальной информацией, использовать другие базы на компьютере, которые я постоянно обновлял. Через полчаса я располагал привычной информацией для такого, как этот, случая: фамилия, имя, отчество, адрес (судя по номеру квартиры, он жил на втором этаже пятиэтажки, может быть), марка машины, долги по неуплате штрафов за нарушение ПДД…
Глава 2
Аксакал в генеральской папахе
Я набрал на пульте домофона номер квартиры и собрался нажать на клавишу вызова, однако хрипловатый голос со стороны посоветовал мне этого не делать. Голос не принадлежал человеку, который назначил мне встречу по телефону.
Я обернулся и встретился взглядом с человеком моего возраста. Невысокого роста, в строгом костюме, со сломанным носом, он напомнил мне боксера-легковеса.
–?Садитесь в машину, я отвезу вас к хозяину.
–?С каких это пор боксеры водят машину?
Я проследовал за ним к огромному «Форду», сел на переднее сиденье, пристегнулся ремнем.
Наш путь лежал на восток, за город, и в середине пути, на пересечении Энтузиастов и Плеханова, парень громко рассмеялся.
–?До меня дошло: сказав «боксер», ты имел в виду собаку.
–?Нет, – серьезно ответил я. – Ты со мной лучше не шути: с юмором у меня беда.
Вскоре я убедился, что хозяин боксера действительно живет на втором этаже. Домина у него был самым высоким в этом тихом поселке в районе Реутова – на востоке за московской кольцевой. Старикашка стоял у распахнутого окна и смотрел прямо на меня. И пропал из виду, когда я и мой сопровождающий направились к громадной двери.
Из просторного и прохладного холла, увешанного картинами, мы попали в гостиную. Навстречу мне шагнул сухопарый человек среднего роста, одетый в строгие брюки и тенниску. Он протянул мне руку, сверля меня паучьими глазками.
–?Прошу к столу. Выпьете что-нибудь?
–?Апельсиновый сок, если не трудно, – прикинулся я трезвенником. – В высоком стакане и без соломинки.
Хозяин хмыкнул и жестом руки отправил боксера за соком. Тот вернулся через минуту и поставил передо мной высокий стакан с апельсиновым напитком. Этой минуты, которая прошла в молчании, мне хватило для беглого осмотра гостиной. В первую очередь мое внимание привлек портрет генерала в полный рост, очень похожий на работу Георгия Шишкина, разработавшего свою технику с методом подготовки основы под пастель. Мой визави позировал ему лет двадцать тому назад, более или менее точно прикинул я, когда художник еще жил и работал в Москве. Мой отец преподавал в художественной школе, я много почерпнул от него, но по его стопам не пошел.
Отец. Я всегда отвечал на его текстовые сообщения – два или три в неделю, не больше. Он изредка звонил мне, боясь оторвать меня от дел и считая меня занятым человеком. Что же, так и было на самом деле. Разговаривать с родителями по телефону для меня – сущее мученье. Две-три фразы, и я начинал буксовать, подбирать слова и накручивать на палец воображаемый телефонный шнур. Еще я жутко не любил нравоучений, которые следовали за фразой вроде «у тебя голос сонный, ты не выпил?». И начинал психовать: «Нет (мама или папа), я не пил, и я не спал. На звонок сразу не ответил, потому что был в туалете. Да, я ел сегодня…» Нет, телефонные разговоры с родителями – это не для меня, это работа. Мы нечасто виделись – не чаще чем раз в полтора-два месяца, хотя жили в одном городе. Чаще они приезжали ко мне, ставя меня в известность по телефону: «Мы приедем». И называли время. Мне же приходилось подстраиваться под очередной визит, беспокоиться из-за горы грязной посуды в раковине, переполненного мусорного ведра, неубранной постели – что все это не успею убрать к их приезду. Но все приходило в норму, я добрел, становился ребенком, когда встречал их, угощал чем-то из холодильника. Моя жизнь, круто изменившаяся с распадом Следственного комитета, родителям не понравилась: я стал больше закладывать за воротник. А если честно, то просто стал выпивать, потому что на службе не пил вообще.
В преддверии встречи с родителями я вспоминал былое, как называл это сам мой отец. Я задавался вопросом: он воспитывал меня или нет? Он никогда не говорил мне, что дорогу нужно переходить на зеленый свет: он дожидался, когда погаснет красный, держа меня за руку. Он никогда не указывал на пыль в моей комнате – он каждый выходной затевал генеральную уборку, и, казалось, его не волновал тот факт, что он убирается в одиночестве, а я, к примеру, прилип к монитору. Плюс еще множество важных моментов, которые дошли до меня поздно. И в этом свете я спрашивал себя: а воспитывался ли я своими родителями вообще? А может быть, я был той самой малой частью, которая воспитывала их самих? Они только делали вид, что подавали мне пример – вот в чем соль, – они приучали к порядку себя, без меня у них ничего бы не вышло. Конечно, я рассуждал как птенец, еще не вылетевший из гнезда.
Когда я в таком вот духе думал о наших взаимоотношениях, я, в общем-то, выписывал мысленную характеристику на себя: я – их продолжение; мои ошибки – их недостатки; мои достоинства – их гордость.
Я умел держать кисть в руках, знал многое про светотени и светопередачу, и, надо сказать, эти знания, привитые мне отцом, не прошли мимо меня: я стал отличным фотографом. Эти знания не раз выручали меня и в военном училище, в которое я поступил назло или вопреки, не знаю, как правильно. Они помогли мне в работе: я начинал с обычного топтуна: слежка, фиксация на пленку, отчеты… Два года, и я пошел на повышение: оставаясь в аппарате ГРУ, я влился в небольшой коллектив Следственного комитета. Мы расследовали преступления в военной среде и, по возможности, не выносили сор из нашей избы. Мне довелось участвовать в расследовании одного финансового преступления, и следы привели меня в Главное финансово-экономическое управление Минобороны. Вольно или невольно, но я окунулся в историю этого подразделения: оказалось, что предшественником тогдашнего главы управления был генерал-полковник Николай Приказчиков. Он возглавлял его с 1996 по 2000 год. Прошло время, и вот я встретил этого генерала. Ему было около семидесяти, но голос у него оставался молодым; во время телефонного разговора я неверно определил его возраст.
Мы сидели друг против друга за длинным столом, сервированном фруктами, среди которых особо выделялась гроздь винограда, и минеральной водой. Я глотнул сока, хозяин поддержал меня, плеснув в свой стакан нарзана. И серьезно озадачил меня вопросом:
–?Вы, конечно, слышали о банде «Бешеные псы».
Я машинально кивнул: да. И многозначительно выпятил губу: а кто не слышал об этой банде налетчиков и убийц? Банда бесчинствовала в Москве и Московской области на протяжении двух лет, на счету бандитов восемь вооруженных ограблений инкассаторов, банков, ювелирных магазинов. На их счету больше тридцати жертв. Общая сумма награбленного порядка тридцати миллионов долларов.
–?Никто их не видел, но все о них говорят, – ответил я клише.
–?Я видел, – сказал генерал. – Одного из них знал очень хорошо.
–?Неужели? – я подался вперед.
–?Я говорю о моем сыне, Родионе, – продолжал Николай Ильич. – Он был членом банды. Он был верен товарищам и подчинялся уставу организации. Он присягал на верность этому преступному союзу людей с упоминанием самого дорогого: он клялся матерью. В случае его предательства она должна была умереть первой, только потом он. Так и случилось на самом деле. Ей на голову надели полиэтиленовый пакет, она задохнулась. Родиона его дружки сожгли заживо.
Я не представлял, куда приведут откровения генерала Приказчикова. Для нас обоих наилучший вариант – это психическое расстройство старика. И мне, и ему требовалась пауза.
–?Хотите выпить? – повторно настоял он.
Мне отчего-то захотелось уважить старика – не выпить с ним водки, а отказаться: «На работе не пью». Но это означало согласиться пахать на него, подписывая виртуальную бумагу; в таких случаях, как этот, достаточно было кивка, стандартной фразы: «я берусь за это дело», «обговорим условия», «хорошо», «да». Похоже, генерал знал об этом: он налил водки себе и вопрошал глазами у меня: «Налить?» Это была игра, не более того, но она была частью нашей встречи.
–?Одна рюмка не повредит.
–?Вы не алкоголик, товарищ генерал-полковник?
Надо было что-то сказать – чтобы уж точно не пить за упокой генеральской семьи, однако мы выпили молча.
–?Вероятно, вам хочется узнать причину, по которой я передаю материалы частному лицу, а не прокурору.
Я представил, что мы с ним выпили на брудершафт: «Ты еще ничего не передал».
–?Если я скажу «да», а вы назовете причину, пути назад у меня уже не будет: ваш боксер порвет меня со словами: «Ты слишком много знал».
–?Он не заслуживает безразличия. Он никогда не был и не будет объектом для насмешек. Он не денщик при генерале, но офицер…
–?Понимаю, – пришлось покивать мне. – Один момент: он все еще на службе?
–?Уволился из армии шесть лет тому назад. Он занимал должность младшего научного сотрудника спецдачи в Волынках.
Еще одна цифра шесть. Везло мне на шестерки. Я невольно почесал голову.
–?Мы будем говорить о нем?
–?Если понадобится – да. Он того заслуживает.
–?Заслуживает, – это вы верно заметили.
–?И еще я кое-что заметил: ты оттягиваешь время. Ты уже слишком много узнал, посидев со мной за одним столом. Наплюй на чувства, просто прими мое предложение, и ты заработаешь хорошие деньги.
–?Насколько хорошие? – оживился я.
–?Тебе нравится этот дом?
