скачать книгу бесплатно
– Посоветовал мне не лезть не в свое дело. Заявил, что нет никаких оснований сомневаться в компетентности командования и правильности принимаемых им решений.
– А что вы?
– А что я? – Кромвальд развел руками. – Что я, в конце концов, могу поделать? Все равно альтернативы Миссии нет. Не могу же я, в конце концов, примкнуть к террористам!
– Вы можете хотя бы перестать работать на миссионеров.
– Слушайте, вы! – взорвался вдруг доктор. – Какого черта вы меня учите? Сначала Гасски, теперь вы! Тоже мне праведник нашелся! Все кругом знают, что вы любимчик миссионеров! Я-то хоть работаю, а вы, спрашивается, за какие шиши?
Доктор вышел, хлопнув дверью.
Некоторое время Беланов сидел, уставившись в стену, затем поднялся и пошел в прихожую. Он решил навестить Эльзу. Артур знал, что ему нечем обрадовать ее, так же как и ей – его, но тоска и одиночество были просто непереносимы. Артур вышел на улицу и брел, погруженный в собственные мысли, не глядя по сторонам. Неожиданно визг тормозов вернул его к действительности. Артур повернул голову и увидел, что стоит посреди мостовой, а прямо на него несется большой автомобиль. Казалось, время остановилось. Беланов видел перекошенное лицо водителя, пытающегося вывернуть руль, передние колеса мчащейся машины, скользящие юзом по влажному асфальту, номерной знак, фирменную эмблему на радиаторе, наклейку на ветровом стекле, видел – и не мог сдвинуться с места. «Все. Конец», – пронеслось в мозгу.
И в этот момент произошло невероятное. Передние колеса машины оторвались от асфальта. Автомобиль поднялся на дыбы, одновременно заваливаясь набок, и, не касаясь колесами земли, отлетел в сторону, словно отброшенный невидимым препятствием. В следующий момент машина ударилась колесами о тротуар и, прокрутившись вокруг собственной оси, с грохотом врезалась в стену ближайшего дома.
Артур перевел дух и поднял глаза. Над улицей плыла граненая капля – боевая машина пришельцев.
И, глядя на эту машину, Артур вспомнил:
– осколок, врезающийся в стену над головой Генриха;
– другие опасности во время ночного штурма;
– обстоятельства убийства Генриха;
– необъяснимое внимание и расположение миссионеров;
– исключительно защитную реакцию Крога, когда Артур бросился на него с кулаками;
– озабоченность Крога его фразой о самоубийстве.
Наконец, сегодняшнее происшествие. У Артура не осталось никаких сомнений. Почти бегом он бросился домой.
Дома он достал из ящика стола маленькую коробочку и нажал кнопку. Теперь оставалось только ждать.
Крог появился через несколько минут.
– Вы, должно быть, хотите обсудить сегодняшнее происшествие?
– Нет, – Артур казался спокойным. – Я, конечно, благодарен вам за спасение, но вызвал вас не поэтому. Видите ли, я стоял у окна, и мне пришла в голову любопытная мысль… Не хотите взглянуть?
Лейтенант невольно повернулся к окну, на которое указывал Беланов. В тот же момент Артур со всей силы ударил его правой в скулу. Крог, не ожидавший нападения, отлетел к стене. Не давая врагу опомниться, Артур нанес ему прямой удар в переносицу. Миссионер ударился затылком о стену и медленно сполз вниз. Артур нагнулся, быстро отцепил от пояса лейтенанта похожее на пистолет оружие, затем перевернул Крога на живот и связал ему ремнем руки за спиной. Потом он снова повернул миссионера лицом к себе и наставил на него пистолет. Крог смотрел мутным взглядом, по лицу его текла кровь.
– Значит, так, – сказал ему Артур. – Если хочешь жить, все мне расскажешь.
– Это… бессмысленно, господин Беланов, – шевельнул губами Крог. – Вы не можете меня убить. В этом случае… наши вернут время вспять и исправят прошлое…
Артур ткнул его в лицо стволом пистолета.
– Вот сейчас я проделаю дырку в твоей башке, а там посмотрим, воскресят ли тебя ваши фокусы со временем!
В глазах миссионера Беланов увидел то, что хотел увидеть. Страх! Сложные построения хронотеорий – это одно, а такой близкий, реальный, животный страх смерти – совсем другое. И страх победил.
– Что вы хотите?
– Говори все, как есть! Ведь я нахожусь в узле?
– Да… в узле…
– Какого диаметра?
– Это самый узкий узел на протяжении пяти столетий.
– И что же это за узел?
– В ближайшее время вы должны вновь сойтись с Эльзой… У вас родится сын. Его – и ваш – прямой потомок – Великий Лидер Ордон Гройт.
– В узле нахожусь именно я или Эльза?
– Именно вы. Женщина может быть и другая.
– Вот почему вы меня опекаете…
– Мы обеспечиваем вашу полную безопасность…
За дверью послышался шум. Резкий голос произнес:
– Господин Беланов, немедленно откройте! Это бессмысленно!
Артур вскочил, выбежал в другую комнату и заперся изнутри. Его худшие опасения подтвердились. Что теперь делать? Как бороться с миссионерами, умеющими корректировать прошлое? Очевидно, выход только один – уничтожить их в зародыше. И этот зародыш – он сам, Артур…
За дверью загремели шаги. Еще немного – и они ворвутся сюда. Артур повертел пистолет в руках, заглянул в ствол и вложил его в рот.
– Господин Беланов, не делайте этого! – голос за дверью был близок к истерике. – Подумайте, в жизни столько хорошего! Мы дадим вам все, чего вам не хватает!
Почему я, думал Артур. Ведь это же несправедливо! Из миллиардов жителей Земли – именно он! И потом, разве может человек отвечать – не за сына, не за внука – за далекого потомка?
За окном повисла граненая капля. В борту машины открывались люки.
Артур плотнее сжал зубами ствол оружия и ощутил отвратительный привкус железа. Его горло сдавил спазм, он хотел сглотнуть – и не мог. На лбу его выступил холодный пот.
– Господин Беланов! – это уже кричал Крог. – Может, вы хотите стать героем? Не станете! Вспомните, что я вам рассказывал про «парадокс дедушки»! Вместе с нами будет вышвырнут из истории и ваш подвиг!
Главное – никто меня не вынуждает, пронеслось в мозгу Артура. Я вполне могу не делать этого.
Запахло горелым. Миссионеры выжигали замок в двери. «Главное – не думать. Не успеть испугаться», – и тут же Артур почувствовал, как древний ужас смерти липким холодом разливается по его животу и груди, парализуя тело. Быстрее, пока он не овладел сознанием! Артур вздохнул, зажмурился, до боли сдавил зубами ствол и каким-то неестественным, судорожным движением нажал на спуск.
* * *
Стоял теплый солнечный день. Лето в этом году выдалось сухим и безоблачным. Многие жители покинули город, чтобы, как всегда, вернуться осенью, по окончании летних отпусков.
На старом городском кладбище, возле свежевырытой могилы, стояла небольшая группа людей. Это были те, кто пришел проводить в последний путь Артура Беланова. Кроме его сына Роберта, бывшей жены Эльзы и старых друзей, здесь никого не было.
– И все-таки я не могу понять, – говорил вполголоса Генрих, – почему он это сделал. У него не было никаких оснований, чтобы застрелиться.
– И вообще в последнее время он вел себя как-то странно, – отозвался Кромвальд. – Неожиданно приехал в наш город, был чем-то обеспокоен, а потом вдруг пошел, купил револьвер и…
– Друзья мои, – тихо произнес Петер, косясь на Эльзу, – как ни печально это признать, в последнее время Артур, по-видимому, был серьезно болен. Переутомление на работе, уединенный образ жизни – все это породило психическое расстройство. Маниакально-депрессивный психоз. Очень жаль, что я не заметил этого раньше. Бедный Артур!
Все согласно склонили головы.
Ad majorem
Томазо въехал в Рому в одиннадцатом часу утра. Было еще довольно свежо, в тени даже кое-где лежал снег, но солнце сияло уже по-весеннему, ни одно облачко не пятнало синий купол небес, и на душе у Томазо тоже было солнечно и легко. Позади остались все нелегкие споры с отцом и долгий путь из Фиренцы; он, наконец, вернулся в родной город, вернулся, чтобы посвятить себя делу, которому замыслил отдать всю жизнь.
Томазо с детства любил Рому. Любил ее древнюю славу, многоколонные развалины дворцов, и в руинах, хранящих суровое имперское величие; камни старинных улиц и площадей, помнящие триумфы первых кесарей и пламенные речи республиканских трибунов; любил роскошные творения современных зодчих, съезжавшихся со всей Италии ради чести украсить Вечный Город; любил утопающие в зелени виллы и весело плещущие, искрящиеся на солнце фонтаны; любил и простые улочки, узкие и кривые, по которым часто бегал с соседскими мальчишками, путаясь под ногами прохожих; и лавки с их жестяными вывесками и манящими ароматами, и шумную разноголосицу рынков, и паруса лодок на Тевере, розовеющие на закате… Но, пожалуй, больше всего любил он то, что составило новую славу великого города – славу столицы католического мира, резиденции наместника Господнего на земле. Не раз сердце маленького Томазо сладко замирало, когда слышал он, как начинают звонить к мессе. Вот, словно часовой на башне, подал голос колокол Сан-Джиакомо; с обоих берегов Тевере отозвались ему Сан-Джулио и Сант-Аугусто; подхватил и понес их призыв Сант-Игнацио; размеренно и строго вступает Сант-Андреа, и тут же высоким и чистым перезвоном отвечает звонарь Санта-Сабины; вливаются в общий хор Сан-Бонифацио, Санта-Лючия, Сан-Джиованни и, наконец, разносится над городом торжественный тягучий бас колоколов базилики Сан-Пьетро…
«В дядьку пошел, – неодобрительно хмурился отец, глядя на восторженно-мечтательное лицо мальчика. Уйдет в монахи, кто дело продолжать будет?» Может, и переезд в Фиренцу был вызван не только деловыми соображениями, но и желанием увезти мальчика подальше от церквей и монастырей Вечного Города. Что ж, если и так, то не вышел у старого Лоренцо его хитрый план… Ибо сказано Господом – «не мешайте приходить ко мне малым сим!»
Копыта зацокали по булыжнику рыночной площади, и на предавшегося воспоминаниям Томазо разом нахлынул многоголосый гомон.
– Горшки, горшки-и-и!
– Тончайшие ткани с Востока! Возьмите, синьор капитан, порадуйте свою невесту!
– Рыба, свежая рыба! Посмотрите, как бьется!
– Врешь, мошенник, этот хлам не стоит и пяти реалов!
– Синьор, только из уважения к вам я готов отдать за восемь, но подумайте о моих шестерых детях!
– А ты бы строже соблюдал заповеди Господни, глядишь, и детей было бы меньше, га-ха-ха!
– Держи вора, держи!!!
– Синьора, купите сладостей вашему мальчугану!
– Ма-ам, хочу ледене-ец!
– Куда прешь с ослом, разрази тебя Иуда!
Томазо чуть нахмурился, услышав богохульство. Конечно, это всего лишь невежественное простонародье, они сами не знают, что болтают… но как все-таки жаль, что так трудно приживается в умах благочестие. Минуло уже шестнадцать веков с тех пор, как Господь принес себя в жертву, дабы спасти мир – а люди все еще не научились ценить эту жертву. Почему нет у них того чистого, цельного и светлого чувства, которое было у Томазо с тех пор, как ребенком познакомили его с основами святой веры? И почему Господь, жаждущий, чтобы все люди пришли к нему, не поможет им обрести эту веру?
Последняя мысль была совсем неприятной, почти кощунственной. И хуже всего, что как раз сейчас, когда он готовится к постригу, такие мысли стали посещать его чаще и чаще. Не иначе, нечистый пытается смутить его душу. Томазо поспешно перекрестился и свернул в знакомый переулок.
Не прошло и десяти минут, как он спешился у ворот обители. Осторожно ступая между лужами, чтобы не забрызгать белую рясу послушника, он подошел к входу, взял висевший на цепи молоток и постучал. Прежде, чем ему открыли, Томазо сделал несколько шагов назад, чтобы еще раз окинуть взглядом величественное здание из серого камня – истинную твердыню веры. Над входом изгибалась дугой каменная лента с выбитыми на ней латинскими словами. AD MAJOREM DEI GLORIAM, «К вящей славе Господней» – девиз иудаитов.
Тяжелая дверь отворилась, почти не скрипнув.
– Мир тебе, – приветствовал привратник молодого человека.
– И тебе мир, брат. Скажи, где я могу найти брата Бартоломео Гольджи?
– В конце левого крыла, он занимается с детьми катехизисом. Но позволь узнать, каково твое дело к брату Бартоломео?
– Я племянник его Томазо и прибыл по благословению духовника моего, отца Франческо…
– А! Брат Бартоломео рассказывал о тебе. Входи, я провожу тебя.
Дойдя вместе с привратником до конца коридора, Томазо осторожно приоткрыл дверь и заглянул в щель, не желая мешать уроку. Его дядя Бартоломео, чья несколько излишняя для ревностного служителя Господа дородность искупалась его лучившимся добродушием, заметил племянника, широко улыбнулся, но тут же быстрым движением приложил палец к губам, указывая глазами на приготовившегося отвечать ученика. Томазо молча кивнул, но оставил дверь приоткрытой, желая послушать.
– Итак, Умбертино, – сказал монах, – расскажи нам, как пришел в мир Иисус.
Умбертино, пухленький розовощекий мальчик – вылитый ангелочек с фрески Буанаротти – сложил руки, воздел взгляд к сводчатому потолку и старательным тоном отличника начал:
– Люди много грешили, и дьявол возрадовался. Но знал он, что не может овладеть душами людей, пока сами, по доброй воле, не предадутся они ему. И тогда принял дьявол облик человеческий, и явился в земле Израилевой под именем «Иисус», творя прельстивые чудеса и лжепророчества.
– Так, так, – одобрительно кивнул монах. – А что сделал Господь?
– Господь Бог вос… воск…
– Воскорбел, – подсказал Бартоломео.
– … Воскорбел сердцем, видя сие, и послал сына своего Иуду Искариота, дабы тот остановил дьявола и спас человечество от погибели. И сошел Иуда на землю, разоблачая козни Иисусовы, но люди были ослеплены своими грехами и ложными дарами Иисуса, и не слушали…
– И что было дальше? – подбодрил мальчика монах.
– И тогда решил Иуда изгнать дьявола с земли, и приступил к нему близко, и вошел в круг его учеников.
– А зачем он это сделал?
– Ибо так любил Иуда людей, что не пожелал оставлять на погибель ни единого из них, даже и тех заблудших, что первыми предались Иисусу. Но один лишь Петр согласился отречься от Иисуса; прочие же упорствовали, ибо слишком закоснели в грехах своих. И тогда с тяжким сердцем отступился от них Иуда, и предал Иисуса мирской власти кесаря.
– А отчего Господь наш Иуда сам, своею божественной силой, не покарал Иисуса?
– Оттого что люди сами должны были изгнать дьявола.
– И что случилось потом?
– Иисуса судили и предали позорной казни на кресте вместе с двумя разбойниками. С тех пор крест почитается всеми искарианами как святой символ победы над дьяволом. Но лишь телесная оболочка дьявола была умерщвлена, дух же его вновь низринулся в ад и по-прежнему измышляет козни против рода человеческого. И будет так до второго пришествия Иуды, когда побежден будет дьявол окончательно и вовеки веков, аминь.
– Подожди со вторым пришествием, ты еще с первым не закончил. Что сделали ученики Иисусовы?
– Ой, – смущенно покраснел Умбертино, поняв, что пропустил самое важное. – Ученики, исключая Петра, что отрекся от них, вскипели великим гневом на Иуду, и напали на него, и удавили его веревкой, повесив на осине.
– А отчего Господь наш Иуда позволил им это сделать?
– От любви к людям, ибо сей великой жертвой искупил он грехи рода человеческого.
