скачать книгу бесплатно
Воскресение Богоматери, исполненное динамизма. Иисус с сонмом херувимов в огненных крыльях на фоне темных скал и силуэта города с башнями под закатным небом. А она – не молодая, как обычно все рисуют, а старушечка!!! И грешники в левом нижнем углу – совсем плохие. Но автор???
Зал хорошего и плохого правления. Трое смотрят с балкона вниз. Танцующие играют в ручеек с бубном, как у нас в детском саду. Пастух с овечками обменивается взглядом с проходящей девушкой, а за городской стеной – сельскохозяйственные работы, очень похоже на лимбургский календарь. Зеленый здорово выцвел. Черный ангел с мечом. Враги в смешных костюмах – в клеточку и в полосатых двухцветных ромбах, все «наши», сиенские, одеты однотонно. Черт меня дернул отправиться в Сиену в черно-белых клетчатых штанах! Я одета, как враг на фреске.
Потом Дуомо, с его гениальным полом, на котором мраморные картины. Недолго пробыла, завтра еще приду. Погуляла вокруг – барабанный бой услышала еще из Дуомо, потом с площади увидела: это одна из команд так готовится к скачкам: барабанят и виртуозно размахивают знаменами, почти фехтуют, подбрасывают к небу, ловят.
Потом – по узким улочкам вниз-вверх, развешано белье, ездят мотоциклы, людей мало – не туристический уголок. Потом – гениальные туфли на липучках, опять малиновые.
Сижу на площади – на мостовой, как и все. Не знаю города, хожу наугад. Карты со мной, но неохота ориентироваться. Спокойствие. Пойду смотреть закат.
(Забыла: еще была гениальная лоджия во внутреннем дворике перед музыкальным магазинчиком, фрески, сняла маленькое видео.)
Пошла по солнцу – через площадь, где почта, с нее началось все тут сегодня – и застала скопление народа в платках с эмблемой морского конька. Спросила: что здесь будет? И оказалось, что детские бега в мешках. Это победило желание видеть закат. Я добрела еще до базилики Св. Екатерины, но вернулась: дети в мешках, смех, счастье. Господи, и это дал мне лицезреть!
Потом – дорога в мой бедный хостел за 17 евро. До станции шла два километра, гордилась собой. Потом таксист сказал дорогу. – И маки, и наступающая ночь, и странное чувство – что дойду – и шла еще два-три километра по безлюдным автострадам и полям. Я герой – тут дыра, но странно приемлемая. Деньги на интернет кончились, увы! потому что в какой-то момент я поняла, что мне нужно свериться с гугл-картами, так ли я иду: прохожих совсем не было. И пока я шла и шла – эта точка на гугл-карте смещалась на пару миллиметров, но я хотя бы утешала себя, что иду правильно. Когда, наконец, я нашла свой отель, на ресепшене были два дядьки, один из них, человек-гора, взял ключи и сказал: «Сейчас я покажу Вам Ваше место», – и пригласил меня в лифт. Я бесстрашно шагнула. Анфилада комнат с двухэтажными кроватями, мое место под потолком. А утром – он же завалил меня джемами и булочками на завтрак, получилось, что я правильно была бесстрашна.
25 мая 2014. Сиена
Утром, конечно, проснулась в 6 часов. Завтрак в 7:30. Отправилась погулять. Разбудили, наверное, птицы. Тут они поют ничуть не хуже, чем в лесу св. Франциска в Ассизи. Глянула в окно – и за строительными лесами, которыми окружен отель (он отстраивается), сразу увидела чудо: два воздушных шара-монгольфьера (и ведь там летят какие-то люди!). Солнечное ясное утро, вышла и побрела найти место на солнышке, чтобы писать. Нашла легко: сижу теперь под дубом и еще каким-то деревом, листок с которого обвела тут (в бумажном блокноте). Бедный паучок, оказавшийся на листочке, наверное, сошел с ума от страха: жил себе не тужил и вдруг попал к великанше, приехавшей сюда за тридевять земель… Скорее отпущу его домой вместе с листиком. Утром проснулась с мыслью о том, что Юлечкино[2 - Юлия Немировская.] стихотворение о Дельвиге («Лень горький свой день здесь описать») – о нас сегодняшних. Обо мне, которая не желает о своем времени писать слова: безумное оно, злое, – как мы из истории знаем, не хуже других.
Вчера два сильных впечатления: не от красоты созерцаемого, но от того, что это актуально каждый миг. В базилике Св. Франциска в Сиене один витраж изображает узников концлагерей и фашистов – и то, что это навеки теперь будет тут перед глазами людей, – пронзает, как и картина на полу сиенского Дуомо, где убиенные по приказу Ирода младенцы уже восемь веков поражают глаз смотрящего. Эта каменная картина на полу Дуомо – вообще лучшая: солдаты с добрыми лицами отбирают у матерей младенцев, старик улыбается от беспомощности: он ничего не может сделать, то же и на фреске в палаццо Публико, где солдаты в других (клетчатых) одеждах тихонько лезут родным нашим сиенским девушкам за пазуху и под юбки. «Тихо так, слабо», как написано у Гриши[3 - Дашевский.]. На этих картинах стоит молчаливый стон, крик, не меньше, чем в «Гернике» Пикассо. Кстати, поняла, что сиенское избиение младенцев в Дуомо – это источник картины Пикассо. И лошади – в палаццо Публико.
Про Симоне Мартини вчера написала глупость, но в ту минуту правда так думала.
Оказывается, мои новые гениальные босоножки – португальские, ортопедические!
Завтрак на открытой террасе – солнце, птицы. Поняла, почему Франциск проповедовал им, – они тут так поют, что хочется с ними поговорить.
И вообще понимаешь, почему Беляночка и Розочка (знаю, что это немецкая сказка, но тут такая же красота) – розовые и белые кусты роз потрясающей красоты (и желтые розовые кусты выше человеческого роста тоже, но их жаль, в ту сказку они не попали!). И король Дроздобород. Все – не сочинено, а из реальности, как три четверти неба на голландских натюрмортах – что еще рисовать, когда вокруг и вправду на три четверти небо.
Лоджия, где вчера музыка и прекрасный потолок (музыкальный магазин), называется Palazzo Chigi Saracini.
Museo dell’Opera сиенского Дуомо.
Первый шаг – в зал скульптуры. 1) Джовани Пизано: Соломон с приоткрытым ртом, Gesu di Sirach, Платон, Аристотель, Мария ди Мозе. 2) Ignoto Senese – S. Paolo. (Попытки рисунков в блокноте – фигуры Пизано с резко вытянутой и наклоненной вперед головой – потому что на них смотрели не вровень, как сейчас в музее, а снизу, с площади, и тогда диспропорция не была видна.) 3) Джовани д’Агостино. Два ангела и Иисус.
Зала Дуччо. Ангелы у престола, на котором сидит Мария (престол похож на дома в городе), – оперлись рукой и на нее чуть положили голову. Я сначала подумала, что они с высоты домов, – но они вровень с Марией и просто заслушались – но ведь на иконе никто не говорит – это чистое созерцание в тишине. Ты глядишь на них и понимаешь: так они учат созерцанию. Так же как на празднике сегодня в честь патрона команды Дракона – св. Екатерины: когда под барабанный бой шли знаменосцы, маленький мальчик пружинил ножками, чувствуя ритм. Так, в созерцании в него сходило чувство ритма, а в нас – при созерцании созерцающих Марию с младенцем ангелов входит молитва.
Чистая симметрия. Но ведь на иконе не все смотрят на Марию. Есть ангелы, глядящие на нас. В левой стороне первый во втором ряду, и справа один. И есть глядящие в сторону – на тех, кто не перед картиной, а сбоку от нее. Всегда есть пара глаз, которые смотрят на тебя, где бы ты ни был. Но те ангелы, что вокруг Марии (а не над ней), еще ведь немного и охранники и поэтому смотрят по сторонам. Или ее уже не надо охранять, ведь все в раю? Но как же в раю – она ведь с младенцем, значит, на земле, и значит, охранить они не смогут. И ведь они НЕ ЗНАЮТ еще, ЧТО БУДЕТ!!!
Икона, где Иисус моет ноги апостолам, я смотрела и сначала не могла понять, что это за три черных таракана или мухи нарисованы? А потом сообразила: это же развязанные сандалии!
Зал «картонов», то есть эскизов пола Дуомо:
Paolo di Martino – где повешены пять рыцарей; избиение младенцев – это Matteo di Giovanni; Domenico di Nicol? – где конная битва; где дамы: Benvenuto di Giovanni, Neroccio di Bartolomeo (где лев и волк жмут лапы), и Nanni di Pietro; где подъем на гору к Сократу – Паоло Мануччи по картону Пинтуриккио; еще дамы: Luigi di Ruggiero detto l’ Armellino, Giovanni di Stefano, Giuliano di Biagio.
Пьетро Лоренцетти «Nativit? della Vergine».
Маленькие танцующие бронзовые апостолы «Sculptore Senese».
Paolo di Giovanni Fei «Madonna del Latte» – Иисус сосет сисю, такую вкусную.
Иконы Matteo di Giovanni – он великий. Слава Богу, что увидела его (он же «Избиение младенцев»).
Подъем по крутой лестнице и панорамы.
Gregorio di Cecco: мадонна в черном платье – его особый ритм, а ангелы играют на музыкальных инструментах. Ритм золотых складок и полос на ее платье и музыкальный ритм ангелов соотносятся.
Sano di Pietro: 1) проповедь св. Бернардино. Все молятся на коленях. Слева женщины. Справа – мужчины. На Piazza del Campo (не там ли вчера прыгали в мешках дети?) и 2-я – на Piazza S. Francesco. Я узнала вчерашние сиенские площади, они не изменились за столько веков!
Крипта.
Через прозрачный пол видно, что собор еще уходит вглубь метров на двенадцать. Фрески. Икона Лоренцетти «мадонна Латте» – я молилась перед ней, как обычно, за родных, но еще и за N…
Баптистерий. Уже совсем устала, но тут опять св. Бернардино проповедует – теперь уже на площади перед Дуомо. Бронзовые барельефы баптистерия – Giovanni di Turino, отца моего Matteo.
Но и Гиберти – и они сразу – лучшие!!! Крещение Иисуса и Ирод и Иоанн Креститель. «А еще» Донателло: голова Иоанна Крестителя.
Фреска в Баптистерии – «Несение креста» – Христос обернулся, и сидящая к нему спиной на коленях в молитве Мария Магдалина тоже обернулась. Они встретились взглядами. Сзади человек в синей повязке, босой (значит, не римлянин) дает пинка Христу. На все это смотрит мальчик слева. Да… Взгляды, взгляды, взгляды: кажется, что они – самое главное, что рисуют художники Сиены.
Еще раз в Дуомо.
Заметила маскаронов (не знаю правильного слова: маскароны ведь скульптурные, а тут фреска!) и других фантастических существ на потолке библиотеки.
Поняла, что черно-белые полосы в соборе изгибаются над головами святых под потолком, как нимбы.
Увидела в библиотеке на фресках очень схожие с Беноццо Гоццоли сюжеты: оборачивающийся всадник; глядящий на нас как бы Рафаэль. Вот откуда он, с его «Афинской школой».
Сильнейшее впечатление от готических скульптур в Опере дель Дуомо.
И теперь передо мной собор – белый и розовый мрамор, его прячущиеся друг за дружку колонны, их кружево (и сколько людей так называли это до меня). И высоко – фигуры святых, которых не могу разглядеть…
Потом пошла еще в собор Св. Екатерины, где ходила под полом, в крипте – там устроен археологический музей, разглядывала фрески – но уже ленилась и не писала, а фиксировала фотоаппаратом, а это значит, что имен не помню. Зря, может быть, ходила туда: было чувство, что это уже «перебор», что за один день столько мне не прожить. Вышла не без труда: 3000 квадратных метров истории – и опять бьют в барабаны и маршируют сиенские мужчины.
Захотелось на море. Поплавать. В автобусе во Флоренцию слушала Окуджаву («По Сиенской дороге леса, леса, леса») и Паваротти. И под его пение «mamma» из?за туч показалось солнце и облака стали похожи на лежащие (положенные горизонтально) готические статуи.
Перед отъездом в путешествие ночью придумала название новой своей книги. Записала. Забыла об этом. Две недели не вспоминала. Приехала – смутно помню, что было это и что названием была очень довольна. Но – никаких следов в доме или компьютере от этой записи. И это – мука. Невспоминаемое название всеми цветами радуги переливается и несбывчиво манит. Привязала к ножке стула шарф (как делаю за последние две недели уже третий раз и помогает). Сказала слова. И вот – нашла бумажку. На ней написано: «нерасточительная корка лимона приятно горчит». А потом название будущей книги: «ПРИЛЕПИЦА». И эпиграф к ней – измененная на одну букву цитата из Баратынского: «согласно излетая». Теперь остается только написать книгу.
2015. Июньское путешествие
Дети договорились между собой и купили мне билеты на самолет: Москва – Рим с пересадкой в Стокгольме и Венеция – Москва с пересадкой (18 часов) в Копенгагене. Маршрут я придумала сама, заказав самые дешевые ночлеги по дороге: Рим – Ареццо – Болонья – Падуя – Равенна – Венеция.
1 июня
Начало путешествия: на Курской кольцевой ждали поезда минут шесть, вагон был переполнен. Не люблю этих растянутых метропауз, тревожных и зловещих. Но – обошлось: иногда бывает и так: длинная пауза, не означающая ничего. По пути в аэропорт из аэроэкспресса я позвонила Льву Михайловичу Турчинскому и рассказывала ему о работе над архипповской книжкой. Он, уже прочитавший половину моего предисловия к ней, как и Ваня, ругал меня за длинную, в полторы страницы, цитату об Эрне из архипповских воспоминаний, вставленную в статью (а я говорила: нет, пусть останется, это для тех читателей, которые не читают всей книги, а ограничатся чтением вступительной статьи).
В Шереметьево выяснилось, что рейс SAS прилетел с опозданием и вылетит не в 15:15, а в 16. Это означало, что в Стокгольме я на свой рейс не успеваю. Меня заверили, что беспокоиться не о чем: раз оба колена перелета sas’овские, то они сами придумают мой новый маршрут. Чтобы попасть к ночи в Рим, пришлось лететь из Стокгольма во Франкфурт (SAS сотрудничает с «Люфтганзой»). В Шереметьеве у меня образовался лишний час, книжку о Сезанне, переведенную еще в начале 1930?х, единственную, карманного формата, которую я взяла с собой, читать очень быстро надоело, пришлось погулять вдоль Duty Free, ужаснуться автомату по продаже маек: одна другой страшнее, как униформа для кругов ада, с возрастающим хоррором.
Смешно, стюардесса продиктовала мне на борту самолета в Стокгольм номера пересадочных рейсов, которые я записала на бумажке (пробнике духов, другой не нашлось), а время второго полета она не уточнила. Так эту бумажку я и предъявляла дальше в качестве своего билета. Когда я сошла во Франкфурте, работница аэропорта сказала мне, что мой рейс уже очень скоро и вылетает из противоположного сектора. Поэтому мне пришлось пробежать по франкфуртскому аэропорту примерно два километра по движущимся дорожкам из сектора А в сектор В, гейт 6. Лифт у гейта не работал, поэтому после этого кросса со своим восьмикилограммовым рюкзаком я опять бежала пять пролетов лестницы вверх. А еще вчера в Москве лежала почти весь день с больным сердцем… Вылет в 21:10. Лететь полтора часа. Это означает, что без такси из Фьюмичино мне в Рим не добраться, так как автобусы и электрички уже перестанут ходить.
Стокгольма, как мне мечталось, я не видела вовсе: аэропорт стоит в лесу. Зато потом сразу – очень много очень красивых озер. Облака с просветами сияющей под предзакатным солнцем воды, такое небо, на которое и надо смотреть, а иначе – зачем живем? «Вы не можете вообразить того, что после смерти», а если не небо и облака – что это? как об этом и думать… Думала: «Эх, была бы я Елена Шварц, уж нашла бы для этих облаков слова». Но я – это я.
Потом возник Франкфурт. Видно, что огромный, с небоскребами, трубами и удивительным треугольным домом, занимающим целый квартал. А после города вдруг начались красивейшие леса. Густого зеленого цвета, такого, какой любил Дерен. Желтая сухая ровная трава – эти деревья, темно-изумрудные кроны и коричневые стволы – и хмурое серое небо – удивительный колорит аэропорта Франкфурта. Ну а коридор с движущимися лестницами теперь будет мне сниться в безвыходных снах.
В стокгольмском зале ожидания поразила меня одна немолодая дама, попросившая меня посмотреть за ее вещами, пока она сходит в туалет. Зона нормального человеческого доверия, об атмосфере которого как-то забываешь, живя в России.
По дороге во Франкфурт решила всему радоваться и воспринимать как приключение. Когда еще я полетаю дорогой «Люфтганзой» с большими расстояниями между креслами, бесплатной едой и вином (которые были очень кстати)? Я разговорилась с немкой, занимавшей ближайшее ко мне кресло. Выяснилось, что в Риме мы останавливаемся в соседних районах, обсудили возможность взять одно такси на двоих, но не сбылось: римские таксисты наотрез отказывались сажать в одну машину пассажиров с разными адресами. Пришлось ехать одной и болтать с шофером (я радовалась возможности попрактиковать свой еще очень беспомощный итальянский): обсуждали, какой папа лучше: нынешний или Иоанн Павел II. Мнения наши разделились, и пришлось даже немного поспорить… Конец дороги в Трастевере, славящемся кривыми улочками, я отлично помнила и показывала своему таксисту, как правильно ехать, потому что год назад уже останавливалась в том же прекрасном хостеле «Орса Маджоре». Рассматривая гугл-карту еще в Москве, я выяснила, что он стоит на той же улице Сан-Франческо ди Салес, что и римская тюрьма, устроенная, видимо, в бывшем монастыре. За тюремной стеной (а мне так нравилось год назад вдоль нее ходить, наблюдать, как плющ и жасмин раскинулись вдоль старинных каменных плит) в плане был огромный крестовик церкви, которая на карте не имела названия, и я все никак не могла сообразить почему.
Я позвонила, мне открыли уже запертые на ночь ворота. Устроившись на месте, я вышла во внутренний двор. Каждые десять минут с единственного дерева – цветущей стройной магнолии – срывался сухой лист, и это был единственный звук, рассекающий тишину римской ночи, которому внимали я и пристроившийся рядом со мною на лавочке сторож этого места – грустный внимательный кот.
В Трастевере
2 июня
В моем путеводителе по Риму написано, что 2 июня – единственный день, когда для осмотра простому люду открыты сады Квиринала. Это написано маленькими буквами в незаметном месте, поэтому я наивно полагала, что желающих посмотреть сады будет не так уж много: ведь 2 июня, в День Республики, в Риме проводится военный парад, зрелище, которое должно притянуть к себе толпы. А мне, не включившей телевизор 9 мая в Москве, смотреть еще один военный парад (пусть и в Риме) совсем не хотелось. Меня тянуло в сады, но намерению этому не суждено было сбыться…
От моей «Большой Медведицы» (так переводится «Орса Маджоре») до Тибра меньше двух минут пешком. Я вхожу на мост, иду мимо уже знакомого кенотафа в честь маленького мальчика (фотография, вложенные в пустоты ограды моста игрушки, цветы, всегда свежие, я помню о них с мая 2014-го). Потом все еще не завершенная стройка между набережной и виа Джулия, мощеный булыжником переулок Карчере, идя по которому я всегда вспоминаю, как Усов не советовал Архиппову писать Черубине, потому что она «ин карчере»[4 - В тюрьме.]. Миновав церковь Санта-Лючия, перехожу улицу – и захожу впервые в Санта-Мария-ин-Валличелла (Chiesa nuova), где отличная копия «Снятия с Креста» Караваджо (а для рубенсовского алтаря, как почти для всего рубенсовского, у меня нет – еще нет? – точки восприятия).
Иду по левой (если идти от Тибра) стороне улицы Витторио Эммануэле II, взгляд случайно ловит прекрасную мраморную скульптуру в лоджии одного палаццо (уже в Москве потом выясню, что позвала мой фотоаппарат римская копия Праксителя).
На виа Джулиа
К площади Венеции и полицейских, и народу становится все больше, у алтаря Победы строятся военные в разных униформах, я иду мимо, но дорогу мне преграждает взвод кавалеристов – красивые красные мундиры, кокарды с золотыми шнурами и плюмажем, плавно и послушно выступающие лошади.
Я иду дальше, к Квириналу. За мной увязывается красивый и высокий негр. Заговаривает, я уточняю у него дорогу, к моему удивлению, он несколько кварталов идет рядом и болтает о том о сем. Я понадеялась на него, а он, оказывается, и сам не знает пути, зачем-то вывел меня к фонтану Треви, там полицейские подсказали, куда свернуть. Я говорю негру, что не понимаю, зачем он идет со мной так долго. «Ты красивая, и я тебя полюбил». – «Ну уж дудки, дальше я хочу идти одна». – «Давай хотя бы обнимемся на прощание». – «Нет, нет, прощай».
Так выглядит «Похищение Прозерпины» Бернини (оно на вилле Боргезе) в моем исполнении. Почему-то, глядя на этот рисунок, я вспоминаю гениального Егунова: «Помните картину Репина „Не ждали“? Там в двери входит бывший арестант, вроде меня, возвращенный из ссылки. Я подобрал по размеру и на его место вклеил Лаокоона со змеями»
А вот и Квиринал. Совсем безлюдно, карабинер объясняет, что вход в сад откроется только в 15 часов, а сейчас 10. Поэтому я иду к своей любимой борроминиевской церкви Сан-Карло у Quattro fontane, чтобы после нее посетить палаццо Барберини. По дороге захожу и в церковь Сант-Андреа-аль-Квиринале Бернини. Золотой ее потолок, свет в ней.
Кассирша в палаццо Барберини объясняет, что сегодня из?за праздника в музее открыт только один этаж (какая связь? отгулы у смотрителей? – не могу догадаться). Я решаюсь: «Ничего страшного, мне хватит и одного», и как потом оказалось, этот редуцированный объем для первого посещения был как раз совершенно идеален. Еще один этаж меня бы раздавил. Я бы уж совершенно точно «восхищенья не снесла». А так – на все хватило сил.
Квентин Метсис. Хрестоматийный портрет Эразма Роттердамского (Наташа Громова потом, когда я показывала ей фотографии путешествия, глядя на него, сказала: «Опять Путин!» – а меня Бог спас от таких ассоциаций).
«Генрих VIII» Гольбейна – кажется, я помню его с шестого класса школы.
Изабелла Медичи (со знаком вопроса) неизвестного флорентийского мастера.
