Мокрое волшебство

скачать книгу бесплатно


– Значит, должны быть две русалки, – прошептала Мавис Фрэнсису. – Они не могут обе быть Сабриной… Так которая же из них?

– В любом случае одну мы должны спасти, – ответил Фрэнсис с огоньком большого приключения в глазах. – Они умирают в неволе.

Глава третья. Спасение

Главный вопрос, конечно, заключался в следующем: возьмет ли их мама в цирк, а если сама туда не пойдет, отпустит ли их одних? Однажды в Бакингемшире она разрешила им пойти в бродячий зверинец, заставив сперва пообещать не прикасаться ни к каким животным. Дети пожалели о своем обещании, когда директор зверинца предложил им погладить своего ручного дрессированного волка, очень похожего на колли. Пришлось ответить:

– Нет, спасибо.

И тогда директор сказал:

– Испугались, да? Ну так бегите домой к мамочке!

И зеваки очень обидно смеялись.

В цирке, конечно, лошади и все остальные звери не настолько близко, чтобы их можно было погладить, поэтому с детей могут и не взять такого обещания. Если бы с ними пошла мама, ее присутствие, хоть и приятное, наверняка добавило бы сложностей, которых и без того будет полно (даже Мавис это понимала) в деле спасения русалки. Но, предположим, мама с ними не пойдет.

– Вдруг нам придется пообещать, что мы не прикоснемся ни к одному животному? – сказала Кэти. – Нельзя кого-то спасти, не прикоснувшись к нему.

– В том все и дело, что русалка – не животное, – возразила Мавис. – Она – личность.

– Но предположим, там другая разновидность русалки, – сказал Бернард. – Предположим, там разновидность, которую называют тюленями, как писали в газете.

– Ну это не так, – отрывисто ответил Фрэнсис. И добавил: – И все тут!

Они разговаривали в палисаднике, вися на зеленой калитке, пока мама наверху распаковывала багаж, который вчера, на вокзале Ватерлоо, был похож на холм с лопатками наверху.

– Мавис! – крикнула мама в открытое окно. – Я нашла только… Но лучше тебе подняться сюда.

– Я должна помочь маме распаковать вещи. – И Мавис нехотя поплелась к дому.

Некоторое время спустя она вернулась бегом.

– Все в порядке! Сегодня днем мама встретит папу на станции и купит нам шляпы от солнца. А потом мы возьмем лопатки и пойдем к морю до обеда… На обед будет жареный кролик и яблоки в тесте, я спросила у миссис Пирс… И мы сможем сами пойти в цирк, и мама ни словом не обмолвилась об обещании не трогать животных.

Итак, они отправились по белой дороге, где овсянка, как обычно, толковала о себе на дереве чуть подальше от места, где они шли. И так до самого пляжа.

Очень трудно всерьез беспокоиться о русалке, которую ты никогда не видел, не слышал и не трогал. С другой стороны, стоит однажды ее увидеть, прикоснуться к ней и услышать ее голос, и тебя уже вряд ли будет заботить что-нибудь другое. Вот почему, когда они добрались до берега, Кэтлин и Бернард сразу принялись рыть ров для песчаного замка, а старшие ходили взад-вперед, волоча за собой новые лопаты, как некие новые разновидности хвоста, и говорили, говорили, говорили – до тех пор, пока Кэти не попросила помочь копать, не то они не успеют достроить замок до начала прилива.

– Ты понятия не имеешь, какие они забавные – песчаные замки, Фрэнс, – ласково добавила девочка, – ты же раньше никогда не видел моря.

Итак, после этого они рыли все вместе, складывали песок в кучу, прихлопывали и лепили с помощью своих ведерок башни замка, выкапывали подземелья, туннели и мосты. Только крыша в конце концов всегда проваливалась, если песок заранее очень плотно не утрамбовывали. То был великолепный замок, хоть и не совсем законченный, когда до него добралась первая тонкая плоская волна. Дети принялись работать вдвое усерднее, стараясь удержать море снаружи, пока все не стало безнадежно. Тогда строители сгрудились в замке, а море постепенно смывало его, и в конце концов остался только бесформенный островок. Все промокли насквозь, и им пришлось полностью переодеться, как только они вернулись домой. Теперь вы понимаете, как они были довольны.

После жареного кролика и запеченных в тесте яблок мама отправилась в экспедицию по добыванию шляп и встрече папы. Фрэнсис пошел с ней на вокзал и вернулся слегка грустным.

– Мне пришлось пообещать, что я не прикоснусь ни к одному животному, – сказал он. – А вдруг русалка – животное?

– Она не животное, раз умеет говорить, – ответила Кэтлин. – Слушай, тебе не кажется, что мы должны надеть свою лучшую одежду? Я лично надену. Из уважения к чуду глубин. Ей понравится, если мы будем выглядеть красиво.

– Я не собираюсь ни для кого наряжаться, – твердо заявил Бернард.

– Хорошо, Мишка, – сказала Мавис. – Только мы с Кэти переоденемся. Помни, это волшебство.

– Эй, Фрэнс, как думаешь, мы должны переодеться?

– Не знаю, – ответил Фрэнсис. – Я не верю, что русалок заботит, как ты одет. Видишь ли, сами они не носят ничего, кроме хвостов, волос и зеркал. Если нужно навести красоту, они прекрасно справляются без помощи одежды. Но это не значит, что тебе повредит еще раз вымыть руки и попытаться вычесать песок из волос, а то они смахивают на метлу.

Сам Фрэнсис зашел так далеко, что надел синий галстук, подаренный тетей Эми, и начистил серебряную цепочку часов, которые носил в кармане жилета. Это помогло ему скоротать время в ожидании, пока девочки будут готовы. Наконец сестры закончили наряжаться, надев свои лучшие вещи, и все двинулись в путь.

Овсянка продолжала говорить о себе – эта тема никогда ее не утомляла.

– Птица как будто потешается над нами, – сказал Бернард.

– Думаю, ничегошеньки мы не найдем, – заметила Кэтлин, – но в цирке все равно будет весело.

Пустырь раскинулся сразу за Бичфилдом, с самой неприглядной стороны этого городка – там, где стоят лавки с плоскими фасадами и желтые кирпичные дома. В более привлекательном конце Бичфилда у магазинов есть маленькие выпуклые эркеры с зеленоватыми стеклами, сквозь которые почти ничего не видно. На плохой стороне Бичфилда торчат заброшенные афишные щиты, оклеенные потрепанными, уродливыми цветными плакатами, где красными буквами призывают носить настоящие ботинки Рамсдена, а синими буквами – проголосовать за Уилтона Эшби. Некоторые уголки плакатов вечно отклеиваются и уныло хлопают на ветру. В этом конце городка всегда полно соломы, рваной бумаги и пыли, а под изгородями, где положено расти цветам, валяются грязные тряпки, старые сапоги и жестянки. А еще там очень много крапивы и колючей проволоки вместо милых разноцветных изгородей.

Вы никогда не задумывались, кто виноват в том, что места, которые могли бы быть такими красивыми, настолько уродливы? И не хочется ли вам потолковать с виновниками и попросить их больше так не делать? Возможно, в детстве им никто не говорил, как нехорошо разбрасывать апельсиновые корки, обертки от шоколадок и бумажные пакеты из-под булочек. А самое ужасное – дети, разбрасывающие мусор, эти маленькие шалопаи, вырастают законченными монстрами и строят отвратительные желтые кирпичные коттеджи, ставят рекламные щиты, продают настоящие ботинки Рамсдена (красными буквами), страстно голосуют за Уилтона Эшби (синими буквами), и им плевать на поля, некогда зеленые-презеленые, и на живые изгороди, где раньше росли цветы. Такие люди есть, и они не понимают, за что можно ненавидеть уродливый пустырь за этим непривлекательным концом города. На этом пустыре и открылась ярмарка в тот незабываемый день, когда Мавис с Кэтлин в своих лучших нарядах и Фрэнсис с Бернардом отправились спасать русалку, потому что русалки «умирают в неволе».

На ярмарке не было ни одного из старомодных ларьков и киосков, украшавших былые ярмарки – тех, где продавались игрушки, позолоченные пряники, кнуты для возчиков, чашки и блюдца, пироги с бараниной, куклы, фарфоровые собачки, шкатулки для ракушек, подушечки для булавок, игольницы и перьевые ручки с видами острова Уайт и Винчестерского собора, которые так ярко и четко видны, если поднести глаз к маленькому круглому отверстию на верхушке ручки.

Паровые карусели на ярмарке были – но едва ли на худых спинах пятнистых лошадей кто-нибудь катался. Там нашлись качели, но никто на них не качался. Ни шоу, ни зверинца, ни боксерских палаток, ни марионеток. Никаких балаганчиков с дамой в блестках и толстяком, бьющим в барабан. И никаких лотков. Здесь торговали только розовыми и белыми бумажными хлыстами и мешками с мелкой резаной разноцветной бумагой – английским заменителем конфетти, а еще маленькими металлическими трубочками с мутной водой, чтобы брызгать людям в лицо. Но если не считать этих грубых приспособлений, созданных для того, чтобы заставить кого-нибудь почувствовать себя неловко, на ярмарке ничего не продавалось. Честное слово, ни одной вещи, которую можно было бы купить – ни пряников, ни конфет, ни фарфоровых собачек, ни даже апельсина на полпенни или пакетика орехов. Да и пить там было нечего – ни единого прилавка с лимонадом или ларька с имбирным пивом. Гуляки, без сомнения, пили в другом месте. И здесь царила гробовая тишина, которую только подчеркивали отвратительные гудки паровой карусели.

Мальчик с очень грязным носом, подслушав торопливые переговоры детей, сообщил, что цирк еще не открылся.

– Ну и ладно, – сказали они друг другу и занялись аттракционами.

Все здешние развлечения были на одно лицо – такие, где надо что-то бросить или покатить в цель, а если попадете, вам выдадут приз вроде тех, что продаются в Хаундсдиче по девять пенсов за упаковку.

Большинство этих аттракционов устроены так, что приз получить невозможно. Например, оскорбительный ряд масок с разинутыми ртами, в которые воткнуты трубки. В золотые стародавние времена, если вы попадали по трубке, она ломалась – и вы получили «приз» ценой… Хм, у меня плохо с арифметикой… Короче, в сто сорок четвертую девятипенсовика. Но дети обнаружили, что когда их деревянный шар ударился о трубку, она не сломалась. Почему? – удивились они. А потом присмотрелись повнимательней и увидели, что трубки сделаны не из глины, а из раскрашенного дерева. Их невозможно было сломать – жестокая насмешка над надеждой.

Аттракцион «Брось в кокос» тоже стал не таким, как раньше. Раньше бросали палки, по три броска за пенни. Теперь за пенни разрешали сделать всего один бросок – легким деревянным шариком. Кокосовый орех выдавался только тогда, когда игрок случайно попадал в орех, не прикрепленный к подставке. Если вам действительно хочется выиграть один из этих нелюбезных фруктов, лучше немного постоять, понаблюдать и не целиться в кокосы, при попадании не падающие с подставок. Приклеивают их, что ли? Остается надеяться, что нет. Но если приклеивают, что толку удивляться или упрекать? Зарабатывать на жизнь нелегко.

Но один аттракцион возмутил детей – главным образом потому, что его владельцы были чисто одеты, не похожи на полуголодных, а это отбивало всю жалость к ним, оставив лишь неприязнь. Аттракцион представлял собой круглый стол, понижающийся к центру. На столе были разложены всякие штуковины. Заплатив пенни, вы получали два обруча. Если бы вам удалось накинуть обруч на какую-нибудь штуку, она стала бы вашей. Но, похоже, никто из местных посетителей ярмарки не мог этого проделать или не захотел. С виду задание было совсем не трудным. Да оно таким и оказалось. С первой же попытки кольцо было наброшено на маленький подсвечник. Колеблясь между гордостью и стыдом, Мавис протянула руку.

– Неудача, – сказала одна из двух молодых женщин, слишком чисто одетых, чтобы их жалеть. – Нужно, чтобы кольцо легло плашмя, понимаешь?

Потом сделал попытку Фрэнсис. На этот раз кольцо легло вокруг спичечного коробка, «плашмя».

– Неудача, – повторила дама.

– А теперь-то почему? – недоуменно спросили дети.

– Обруч должен лечь красной стороной вверх, – сказала дама. И снова осталась в выигрыше.

Тогда дети перешли на противоположную сторону стола и получили еще на пенни обручей от другой слишком чистой молодой женщины. И произошло то же самое. Только после второго попадания та сказала:

– Неудача. Обручи должны лечь синей стороной вверх.

Тут Бернард завелся. Он твердо решил очистить стол.

– Хорошо, синей так синей, – мрачно сказал он и взял обручей на пенни.

На этот раз он попал в жестяной подносик для булавок и в маленькую коробочку, в которой, надеюсь, что-то было. Девушка немного поколебалась, затем вручила призы.

– Еще обручей на пенни, – входя в раж, сказал Бернард.

– Неудача, – ответила девушка. – Мы не даем обручей больше чем на два пенни одному и тому же лицу из одной и той же компании.

Призы были не такими, какие захотелось бы сохранить, даже в качестве трофеев – особенно тем, кому предстоит спасать русалку. Дети отдали их маленькой женщине, наблюдавшей за игрой, и отправились в тир. Там, по крайней мере, все должно было быть без дураков. Если прицелиться в бутылку и попасть, она разобьется. Ни один жалкий корыстолюбивый смотритель не мог лишить вас приятного звона разбитой бутылки. Даже если оружие плохое, возможно прицелиться и попасть в бутылку.

Так-то оно так, но проблема со здешним тиром была не в том, чтобы попасть в бутылку. Бутылок было так много, и они висели так близко друг к другу… Дети сделали четырнадцать выстрелов и услышали тринадцать звонких ударов. Бутылки были подвешены в пятнадцати футах от них, а не в тридцати. Почему? Места на ярмарке хватало с избытком. Может, жители Сассекса настолько плохо стреляют, что тридцать футов для них – запредельное расстояние?

Они не бросают шарики в кокосовые орехи, не катаются на карусельных лошадках и не взлетают на головокружительную высоту на качелях. У них не осталось азарта для таких приключений. А кроме того, все на ярмарке, кроме самих братьев и сестер, маленькой женщины-зрительницы и девушек, выдающих кольца, были невообразимо грязными. Полагаю, в городке имелся водопровод. Но если бы вы побывали на бичфилдской ярмарке, вы бы в этом усомнились.

Здесь не слышалось ни смеха, ни веселых разговоров, ни дружеского праздничного перешучивания. Глухая тяжелая тишина висела над этим местом; тишина, которую не могла разогнать натужная фальшивая веселость паровой карусели. Смех и песни, музыка и дружеское общение, танцы и невинные пирушки – ничего этого не было на ярмарке в Бичфилде. Музыку заменяли доносившееся с паровой карусели звуки, похожие на эхо низкопробной позапрошлогодней комедии. Ни смеха… Ни веселья… Только угрюмо сгрудившиеся грязные смотрители приспособлений для выманивания пенни, да несколько групп подавленных девочек и мальчиков, дрожавших на холодном ветру, который поднялся с заходом солнца. На ветру плясали пыль, солома, газеты и обертки от шоколада. Единственные танцы этой ярмарки.

Большой шатер, в котором размещался цирк, стоял в самом конце пустыря, и люди, суетившиеся среди веревок и колышков, между опиравшимися на оглобли яркими фургонами, казались веселее и чище, чем хозяева мелких аттракционов, созданных для того, чтобы люди не выигрывали призов.

Но вот наконец цирк открылся; полог шатра откинулся, и похожая на цыганку женщина с маслянистыми черными локонами и глазами, как блестящие черные бусины, вышла и встала сбоку, чтобы принять деньги у тех, кто хотел посмотреть представление. Теперь люди тянулись к шатру по двое и по трое. Наша четверка успела прежде остальных, и цыганистая женщина взяла четыре теплых шестипенсовика из четырех рук.

– Входите, входите, мои милые крошки, и посмотрите на белого слона, – сказал тучный черноусый человек в зеленоватом, с лоснящимися швами, вечернем костюме.

Человек с шиком размахивал длинным бичом, и дети, хотя уже заплатили по шесть пенсов, остановились, чтобы послушать, что они увидят, когда войдут.

– Белый слон! Хвост, хобот, бивни – весь целиком белый, всего за шесть пенсов. Посмотрите также на верблюдов, которых называют кораблями арабов или кораблями пустыни! Верблюд пьет в три горла, когда есть шанс, но ничего не пьет во время перехода через пустыню. Входите же, входите! Посмотрите на дрессированных волков и росомах, исполняющих великий национальный танец с флагами всех стран. Входите же, входите! Посмотрите на дрессированных тюленей и на единственную в своем роде Лотос из Хиста: она исполнит свой знаменитый трюк сразу на трех неоседланных лошадях – предмете восторга и зависти королевской семьи. Войдите и посмотрите на знаменитую русалку, пойманную у ваших берегов только вчера – такой нигде больше не сыщешь!

– Благодарю вас, – сказал Фрэнсис. – Думаю, мы войдем.

И все четверо прошли за брезентовый полог, в царивший внутри квадратного шатра приятный желтый пыльный полумрак. За пологом был проход, в конце которого виднелся посыпанный опилками манеж со скамьями вокруг; два человека только что закончили покрывать передние ряды красными хлопчатобумажными полосами.

– А где же русалка? – спросила Мавис у маленького мальчика в трико и шапочке с блестками.

– Там, – мальчик показал на маленькую парусиновую занавеску сбоку. – Но лучше вам к ней не лезть. Она жуть до чего злая. Так и хлещет своим хвостищем… Забрызгала старую Мамашу Ли с ног до головы, вот чего сделала. И она опасна: наш Билли вывихнул запястье, пытаясь ее удержать. А еще надо заплатить трехпенсовик, чтобы увидеть ее вблизи.

Все мы знаем, что порой лишние три пенса являются серьезным препятствием, жестокой преградой для исполнения желаний. Но, к счастью, не в этот раз. У детей было много денег, потому что мама дала им две полкроны – пусть тратят, на что захотят.

– Все равно у нас останется еще два шиллинга, – сказал Бернард, намекая на дополнительные траты в три пенса.

Итак, Мавис, их казначей, заплатила лишние три пенса девушке со светлыми, как конопля, волосами и смуглым, круглым, как пирог, лицом – девушка сидела на кухонном стуле у занавески, закрывающей путь к русалке. Потом дети друг за другим вошли в узкий проход и, наконец, оказались в маленькой комнатке с брезентовыми стенками и с резервуаром, в котором держали… Ну, большая табличка, явно написанная в спешке, потому что неровные буквы стояли вкривь и вкось, гласила:

«НАСТОЯЩАЯ ЖИВАЯ РУСАЛКА. СЧИТАВШАЯСЯ СКАЗАЧНОЙ, НО НАСТОЯЩАЯ. ПОЙМАНА ЗДЕСЬ. ПРОСЬБА НЕ ТРОГАТЬ. ОПАСНА».

Маленький Мальчик с Блестками, последовавший за четверкой, показал на последнее слово и гордо спросил:

– Ну, что я говорил?

Дети переглянулись. При свидетеле ничего нельзя было сделать. По крайней мере…

– Возможно, если начнется волшебство, – прошептала Мавис Фрэнсису, – посторонние его не заметят. Иногда они не замечают… Мне так думается. Положим, ты просто прочитаешь кусочек из «Сабрины», чтобы началось волшебство.

– Это будет опасно, – так же тихо ответил Фрэнсис. – А вдруг он не «посторонний» и заметит?

Итак, они беспомощно стояли, глядя на большой цинковый бак с табличкой – вроде тех водяных баков, что находятся на крышах домов. Вы, должно быть, часто видели, как лопаются трубы в морозную погоду, и тогда ваш отец поднимается на крышу дома со свечой и ведром, и вода капает с потолка, и посылают за водопроводчиком, который приходит, когда ему вздумается.

В цинковом резервуаре было полно воды, а на дне виднелась какая-то темная масса, отчасти похожая на коричнево-зеленую рыбу, отчасти – на зеленовато-коричневые водоросли.

– Сабрина прекрасная, – вдруг прошептал Фрэнсис, – отошли его.

И тут же снаружи раздался голос:

– Руб… Рубен… Черт бы побрал этого мальчишку, куда он запропастился?

И маленькому незваному гостю с блестками пришлось уйти.

– Ну разве это не волшебство? – спросила Мавис.

Возможно, так и было, но темная рыба и куча водорослей в баке не шевельнулись.

– Прочитай до конца, – попросила Мавис.

– Да, давай, – подхватил Бернард, – тогда мы точно узнаем, тюлень там или нет.

Итак, Фрэнсис начал:

– Сабрина прекрасная,
меня услышь
из глубины, где ты сидишь,
из-под прозрачной прохлады вод…

Дальше он не успел прочитать. Стало слышно, как вздымаются и шевелятся водоросли, как двигается рыбий хвост. Мелькнуло что-то белое, раздвинуло коричневые водоросли… Их раздвинули две белые руки, а потом на поверхности довольно грязной воды появилось лицо и – в том не было сомнений – существо заговорило:

– Тоже мне, «прозрачная вода»! Как тебе не стыдно произносить заклинание над этой жалкой цистерной. Ну, чего вам?

Каштановые волосы и водоросли все еще скрывали большую часть лица, но дети, оправившись от первого потрясения, снова подались ближе к резервуару и увидели, что лицо чрезвычайно сердитое.

– Мы хотим, – сказал Фрэнсис дрожащим голосом, хотя снова и снова повторял себе, что он не ребенок и не собирается вести себя как ребенок, – мы хотим тебе помочь.

– Помочь мне? Вы? – Русалка приподнялась чуть выше и презрительно посмотрела на ребят. – Разве вы не знаете, что я – владычица всей водной магии? Я могу поднять бурю, которая сметет это ужасное место, моих отвратительных похитителей и вас вместе с ними и унесет меня на гребне огромной волны вниз, в глубины морей.