То, что не отнять

скачать книгу бесплатно


– Дык, предков хата, живу я, только не живу, поэтому и пыли столько, хотя было бы больше если бы жил, они сейчас в Белоострове обитают, типа дают мне шанс самостоятельным побыть. А денег от этих подработок еле на благородную синьку и приличные сигареты хватает, – он достал сигарету и затянулся между глотками с горячим чаем. Папа был уверен, что к концу универа со всей моей идеальной иностранщиной, дядя пристроит меня куда поближе к дипломатической службе, да куда там, молодняк весь в пятом поколении, места занимает, начиная готовиться еще до поступления в институт. Вот и тружусь во фрилансе, то с одной гостиницы наберут, отвезите испанцев по местным ресторанам, то с другой, покажите любителям чая район Купчино, недавно любителей пасты по местным фермерам возил, выбирают хозяйство для покупки, зачем оно им?

– А самое популярное, это любых из них до ДЛТ или Бабочки, свозить, сбить цену на добрую брендятину, ну магазины, подбрасывают долянского, карточек мне дисконтных выдали, каких у самых продвинутых трендсеттеров никогда не появятся, перепродаю эти скидки, но в последнее время не так много заказов по моей языковой группе. В Европе тратить стали осмотрительнее, жопа у них, хотя жопа у них всегда была. Просто с человеческим лицом. Смешно звучит, жопа с человеческим лицом, – улыбнувшись, Самуил с напором выпустил вверх сигаретный дым, – Зато, мои кенты с восточного факультета в полном «Сникерсе» с такими жирными орехами, азиаты прут нескончаемым потоком, платят копейки, но налетают целым ульем, а с каждого по копейке, вроде и доллар набегает. Эх, говорил мне папенька: «учи китайский сынок, нация, которая растет такими темпами, обладая возобновляемой дешёвой рабочей силой, нагнет каргу Европу и загонит ей по самое-самое их же европейскими товарами. Пройдётся всей массой по замшелым европейским ценностям».

Самуил жадно отхлебнул чая и со значением заглянул в глаза Николаю. Николай тоже глотнул горячего чая.

– Потому и набегаю на отчий дом как Мамай, крошу холодильники и погреба. Мать отца балует разными изысками, иногда своего иногда ресторанного доставочного производства, но по старой привычке заказывает с избытком, или специально, не знаю, подманивает и подкармливает своего малого полиглота, – а дух военщины в квартире распространяет кирзовая группа, вчера на кафедре молодняку сапоги выдавали, ну и я две пары взял от жадности.

– Кстати, еще к запахам, а что тут за история с рыбным холодильником, чего за шмон, что глаза режет, как в общественном туалете? – спросил Николай.

– А, ты про этот старый Либхерр? Нормальный фридж, не вонючий там в прихожей прячется, только там тоже ничего, говорю же голодаю, – а этот отец использует, когда с рыбалки на заливе или Ладоги возвращается, своей профессуре подарки хранит, судаков да лещей, любители они старых совковых традиций, знаешь, один ловит другой коптит с ольховой щепой. А потом вместе по баням в общих отделениях высиживают. И все это уминают под ученые разговоры и разные премудрые домашние настойки, выдержанных на всяких лесных и садовых травах.

Из комнаты доносились звуки, как будто, тягали гантели, видно пальцы Светки устали и она решила прокачать более важные части тела, что бы они выглядели еще аппетитнее.

Николай встал и тоже закурил, выдыхая в приоткрытое окно, жизнь начинала налаживаться. Чай протек по каждой клетке тела. Голова прояснилась. Самуил исчез в глубине квартиры, оставив его одного.

На стене висела фотография начала истории полной надежд семьи, два молодых родителя, одетых по простому, но с очень живыми глазами и печатью мощного интеллекта на улыбающихся лицах, с кучерявым Самуилом на перевес, девочкой подростком с баранками из волос. Семейная идиллия. Николай всегда завидовал полноценным семьям. Полному, а не половинному семейному счастью, когда отец отвечает за мужское, а мать за женское. А не одна мать, передвигающая шкаф для поклейки обоев, прикручивание шурупами книжной полки и отвечающая за пришивание пуговиц на отпаренный пиджак одновременно.

– Коля, а какого твои кишки лежали в туалете? – спросил снова появившийся на кухне Самуил, – и здесь, почему-то всего один носок.

Самуил выглядел растерянным и виноватым, как будто это он его украл, а теперь стоит и не знает, как оправдаться.

– Забей! Я знаю, где спрятался этот гаденыш, – Николай принял одежду скрученную в улитку и сбросил одеяло на кухонный стол, – Слушай, у меня еще вопрос на засыпку, где мои боты, и чьи это кроссы?

– Так отца, чьи же еще? Он в них помойку ходит выносить сколько себя помню. А ботинки не знаю, в прихожей наверное, там пара незнакомых мне имеется не принадлежащих фамилии этого родового поместья, и похоже вряд ли они Светкины.

Громко хлопнула входная дверь. Зазвенели друг о друга два бокала на столе.

– По ходу подруга твоя аглицким методом самоликвидировалась, – Самуил сказал с нотками досады в голосе, от Николая это не могло скрыться.

– Ну и хорошо! – сказал Николай, – на это утро одной проблемой меньше.

– Может поедем отобедаем в приличное место, а то мой желудок сам себя переваривает второй день, – предложил Николай, обнаружив в кармане тугую пачку с купюрами разного достоинства. Вслед за ней на пол выпало несколько пластиковых карточек черного цвета.

– Claro que si! Естественно товарищ мой! – Самуил, как ребенок радовался, засучил ногами на месте, как ретивый жеребенок перед забегом.

– Приму только освежающего туалета, почищу внешнее и внутреннее, и в путь, – Николай в одних кроссовках и с одёжным тюком вышел из кухни.

Глава 3. С вялым наперевес

Выйдя из тропического душа, Николай поморщился от вида несвежей скомканной рубашки лежавшей сверху, но приятное ощущение после освежающего душа перебороло и захлестнуло эмоциями, захотелось делиться со всеми вселенской любовью и телесной чистотой.

– Эй академик ты классикой не богат? Терпеть не могу рубашки второго дня! – крикнул он, что было мочи, в дверь.

Через какое-то время, в дверь поскребли. На пороге стоял ржущий Самуил, в руках он держал отцовскую белую рубаху, – есть только такая.

Размер был подходящим, но воротник был с длинными заостренным концами, которые так уважал Тони Монтана.

– А у тебя отец точно профессор? И всегда им был? Мне всегда было интересно, кто покупает такого рода вещи, при чем неважно, даже если это было модно в то время.

– Не гунди, – заржал во весь голос за дверью, уже не сдерживаясь Самуил, – выбирай, либо чистое, либо спать дома.

Николай, с бодростью поднял свои не один раз перекрученные штаны и пиджак. «Хвала портным Италии и не мнущейся ткани», с удовольствием подумал он. Костюм выглядел, достаточно прилично, от пара душевой мелкие складки тоже исправили свою кривую улыбку. Из кармана выпал айфон. Николай поглядел на заваленную сообщениями и пропущенными звонками поверхность. Пропущенных вызовов двадцать семь. Николай разблокировал устройство, иконки программ и мессенджеров пестрили красным цветом. СМСки, понятно, их было много, пятница-суббота, горячие предложения от магазинов, ресторанов, клубов. Все хотят приобщиться к твоему кошельку, раскрутить тебя немного на заработанное.

Николай заметил смс от матери, в не принятых она была тоже, много раз, – фак, фак, фак, – выругался он набирая номер. Сердце стучало.

– Да, Мамуль, все норм, у тебя как? Обязательно заскочу как-нибудь на неделе.

– Штрафы? Хорошо, заберу, не волнуйся. И ты себя береги!

Отлегло. Николай отключился от разговора. Николай очень любил свою мать отдавшую ему себя без остатка и только самое лучшее, что только было в их совместной жизни, всегда себе в ущерб. Положила свою жизнь на алтарь родительской любви, отказывая себе во всем, при его воспитании.

Пролистав дальше номера Палычей, Евгеньевичей, Александров, Айвана, Светы и прочих номеров без подписей, решил больше никого не набирать, подумав: «кому надо сами наберут». Дело было за малым, пройти через облако одеколона и вперед.

На полках оказался только стариковский вариант, классика от «HUGO BOSS», понятно папин, но сойдет. Оглядев себя и свою щетину в зеркале Николай посчитал свой вид сносным, все, кроме воротника рубашки.

– Ну что, седлать лошадей, гусары едут кутить! – распахнув дверь, крикнул он в темноту комнаты откуда опять доносилась музыкальная низкочастотная долбежка.

Из темноты выскочил Самуил уже в парке и нахлобученном капюшоне. Блестящие коричневые «Сантони» Николая были протерты и заботливо поставлены прямо перед выходом из ванны. Отыскавшийся второй носок бережно почивал здесь же. Николай решил не смущать Самуила, благодарностью, видно тому просто очень хотелось поесть, поэтому он минимизировал временные потери на задерживающие препоны.

На улице стояла по-настоящему весенняя погода. Было сухо и прохладно. Солнце ласкало лучами фигуры пробегающих мимо школьниц. Две вороны громко каркая раздирали полиэтиленовый пакет. Бабулька на скамейке у подъезда проводила их подозрительным взглядом. Сошедший с газонов снег обнажил отходы собачьего производства. Мимо, по Кондратьевскому проспекту, пролетела скорая помощь с сиреной, оглушая прохожих тревожно и неприятно.

Сталинки Кондратьевского снаружи выглядели еще хуже, чем внутри. Преимущество этих домов заключалось в высоте потолков и удобной планировке. Промышленный гигантизм из семидеятых. Цвет дома не соответствовал эстетике погоды и настроению Николая, нужно было покинуть этот оплот школы Ленинградского конструктивизма. Скорее в центр, к ласкающим взгляд, историческим фасадам.

Николай люто ненавидел только одного погодного врага, влагу под ногами, убивающую дорогую обувь, его главный фетиш наравне с нижним бельем, другим залогом душевного комфорта. Пощупав карманы песочного цвета кашемирового пальто он достал ключи от машины. Загаженная птичьим пометом черная пятерка стояла одним колесом на газоне. Самуил радостно подбежал к пассажирской двери.

– Николай Александрович разреши пару зачетных тем крутануть, на твоей акустике, у меня очко сжимается, когда твоя сверх акустика качает!

– Ага сейчас разбежался, будешь свое очко, в другой помойке сжимать и разжимать, боюсь в моей стекла потрескаются, от одного слова фак из твоих серьезных песен.

Самуил не расстроился, усевшись поудобнее начал играться-регулировать всеми доступными настройками сидения под свои ощущения. Николай плюхнувшись на сидение первым делам включил подогрев руля, даже летом эта функция согревала ему не только пальцы, но и душу, самая востребованная опция, летом выпивающая пот с ладоней, а все остальное время ласкающая их нежным теплом.

На заднем сидении лежал огромный букет длинных ядовито-желтых нарциссов, колоритно смотрящийся на фоне черной кожи скакуна баварской конюшни. Самуил тоже обернулся. Светкин букет получил шанс быть передаренным кому-то еще. Николай рванув дверь, хотел выкинуть букет, но пожалел беззащитных голландских путешественников. Вместо этого он подошел к подозрительной бабульке у подъезда и положил букет на скамейку рядом с ней, одарив ее многозначительным взглядом. Отошёл не оборачиваясь и ничего не сказав. Бабулька заерзала на скамье переводя взгляд с букета на удаляющуюся спину Николая и обратно.

Весенний полупустой город стремительно летел за окнами машинами и улицами, мелькал скверами и мостами. Лагутенко тоже превышал свою скорость, но в другом контексте. На Большом Петроградки какая-то девушка помахала из соседней «ауди». Даже светофоры казались умытыми и сопровождали поездку приветливым травяным прищуром. Самуил вяло перебирал что-то в телефоне, похоже, что создавал новый трек-лист. Машина выскочила на проспект Добролюбова.

Николай решил выступить нарядно. Если тусоваться, это рестораны группы «Жинза», еда так себе, но курочки неплохие кучкуются, давят чайник на стайку, постоянно требуя долить кипяток, если поесть, то «Бробка», неизменное качество проверенное временем и отношениями. Цена не простая, но позволительная для роскошного чревоугодия. Зная хорошо Михаила и Арама Цакановых, людей больных на всю голову до своего детища, переживавших откровенно за любой проект в который бы они не входили. Николай доверял им безоговорочно, и не понимал людей предпочитающих другие места. «Бробка» была дом родной, сколько было выпито и отпраздновано еще на старом адресе на Белинского, ночные посиделки в закрытом винном баре и ресторане «Иль Жрапполо». Люди понимали, чем занимаются. В это время, когда все стремились пользоваться дешевыми продуктами и не профессиональными работниками, эти парни не искали компромисса, ужимались сами не ущемляя достоинства клиентов.

Клиенты платили тем же, лица были одни и те же. Приводили с собой себе подобных, так и сбился костяк заведения. Николай ценил, профессионалов и профессионализм, чего бы это не коснулось, никогда не спускал выскочкам нахватавшимся самых верхов, выводя их на чистую воду. Сам, в своей работе придерживался тех же принципов. Если к тебе обратились по какому-то вопросу, никогда не оставляй белых пятен у спросившего, не юли и не обманывай. Как в песне про «стрелять и любить».

Парковочное место нашлось быстро, прямо под окнами заведения, чья-то охрана на трех машинах не наглела и не занимала места для рабочего класса, стоя под аварийными парами вторым рядом. Знакомый бармен кивнул им через большую свежевымытую витрину.

– Столик бронировали? – дежурный вопрос новенькой хостес не смутил Николая.

– У нас пожизненная прописка, – ответил Николай передавая пальто.

Самуил сделал вид, что у него много ценного в карманах похлопав вопросительно себя по ним и перекинул снятую парку через руку.

В зале было как обычно многолюдно. Много знакомых лиц. Первым делом Николай кивнул Михаилу, размахивающему руками на открытой кухне как индюк перед дракой, затем всему кухонному персоналу. Тем, кто старается держать марку заведения ежедневным трудом, орудуя кухонным оборудованием и жонглируя продуктами.

Проходя между столами Николай нехотя подал руку шапочным знакомым, выведшим свои семейства на пастбище аппетитного ресторанного поля. Несмотря на полдень, народ плотно налегал на винные субстанции разных цветов заботливо оформленных персоналом в декантеры. Лучи солнца играли и утопали в соломенных и рубиновых жидкостях пузатых емкостей малых и больших объемов.

Самуил приступил к тщательному изучению предлагаемых винных и кулинарных изысков.

Николай взяв меню из рук Самуила небрежно бросил его рядом, – Забей, и вверь мне судьбу свою о друг мой Самуил!

Не успев толком расположиться за столом Николай заметил по идиотски радостного парня, в дурацком рождественском свитером с оленями и зализанными назад блестящими волосами, виски его были выбриты местами вместе с кожей. Руки, развешенные коромыслом, намекали на скорые объятия.

– Бля, надо было в «Асторию» всё-таки к иностранцам ехать, а то сейчас пожрать нормально не дадут, и с понтами теперь за столом будет порядок – успел выругаться Николай глядя на недоумевающего Самуила.

– Николай Александрович, дай бог вам здоровья, и деткам, и супруге, и великому русскому писателю Александру Сергеевичу рядом с вами.

Самуил действительно смахивал на Пушкина, только на современный манер, Николай раньше этого не замечал.

– Ты чего несешь-то? – отстраняясь от лобызающегося Антона, спросил Николай.

– Так чего несу, светлое и радостное в серые массы, озаряю путь ваш здравствованием и долголетием! – Антон засмеялся сам над своими шутками так громко, что мужик проходивший мимо, в сторону туалета, даже замедлил шаг рассматривая каждого за столом.

– Саныч ты куда вчера слился с культурного мероприятия с той зачетной девахой, походу на износ напильником работать? Поверхности шлифовать? И чего это за рубаха такая, вчера переоделся перед кокосовой вечериной небось? Или просто продвигаешь новый тренд? – в его глазах читался неподдельный интерес.

– Анализы тебе мои за последний год не представить, флюорографию там, справку от стоматолога, талон технического осмотра и справку формы № 9? – огрызнулся Николай, чрезмерность вопросов начала его утомлять.

Вмешательство в личную жизнь без своего приглашения, он терпеть не мог, как и в чужую никогда не лез, даже если сами просили.

– Ну хорош, не хочешь, не повествуй, я думал тебе нравится рассказывать про нетрадиционную медицину, глубину пещер и высоту холмов. Столярную обработку изделий рашпилем и надфилем.

– Я девушку отвез до дома, кошка у нее чихала. Сначала в аптеку, специальную, за животной лечебной микстурой, а затем на Московский.

– Вокзал? – пытался съехидничать Антон, на их громкий разговор начали оборачиваться с соседних столов.

– Проспект, умник! – к счастью, у Николая зазвонил телефон. На экране высветилось Света – рассвет.

– Пойду на улицу, переговорю.

– Передай от меня поклон кошкозявру – не мог успокоиться Антон.

Самуил проводил Николая жалобным взглядом.

Выйдя на весеннюю улицу в одном костюме, Николай сбросил Светкин звонок и достал сигареты. Под одиноким устройством для курильщиков, уличной лампой, он расслабил плечи и зажмурился от удовольствия. Раскаленная спираль потрескивала от дуновения легкого ветерка. Искусственное тепло заботливо обволакивало его шею и плечи. Николай зажмурился затягиваясь. Картинки быстро мелькали в мозгу ни на чем конкретно не задерживаясь. Было просто хорошо. Утренняя похмельная неизвестность и тревожность постепенно рассеивалась. Николай ощущал себя на ногах все тверже и тверже. Состоянию сопутствовало предвкушение хорошего выходного дня.

Глава 4. Человек

– проспект

Побыть наедине с собой в несколько затяжек. Хотя, не всегда удаётся. Напротив входа остановилась темная «Volvo», с заднего дивана неуклюже выбрался человек похожий на пингвина. Он был в дорогом, но мешковатом коричневом бархатном костюме. Бархатная бабочка в тон подпирала подбородок. Николай смутно помнил его, как дирижера или директора какого-то театра, наравне с множеством других не очень важных людей в своей жизни. Пингвин тоже прибежал покормиться. Николай и дирижер пожали друг другу руки.

– Прелестная сегодня весна Николай Александрович, а вы себя все задымляете?

– Доктор приказал не бросать, а погода правда шикарная – согласился Николай, который к своему замешательству помнил только отчество знакомого.

– Можно полюбопытствовать каких медицинских дел знахарь поддерживает вас в вашем хобби? А то супружница моя, тоже запрещать мне все начала, говорит года уже не те. Знаете, шапка и кальсоны всегда, кроме лета. На пороге, с утра, хватит меня за причинные места и вопрошает: «Михаил Абрамович, а вы утеплились исподним?»– вид у нее при этом грозный такой. Страдаю я, от этих утеплений, потом и запахом исхожу. В театре от меня балерины носики морщат. А я не привык, хочется быть богом на своем полуострове.

Ну точно, директор театра, подумал Николай про себя. Михаил, значит, Абрамович.

– Послушайте, Михаил Абрамович, тот лекарь не про вас, он зубных дел мастер, я решил, как бы это поточнее, клавиши рояля сменить, чтобы не черная-белая, а чтобы как у Чеширского кота, от уха до уха, сверкал настоящий клад цвета унитаз, но такой, как бы естественный, вот пока делал два года, врач мне и сказал покуривать для укрепления десен.

– Хороший доктор, заботливый. А что мы все на улице, зайдемте приличного выкусить? Антоша здесь? Он меня пригласил на субботний ланч, – нетерпеливо замельтешил театрал.

– Да, он внутри. Я собственно позвонить вышел. Пойдёмте.

Николай вместе с Михаилом Абрамовичем подошли к столу. За столом, кроме Самуила и Антона сидел крупногабаритный угрюмый мужик с ногами в проходе. На его квадратной физиономии отсутствовали интеллект и мимические морщины. Было даже не понятно из кого места он отвечает, рот не двигался. С появлением прибывших, он вскочил по военному по струнке и отбыл от стола, как будто его тут и не было.

– Начальник охраны моей, – то ли присутствующим за столом объясняя, то ли окружающим, горделиво заявил Антон, слишком долго обнимающийся и расшаркивающийся в приветствиях и танцах с пингвином.

– Понятно тогда, чей там паровоз небо коптит, перегородив половину переулка – Николай сел за стол.

Антона, Николай знал сравнительно недавно. Но знал о нем больше, чем самому хотелось бы, кроме происхождения его фамилии, предполагая, что она вымышленная. Антон Невский вырос в детском доме где-то в Ленинградской области, и теперь всеми силами пытался вытащить клещами из общества все то, что ему недодали в детстве. Деньги, любовь, уважение, образование, заботу. Искал ее везде, и у всех, кто давал только намек на один из пунктов. А порой возможность отомстить этому самому обществу, за все детские обиды. Похожего рода людей вокруг Николая было много. Многих из них, он просто терпел по долгу работы. Невский был настоящий и страстный кашевар. Есть сталевары, они варят сталь. Есть мыловары, они варят мыло. А есть те, кто варит кеш. Нал, наличку, наличман. Варят не хуже сталеваров или мыловаров. Варят по серьезному, не взирая ни на что. Используя все доступные легальные и нелегальные виды отношений между хозяйствующими субъектами. Являются незримой, но ощущаемой прослойкой между банком и клиентом. Прослойкой от сложного к простому. От гипотетического безналичного к осязаемому и по-живому шуршащему.

Недостатка в клиентах никогда не было. Клиенты были очень разные. Каждый из них преследовал свою цель. Чем и кем они были? Для Антона, они не делились на группы, просто были клиентами. Клиентами, страждущими обладать неучтенными государством купюрами. Клиентами, припертыми к стенке мздой чиновничьей братией разных уровней от затрапезных муниципалов до раскормленных федералов. Клиентами, кроящими на фонде заработанной платы. Клиентами, не желающими мириться с налогами. Считавшими, что переплачивают налогов с избытком. Просто откровенными прохиндеями и мошенниками. Своих клиентов, независимо от размера кошелька, Невский любил, дорожил ими. Ценил установившиеся доверительные отношения. Он купался в своей востребованности и незаменимости.

Кроме стяжательства, здоровой черты человеческой природы, Невский имел моральные принципы. Он никогда не воровал. Не помогал воровать бюджетные деньги у государства. Относился к деньгам, как к обычному товару в магазине. Просто очень специфическому товару. Покупал и продавал. Как и все коммерсанты, искал дешевле, продавал дороже. Не забывая делать ежемесячные отчисления на свой отчий дом, который дал путевку в жизнь, считал это делом чести. На все праздники, отправлял свою охрану с мешками игрушек для подопечных детского дома. Благотворительствовал в искусстве, спонсировал премьеры Михаила Абрамовича, за что имел персональную ложу в театре и уважение среди изящных тонконогих балерин.