скачать книгу бесплатно
«Женское стихописание» содержит целый ряд первоэлементов поэтического зрения Николаевой. Поэту важно говорить от первого лица. По мнению Д. П. Бака, Олеся Николаева переживает в стихах только свою биографию. Лишь изредка в ее творчестве появляются намеки на публицистичность. В своих стихах она стремится воскресить полузабытые смыслы. Как считает Д. П. Бак, уже в ранних ее стихотворениях, например, в сборнике «Сад чудес» прослеживается эта тенденция: «Как чудно смыть, отмыть, умыться – / долой все пятна и следы! – / и стать лишь света ученицей, / и стать помощницей воды…»[73 - Бак Д. Третий берег (о стихах Олеси Николаевой) / Арион. 2005. №1. С. 66.]. В более поздних стихотворениях происходит сгущение метафизических подтекстов «избавления от нечистоты», что придает стихам Николаевой большую весомость. За глубокими религиозными иносказаниями чувствуется искренность первоначального жеста, далекого от метафизики, но подлинного по своей сути.
Игорь Шайтанов, сопоставляя поэзию Ольги Седаковой и Олеси Николаевой в аспекте освоения духовного опыта, представляет стихотворения двух поэтесс как два стилистически противоположных полюса: если поэзия Седаковой стремится к аскетической сдержанности, то поэзия Николаевой, напротив, тяготеет к экзальтации, «взволнованной», «потрясенной»[74 - Шайтанов И. В «конце века» – в начале тысячелетия / Арион, 2003. №4. С.19.]. Кроме того, Шайтанов обнаруживает риторическую природу высказывания: «ее слово нашло для себя верную слуховую и смысловую опору в традиции русской духовной риторики, как поэтической, так и прозаической, сделав ее источником энергии современного стиха»[75 - Шайтанов И. Двадцатый или двадцать первый? / Вопросы литературы, 2006. №5. С.7.].
А. Архангельский отмечает склонность поэзии Николаевой к назидательности и нравоучению. И. Роднянская в статье «Назад к Орфею»[76 - Роднянская И. Назад к Орфею / Новый мир, 1988, №3. С. 90] придерживается близкого мнения, считая, что эти стихи «учат правильной постановке души». Сама же Олеся Николаева считает, что цель поэзии – это достижение идеала: «Мои герои – еще не святые, они лишь на пути к святости, и на этом пути – это живые люди, в которых пока не все страсти преображены, не все комплексы преодолены, не все заблуждения изжиты»[77 - Персональный сайт. Олеся Николаева. Электронный ресурс URL: http://nikolaeva.poet-premium.ru/ (http://nikolaeva.poet-premium.ru/). (Дата обращения: 21.04.2015).]. Таким образом, автор принимает мысль о самосовершенствовании личности и воспринимает творчество как один из действенных механизмов нравственного, этического развития.
Собственно поэзию О. Николаевой рассматривает, наравне с лирикой других авторов (Ю. Кублановского, О. Седаковой, А. Солодовникова, В. Блаженного), Н. Котова в диссертационном исследовании «Современная духовная поэзия». Н. Котова отказывается от термина «религиозная поэзия», поскольку «понятие „религиозная лирика“ приложимо более к церковной (традиционной) или классической поэзии, где она соприкасалась с духовной тематикой. В современной поэзии говорить о религиозной лирике, которая канонична по своей сути, представляется не совсем уместным. Термин „религиозный/ая“ применительно к рассматриваемому явлению априори сужает необходимый круг (корпус) текстов для исследования, потому что, во-первых, мы говорим о ситуации, сложившейся в давно секуляризованной культуре, во-вторых, в противном случае из рассмотрения уйдут те тексты, которые – в силу влияния на ситуацию многих десятилетий прививаемого атеизма – не могут быть названы в строгом смысле слова религиозными, но являют собой попытку, так или иначе, преодолеть именно бездуховность. Мы используем понятие „духовная“ поэзия, поскольку, как будет видно в дальнейшем, оно предполагает пространство для свободы и поиска»[78 - Котова Н. А. Современная духовная поэзия. Автореферат на соискание степени канд. филол. наук. Москва, 2008. С. 5.]. Таким образом, исследователь не позиционирует лирику Николаевой как жёстко догматичную; это, скорее, поэзия выбора, предполагающая вариативность моделей поведения.
К духовной поэзии причисляет лирику Николаевой и Л. Н. Татаринова (в следующем поэтическом контексте: С. Круглов, Т. Кибиров, О. Седакова, Е. Шварц)[79 - Татаринова Л. Н. Христианские антиномии в современной духовной поэзии / Российский гуманитарный журнал. Вып. 1, том 3, 2014. С. 617.]. Доказывая антиномичность поэзии Олеси Николаевой, Л. Татаринова утверждает, что стихотворения строятся на системе оппозиций. Вслед за И. Роднянской Л. Татаринова называет поэтессу «парадоксалисткой», «наставницей в парадоксах христианкой антропологии»[80 - Татаринова Л. Н. Христианские антиномии в современной духовной поэзии / Российский гуманитарный журнал. Вып. 1, том 3, 2014, С. 623.]. Речь идёт о диалектике: великого / малого; молчаливого служения / пения во славу бога; благополучия / отказа от счастья и удачи. Выраженная антиномичность лирики позволяет литературоведу вписать творчество О. Николаевой в европейскую культурную традицию, в частности, в традицию барокко, построенную на системе антиномий, с помощью которых утверждается торжественное многообразие бытия. В эссеистической форме мысль об антиномичности и противоречивости авторского сознания высказывает А. Кушнер: «Вот и Олеся Николаева никогда не писала прямолинейно. Ее поэзия – это сплошное метание между роскошью и аскезой, между игрой и молитвой, между Ольгой Вигилянской в бытовой жизни и Олесей Николаевой в жизни поэтической»[81 - Кушнер А. Королева бала / Экслибрис НГ 07.06.2008. Электронный ресурс URL: http://nikolaeva.poet-premium.ru/pressa/20080706_ekslibris_ng.html (http://nikolaeva.poet-premium.ru/pressa/20080706_ekslibris_ng.html) (Дата обращения: 15.04.2015).].
Однако не все исследователи определяют поэзию Олеси Николаевой как духовную. Т. Л. Рыбальченко относит её поэтическое творчество к «лирике экзистенциального переживания», наряду с поэзией А. Тарковского, С. Липкина, Ю. Левитанского, Б. Ахамдулиной, Ю. Мориц, Ю. Кулановского. Общими чертами этого направления в поэзии второй половины ХХ века Т. Рыбальченко считает сосредоточенность на проблемах индивидуального существования личности: проблеме одиночества, персональных ценностей, возможности / невозможности сопротивления окружающей действительности. «Предмет такой поэзии – реальность сознания, ситуация ментальной вненаходимости для обретения независимой точки зрения на реальность, то есть рефлексия как основа сюжета, культурные параллели как пространство сознания, выходящего из границ эмпирического времени и пространства. Напряженный внутренний монолог (поток сознания) носит не исповедальный характер, а характер интеллектуального самоопределения, поиска личностных абсолютов, постановки неразрешимых вопросов. Трагедийность сближает лирический пафос лирики экзистенциального переживания, вместе с тем русская экзистенциальная поэзия наследует этический пафос долженствования, комплекс вины без вины за абсурд бытия и идею ответственности за краткое существование»[82 - Рыбальченко Т. Л. Лирика экзистенциального переживания / Поэзия второй половины ХХ века: Хрестоматия-практикум к курсу «История русской литературы ХХ века» / Сост. Т. Л. Рыбальченко. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2004. С. 118.].
В поэзии самой Николаевой исследователь отмечает соединение наглядности, «фактурности» в изображении реального мира и сакрализацией действительности. «Религиозный пафос – понимание верховного смысла земной жизни, открытие в земной жизни её ценностей, присутствие Бога – обусловил обращение к риторической поэтике XVIII века. Пониманием трагических испытаний и утверждением мужества встречи с ними О. Николаева созвучна современной трагической лирике, этическая нормированность не снимает напряженности духовной жизни и душевных страданий. Наряду с поэзией непосредственного лиризма О. Николаева создала и поэзию „эпического полифонизма“ (сближающую её с А. Черновым, О. Хлебниковым, М. Поздняевым), балладную, поэмную, объясняющую тяготение О. Николаевой к прозе (повесть „Инвалид детства“)»[83 - Там же. С. 167.].
Некоторые исследователи отмечают стилевую и содержательную эволюцию в лирике поэта. Так, И. Петроченко отмечает, что в первых сборниках Олеси Николаевой доминирует традиционная форма рифмованного стиха, однако присутствуют особенности, характерные для зрелой поэзии Николаевой: описательность, эстетизация бытовых деталей и попытка увидеть в них метафизическое начало[84 - Петроченко И. Проблема женского идентитета в современной женской поэзии. Электронный ресурс. URL: http://f-gender.narod.ru/literatura.htm (http://f-gender.narod.ru/literatura.htm) (Дата обращения 22.04. 2015).]. По мнению А. Марченко, «в ней сплавились и „золотой песок“ классики, и архаика русского фольклора, и „пестрый сор“ современного городского общежития»[85 - Марченко А. У жизни женское лицо / Новый мир, 1987, №12. С. 32.].
По мнению Н. Котовой, «духовная поэзия», в том числе лирика Николаевой, возвращает поэзии лирического героя: «В противовес авангардным течениям „второй культуры“, стремящимся нивелировать голос героя, духовная поэзия возвращает авторское „я“, его историю, поскольку, как замечает О. Седакова, большинство побегов от геройного „я“, совершённых в нашем веке, ведут вниз»[86 - Котова Н. А. Современная духовная поэзия. Автореферат на соискание степени канд. филол. наук. Москва, 2008. С. 14.]. Лирический герой обеспечивает поэзии Николаевой цельность, идейную завершенность.
В то же время сосредоточенность героини поздней поэзии на себе ставится под сомнение Борисом Кутенковым: «Раннюю интонацию Николаевой я определяю для себя как очень «шестидесятническую», покаянную – блудный подросток перед открывшимся миром, «позднее недоуменье», по Эренбургу. По прошествии времени «подростковые» переживания всё больше уступают место многообразию жизненных историй. Впрочем, акцентирование внимания на собственной личности вообще не свойственно лирической героине Николаевой: несмотря на множество общих примет (неотделимых от времени), её отличает от многих коллег, работавших одновременно с ней – Т. Бек, Б. Ахмадулина – именно отсутствие ярко выраженного эгоначала, чему объяснением может быть религиозность автора. Больше интереса уделяется миру внешнему»[87 - Кутенков Б. 500 стихотворений и поэм / О.А.Николаева. М.: Арт Хаус Медиа, 2009./ Литературная учеба, 2010, №4. С.226.]. Б. Кутенков отмечает следующую важную особенность творчества Николаевой: при выраженной автобиографичности (по стихам «можно проследить основные биографические вехи автора: замужество за священником, рождение дочери («Анастасия»), столкновение с советской цензурой («Знаешь, в рейтинге современных поэтов…'), преподавание в Литинституте («Учительница»), а также множество бытовых историй, наполненных именами собственными и портретами наших современников»), «лирическая героиня не остаётся до конца раскрытой: её портрет приходится «собирать» из признаний – часто следующих между строк, вроде бы «между делом» или выводами о себе в конце стихотворения. Отличить, где перед нами настоящий образ автора, не всегда легко, чему способствует и многочисленная примерка воображаемых состояний»[88 - Кутенков Б. 500 стихотворений и поэм / О.А.Николаева. М.: Арт Хаус Медиа, 2009./ Литературная учеба, 2010, №4 С. 228.].
Также критиками осмысляется художественный стиль Олеси Николаевой. Б. Кутенков считает осознанным выбором автора нарушение ритма, разную длительность поэтических строк (то, что сама Николаева называет ««расшлёпанной на широкую ногу», «взбаламученной» строфой). По словам исследователя, «В использовании акцентного стиха, в некоторой «безалаберности» автору видится свобода, распахнутость навстречу «ветру, музыке за забором, горю-злосчастью, Богу…» <…> В поэзии, по её мнению, главное – не мысль, а поэтическая энергия, которая может именоваться по-разному – звуком, музыкой, интонацией, теснотой стихового ряда и др. Именно поэтому сюжет зачастую возникает вроде бы «из ничего», из случайной бытовой истории, ненароком увиденной, подслушанной»[89 - Там же. С. 230.]. Александр Кушнер считает, что «ее формотворчество, ритмопоиск связаны с духовной поэзией, с церковной словесностью, с молитвословными стихами, с литургической поэзией»[90 - Кушнер А. Королева бала / Экслибрис НГ 07.06.2008. Электронный ресурс URL: http://nikolaeva.poet-premium.ru/pressa/20080706_ekslibris_ng.html (Дата обращения: 15.04.2015)].
Выходом поэзии в прозу для Олеси Николаевой стали ее стихотворения в прозе «Апология человека». «Стихопроза» написана длинной строкой, в которой, как сказала критик Ирина Роднянская: «Все меньше остается признаков мерности, даже акцентная основа сохраняется не всегда, и лишь „застежки рифм“ свидетельствуют о том, что это речь складная»[91 - Роднянская И. Назад к Орфею / Новый мир. 1988, №3. С. 92.]. Свежесть таких стихотворений, по мнению И. Роднянской, заключается в присутствии юмора, обращенного на себя и на других. В то же время исследователь подчеркивает принципиальную двуплановость творчества: «Это эстетика средневекового „реализма“, где всякое жизненное обстоятельство места и времени высвечено, по закону обратной перспективы, лучом „оттуда“, где всякое фактичное „здесь“ обеспечено значимым „там“, где все тутошние узлы развязываются в загробное утро вечности». Однако, необходима и «прямая перспектива» прочтения стихов этого поэта[92 - Там же. С. 92.].
Поэзия Олеси Николаевой только начинает изучаться литературоведами. Попытки целостного рассмотрения образа национального мира в её поэзии до сих пор не предпринимались. Проведенный анализ критических и литературоведческих работ по поэзии Олеси Николаевой свидетельствует, что большинство материалов посвящены христианской природе творчества поэтессы, точнее, выявлению отдельных аспектов православного мировидения. Исследователи сходятся во мнении, что лирике Николаевой свойственен определенный догматизм и наличие чёткой этической позиции. В то же время её поэзия строится на противопоставлениях, объясняемых антиномичностью авторского сознания и вниманием к проблеме личностной свободы. В поле зрения учёных оказывается проблема автобиографизма, которая решается неоднозначно.
Поэтика Николаевой характеризуется интересом к акцентному стиху, риторичностью, ритмическими и формотворческими экспериментами.
Глава I. Христианский «код» поэзии Олеси Николаевой
1. 1. Роль православия в формировании русской национальной идентичности
Как было сказано ранее, творчество Олеси Николаевой мотивировано её религиозным, а более конкретно, православным, мировоззрением, что заставляет рассмотреть культурно-религиозный контекст: влияние христианства на русскую мысль и литературу ХХ века.
Во все периоды существования русской литературы, независимо от модуса отношения к религиозности (от широкого распространения до полного неприятия), так или иначе осмыслялась проблема христианских ценностей и взаимодействия литературы и религии. Во второй половине ХХ века эта проблема приобрела особую актуальность в связи с глобализацией и оппозиционным стремлением стран сохранить национальную идентичность. В своих лекциях и интервью философ и общественный деятель Ж. Деррида не раз указывал на христианское происхождение понятия «мир» и всех этно-политико-юридических концепций, которые призваны регулировать процесс глобализации («mondialisation»), «миростановления мира». В совместной с Дж. Ваттимо книге «Религия» Ж. Деррида также поднимает тему mondialisation и снова обращает внимание на христианские корни понятия «мир», а значит, и на религиозное содержание процесса глобализации. Формирование нового единого мирового пространства обязательно влечет за собой изменения в области права, которым Деррида уделяет особое внимание. Христианское представление о мире связано со взглядом на человечество как на всемирное братство, и именно в этом контексте он ставит проблему всеобщих прав человека и публичного покаяния[93 - Деррида Ж. Глобализация, мир, космополитизм / Космополис. 2004. №2 (8). С. 140.]. Современное религиозное сознание видит два преимущества христианства. «Христианское мышление понимается двойственно: с одной стороны, как объединяющее начало в ситуации тотальной эклектики и разобщения, достигшей апогея в период постмодернизма в конце ХХ века, с другой – как возможность противостояния тотальной геополитической и культурной унификации, омассовлению. Если приравнять сеть глобальных коммуникаций к тексту, то постмодернистский анализ может выявить в нём следующие особенности: во-первых, отсутствие центра – невозможно считать какую-то страну излучателем информации, а другие страны – всего лишь приемниками. У отправителя и получателя информации как правило разные коды, поэтому движение информации по коммуникативной сети происходит так, что смысл рождается в каждой точке пересечения информационных потоков, что создаёт плюрализм культур в одной культуре, где национальные традиции могут самым неожиданным образом сочетаться с импортированными через mass-media»[94 - Прозерский В. В. Глобализационные процессы в истории культуры / В. В. Прозерский. Глобализация и культура: аналитический подход. СПб.: Янус, 2003. С. 47.]. Таким образом, социологи культуры видят в христианстве роль духовной «скрепы», обеспечивающей понимание в ситуации многообразия культурных языков.
По словам Н. В. Тишуниной, «при этом особенно важно то, что в ситуации преодоления постмодернизма человек осознает себя в новой, конкретно-исторической реальности: это объективно существующая мультикультурная реальность. Поэтому современный человек живет в объективно существующем мультикультурном пространстве, на пересечении и взаимодействии многих культурных составляющих: Западных и Восточных, Христианства и Ислама, фундаментализма и модернизма, религиозной этики и атеистического безверия, этнической и национальной самобытности и интеллектуального космополитизма. Все вышеперечисленное и еще многое другое сплетаются в единый комплекс глобальных проблем, в котором человек должен определить свою неповторимую самость и выстроить конструктивный диалог с „другим“»[95 - Тишунина Н. В. Современные глобализационные процессы: вызов, рефлексии, стратегии / Н. В. Тишунина. Глобализация и культура: аналитический подход. СПб.: Янус, 2003. С. 5.]
