скачать книгу бесплатно
Вцепившись в стену как следует, я обернулась. В неосвещенном дворе сверкала седая шевелюра женщины, пахнущей тряпкой. Она пятилась в сторону реки, волоча за собой огромный черный мешок, в такие сваливают строительный мусор. Только у нас нет строительного мусора. Мешок был тяжелый, по ней это было видно: она останавливалась каждые несколько шагов, чтобы передохнуть. Я повернулась к Флер.
– Она била Лео! – сказала Флер, как будто кто-то в доме не слышал. И тут моя нога соскользнула. Окно с Флер резко ушло вверх, легкие обжег холодный ночной воздух, я инстинктивно сомкнула пальцы и поймала что-то железное. Водосточная труба. Держусь. Я потихоньку нащупала опору больной ногой, встала и стала смотреть, как спускаться. Можно было съехать по трубе, не так уж и высоко, но из-за ноги я побоялась. Вцепившись в трубу руками, опираясь ногами о стену, я потихоньку спускалась. Труба трещала, но мне было плевать. Женщина, пахнущая тряпкой, была от меня в каких-то десяти шагах, я слышала, как она пыхтит, волоча свой жуткий мешок. Если бы она не была так занята, она бы легко заметила меня, но мешок занимал все ее внимание.
Наконец моя больная нога коснулась земли и ответила болью, отдающей почему-то в голову. Я быстро переступила на здоровую, но боль не проходила. Обернулась. За спиной блестел страшный мусорный мешок, а за ним – седая шевелюра этой. Она все еще не видела меня. Она волокла свой мешок, двумя руками вцепившись в его края, пятясь, останавливаясь каждые три шага. За мешком оставалась черная вспаханная полоса, заметная даже в темноте.
Я шагнула к ней, вспомнила про больную ногу, плюнула и опустилась на четвереньки. А что делать, если нет ни палки, ни костылей. Так я догнала ее в две секунды. Она была так увлечена своей ношей, что заметила меня, уже когда я вцепилась в мешок со своей стороны и рванула к себе. Женщина, пахнущая тряпкой, подалась вперед вместе с мешком, клюнула носом собственный кулак, державший ношу, и будто проснулась:
– Джерри! Это что за новости, живо домой!
Я молча рванула мешок на себя. Он был ужасно прочный и порвался не с первого раза. Женщина, пахнущая тряпкой, вцепилась в мешок как бульдог и все орала свое «Джерри, домой!». Она сама виновата, придумала мне собачью кличку, она убила Лео, она… Я рванула сильнее, и она наконец полетела на землю лицом прямо в злополучный мешок. Он порвался. Услышав треск, я отскочила, опять на больную ногу, зажмурилась, но успела, все равно успела разглядеть, что там внутри.
…К тому же в руке вместе с куском полиэтилена у меня остался огрызок. Из мешка посыпалась картофельная шелуха, хлебные корки, грязные пластиковые тарелки, ветошь… Все это рассыпалось по земле как кишки убитого животного. Лео! Я нырнула в эту кучу и стала раскидывать, копать, мне все казалось, что эта специально зарыла тело в мусор. Я погрузила руки по локоть в эту вязкую дрянь и шарила по мешку, расширяя прореху. К рукам прилипало, сквозь пальцы просачивалось, один раз я напоролась на что-то острое, кажется, пластиковую вилку, но до крови не порезалась. Когда я нащупала пластиковое дно, у меня в животе как будто рассыпался невидимый камень. Я села на землю и вынула из мешка грязные руки.
Женщина, пахнущая тряпкой, наконец-то сумела встать (пока я копалась в мешке, я нарочно ее толкала). И теперь отряхивалась и орала:
– Джерри, ты что себе позволяешь?! Если голодная, так и скажи, не надо набрасываться на меня и отбирать мусор! Убирай сейчас же!
Я принялась руками сваливать мусор обратно в рваный мешок. Он высыпался обратно, я не сразу сообразила, что занимаюсь ерундой, а когда сообразила, женщина, пахнущая тряпкой, уже стояла надо мной с новым мешком. Я стала перекладывать мусор туда. Она стояла, смотрела и ворчала что-то про дикарей. Я вывозилась до подмышек и все-таки укололась до крови проклятой пластмассовой вилкой. Мне было все равно. Я скидывала мусор в мешок и думала: где, черт возьми, Лео? Что она с ним сделала? Эта тишина, которая оборвала его крик, – она мне сниться будет, если я сегодня его не увижу! Подняла глаза на окна – черные. Мое выбитое стекло темнело, заметно даже отсюда. Как она не увидела?
– Как следует, Джерри! Вот еще бумажка…
Ее заботила только чистота двора, как будто несколько минут назад она не лупила Лео, как будто она нормальная, как будто ей можно…
– Хватит. Иди умойся. Утром я тебя покормлю, раз ты на мусор уже кидаешься. Погоди, а как ты выбралась?
Я стояла молча: привыкла, что она меня не слушает. И еще я смотрела на окна.
– Иди, не стой! – рявкнула она. – Зайдем в дом, я с тобой поговорю!
* * *
Лео не убили. Полночи я слушала, как они с Флер перестукиваются, и сходила с ума от ревности и восторга, что он жив. Я лежала на голой кровати, завернувшись в одеяло, и думала, что, наверное, опять простужусь. Нога болела. Хорошо хоть я больше не чувствовала голода.
Ветер за окном ломал ветки с таким хрустом, что мне представлялись огромные деревья, сломанные пополам. Похоже, ураган. Перед самым моим окном медленно колыхались лапы сосны, а где-то в глубине леса так и хрустели ветки. Как будто там бегал кто-то тяжелый, ломая все на пути. Может, так и есть, я не знаю этого леса. С того момента, как мы сюда приехали, сегодня я впервые вышла во двор. А что там дальше, за тем двором, кто его знает.
Холодно. Я протянула руку и пощупала сырой матрас. Если перевернуть, может, на него и можно будет лечь? Но вставать не хотелось. Из-за ноги, из-за холода. Я только плотнее завернулась в одеяло и слушала, как трещат за окном ветки. Они трещали громко и размеренно, как будто ветер бежал по ним огромными ногами. Я считала его шаги и не заметила, как уснула.
Глава IX
Нечто в лесу
Проснулась оттого, что в замке возятся ключом. Котенок стоял у меня на животе и шипел на дверь, выгнувшись дугой. Я вскочила (не привыкла ждать от этих звуков ничего хорошего) – и больная нога тут же напомнила о себе. Котенок свалился, залез под кровать и шипел оттуда. Тоже невзлюбил нашу техничку.
За окном все еще было темно. Ветер стих, и Лео с Флер не слышно. С той стороны двери все еще возились с ключом. Женщина, пахнущая тряпкой, открывает быстро и неслышно, а сейчас возится, как будто сама еще спит. Что ей от меня понадобилось среди ночи, я боялась предполагать. После сегодняшнего… Я вспомнила, как визжал Лео, оперлась руками о спинку кровати и на одной ноге подскочила к открытому окну. Не поймает! Я даже хромая быстрее, а лазить по отвесным стенам она вообще не умеет.
– Ты куда? – На пороге стоял Лысый. В первую секунду я его не узнала, потому что никогда не видела его с таким лицом. Разбитая бровь, синяя с красной трещиной, она раздулась над глазом огромной шишкой так, что глаза было не видно. Все остальное скривилось в гримасе то ли боли, то ли ужаса, и я подумала, что, если бы у него были волосы, они стояли бы дыбом.
– Стой, это я! – Он протянул ко мне руку, и я увидела, что кулаки у него тоже разбиты. Котенок шипел на его ноги, осторожно выглядывая из-под кровати.
Кровь с рук и лица Лысого капала на пол. Он подошел ко мне, размазывая ногами круглые пуговицы крови. И еще хромал. Даже по красным следам-разводам это было видно.
– Ты чего, Жули? Я такой страшный?
– Да. – Он и правда был страшный, а я уже отвыкла от своего настоящего имени.
Он заглянул в ванную, щелкнул выключателем и, должно быть, увидел себя в зеркале, потому что отпрянул:
– Правда красавчик. Погоди, умоюсь. Окно закрой!
Не смешно. Я вошла за ним и стояла за спиной, смотрела, как он умывается. Мне все еще не верилось, что это наш Лысый, и еще я хотела поскорее привыкнуть, чтобы больше не шарахаться от него. И узнать, что случилось.
Лысый умывался осторожно, двумя пальцами, боясь задеть и бровь, и нос, и, кажется, даже щеки.
– Упал, – сказал он, глядя на меня в зеркало. Нашел дурочку!
Я вышла – пусть умоется спокойно один, может, подумает и поймет чего. Он у нас дурак, но не безнадежный. Стянула одеяло, завернулась и села на подоконник. Котенок затаился под кроватью. Ветер шумел как прежде, но ветки больше не хрустели. Луна освещала двор и черную бороздку земли, по которой вечером тащили злополучный мусорный мешок. Бороздка уходила вдаль тропинкой и терялась в лесу.
Лысый умывался долго, тяжело дыша разбитым носом, хлюпая и шмыгая. Наконец он выключил воду.
– Не обижайся. – Он вышел, прижимая к разбитой брови когда-то белое полотенце. Оно уже было ржавого цвета, как кирпич, и пятно продолжало темнеть и расплываться. – Я действительно упал в лесу, когда удирал от этой твари. Перекись есть? Или спирт какой?
Пока я соображала, что он такое сказал, Лысый полез в тумбочку и стал ковыряться в бутылках и пузырьках, скопившихся за время моей болезни. Большая часть была уже пуста, женщина, пахнущая тряпкой, просто поленилась их выкинуть. Лысый подтащил мусорную корзину и метал туда пустые пузырьки и склянки.
– Какой еще твари? Леня, ты имеешь в виду нашу техничку?
– Не смешно… О! Что-то плещется! – Он встряхнул очередной пузырек, где осталось на донышке, постелил полотенце себе на колени и задрал рукав порванной футболки. В подтеках подсыхающей крови блестели глубокие борозды с карандаш толщиной, как от хороших когтей.
– Ой… Кто это? Оно в нашем лесу?
– Увы! Сам не верю. …Потерпи, мой хороший, сейчас будет щипать… – Это он себе. Он зажмурился и вылил себе на плечо содержимое пузырька. На и без того перекошенном лице появилась жуткая гримаса, губы беззвучно зашевелились, кажется, он ругался. – А-а-а, как же это противно!.. Почти у самого корпуса на меня накинулась, еле отбился. Здоровенная, в человеческий рост!
– Да кто?!
– А я не разглядел, темно же.
– Медведь?
– Да нет, откуда здесь медведи. Остров слишком мал для них. Да и жрать им тут нечего.
– А кто тогда?
Лысый пожал плечами:
– Я не знаю, что думать, Жули. Зверя здесь никогда не было. Да и это не было похоже на медведя. По поведению вообще ни на что не похоже, а как выглядит, я не разглядел.
– А ты ничего не перепутал?
– Такое перепутаешь! – Он замотал руку уже ржавым и мокрым насквозь полотенцем и растянулся на свободной койке, не заметив мокрого матраса. – Петровна куда-то ушла и заперла мою комнату. А у меня ключ остался только от твоей, остальные растерял, пока бегал. Потерпишь меня до утра?
– Ага… Зачем она вообще все запирает? Мы на острове! Кроме нас тут никого!
– Правда глупо. Но она бывшая медсестра, привыкла все запирать: лекарства там, документы… Не пытайся переделать взрослых, они действуют как привыкли, а не как надо.
– Да уж. – Я дохромала до кровати и тоже улеглась. Чувствовала себя полной идиоткой – какой тут сон!
– Ты-то чего хромаешь?
– Упала…
Лысый заржал, и я вместе с ним. Ситуация была и правда дурацкая. У него одна нога и рука, у меня другая нога – очень гармоничный дуэт. И никто не знает, что происходит.
– Покажи… – Он цапнул меня за щиколотку и стал мять и тянуть. – Давно?
– Вчера вроде. Или нет, раньше…
– Что ж тебе Петровна-то вывих не вправила? Потерпи…
Я терпела. У Лысого железная лапа, и я в очередной раз пожалела, что с нами нет Лены. Она делает не так больно. Лысый тянул, крутил и мял мою бедную ногу, вытягивая слезу. Прошел, наверное, час, прежде чем он отпустил:
– Готово. Попробуй наступить.
Наступила. Еще больно, но жить можно.
– Годится… А все равно твоя Петровна злая! У нее птицы на чердаке. И еще Софи пропала…
– Софи в школе давно! – удивился Лысый. – Подцепила какую-то заразу еще хуже твоей, до сих пор болеет. А что за птицы?
Я рассказала. Лысый слушал с серьезным лицом, поправляя полотенце на разодранном плече. Я думала, он поверил мне. А он сказал:
– Точно, я все время забываю про этот замо?к!
– Какой?
– Ключ от чердака потеряли еще при царе Горохе. Петровна тысячу раз просила меня сделать новый, она-то по стенам не лазает. А я все забываю. Немудрено, что там уже склад дохлых птиц.
– Обезглавленных?
– Может, какой мелкий хищник, вроде куницы… Петровна туда точно не ходит, потому что не может.
– Точно не мелкий. Там еще собака была.
Лысый замолчал. Потрогал свое ржавое полотенце на плече и сказал как в кино:
– Ты только не пугайся…
– Верный способ напугать!
– … но, кажется, она действительно хотела открутить мне голову. У нее рука соскользнула.
– Ты сказал «рука»?
– Пальцы длинные.
– И ты будешь утверждать, что это не Петровна?
Лысый завис:
– Я уже не знаю.
– Если нет, тогда, по-твоему, где она сейчас?
– И этого не знаю. Она за этим домом присматривает уже уйму лет. Одна. У нее свои привычки, о которых мы ничего не знаем, вот тебе и мерещится всякое.
– А на тебя нападают в лесу!
– Что ты хочешь сказать?
Думаю, он прекрасно понял, что я хотела сказать. Догадка была страшная, но самая очевидная. Я не верю в хищников на маленьком острове. Я верю, что у Петровны не все дома.
– Жули, если бы у нее были ко мне какие-то претензии, она бы мне их высказала. В крайнем случае отлупила бы тряпкой.
– Что, правда?!
– Нет. Пусть только попробует!
– А кто тогда на тебя напал и где эта?
– Не знаю. И про Петровну тоже. В город на ночь глядя она точно не поедет, у нее машины нет… Скорее всего, на реке рыбачит. Я шел с пристани, лодки нет.
Я с трудом представляла себе эту на лодке с удочкой. Рыбалка – занятие для спокойных, а не таких, как она. Но если Лысый прав?
– Позвони ей!
– Звонил, не берет. Встретить ее надо бы, только ружье в сейфе, а ключ у нее.
Я хрюкнула. Понятно, что ружье предназначено для неведомого зверя, если он существует, а не для женщины, пахнущей тряпкой, если это не она, а все равно получилось смешно.
– Вот ты ее не любишь, а она вас, может, затем и запирает, что знает про эту тварь и боится за вас, дураков.
– Тогда зачем она нас вообще сюда пустила? Опасно же!
– Тоже правда. Не сходится. Если бы не плечо, я бы уже думал, что мне все приснилось. Тварь какая-то странная, и еще эта исчезла…
– Ты вообще ее не разглядел?
– Не-а… Надо вас увозить отсюда. А в новом корпусе ни тепла, ни света, все по-прежнему.
– Едем в школу! – Я даже вскочила. – Лысенький, пожалуйста, едем в школу! Черт с ней, с дачей, все равно отдыхать не дают…
