скачать книгу бесплатно
Похороны он устроил в минуту. Один, видя, что папа мнется, отнес покойника на бревна, плеснул керосина, чиркнул щегольской зажигалкой «Зиппо» и отправил раба эльфов к верхним людям.
Все это время мы стояли спина к спине, надев на себя зимние вещи старика и оглядываясь. Кочевник не понял, что мы боялись отравленных стрел, но наши меры одобрил. Его волновали пчелы. Взяв в уплату за оленя карабин Гематогена и утопив ружья, чтобы не достались «нехоросий люди», он без промедления увел нас в тайгу.
Это был двужильный человек. Из пятидесяти километров, которые мы прошли в тот день, почти двадцать он тащил Мышку на руках. Под конец ему пришлось гнать меня и папу пинками. Но кочевник добился чего хотел: ночевали мы в его круглой яранге, покрытой сверху заплатанным брезентом, а изнутри сшитой из пыжика, который идет на дорогие шапки.
Из-под шкур была извлечена японская рация. Кочевник долго лопотал по-своему с городским собратом, потом твердил кому-то русскому про «нехоросий птела».
В результате этих переговоров рано утром за нами прилетел вертолет с подвешенными к бортам огромными баками. К старику нас везли в таком же грузовом «Ми-8» с трубами для бурильщиков, поэтому мы не удивились ни этим бакам, ни надписи «ядохимикаты», решив, что у вертолетчиков есть какое-то свое дело, а нас забирают попутно.
Но дело оказалось общее.
Кочевник полетел вместе с нами. Я не понимал, что происходит, до тех пор, пока его смуглый палец не опустился, показывая что-то на земле. И тогда из баков хлынул яд и, подхваченный вихрем от винта, понесся вниз, на одинокую избу Гематогена и его прогоревший погребальный костер.
Мышь кричала и хватала пилотов за руки, потому что мы правда не хотели зла эльфам даже после всего, что они нам сделали. Кочевник поймал ее в охапку и назидательно сказал: «Нехоросий птела!»
Это прозвучало как эпитафия народцу, который слишком яростно бился за свою никому не нужную независимость.
* * *
А ходики эльфов достались какому-то барыге в Красноярске. Вырученных денег нам еле-еле хватило на одежду и билеты на поезд. И то папа был рад, потому что, когда мы в тряпье с чужого плеча вваливались в антикварные магазины, продавцы вызывали охрану.
Папа сказал барыге, что продает часы эльфов; название, видно, понравилось, хотя никто не принял его всерьез. Месяца через два мы прочитали в газете, что часы эльфов продавались на аукционе, но успеха не имели и ушли за стартовую цену десять тысяч долларов. С вежливым злорадством газета сообщала, что неуклюжий покупатель, уплатив деньги, хотел немедленно завести часы и у всех на глазах раздавил их в прах. Скорее всего, так и было, но Мышь с ее страстью к сочинительству тут же нам рассказала целую историю. Будто бы по всему миру в антикварных магазинах покупают и уничтожают вещи эльфов, попавшие в руки людей. А в кармане у каждого покупателя таких редкостей сидит маленький гвардеец в шляпе с перьями из синичьего крыла и держит наготове отравленную шпагу.
Мария Некрасова. Проклятое место
Глава I. Место, где ты живешь
Темнота давила на мозги. Пыльные полоски света, проникающие сквозь дырявую крышу, только еще больше слепили. Киря медленно шел по хлипкому полу: доски под ногами пошатывались и скрипели. Глазам было больно от этой полосатой темноты: тонкие лучики света на полу, а вокруг черный мрак. Под ногами валялись ошметки пакли, гвозди, комки грязи с отпечатками подошв и собачьих лап. Домик давно растащили: когда-то здесь была и мебель, и отделка, а сейчас только голый сруб да мусор на полу. В маленьких окошках с огрызками подоконников даже не было стекол.
– Могила, – громко прошептал Васек. Он посветил фонариком на мохнатые от пакли стены, и в луче мелькнул крысиный хвост. – Видал, какая здоровая! Что она здесь жрет, интересно? Доски, что ли? С гвоздями!
– Не болтай, – буркнул Киря. – Живет она здесь. Тепло, тихо, людей нет. А питаться к соседям ходит. К тебе, например.
– Подавится! У меня Феня крысоловка! На днях вот такую тварь на крыльцо притащила. – Васек широко развел руками, как рыбак, хвастаясь пойманной рыбой. – Надо будет – и твоего пса задерет!
– Ну-ну. Сегодня привести или завтра?
Глаза уже привыкли к полумраку, и Киря потихоньку рассматривал комнату. Бревна, пакля, доски. В углу – куча пустых пакетов и скомканных газет, наверное, крысы натащили для гнезда. На полу среди мелкого мусора – кокнутая тарелка с цветочками и следы, следы. Собачьи и человеческие.
– Вась, а кто-то сюда ходит!
– Десятый класс тут вечерами пасется, больше некому! Неужто они проглядят такую хату?! Вроде недалеко, а на отшибе, никто не мешает. Печка вон еще целая, грейся – не хочу…
Киря слушал и пинал здоровенный висячий замок на крышке подпола. Кому пришло в голову запирать подпол на такой замок? А главное, он был не ржавый, не старый. Дужка вон отполирована, блестит… И петли! Петли у дверцы смазаны, Киря ткнул пальцем и тут же испачкался.
Интересно, что там? Клад? Труп? Да ну, скорее всего, просто закрыли от десятиклассников. Участковый дядя Миша приехал и закрыл. Дом тоже когда-то был заколочен, но кто-то ведь оторвал доски. Десятиклассники, да. А в подпол замок срывать поленились, они не любопытные.
От волнения Киря нарезал круги вокруг загадочной дверцы, даже прыгал, пробуя на прочность гнилые доски.
– Васек! Нигде ломика не видишь?
– Что? – Васек подошел и оценил: – Хочешь отведать огурчиков двадцатилетней выдержки? А что, умно: в школу долго не пойдешь!
– Глупый! Неужели самому не интересно?
Васек кивнул и, хлопнув дверью, побежал искать, чем бы сковырнуть замок. Киря остался бродить по дому. Слазил за печку – может, кочерга найдется вместо ломика? Нашел пакет из-под чипсов и пустую бутылку: похоже, Васек был прав насчет десятиклассников.
От тишины звенело в ушах. Васек на улице не подавал признаков жизни – домой, что ли, побежал за ломиком? А совсем рядом по полу зацокали когти.
Киря поднял голову. Собака. Погреться зашла. Грязно-рыжая, с порванной губой. Ничья. Видно, что ничья. На боках жирок, а в глазах растерянность и ужас. У домашних таких глаз не бывает. Собака стояла на пороге и молча скалилась порванной губой.
– Заходи, грейся, – кивнул ей Киря. Собака попятилась и оскалилась еще больше. На загривке ее вздыбился колтун с бардовыми ошметками болячки.
– Да не бойся ты так, я не кореец! – Киря жалел бездомных собак. Была в этом какая-то чудовищная глупость: собака – и вдруг бездомная. Что ей без дома-то делать, что сторожить?
Киря чуть отступил, показывая, что нападать не собирается. Псина подпрыгнула на четырех лапах и залилась лаем. Она лаяла громко, надрывно, она звала своих.
В темноте дверного проема зашевелились разномастные пушистые спины. Одна. Две. Три… Не местные. Всех деревенских собак Киря знал: стоит выехать на велике, они тут как тут, выскакивают из дворов, спешат облаять. Нет, эти чужие.
Рыжая псина скакнула в комнату с громким лаем, и за ней ворвалась целая свора. Собаки мгновенно окружили Кирю, лая наперебой, хвастаясь блестящими в полумраке клыками. Самый крупный, черный пес, должно быть вожак, чуть привстал на задних лапах и гавкнул прямо в лицо. Киря хотел присесть, будто поднимает камень, но побоялся: слишком близко к лицу маячили клыки. И с собой ни палки, ни камешка нет. Ногой он попробовал дотянуться до осколка тарелки на полу… Черный пес щелкнул зубами у самой щиколотки. На резиновом сапоге остались две неглубокие дырочки: еще чуть-чуть, и прокусил бы.
Киря отдернул ногу и потихоньку попятился к двери. Черный танцевал на задних ногах и щелкал зубами около рукава. Совсем дикие псины. Порвут. И откуда их столько… Киря рявкнул, и собаки на секунду притихли, но тут же опять залились лаем. Выход был уже близко. Киря пятился, собаки лаяли и бросались. Перед самым лицом мелькнула пасть черной псины, Киря отпихнул ее и рванул прочь. Чьи-то зубы вцепились в рукав – оглушительно треснула ткань, обнажив белую вату. Киря перемахнул через порог, влетел в соседнюю комнату и захлопнул за собой дверь.
Дверь держалась на одной петле, и коробка отставала. Закрыть плотно не получилось, остался зазор толщиной в руку. Псины наперебой просовывали туда морды и лаяли, оглушительно лаяли, напирали на дверь так, что она шаталась. Киря навалился, подергал древний шпингалет (тоже на одном винтике) и все-таки защелкнул его. Теперь зазор остался с другой стороны, там, где не было дверной петли. Собакам туда не пролезть, а Кире надо сматываться. И где гуляет Васек?!
В комнате были окна без рам и стекол – так даже лучше. Проще вылезти. Киря шагнул к ним – и нога провалилась. У самой двери пол был раздолбан: дыра с бахромой обломанных досок, да такая, что можно пролезть.
Внутри темно. Киря достал фонарик, посветил. Подпол и подпол. Сруб, доски, земля. Собаки лаяли, с грохотом расшатывая дверь, – сматываться надо! Но Киря взял фонарик в зубы и зачем-то нырнул в дыру.
Снизу дом выглядел еще более уныло. Сруб кое-где подгнил, под ногами было полно мелкого мусора. Киря прополз несколько шагов и замер.
В луч фонарика попалась чашка. Чашка и чашка: с цветочком, с ржавой каемкой давно испарившегося чая, с блюдечком. Она стояла на импровизированном столике из доски, брошенной на два пенька. Доску аккуратно закрывала давно вылинявшая клеенка. Там же была тарелка с ложкой, мытые, аж блестят. Здесь кто-то живет? Здесь?!
В углу зашевелилась гора тряпья. Киря вскрикнул, направил фонарик… Крыса. Деловая: вылезла на бывший рукав чьего-то ватника и стала умываться. Не боится. Киря зашарил фонарем по стенам.
Подпол как подпол. Нормальные люди в таких банки хранят и картошку. А здесь был столик с клеенкой, чашка, недоеденный крысами удлинитель и мятый плакат группы «Смайлики» на стене. Плакат Кирю потряс. Нет, сам плакат ничего особенного: подростки с гитарами. Но в том, что он висел здесь, под полом, прибитый маленькими проржавевшими гвоздиками, была неумолимая правда: здесь кто-то жил. Нет, не десятиклассники. Они не слушают такое. У Кириной матери есть еще пленочные кассеты с записями этой группы. Говорит, любила в школе. Кирю пыталась подсадить еще в прошлом году, но песенки показались ему слишком детскими. Какие уж тут десятиклассники!
Кружку, допустим, просто могли забыть. Отец вон тоже ходит по дому с вечнозеленой кружкой чая и забывает ее в самых неожиданных местах. Потом ищет, ругается.
Удлинитель в подполе тоже у многих есть, чтобы лампочку включать, и даже столик с клеенкой ерунда – мало ли какие у кого подставки для банок! А плакат – это плакат. У Кири тоже висят плакаты в комнате над столом, где он делает уроки, сидит в Интернете. Где рубится в стрелялки… Плакат отмечает место, где проходит твоя жизнь. В подполе.
Киря ковырнул улыбающуюся физиономию парня, и ржавые гвоздики посыпались под ноги мелкой дробью. Плакат чинно спланировал на сапоги. По ногам пробежал холодок, Киря вздрогнул и отфутболил плакат в угол крысе. Парень с гитарой улыбался. Крыса цапнула бумагу и шумно, пятясь рывками, стала затаскивать в гору тряпья. «Смайлики» шуршали, и хозяин их не шел из головы. Мальчишка или девчонка? Сколько ему лет теперь, если жив? Он здесь прятался или его здесь заперли? Судя по дыре в полу и замку на крышке подпола…
На досках чернели крошечные точки-шрамы от гвоздиков. А между досок торчал кусок ветоши. Тайник за плакатом? Киря вцепился в тряпку и рванул на себя. Что-то тяжеленькое и плоское. Книга? Тетрадь?
– Кир, ты тут? – Над головой с грохотом открылась дверь, шмякнулся на пол отлетевший шпингалет и затопали-затопали сапоги. Киря выдернул находку, затолкал под куртку (если книга, то здоровенная) и крикнул:
– Внизу! Тут такая дырень в полу, зря за ломом бегал!
– А я и не нашел! – довольно сообщил Васек. – Батя задевал куда-то.
– Собак видел?
– Нет. А что, были?
– Да они тут, похоже, могилу стерегут. Лезь, что покажу.
– Хорош заливать-то! – За спиной шаркнула болониевая куртка – Васек лез под пол.
Киря шуганул крысу и отобрал плакат. Может, и не могила. Ляпнул, чтобы не думать о плохом одному. В дыре между бревен возникла щекастая физиономия Васька, Киря с ходу сунул плакат ему под нос:
– Смотри! На стене висел!
– Погоди ты! – Васек включил фонарь и уставился на плакат: – Ха! У меня дядька до сих пор их слушает! Дай отнесу ему, пусть порадуется старичок. – Он цапнул плакат из рук и поскреб пальцем. – Грязненький…
– Он здесь висел на стене. Понимаешь?
– Висел? – Васек шагнул вперед и задел полой куртки чашку на блюдце. Чашка глухо шмякнулась о земляной пол, Васек оглянулся, посмотрел, а повернулся уже с совсем другим лицом:
– Да не, Кирь, ерунда… – Он мямлил неуверенно и глядел под ноги. – Это десятиклассники, наверное.
– Десятиклассники слушают «Смайликов»?!
Васек покачал головой:
– Правда бред. Может, от бывших хозяев остался?
– Не знаю, кто здесь раньше жил, но то, что плакат в подполе и чашка с тарелкой…
– Сектант! Конца света ждал! Они и не такое слушают!
– Тогда бы получше замуровался и запасы сделал. А вот заложник… Мальчишка вроде нас с тобой…
Васек задумчиво ворошил ногой гору тряпья. Крыса забралась на самую вершину и шипела оттуда. Странно, что одна. Они обычно стаями ходят.
– Слушай, что ты прикопался к этому плакату?! – Что мы вообще здесь забыли? Ну залезли, ничего интересного. Можно идти.
Что ребята забыли в заброшенном доме на самом краю деревни, они и сами толком не знали. Виной всему были каникулы и электрический апокалипсис, который длился третью неделю. Что-то, никто не знает что, случилось на станции, и вся деревня осталась без света. Не горели лампочки в туалете, не работали Интернет и телевизор. Ребята и маялись от безделья. Они уже успели подраться с половиной школы, наколоть дров, наверное, всем наличным бабушкам, а Киря – еще и перечитать половину школьной программы по литературе. Васька все каникулы звал его в поход в лес, осень выдалась теплая. Но Кире было лень. Зато в заброшенный дом на краю деревни его вдруг потянуло со страшной силой. Как увидел, так и с ума сошел, побежал на чужих ногах, таща упирающегося Ваську. Сто лет ходил мимо этого дома, было нелюбопытно, что там внутри. А сегодня загорелся. В старых домах всегда есть какая-то тайна. Вот они и нашли на свою голову. И все из-за дурацкого электричества.
Нет, иногда электричество включали. На час или два в день. Тогда деревня вымирала: все бежали домой запускать стиральные машинки, сидеть в Интернете, да просто читать не при свечах – темнело уже рано. Сеть перегружалась, и свет опять вырубался. Так и жили третью неделю.
Киря представлял себе, что идет война. Он откопал в кладовке еще бабушкины толстенные свечи и жег их на чердаке, читая или просто глядя в окно: не идут ли проклятые оккупанты. Если кто-нибудь подходил, Киря целился в него из отцовской винтовки. Не заряженной, конечно, патроны мать от него спрятала давно и навсегда. В освещенном окне Кирю прекрасно было видно с улицы, и гости поначалу шарахались. А потом рассказывали матери, какого хулигана она вырастила. Мать орала, грозилась отобрать винтовку и гонялась за Кирей по дому, размахивая мокрым полотенцем. Так и коротали вечерок.
Из дома выбирались молча. Васек с плакатом впереди, за ним – Киря. Он все оглядывался, ища собак. Куда они испарились? Если бросались на Кирю в доме – значит, считают эту территорию своей. Тогда они должны быть где-то поблизости, просто зашухарились где-нибудь в огороде.
Находка, книга или тетрадь, топорщила куртку. Киря достал на ходу, развернул ветошь…
– Что это за гроб? У моей бабушки такой!
– Там нашел… – Васек с любопытством наклонился над находкой, да Кире и самому было интересно, он таких не встречал. В руках он держал здоровенный старый ноутбук с клубком проводов и блоком питания.
– Сдох небось от сырости! – Авторитетно заявил Васек. – Аккумулятор точно окислился, сам подумай!
– А вдруг нет? Может, железо еще продать можно.
– Да кому нужен этот антиквариат!
Васек, скорее всего, был прав, но Киря поспешно затолкал ноутбук за пазуху.
– Переберу дома, – с вызовом сказал он. – Все равно делать нечего.
Глава II. Дневник американского шпиона
Все-таки здорово идти вечером с фонарем по темной улице, где все давно тебе знакомо. Неосвещенные дома чернеют в темноте, одинаковые на посторонний взгляд, а ты по силуэту, по запаху, по голосу цепной собаки узнаешь, где чей.
Дом физички Ринпалны самый маленький в деревне и самый шумный. У нее трое детей и собак столько же, днем и ночью шум, лай. Электричества нет, а в окнах иллюминация как на праздник – свечи. Во дворе громыхают на ветру вертушки из пластиковых бутылок, а вот еще и ветряные колокольчики повесили…
Дом школьного завхоза Коляна, напротив, велик и угрюм, как спящий медведь. Только в окне сараюхи – золотое пятнышко свечи.
У Васьки три старших брата, так у него не двор, а гараж: «Волга» целая, «Волга» наполовину разобранная, мотоциклов препарированных и на ходу несчитано. Васькин дом пахнет пирогами на всю улицу, и белая кошка патрулирует периметр, шипя на прохожих как сторожевая.
А Кирин дом самый обычный. Просто дом. Он выглядит так, как положено Кириному дому: крыльцо, терраса, вишня под окнами. Из-за веток за стеклом блестит огонек свечи: отец сидит в своем кресле, читает газету. Рядом еще одна фигура: мать с кроссвордом, и силуэт кота торчит на подоконнике.
Звякнула цепь, из будки вылез Пират, зевая и потягиваясь. Вильнул хвостом. Киря выпустил его на ночь и пошел в дом.
Родители со своими газетами-кроссвордами ломали глаза с одной свечой. Киря достал вторую, зажег, стало светлее. Мать кивнула, типа, «спасибо», но все-таки поворчала:
– Зря свечи разбазариваешь. Мало осталось.
– В магазинах их уже нет, – поддержал отец. – Все смели. И батарейки, и свечи. А это безобразие еще неизвестно сколько продлится, – он кивнул за окно на слепой фонарный столб и уткнулся в свою газету.
– Да ладно вам!.. – Киря припрятал за спину трофейный ноутбук и попятился из комнаты.
Дома было тепло, хоть в трусах ходи: мать опять кипятила белье на печке. Киря завернул на кухню, сцапал котлету со сковородки и полез к себе на чердак. У него там и комната, и мастерская, и кабинет, и склад боеприпасов: отцовская винтовка без патронов, самодельные ножи с резными ручками и куча петард, о которых никто не знает. На столе бардак, Киря смахнул его на диван: хорошо, когда все рядом! Свечей, правда, осталось мало, а батарейки пока есть. Киря подвесил над столом карманный фонарь как лампочку и занялся ноутом.
Из клавиатуры вытряхнулась тонна крошек: белый хлеб, черный, крупинки соли… Вот так сидел человек, запертый в темном подполе, пялился в ноут и ел как все. Как будто все в порядке.
– Может, он фээсбэшник был! – Киря сказал это громко и вслух, как будто себя подбадривал. – А детский плакатик – для прикрытия. Или шпион американский! Прятался такой у бабушки в подполе, гамбургеры свои жевал. А потом разъелся до двух центнеров, пробил с размаху дыру в полу и ушел, только и видели! А технику забыл второпях. Или оставил сообщнику, но тот почему-то не пришел…
Эта идея понравилась Кире, он перебирал ноут и в красках представлял, что такого секретного и важного там найдет, когда наконец дадут электричество и можно будет пошарить в шпионских файликах!
Техника сохранилась на удивление хорошо. Ничего не окислилось в сыром подполе, ничего не отошло, а то Киря уже воображал, как будет нагревать паяльник в печке. Нет, не придется, и слава богу. Он только разобрал ноутбук, сдул крошки, протер куллер и собрал обратно. Включить бы скорее…
Электричество врубали обычно по вечерам, часиков в семь-восемь. Киря воткнул ноут в розетку и стал ждать. Погасил фонарик, чтобы не тратить батарейки. Где же ты, электричество, явись!
За окном вспыхнул уличный фонарь, на столе замигала невыключенная лампа. Старый ноут оживал. Он заводился с непривычным шумом и даже скрипом (плохо почистил куллер), а Киря от нетерпения приплясывал у стола:
– Давай уже врубайся!
