скачать книгу бесплатно
Остров неудачников
Алексей Геннадьевич Некрасов- Вебер
Действие происходит в параллельной реальности, очень похожей на современную Россию. Группа людей решает создать крохотную ячейку альтернативного общества, реализующего принципы свободного труда и коллективной собственности. Проект собирает совершенно разных людей. Здесь и бывший хирург, и разорившаяся фермерша, сын священника, алчущий Царства Божьего не только на Небесах. И у каждого из них свой надлом, своя неудача. И всех их судьба сводит вместе, чтобы начать жизнь с чистого листа.
Алексей Некрасов- Вебер
Остров неудачников
Действие повести происходит в одной из параллельных реальностей, очень похожей на Россию ближайшего будущего. Поэтому автор намеренно допускает некоторые несоответствие времени, событий, и малозначительных деталей.
Часть 1
Заброшенная дорога
Ранним туманным утром узкоколейка приняла их на окраине спящего поселка и повела в никуда. Казалось, еще один поворот и она окончательно исчезнет, растворившись в зеленой пустоши леса. Когда-то стальные рельсы безжалостно резали чащу, теперь же лес перешел в контрнаступление, окружая дорогу зарослями молодого осинника, обволакивая покровом травы и мшистой почвы. По рельсам деловито сновали муравьи, а из прогнивших шпал, как самурайские знамена, торчали острые пики диких злаков.
Но в этот день люди снова вернулись. Солнце, разогнав утренний туман, нещадно палило. Укрывшись в прохладную тень разлапистых елей, лесные обитатели с тревогой и любопытством наблюдали, как несколько мужчин, обливаясь потом, толкают по рельсам нагруженную доверху платформу. На некотором отдалении, изредка переговариваясь, шли женщины. На спусках чернобородый мужчина в камуфляжной форме выжимал тормоз. Подождав пока все запрыгнут на платформу, он отпускал их, и дальше ехали с ветерком, чуть притормаживая на крутых поворотах. Но спуски попадались гораздо реже, чем подъемы, во всяком случае, так им казалось. И мужчины, наваливаясь всем телом на горячий металл, толкали свой груз дальше. Иногда они устраивали себе отдых. Зайдя с теневой стороны, падали около колес на землю, потом десять – пятнадцать минут лежали, вдыхая медовый запах трав и слушая голоса леса. Женщины тем временем собирали цветы и некоторые уже успели украсить свои прически венками.
Месяц май только начинался, но лето, не дожидаясь своего календарного срока, быстро набирало силу. Впрочем, устоявшееся понятия о временах года пора было менять. Климат с каждым годом становился все теплее. Май превращался в июнь, а начало октября больше походило на конец августа. Ученые давно били тревогу. В прибрежных районах строились дамбы. На конференциях много говорили о надвигающихся бедах, однако о всерьез спасать мир пока никто не собирался. А горстку людей отдыхающих в тени у платформы все эти проблемы сейчас меньше всего волновали. По уходящей в неизвестность дороге они вступали в свою новую жизнь, и все надежды и страхи вертелись вокруг этого главного события.
Лес подступал все плотнее. Ели скрещивали над дорогой лохматые лапы, словно стражники у ворот Берендеева царства. Одна из женщин громко сказала, что все это напоминает путь в сказку, но тему никто не поддержал. Соленый пот застилал глаза мужчин, а изголодавшиеся лесные комары со звенящим писком атаковали мокрые лица и шеи. Женщинам тоже было не до романтики. Путь в неизвестность страшил их, и мысли крутились испуганные и тревожные. Десятилетия новейшей истории давно убили в них надежду на сильный пол. Плечо, на которое можно опереться, из извечной женской мечты превратилось в повод для злой иронии. Впрочем, в городской жизни они и сами неплохо справлялись. Но сейчас впереди ждала неизвестность с другими законами и правилами, и женские взгляды с затаенной надеждой скользили по мокрым от пота спинам своих будущих кормильцев и заступников.
К вечеру узкоколейка вывела к неширокой лесной речке. Осмотрев мост, мужчины приняли решение рискнуть и перекатить платформу на другой берег, но самый ценный груз предварительно сняли и перенесли на руках. Предосторожность оказалась нелишней. Под весом платформы старый мост затрещал и начал проседать, на счастье перебраться на другую сторону все же успели. После небольшого совещания решено было здесь же на берегу устроить ночлег. До конечной цели оставалось около семи километров, но в новую жизнь лучше всего входить утром.
Председатель
В этот вечер, поддавший уговорам мужской части коллектива, Илья распорядился достать из неприкосновенного запаса несколько бутылок водки. Накануне на собрании общины постановили: – спиртное употреблять только по большим праздникам и в особых ситуациях. Но сегодняшний вечер, хоть и с некоторой натяжкой, можно было подвести под эту статью. Ситуация действительно не штатная – ночевка под открытым небом на берегу тихой лесной речки, которая словно рубеж пролегла между старой и новой жизнью.
Свои сто грамм он выпил с большим удовольствием, но тут же пресек разговоры о продолжении. Кое у кого это вызвало неудовольствие.
– Много берешь на себя, бугор! – прошептал кто-то в спину. И этого хватило, чтобы вогнать председателя в краску. Нельзя сказать, что Илья боялся конфликтов, но когда схватка опускалась на бытовой уровень, и бороться приходилось не за какую-то идею, а лично за себя, он, как правило, терялся. Вот и сейчас чувствовал, как предательски деревенеют лицевые мышцы, а в голове уже испуганно крутилось:
" Действительно, кто ты такой, чтобы распоряжаться!?"
Ситуацию, к счастью, разрядил Давид Бергинсон , совмещавший в их общине обязанности врача и кладовщика. Широкой сильной ладонью бывшего хирурга он хлопнул себя по колену, и твердо объявил:
– Все. Шинок закрыт, панове!
Уверенный голос и недобрые огоньки в карих иудейских глазах общинного "ключника" неожиданно возымели действие. Ропот стих, и председатель смог вздохнуть с облегчением. Один их первых камней вроде бы успешно обошли. Он с благодарностью посмотрел на кладовщика, но тот не удостоил ответным взглядом. Погруженный в какие-то свои мысли Давид смотрел на костер. Обрамленное густой бородой лицо с острыми резкими чертами, походило сейчас на лики библейских персонажей.
" С этим тоже не просто будет! Да и вообще все как-то не просто…"
Илья ощутил острое желание хоть на время оказаться сейчас в одиночестве. Подальше от проблем, от свалившейся на него власти, от бесконечных зацепок еще не притершихся друг к другу характеров. Повод уединиться скоро нашелся. Расправившись с остатками каши, он отказался от добавки и спустился к реке, помыть посуду. Скинув обувь, закатал штаны и вошел в воду. Сначала ноги защемило, но очень скоро он уже не чувствовал холода, и стоя по колено в воде, неспешно протирал пучком травы миску.
Солнце успело скрыться за плотной стеной леса, но еще продолжало присутствовать в этом мире. По течению медленно плыли молочно-белые клочья тумана. Алые блики отражались в светло сером зеркале реки, а с темнеющего небосклона любовался закатом изящный серп молодого месяца. Плеск рыбы, крики ночных птиц и долетавшие со стороны костра голоса людей, казалось, только подчеркивали умиротворяющую тишину и были ее составной частью. Что-то волшебное виделось даже в мерцание костра над речным склоном, и тонкий желтый серп молодого месяца, торжественно плыл по небу, обходя дозором свое зачарованное королевство.
Сегодня днем, когда одна из женщин сказала что-то о воротах в сказку, реплика вызвала только раздражение. Жара, пот и комарье совсем не располагали к романтике. Теперь же Илья вспомнил о "сказочнице", которую, кажется, звали Анастасией. У него еще с молодости была отвратительная память на имена, однако образы он всегда схватывал очень цепко. Вот и сейчас представил, как она идет, осторожно наступая на укрытые травой шпалы. Единственная из всех женщин, в дорогу Анастасия одела не джинсы, а длинную складчатую юбку. Пышные каштановые волосы волнистыми прядями падали на плечи. Наверное, перед походом успела посетить парикмахера и сделать прическу, а вот косметикой явно не злоупотребляла. Во всяком случае, лицо казалось простым и естественно милым.
Уже давно Илья не замечал этих качеств у молодых привлекательных женщин. Свою природную красоту и все ухищрения современной моды они использовали как дубинку, которой нещадно били по мужскому воображению и животным инстинктам. Сейчас же, думая про Анастасию, он чувствовал, как в душе пробуждается что-то светлое и давно забытое, но испуганно гнал от себя эти мысли:
" Теперь не до личного! Хоть как-то бы закрепиться, а уж потом все остальное…"
Со стороны склона послышались женские голоса. Илья почему-то испугался, что его застанут мечтающим в одиночестве на берегу реки. Достав сигарету, он прикурил и медленно двинулся по направлению к лагерю. Навстречу из сумерек вынырнула коренастая женская фигура. Повариха Надька несла стопку тарелок. Видимо не все оказались сознательными, и женщинам пришлось заняться мытьем посуды. Следом за поварихой с полотенцем и банкой моющего средства шла Анастасия. Увидев его, она сначала испуганно потупила взгляд, а потом вдруг подняла глаза и посмотрела открыто и прямо. Но тут же ее заслонила весьма бойкая особа в джинсах и ковбойке. Концы рубашки она завязала узлом на животе, демонстрируя всем окружающим бронзовою полоску загара.
Юлию председатель давно заметил и выделил среди остальных. Он даже сразу запомнил, как ее зовут. Эта платиновая блондинка умела производить впечатление и хорошо знала себе цену. Ведя собрание, Илья не единожды спотыкался глазами о пухлые загорелые округлости в глубоком вырезе майки. Всякий раз тут же следовал ответный насмешливый взгляд. Уже потом, когда начались выступления с места, Илья отметил, как Юля внимательно разглядывает собравшихся, словно изучает и оценивает их. Это почему-то сразу насторожило. Хотя возможно для психолога (так она написала в анкете) изучение окружающих было профессиональной привычкой.
– Наш председатель любит прогулки в одиночестве? – иронично поинтересовалась Юля. Илья хотел сказать в ответ что-нибудь остроумное, но ничего не пришло в голову и он, словно оправдываясь, сообщил:
– Посуду ходил мыть.
– Посуду мыть, это правильно! А вот курить в одиночестве вредно, – констатировала Юля. Илья ничего не ответил. Затушив сигарету, он зашвырнул окурок подальше в траву и пошел вверх по тропике. На вершине склона оглянулся. Фигуры поварихи и ее спутниц растворялись в сумерках, но голоса были еще слышны. Женщины что-то весело обсуждали.
Журналистка
Вызывая к себе, главный редактор обратился по имени и отчеству, и она сразу же почувствовала, что день не задался. Однако истинных масштабов бедствия Юля тогда еще не представляла. Поправляя на ходу прическу, она двинулась к командирской "будке" – маленькому закутку, огороженному от общего зала полупрозрачными пластиковыми перегородками. Когда проходила мимо стола Машки Колпиной, лучшая подруга, а по совместительству змея и конкурентка, сцепив ладони в замок, пожелала удачи. В ответ Юлия даже не удосужилась послать ее к черту. Настроение уже заранее портилось, и она отчаянно пыталась переключиться на позитив.
Главный явно был не в духе. Никак не ответив на очаровательную улыбку сотрудницы, он молча показал на кресло для посетителей.
– Здравствуйте, Александр Глебович! -вкрадчиво промурлыкала Юля и, по-кошачьи изогнув спину, села напротив шефа. Грудь подала вперед, так, чтобы вырез на кофточке раскрылся, и главному было на что смотреть во время беседы. Однако Глебович глядел куда-то в сторону, и держался подчеркну-то официально. Так, будто бы это не она всего лишь пару дней назад, сладко потягиваясь, лежала в его смятой постели. А он, как хороший мальчик, в коротком махровом халате и пушистых тигровых тапочках, готовил на кухне кофе.
" Как пить дать какую-нибудь гадость подсунет!" – с тоской подумала Юля, и подалась назад, не желая больше демонстрировать сокровенные прелести неблагодарному представителю грубого пола. А Глебович, закончив обычную прелюдию об ответственности сотрудников, перешел к основной части. Сначала, он сообщил, что некий олигарх на фуршете поспорил о том, что проведет успешный социальный эксперимент по созданию модели альтернативного общества. У Юли даже промелькнула робкая надежда:
" Может просто пошлют интервью взять?"
Против того, чтобы встретиться с придурками, избранными в альтернативное общество, она ничего не имела. Еще бы охотнее пообщалась с самим спорщиком. Юля даже представила, как, получив задание, побежит делать прическу. Потом блиц тур по бутикам, и вот уже во всеоружии очаровательная журналистка едет интервьюировать олигарха. Дальше в калейдоскопе воображения, замелькали открывающиеся ворота, глыбообразные фигуры охранников, лифт с огромными зеркалами, и, наконец, сам владелец заводов, газет, пароходов. Она представила, что при знакомстве этот хозяин жизни покажется спокойным и равнодушным, но в цепких колючих глазках скоро начнут загораться хорошо знакомые ей огоньки. Сначала он рассмотрит и оценит ее свежее и розовощекое, как у ангелочка, лицо, потом сконцентрируется на груди. Скользнув по кофточке от Армани, взгляд опускается еще ниже к краю мини-юбки…
Она уже начала думать о том, какие выбрать чулки, когда голос главного редактора безжалостно вернул в реальность:
– Внедришься в общину, прочувствует обстановку, дождешься, пока они там все перегрызутся и перетрахаются, и все это подробненько в красках опишешь. Ты у нас по таким темам мастер, можно сказать, профессионал высшей пробы!
Неуклюжий комплимент не подсластил пилюлю. Увидев ее кислое лицо, главный изобразил возмущение:
– Ты это брось, Щавелева! Давай мне тут без трагизма. Всего месяц на свежем воздухе в интересной компании. Как-нибудь переживешь. Работа у нас с тобой такая!
"Козел ты плешивый!" – мысленно выругалась Юля. Потом, уже вслух, внесла альтернативное предложение:
– Как они перетрахаются, я и так напишу. Немножко воображения и ехать никуда не надо.
На этот раз Глебович рассвирепел по-настоящему. Полное лицо побагровело, а от удара кулаком по столу даже подпрыгнул черный диск редакторского многофункционального видеотелефона. Шлепнувшись на стол чудо техники, жалобно пискнуло и нежным девичьим голосом выдало сообщение. Расслышать его Юлия уже не успела. Глебович орал так, будто пиранья откусила ему мужские причиндалы:
– Свои сексуальные фантазии ты будешь в желтой прессе реализовывать. А у меня заказ от серьезных людей на репортаж с места, и ты поедешь, куда скажу! А надо будет лес с ними пилить, будешь лес пилить. Понятно?!
Вернувшись к своему компьютеру, Юля почувствовала, как с краешков глаз предательски скатываются слезинки. Ее новая косметика, как обещала реклама, не смывалась ничем, кроме специально предназначенных для этого салфеток. На всякий случай, она все-таки достала зеркальце и проверила макияж:
" Слава Богу, вроде бы не потекло. Только вот физиономия больно кислая."
Порывшись в сумочке, она извлекла маленькую изящную сигаретницу. Вместе с электронными заменителями, которые можно было употреблять прямо на рабочем месте, там хранилось еще несколько обычных сигарет, на всякий случай. Именно такой случай и наступил. Ей просто необходимо было сейчас одной подымить в курилке. Пока шла через офисный зал, заметила, что Машка Колпина тоже ищет сигареты. Подруге явно не терпелось выведать новости, но такого удовольствия Юля ей доставлять не собиралась. Оказавшись на лестничной площадке, она спустила на три пролета ниже. Здесь обычно собирались покурить и поболтать парни из рекламного агентства. С одним из них у Машки совсем недавно случился неудачный роман. Так что, не смотря на все ее гипертрофированное любопытство, подруга вряд ли должна была сюда сунуться.
Парни в курилке дружно повернулись в ее сторону. С гордо поднятой головой Юля прошла сквозь липкую паутину взглядов. Она была зла на весь мир и в первую очередь на мужчин. Хотя конечно понимала, что Глебович в данном случае выступал не как мужчина, а как управленец. У него действительно заказ от серьезных дядей, и, скорее всего, дело тут не только в обещанном вознаграждении. Вполне возможно, некто очень влиятельный сказал "надо", и теперь Глебович расшибется в лепешку, лишь бы выполнить указание. А она оказалась разменной пешкой в чужой игре. Такой маленькой хрупкой фигуркой, которую двигают куда захотят и имеют все кому не лень.
Горькой волной вдруг накатила тоска по сильному мужскому плечу, на которое всегда можно опереться, а при случае и спрятаться, переложив на хозяина и защитника все свои проблемы. Такое с ней случалось нечасто. Всегда нравилась быть независимой и самостоятельной. Но теперь пресловутая свобода оказалась ловушкой. Да и какая это свобода, если в любой момент ты словно девочка по вызову обязана ехать куда скажут!
Совсем некстати вспомнилась цитата из краткого курса философии:– "Свобода это осознанная необходимость".
" Какой только извращенец это придумал! Свобода это когда делаешь, что хочешь. Когда имеешь ты, а не тебя имеют …"
Вдыхая табачный дым, Юля смотрела вниз, на запруженную машинами улицу. С тоской думала о том, как бы здорово было жить где-нибудь в загородном коттедже, а в центр выбираться только по магазинам или на премьеру разрекламированного показа мод или спектакля. И пускай для этого придется стать любимой игрушкой какого-нибудь толстосума. Она справится с этой ролью. А если "любимой игрушке" вдруг станет скучно она, может и ненадолго упорхнуть погулять. Настоящий сильный мужик, если и узнает, простит. Может быть, накажет, но не выгонит.
Один из офисных мальчиков попытался с ней заговорить, но Юля отшила его так, что бедняга даже отскочил в сторону. Снова отвернувшись к окну, с горьким сарказмом подумала:
" Господи, что они все такие запуганные! Ведь плюнешь, утрутся. Не то, что по лицу врезать, нахамить в ответ неспособны."
Огонек сигареты подполз к кончикам ногтей. Сделав последнюю затяжку, она швырнула окурок в урну, но промахнулась. Обиженный парень попытался что-то сострить по этому поводу. Смерив его презрительным взглядом, Юля молча двинулась к лифту. Войдя в офис, она сразу увидела разгневанное лицо Машки Колпиной.
" Ничего, подруга, потерпишь до вечера! Хотя, может быть, и раньше узнаешь. В нашем змеюшнике новости быстро расходятся."
Сев за компьютер, Юля попыталась сосредоточиться на новом задании. Включила поисковик, и пока электронный помощник собирал информацию, начала заполнять анкету-заявку. Для подобных случаев у нее имелось несколько заготовок биографии. Так как жить среди "натуры" придется не меньше месяца, она выбрала вариант наиболее соответствующий действительности.
" Меньше придется врать, да и быть собой как-то комфортней."
Еще раз, пробежав глазами уже заполненный бланк, Юлия осталась довольна. Все получалось почти как в жизни: -Молодая, одинокая (в некотором смысле, это правда), окончила коммерческий ВУЗ с дипломом психолога, работала в журналистике, сейчас временно неработающая (Это тоже не далеко от истины. Завалит задание, Глебович пинком на улицу вышвырнет).
В качестве причины обращения она указала несогласие с потребительскими идеалами современного общества. Получилось коротко и убедительно. Хотя в принципе можно было и не стараться. По словам Глебовича, среди тех, кто будет подбирать кандидатов в "альтернативное общество", был свой купленный человечек.
Отправив анкету на сайт некоммерческого общества "Альтернативный путь", Юлия стала просматривать, что успел выдать поисковик. Один из запросов касался личности олигарха. Это был один из нуворишей новой волны, поднявшихся из мутной пены последнего экономического кризиса. Как и его товарищи по цеху, он обитал в своем недоступном для простых смертных зазеркалье. Появлялся только среди избранной публики, интервью давал крайне редко. Однако в последнее время начал привлекать внимание прессы весьма оригинальными высказываниями. Казалось, что этот хозяин жизни обеспокоился вдруг судьбами человечества. Аналитики связывали такую метаморфозу с возможным выдвижением его кандидатуры на ближайших выборах. Про спор, сыгравший с Юлей злую шутку, пресса еще ничего накопать не успела. Похоже, что у Глебовича была информация из первых рук, а значит заказчиками, скорее всего, являлись сами участники спора. Разгромный репортаж должен был помочь им выиграть пари, хотя Юлю не оставляло ощущение, что есть и другие причины. Похоже, что кто-то всерьез принял попытку создания макета нового общества и решил задавить начинание в корне.
Мимо, задев мощным бедром край ее стола, прошагала Анька Громовская. Увидев, что она направляется к будке главного, Юля с надеждой подумала, что Анька, узнав по сарафанному радио о предстоящей командировке, предложит Глебовичу свою кандидатуру.
" Ну что ж, флаг тебе в руки, подруга!"
Однако Юля хорошо понимала, что надеяться на такой исход глупо. Громовскую в медио-центре держали исключительно за трудовой энтузиазм. Она не спала ни с Глебовичем, ни со спонсорами, зато легко могла отправиться в тракторный круиз по сибирской тайге, чтобы поговорить о спасении души со старцем из раскольничьего скита. На вертолетах и попутных бронемашинах Анька добиралась до самых дальних блокпостов и гарнизонов в горячих точках. Перемывая косточки сослуживцам, Юля и Машка Колпина давно уже вынесли вердикт, что Анькина тяга к экстриму – классический пример сублимации полового влечения. Так что отправиться на месяц в забытую Богом глубинку для нее было бы в самый раз.
"Может, найдет себе там, наконец, кого-нибудь!"
Но Юлька понимала, что это задание не для Громовской. Эта чокнутая, вернувшись, напишет то, что сочтет правильным, а Глебовичу нужен репортаж строго определенной ориентации. И именно ей Юлии Щавелевой придется его сделать.
Обреченно вздохнув, Юля вложила в поисковик список уже зарегистрированных членов общины. Получив задание, электронный помощник, как натасканная крыса, побежал по "виртуальным помойкам". С некоторых пор в этих полулегальных сайтах кто-то скрупулезно складировал компромат, чуть ли не на каждого жителя федерации. Обычно, не озадачиваясь моральной стороной вопроса, Юля пользовалась "помойками" в профессиональных целях. Иногда заглядывала туда ради любопытства, прочитать что-то пикантное из личной жизни подруг и знакомых. Избегала заходить только на свою страничку. Но сейчас, думая об этих массовых хранилищах "грязного белья" она почему-то почувствовала смутную тревогу. Возникло ощущение, что кто-то невидимый, но вездесущий контролирует жизнь мира. И этот всемогущий невидимка заставляет барахтаться людей в грязной помойной луже, а тех, кто пытается выбраться, нещадно бьет по голове дубинкой. В какой-то момент ей даже стало жалко чудаков, с которыми придется провести целый месяц. Но она знала, что разгромный репортаж все равно напишет. Сделает все, что нужно главному редактору, его заказчиком и той незримой силе, которая за ними стоит.
Хирург-кладовщик
Он чувствовал, как от долгого созерцания огня начинает терять связь с реальностью. Как врач, Давид понимал, что балансирует на опасной грани. Но пока безумие было контролируемо, и он позволял подсознанию извлекать из своих кладовых яркие образы. Вот и сейчас вместо уютного полога леса он видел вокруг каменную пустыню. Суровый негостеприимный ландшафт, где днем палящий жар сушит гортань, застилает потом глаза и рисует умирающим от жажды обманчивые миражи дальних озер. А ночью от остывших камней поднимается холод.
Убегая от миражей, он снова возвращался к костру. На какое-то время рождалась иллюзия тепла и уюта. Он был рядом с людьми, был членом общины, но все равно чувствовал одиночество.
Осознание своей обособленности уходило корнями в далекое детство. В провинциальном городке, где прошли школьные годы, ему сначала приходилось скрывать свою национальность. Тогда он искренне хотел быть таким как все, но ему частенько напоминали, к какому племени он принадлежит. Потом, Давид осознал:
"Чтобы избавиться от оскорблений надо стать лидером."
И ему это удалось! Дворового короля Даньку уже никто не пытался назвать жидом. А он кулаками и рискованными выходками поддерживал авторитет среди сверстников, распивал в закутке за гаражами портвейн, а по ночам, когда дворовая жизнь затихала, сидел над учебниками.
Давид уже тогда знал, что должен вырваться из хмельной провинциальной трясины. Его отец – известный и уважаемый во всем городе врач Соломон Моисеевич Бергинсон, из каких-то непонятных убеждений не соглашался на перевод в столицу. Давид не понимал тогда отцовского подвижничества. Для себя он твердо решил, что поступит в один из столичных Медов и навсегда покинет этот город. Решение свое он осуществил. Впрочем, это была обычная история мальчика из интеллигентной еврейской семьи, вынужденного выживать в чуждой среде. Странности в его судьбе начались позже.
Сначала, несмотря на трудности, все шло словно по накатанной колее. Молодой перспективный хирург был на хорошем счету в одном из старейших лечебных учреждений столицы. Впереди вырисовывалась неплохая карьера. В двадцать семь лет он женился на операционной сестре и вскоре, она родила ему двух мальчишек близнецов. Денег естественно не хватало, но в те годы бумажные купюры еще не превратились в хозяев мира, а насущные проблемы как-то удавалось решать. Чем-то помогали родители, случались левые заработки, а когда совсем становилось туго, Давид подрабатывал, дежуря на "скорой помощи".
Перемены в его жизни начались после незначительного вроде бы события. Подавшись уговорам жены, Давид принял православное крещение. Его супруга – потомственная донская казачка, следуя семейным традициям, решила крестить детей. С женским максимализмом она настояла и на крещении мужа – " В семье все должны быть одной веры!". Давид не стал сопротивляться, спорить с Галиной было тяжело и бесполезно. Сам он видел тогда в обряде простую формальность, хотя к вере испытывал уважение. Православие входило в моду. А так как ни родители, ни ближайшие родственники традиционной религии никогда не придерживались, с этой стороны он тоже не было препятствий.
Веселый подвыпивший батюшка провел обряд быстро, не утомляя полным соблюдением протокола. Потом в семейном кругу весело отпраздновали крестины. На этом все должно было бы и закончиться. Но судьба распорядилась иначе. Не сразу, а только через некоторое время он начал ощущать внутри себя некий голос, и почувствовал, что в жизнь входит нечто более сильное, чем все, что определяло его поведение раньше. Наверное, национальные корни взяли свое, и это был голос ветхозаветного Бога – сурового и повелевающего. Звучал он все более сильно и властно. Давид чувствовал, что уже не сможет жить просто, как раньше – делать карьеру, растить детей. Ему уготован другой путь тяжкий и тернистый, но он должен его пройти, потому что так хочет Всевышний …
Накануне своего тридцати трехлетия, Давид совершил непонятный для окружающих поступок. Когда он объявил, что намерен вернуться в свой родной город, в доме разразился страшный скандал. Галина выросла в маленьком поселке, и снова ехать в "тьмутаракань" решительно отказывалась. Но Давид был непреклонен, и Галина в итоге согласилась, потому, что тогда еще любила его. Хотя возможно на согласие повлияла и трехкомнатная родительская квартира, которую мать перед смертью успела приватизировать и завещать сыну. В Москве им по-прежнему приходилось снимать комнаты, поэтому собственное жилье, пусть и в провинциальном городе стало весомым аргументом в споре.
Земляки приняли неплохо. В городской больнице еще помнили его отца, а вскоре, Давид, завоевал авторитет уже собственными заслугами. Между тем в стране полным ходом шли перемены. По провинциальному городку они ударили очень больно. Закрылся единственный градообразующий завод. Кто-то покидал родные места, кто-то скатывался в темную пучину пьянства и безысходности. Врачам, как и многим в стране, постоянно задерживали зарплату, и порою приходилось питаться одними конфетами, которые еще продолжали носить благодарные посетители. Давид старался не обращать внимания на эти временные трудности. Чтобы там не происходило, он должен был лечить больных, должен был оперировать. Не забывал он и про научную работу. Иногда его приглашали в Москву на симпозиумы, и сэкономленные командировочные были подспорьем семейному бюджету. Галина занялась челночным бизнесом, и это тоже помогало семье держаться на плаву.
Подрастали сыновья, жизнь потихоньку налаживалась. Но видно Всевышний решил послать еще одно испытание. Давид так и до конца не понял, кто вложил в голову женщины, не имеющей ни капли еврейской крови мысль о переезде в Землю Обетованную. Всеми силами он старался противостоять авантюрному проекту супруги, но на этот раз Галина была непреклонна. Она сражалась за детей, для которых не видела будущего в этой стране. В итоге пришлось сделать вид, что он согласен. Расчет был на то, что ничего с переездом в итоге не получится. Однако Галина своей неукротимой энергией пробила все бюрократические препоны, и настало время и ему принимать окончательное решение.
На этот раз голос Всевышнего ничего не приказывал, он просто призывал послушаться своего сердца. И сердце сказало, что уезжать он не должен. Разрыв с семьей очень страшил, но Давид внутренним чутьем угадывал, что если через него переступят сейчас, то это вполне может произойти и там после переезда. Близость людей держится на таких неустойчивых опорах как любовь, взаимоуважение и самоуважение. Выбьют одну, полетят и другие. А интуиция подсказывала, что на исторической родине его предков Галина, скорее всего, найдет себе место, постепенно адаптируются и сыновья, а вот он может оказаться лишним человеком. Здесь в родном городе он почти бог, спасающий людские жизни. А что будет там, в маленькой стране, куда, ежегодно приезжают на ПМЖ хорошие врачи из всех уголков бывшего Союза? Давид хорошо понимал, что если лишится привычного груза ответственности и незаменимости, то перестанет существовать, как личность. А это значит, что он лишится права на любовь жены, на уважение детей.
Была и еще одна причина, в которой он себе долго не хотел сознаваться. Оказалось, что он все-таки любит эту землю. Он словно корнями пророс в нее и своими удачами и пережитыми бедами, прикипел радостью и горем. Уехав, он разорвал бы себя на две половинки. А такие раны не заживают!
На этот раз решение далось ему очень сложно. Когда Давид его все-таки принял, то в первый момент даже стало легче. Однако испытания для него только еще начинались. Проводив семью до аэропорта, он вернулся в свой город в опустевшую квартиру и сразу же оказался в жестких тисках одиночества. С тех пор жизнь его разделилась на две части. Одна из них была связана с работой. Здесь он был уверен в себе и энергичен, по минутам знал, что и когда должен сделать. Другая половина жизни превратилась в медленную пытку. Словно рыба на льду, он задыхался в образовавшемся вокруг вакууме.
Давид даже не подозревал, что отсутствие близких людей так может изменить дом. Раньше, когда чуть живой от усталости он возвращался с работы, стоило только открыть дверь, и его окружала привычная атмосфера домашнего очага. На кухне ждал приготовленный супругой ужин, сыновья спорили, чья очередь сидеть за компьютером, Галина говорила с кем-то по телефону или смотрела очередной сериал. Поужинав, он падал на диван с книжкой, и остаток вечера пролетал тихо и незаметно. Теперь же враждебная пустота смотрела на него из всех углов квартиры, ставшей вдруг непомерно большой для одного человека. Время тоже приобретало какой-то совершенно иной масштаб и тянулось издевательски медленно. Страшнее же всего были выходные, и он уже со второй половины дня считал часы до наступления ночи. Напрасно Давид просил помощи и совета. Всевышний молчал, видимо вознамерившись довести испытание до конца.
Конечно, вакуум можно было заполнить книгами, изучением иностранных языков, занятиями наукой. Но видимо что-то надломилось в нем после отъезда родных. Вместо благородных способов войны с лишним временем он избрал простонародный российский. Поначалу Давид старался себя ограничивать. Бутылка водки растягивалась на три четыре дня. Но постепенно дозы увеличивались. Вскоре он уже покупал пол литра на вечер. А иногда и этого не хватало и приходилось идти за четвертинкой. Продавщица ночного магазина уже приветливо здоровалась и спрашивала:
– Соломонович, тебе как обычно?
На работу он выходил совершенно трезвый. Только черные мешки под глазами, напоминали о тяжелой похмельной ночи. Но постепенно стала пропадать память, ухудшалась координация движений. Все тяжелее становилось оперировать. Давид хорошо отдавал себе отчет, что происходит, но остановиться не получалось. Больше двух трех дней без спиртного он уже не мог выдержать. К уже привычной медленной пытке одиночества добавился еще червь сосущий изнутри желудок. Это изматывающее ощущение не оставляющее ни на минуту. И казалось, только стакан водки может заставить ненасытного червя хоть ненадолго угомониться.
В тот, роковой вечер, Давид, придя домой, первым делом полез в холодильник. Вчера, в нарушении традиции, он купил в ночном магазине не четвертинку, а пол литра. Грамм триста еще оставалось. Новая нераспечатанная бутылка лежала в портфеле. Порезав тонкими колечками лук, он положил их на хлеб, налил большую рюмку и жадно одним глотком выпил. Поморщившись, надкусил луковый бутерброд и выпил вторую рюмку вдогонку. С проснувшимся аппетитом расправился с закуской, налил себе еще и начал изучать содержимое холодильника. В это время в прихожей ожил оставленный в куртке мобильник. Опрокинув на ходу третью рюмку, он не спеша двинулся к телефону. "Лекарство" уже начало действовать. Это был короткий миг счастья, который весь вечер придется удерживать новыми дозами. Давид знал это, но сейчас ни о чем не хотелось думать. Сознание скатывалось в блаженное расслабленное состояние, и в этом теплом болоте ему было хорошо и уютно.
Голос в телефоне, обрушился на него, как ушат холодной воды. Случилось то, чего он уже давно боялся. В операционную после автомобильной аварии доставили молодого человека с тяжелыми травмами. Дежуривший хирург-практикант не мог самостоятельно провести такую операцию, и требовалось его участие.
Убрав мобильник в куртку, Давид посмотрел на часы в прихожей. Стрелки показывали половину восьмого. Словно ножом полоснула мысль, что в последний раз он смотрит на эти старые семейные часы, будучи порядочным и всеми уважаемым человеком. Когда он вернется часовая стрелка, скорее всего, перевалит за двенадцать, а смотреть на нее уже будет преступник, погубивший человеческую жизнь.
Дальше Давид действовал, как автомат. Поставив на плиту чайник, направился в ванную. Окунув голову под струю холодной воды, дождался, пока на кухне подаст голос свисток. На ходу вытираясь, вернулся на кухню и сделал крепкий кофе. Кипяток обжигал горло и допивал он уже на лестнице в подъезде. Сделав последний глоток, поставил кружку на подоконник и вышел на улицу, где его ждала машина.
Холодный душ и лошадиная доза кофеина почти вышибли хмель, но руки все равно предательски дрожали. Только страшным усилием воли он заставлял их выполнять привычные движения. Его последней надежной стала молитва. Как великую милость, Давид просил дать ему возможность успешно завершить эту операцию. Взамен обещал уйти из своей профессии, и никогда больше не брать в рот спиртного.
На этот раз Бог его услышал, и жизнь пациента была спасена. Возвратившись домой, он нашел кофейную кружку на том же месте где и оставил. Когда с трудом поднялся к себе на четвертый этаж, часы в прихожей показывали половину третьего. В голове промелькнула странная мысль, что прошедший отрезок времени был короткой экскурсией в ад. Вспомнив об обещании, Давид зашел на кухню. Недопитая бутылка стояла там, где его застал звонок. Не колеблясь ни секунды, он вылил в раковину оставшуюся на дне жидкость. Бутылку из портфеля сначала хотел выкинуть в ведро, но передумав, заставил себя дойти до мусоропровода. Только потом он доплелся до спальни и рухнул в кровать. Утром Давид подал заявление об увольнении.
Главврач был удивлен, но отпустил без долгих уговоров. Видимо коллеги уже давно догадывались, что происходит с их ведущим специалистом. Давид лишился единственного, что еще поддерживало его в этой жизни, но, как ни странно, он был спокоен. Теперь он чувствовал, что выдержит до конца посланное ему испытание.
Живя в провинции, человек плотно обрастает знакомствами и связями, тем более, если он известный в городе врач. Один из бывших пациентов помог устроиться в автомастерскую. Так на шестом десятке лет Давид снова оказался в положении ученика, но это никак не ущемляло его самолюбия. Душу словно затянуло защитным панцирем льда. Его новые товарищи по работе, часто ссорились из-за мелочей, в перерывах громко обсуждали футбольные матчи, ругали правительство и начальство. Давиду же все это казалось бесконечно далеким и неважным. Он редко участвовал в общих разговорах, и старался, как можно лучше выполнять свою работу, которую освоил на удивление быстро. Потянулись похожие друг на друга дни. Возвращаясь домой, он около получаса заставлял себя делать гимнастические упражнения, потом готовил ужин. Остаток вечера проводил с книгами. Кроме чтения медицинской литературы, старался заниматься самообразованием в разных областях техники.
Письма от родных, приходили на электронную почту все реже и реже. На четвертый год после переезда, жена совсем перестала писать и только иногда передавала через сыновей приветы. К тому времени семья перебралась в Америку, оставив Землю Обетованную, как пройденную ступень по дороге к процветанию и успеху. Зато он теперь почти каждую ночь видел древнюю Иудею. Опаленные солнцем скалы, тропинки помнящие прикосновение ног пророков, приходили к нему в ярких цветных снах. А утром снова наступали однообразные будни, переходившие и долгие вечера, которые он коротал гимнастикой и книгами. Но иногда сквозь ледяную броню защитного панциря прорывались нехорошие мысли:
" Что дальше? Так и будешь жить, тренируя и поддерживая нужные только тебе мозг и тело, которые все равно неизбежно продолжают дряхлеть?"
Но в глубине замороженной души тлела надежда, что нынешний этап это только подготовка к чему-то. Что Всевышний не забыл о нем. Что он еще совершит что-то важное, подобно библейском Иову снова обретет счастье и покинет этот мир в окружении близких людей переполненный годами своими.
