скачать книгу бесплатно
«Красавица» стояла перед господином Бешем; господин Беш мотал шелк и поминутно распутывал узлы, причем так близко наклонялся губами к рукам девушки, что она чуть не плакала и пятилась прочь; но господин Беш поминутно притягивал ее к себе…
Насмешки подруг становились все громче. Бедная девушка, красная, с заплаканными глазами, стояла ни жива, ни мертва…
Дверь с тафтяной занавеской скрипнула: вошла мадам Беш. Господин Беш стремительно схватил и поставил на колени картонного болвана, будто эмблему своей невинности; а может быть, он надеялся найти в нем защиту против гнева супруги. С мотком в руках «красавица» осталась на прежнем месте.
Окинув испытующим взором сначала господина Беша – с ног до головы, – потом «красавицу», мадам Беш резко скомандовала: «На место!» Девушка с радостью повиновалась. Рябая швея строго погрозила ей пальцем.
Каролинхен горячо заговорила по-немецки, и тоже нечисто. Супруг, потупив голову, слушал молча и собирал рюш. Ссору покончила вошедшая белокурая девушка, которая сказала: «Вот задаток оставили» и подала гневной супруге красненькую. Потом она села на прежнее место и осторожно шепнула своей взволнованной соседке:
– Что, видно, опять к тебе приставали?
– Тише: рябая слушает! – отвечала «красавица», нагнувшись, и будто поднимая лоскуток.
Они замолчали; но лицо белокурой девушки выражало сильное волнение: видно было, что мучит ее желание сообщить подруге важную тайну. Наконец, улучив минуту, она шепнула соседке: «Знаешь ли, кто был?.. он!»
– Ах, а мадам?
– Ничего; она скоро ушла, а мне приказала хорошенько понять, какого ему чепчика хочется.
– Ножницы! – неожиданно крикнула рябая швея и тем положила конец разговору.
Мрачный господин целые дни проводил на тротуаре; каждый раз, когда белокурая девушка выходила со двора, они встречались, как знакомые. Если с ней был узел, он нес за нее, и всю дорогу они горячо толковали.
Случалось, она выходила к воротам, – мрачный господин непременно торчал тут; они менялись короткими словами, и девушка поспешно убегала.
Раз, в воскресенье, она шла с ним под руку, у Большого театра. Он уговорил ее войти в кондитерскую и самым отчаянным голосом приказал подать шоколаду, кофе, мороженого, конфет, пирожков – всего…
– Осчастливьте: скушайте! – говорил он девушке.
– Уж довольно; благодарю; мне ничего не хочется.
– Пить вам не угодно ли? Эй, оршаду! лимонаду! – кричал он в дверь. – Живее, живее!
– Не надо, не надо! право, я ничего не хочу.
– Отчего же вы ничего не желаете? Осчастливьте: скушайте! А вашу приятельницу не пустили сегодня?
– Да Эдуард Карлыч ушел со двора, а уж мадам тогда ее не пускает… А все рябая ей наговаривает. Он прежде за ней ухаживал, а теперь все к нам пристает; так вот ей и досадно…
Девушка остановилась, услыхав в соседней комнате звон колокольчика и мужской голос, требующий рижского бальзама.
– Ах, кто-то пришел! – прошептала она с испугом, доказывавшим, что она в первый раз в кондитерской.
– Не беспокойтесь: никто сюда не войдет.
– Я боюсь, чтоб рябая не пришла! у ней тут близко родные живут. Ах, как она нам надоела: каждый день у меня ссора то с мадамой, то с Эдуардом Карлычем; а все она…
– Вот видите, – с упреком заметил мрачный господин, – а вы не согласны!
– Как можно? я бедная! у меня ничего нет, никого родных нет… как можно!
Девушка заплакала.
Мрачный господин прошелся по комнате, принял перед зеркалом трагическую мину и произнес глухим голосом:
– Я говорил вам, что я с благородным намерением: я прошу вашей руки!!!
– Я бедная! – рыдая, возразила девушка.
– Зато я богат… Что золото, когда тут любовь… любовь! – повторил громогласно высокий господин. – А я вас люблю, обожаю, боготворю-с. Мне ничего не надо, кроме вашей руки, царица души моей!
– Не могу же я оставить одну свою сестру…
– Какую сестру?
– Так я подругу свою называю. Ее, бедную, там заедят!
– Она может переехать к вам…
– Ах, в самом деле! – живо воскликнула девушка; лицо ее прояснилось, и она с такой благодарностью посмотрела на мрачного господина, что он смутился и стал поправлять свои завитые волосы.
– Право, не знаю, как вас благодарить, – сказала тронутая девушка. – Вы так добры, что, верно, не обманете бедную…
Мрачный господин прервал ее страшными клятвами.
– Я вас люблю, сударыня, люблю с благородным намерением, – повторял он, – и если вы согласны, так хоть завтра же переезжайте на мою квартиру с вашей подругой… Я все приготовлю.
– Как можно! я к вам не поеду!
– Ведь вы будете там одни, а я поживу в другой квартире… Не верите мне, так, пожалуй, в тот же день обручимся, свидетели будут и нас окликнут… Согласитесь, осчастливьте!..
Мрачный господин пал на колени и продекламировал с приличными жестами:
Когда с тобой – нет меры счастья,
Вдали – несчастен и убит;
И, словно волк голодной пастью,
Тоска пожрать меня грозит!
Куда ни обращаю взоры, –
(Мрачный господин приостановился, окинул глазами кондитерскую и продолжал:)
Долины, облака и горы –
Все говорит: «Люби! люби!»
Во цвете лет – не погуби!
Не наноси смертельной раны,
Не откажи моей мольбе…
Пусть лучше растерзают враны
И сердце принесут к тебе!..
Он посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом: по щекам ее медленно катились слезы; только страх быть обманутой удерживал ее дать немедленно согласие.
– Хорошо, – сказала она. – Завтра я вышлю вам письмо с дворником.
– Ответ будет решительный? – торжественно спросил мрачный господин, вставая.
– Да.
– Извольте, я на все готов! Если не любите, напишите (он сделал трагический жест), я сумею прекратить свои дни!..
– Что вы говорите! – воскликнула девушка, бледнея. С ужасом взглянула она в его лицо, которое было зверски-мрачно, как в тот день, когда он в первый раз провожал девушку, и тихо прибавила: – Я вам лучше теперь скажу все, все… я… я, вас люблю…
В самом деле, романические выходки, постоянные угождения, стихи, брак все так вскружило, ей голову, что она почувствовала себя тоже до безумия влюбленною.
– О, я счастливейший смертный! – восторженно воскликнул мрачный господин.
Она упросила его подождать еще неделю и собралась домой.
– Эй, два фунта конфет, самых лучших! – крикнул мрачный господин.
– Нет, не нужно!
– Для вашей приятельницы… примите…
Воротившись домой, белокурая девушка пересказала все своей приятельнице и дала ей конфеты. Любуясь ими, «красавица» наивно спросила:
– Отчего ты не хочешь скорей согласиться? он тебя так любит! посмотри, какая чудесная корзинка.
– Какая ты глупая! ну, как он меня обманет? Помнишь Соню? опять пришла к мадаме, а та как ее бранила, прогнала… Говорят, она умерла в больнице…
– Неужли?
И обе девушки побледнели.
– Да, страшно; но ведь он не такой; ты сама говорила, что он готов хоть сейчас обручиться…
– Говорил-то много; я знаю, что он меня любит… Ну, а как он бедный: что я тогда буду делать?
– Работать, как теперь.
– В магазин замужнюю не возьмут, а на дому немного наработаешь с хозяйством.
– А как бы мы хорошо жили вместе! мадам как бы разозлилась! а рябая! ха, ха, ха!
И лицо девушки зарделось краской удовольствия; долго она мечтала о счастии жить свободно…
Воскресенье. Рабочая комната выметена, длинный стол пуст; только две девицы гадают на нем. Другие девицы, принарядившись, вертятся у ворот и любезничают с мастеровыми и лакеями; а предпочитающие покой спят на своих сундуках, которые служат им постелью.
Белокурая девушка сидит с своей приятельницей на окне магазина, нетерпеливо поджидая, когда пройдет мрачный господин. А между тем над головами их готова разразиться страшная буря.
Рябая швея, давно наблюдавшая за ними, раз увидела у «красавицы» конфетную бумажку и донесла мадам Беш, что господин Беш дарит «красавице» конфеты. В порыве безграничной ревности мадам Беш кинулась к сундуку «красавицы», взломала могучими своими руками замок – и в ужасе отступила: в сундуке оказалось множество конфет.
Всплеснув руками, мадам Беш выбежала вон и скоро воротилась, таща к сундуку сонного господина Беша, который только что улегся было в большую, мягкую кровать.
– Кто купил? а? – грозно спросила она:
Супруг наивно посмотрел на красивые конфеты, на жену, опять на конфеты и бессмысленно покачал головой.
– Ага! мой все знает! – вскрикнула мадам Беш, и град, немецких ругательств с примесью чухонских посыпался на глупую голову господина Беша. Взгляд оскорбленной супруги был злобен, движения грозны, голос все повышался…
А рябая швея побежала в магазин, где сидели наши приятельницы, и с озабоченным видом сказала:
– Подите-ка! у вас мадам в сундуках шарит!
Встревоженные девушки кинулись в швейную и увидали страшную картину: разъяренная мадам Беш, покрытая красными пятнами, держала у самого носа господина Беша горсть конфет и, притоптывая ногой, повторяла:
«Woher, woher?..»[4 - Откуда?]
Супруг же, в одном жилете и парике, немного сбитом на сторону, стоял перед ней с довольно спокойным и неизменно глупым лицом.
Увидав «красавицу», мадам Беш страшно вскрикнула: «А-а! вот она…» и, подняв кулаки, кинулась к ней. «Красавица» спряталась за свою подругу, которая повелительно спросила:
– Что вы хотите делать? разве она украла у вас что-нибудь?
– Я ее высеку, я ее высеку на съезжей! – кричала мадам Беш.
– За что?
– За что… за что… зачем гуляет с мой муж… да, не смей гулять! я и его выс… жаловаться буду! «Красавица» дрожала и плакала.
– Не плачь: я не дам тебя сечь! – твердо сказала ей подруга.
– Как ты смеешь говорить, что не дашь? она виновата!
– Неправда! конфеты дала ей я… и у меня такие же есть!
Заступница вынула из кармана своего передника несколько конфет и показала их ревнивой супруге.
Но разгоряченная мадам Беш не только не успокоилась, напротив – пришла в сильнейшую ярость, как тигр при виде крови: ей представилось, что господин Беш имел основательные причины дарить конфетами всех швей. Крики и слезы продолжались долго. Только к концу сцены господин Беш понял, в чем дело; душевно обрадовавшись, он попробовал защищаться, но голос его замер в криках супруги…
Вечером рябая швея с торжеством глядела на сборы двух девушек и радостно повторяла: «Ага! выжила-таки вас. Вот, подите поголодайте-ка!..» Ломовой извозчик вывез из ворот небольшую поклажу; за ним, на дрожках, выехали подруги, с огромными узлами.
Через неделю мрачный господин обвенчался с белокурой девушкой. Свадьба была великолепная.
– Поздравляю вас, Надежда Сергеевна, и вас, Василий Матвеевич! – говорили один за другим многочисленные гости, встречая молодых.
– Вот бы теперь, – шепнул новобрачному, чокаясь с ним, один толстый гость, по всем признакам актер, – хватить те стихи, что… помните… ха, ха, ха!..
– Ну, теперь справимся и без стихов! – самодовольно отвечал Кирпичов. – Полинька! мы теперь никогда не расстанемся, – говорила Надежда Сергеевна, целуя свою молоденькую подругу. – О, я счастлива!
