скачать книгу бесплатно
– Найду! – уверенно ответил он, но, чуть смутившись под пристальным взглядом бабушки, добавил: – Там кусты сломанные будут.
– Тогда пойдем.
– А можно я вместо удочки вчерашнюю книгу возьму?
– Чего ж нельзя-то, бери.
И, уложив принесенную из комнаты книгу, показала ему на кроссовки.
– Обувайся. Я прикинула по сандалиям, впору должны быть. Ноги у вас сходные.
Вадик обулся и вопросительно посмотрел на бабушку.
– Ну что, с Богом, – сказала та, оглядев его.
И они покинули квартиру.
Глава 4. Русич!
Гридя Ратоборец в отчаянии еще раз попытался напряжением рук ослабить узел. И еще раз убедился в тщетности подобных попыток. Руки уже затекли, онемели, а обида и отчаяние выматывали последние силы.
И отец его, и дед, и прадеды воевали с Ордой, но в таком позорном положении никто из них не был. От дум таких слезы наворачивались на глаза, но Гридя усилием воли сушил их. Не след ратнику на пятнадцатом году жизни уподобляться плакальщицам, да и вороги не должны видеть слабость русского воина.
Хотя вряд ли кто мог видеть Гридины слезы. Монгол, управлявший конем, поперек которого вниз лицом лежал связанный юный ратник, внимательно всматривался в даль, нетерпеливо погоняя уставшего скакуна. Два его спутника молча скакали несколько поодаль. Вскоре должны были показаться огни костров монгольского тумена. Там ох как нужен был этот молодой русич, которому без труда можно будет развязать язык и узнать планы русских воевод. Слишком часто последнее время неудачи преследуют ханских воинов.
Не первый день длится противостояние на берегах реки Угры, не первый день здесь возникают стычки, льется русская кровь. Ордынский властитель Ахмед-хан поклялся, что не уйдет побежденным, что вернет времена монгольского владычества на Руси. И нынешний 1480 год должен решить это.
Костры все не показывались, и без привала, похоже, было не обойтись. Гридя почувствовал, как замедлил бег конь, услышал, как обменялись его пленители несколькими непонятными фразами. Затем грубые руки схватили его за веревки и сбросили на землю. В глазах померкло, и сознание его отключилось…
Первое, что почувствовал Павел после того, как секундный прыжок во времени закончился, был холод. Даже на предрассветном Дону было теплее. К тому же вокруг опять была ночь. Ярко сверкали звезды, и, судя по всему, до рассвета было еще не близко.
Но рассмотреть место ему не дали дикие крики, полные ужаса, и раздавшийся топот копыт. Все это он с испугом услышал раньше, чем разглядел разведенный неподалеку костер.
Первая оторопь прошла быстро, Павел сообразил, что это не его пугали, а сами испугались и разбежались. Успокоившись, он поднялся с кресла и попытался определить, где находится. Неплохо было бы и понять, кто стал свидетелем его появления и что от них можно ждать в ближайшее время, когда суеверный ужас пройдет.
Неподалеку, по редким всплескам, угадывалась река, у небольших кустов был разведен костер, около которого валялась какая-то поклажа. Значит, хозяева должны обязательно вернуться, и он внимательнее стал вслушиваться в ночную тишину. Больше ничего приметного не было ни видно, ни слышно. Ночь есть ночь.
«Итак, если верить набранному на пульте, на дворе конец пятнадцатого века, – подумал он. – И снова ночь, и снова поле, ну где здесь искать?»
Пронизывающий холод, говоривший скорее о первых осенних заморозках, нежели о лете, заставил его поспешить к костру. Улетать сразу не имело смысла, так можно все века проскочить, ничего не узнав. И он решил подождать хозяев поклажи или же дождаться рассвета, чтобы разобраться в обстановке.
К своему удивлению, приблизившись к огню, он увидел в свете пламени, что у костра лежит не мешок, как ему показалось поначалу, а связанный человек. Это был молодой парень в воинской одежде, такой же светловолосый и слегка конопатый, как и он сам. Глаза его были закрыты.
Забыв о холоде, Павел приблизился к нему и с облегчением увидел, что тот дышит. Более того, в ту же секунду, будто почувствовав его присутствие, веки у лежащего дрогнули, с усилием поднялись, и вскоре взгляд прояснился. Увидев перед собой странно одетого незнакомца, парень удивленно и испуганно на него уставился.
– Ты кто? – спросил Павел.
– А ты?
– Тебе первому отвечать, ведь ты связанный, а не я.
Парень помолчал немного, поразмыслил и произнес:
– Володимирский я, Гридя. Из сотни Ярослава. А ты кто? – повторил он свой вопрос.
– А я Пашка. Здесь случайно оказался.
– Пашка? – вдруг заволновался лежащий. – Пашка Русич?! Пашка Рыжий? Девицу ищешь?
Тут уж пришла очередь заволноваться Павлу. От неожиданности он даже на месте подскочил и, бросившись к парню, затормошил его.
– А ты… откуда ты это знаешь? Ты видел Дашу? Она про меня говорила? Где она? Говори же!!! Чего молчишь? – засыпал он вопросами.
– Да погоди ты, больно же, – почти простонал парень, – развяжи хоть.
Трясущимися руками Павел попытался распутать узел на пленнике, но ничего у него не получилось. Оглянувшись вокруг, он увидел валявшийся кривой меч и перерезал сыромятный ремень. Парень сел и, морщась, начал растирать затекшие руки. Кровообращение восстанавливалось медленно.
– Не тяни ты душу, рассказывай, – не выдержал Павел, – с ней все в порядке? Жива? Здорова?
– А монголы куда подевались? – оглядевшись, спросил Гридя.
– Какие монго… – начал было Павел, но тут же осекся на полуслове.
Разочарованию его не было предела. Видимо, прыжка во времени не получилось, он просто из одного места Куликова поля переместился в другое. Может быть, на день-другой позже. Отсюда и вопросы, и волнение Гриди, его ведь наверняка искали в овраге после боя, а он исчез. «Как оказалось, ненадолго», – горько усмехнулся он про себя.
– Какой сейчас год-то? – решил уточнить он.
– Шесть тысяч девятьсот восемьдесят восьмой от Сотворения мира, – не без гордости за свои познания отозвался Гридя.
– Угу, – уныло кивнул Павел, – шесть тысяч девятьсот восемьдесят восьмой от Сотворения мира, – со вздохом повторил он. А по-нашему это как, интересно? – И, не ожидая ответа от Гриди, безнадежно махнул рукой. Обстановка говорила сама за себя. – Значит, на сей раз не получилось…
И вдруг вскочил от пронзившей его мысли: а что, если машина испортилась и он навсегда останется в этом далеком, пусть героическом, но варварском для него веке? Поэтому до его сознания не сразу дошли слова Гриди:
– Сто лет назад мой прадед славу на Дону завоевал. А я… – Гридя испытывал не меньшее отчаяние.
После этих слов Павел запутался окончательно.
– На Дону? – переспросил он.
Гридя кивнул.
– Погоди-погоди, – вновь затараторил Павел, пытаясь разобраться в собственных мыслях. – А тогда при чем здесь монголы? Их же еще вчера, то есть сто лет назад, на Дону разбили, или это не так?
– Разбили. – Гридя еще раз кивнул. – Мамая в великую битву разбили, – уточнил он. – А Русскую землю от поганых еще не очистили. Орда-то осталась. Сейчас вот с Ахмед-ханом бьемся. Скоро их совсем не останется на Руси.
Это было для Павла совершеннейшей новостью. Конечно, историю он знал не так чтобы хорошо, но твердо был уверен, что после победы на Куликовом поле с монголо-татарским игом было навсегда покончено. Оказывается, он не знал о жизни и борьбе поколений целого столетия, а может, и больше.
– Тогда совсем непонятно, – подумав, сказал он, – откуда ты мог узнать про меня, про Дашу?
Вместо ответа, Гридя уже послушными руками ослабил ворот, полез за пазуху и вытащил висевший у него на шее талисман, в котором Павел с изумлением узнал… свой браслет. Да-да, немножко потускневший, но тот самый браслет, который он оставил в овраге у Куликова поля. Гридя, заметив его удивление, так же неторопливо засунул браслет обратно.
– Мы его сохранили, – со сдержанной гордостью сказал он. – Мой прадед воевал на Куликовом поле, с князем Дмитрием Ивановичем, оттуда он и привез эту штуковину. Сказывал, явился к ним перед боем совсем ниоткуда рыжий паренек, одетый не по-нашенски, блаженный или нет – непонятно. Но Русичем назвался, Пашкой. Девицу, сказывал, ищет. На вид хлипкий, а о монгольской сотне вовремя упредить сумел, а то бы худо пришлось засаде. Еще у него трон был и ящик, в котором бесы сидели и по его приказу шум поднимать могли. Только после боя не нашли нигде этого парубка. Исчез он, и трон с ящиком исчезли. Вот эту штуковину только и нашел прадед на том месте. Взял он ее, и хранила она его в боях. Из любых переделок невредимым выходил. Он и рассказал эту историю моему деду, а тот – отцу. Все они ратники были, всех их талисман берег. Вот отец и передал его мне перед первым сражением, и про тебя поведал. Только больно-то я не верил в это, а тут очухался, гляжу, ты какой-то чудной, и трон неподалеку. Точно, думаю, Пашка Русич. Видать, не ошибся. – Он посмотрел вопросительно.
– Да уж, не ошибся, – пораженный рассказанной историей, задумчиво ответил Павел, – а прадеда-то твоего как звали?
– Прохор. Прохор Сапожник. А я – Гридя Ратоборец.
– Жив, значит, остался Прошка в той мясорубке. Молодец!
– Жив. Только ранен был немного. А после, с талисманом, его ни меч, ни стрела не брали.
Не только сам рассказ вызвал удивление Павла. Удивляло и то, как спокойно, во всяком случае, не как чудо, воспринял его появление Гридя. Да и сама случайность – наткнуться через сто лет на «знакомого» человека – это настоящая фантастика.
– А твои дед и отец ничего не слышали про эту девицу, Дашу?
– Нет, – простодушно ответил Гридя, – батюшка мыслил, что девицу ты эту попросту измыслил, а сам на помощь русскому воинству появился.
– Да нет, не измыслил. Найти мне ее надо. Очень надо. Как бы беды с ней не приключилось. Но здесь ее, наверное, не было.
– Так ты столько лет и все ее ищешь? – удивился Гридя. – Видать, хороша девка.
Павел, смущенный намеком, промолчал.
– У меня тоже суженая есть, – не заметив смущения собеседника, продолжал Гридя, – ладная, стройная, работящая. Ольгой зовут. Вот спровадим хана, вернусь домой, да и обвенчаемся.
– Сколько же тебе лет?
– Скоро шестнадцатый пойдет.
Павел второй раз удивился, как рано становились мужиками его сверстники в те далекие века. Но на этот раз, в отличие от разговора с Прошкой, промолчал. Иной был век, иные порядки, иная жизнь – и мерки двадцатого столетия к ним никак не подходили.
– А сюда-то ты как попал? И связал тебя кто? – спросил он, возвращаясь к действительности.
– И вправду, растрепались тут. Монголы-то куда делись? Их тут трое было. – И, стушевавшись, добавил: – В полон они меня взяли. Сам не знаю, как получилось, и охнуть не успел. В бою-то я бы им спуску не дал, так они же крадучись, я и не слыхал ничего, – оправдывался он. – Кабы не ты, они бы уж меня к себе в лагерь доставили и выпытывать про дружину стали. Только не сказал бы я им ничего, нехристям поганым, – с гневом закончил он.
– Меня твой прадед тоже ловко пленил, – успокаивающе сказал Павел.
– В роду у нас все воины знатные.
– А монголы меня увидели и убежали. Так чего теперь делать будем, где ваш лагерь-то?
– Там, в роще, выше по реке. Верст на десять они меня увезли, не дале. У нас там целый полк стоит, а монголам про то неведомо.
– Ну что ж, – решил Павел, – давай двигай к своим, пока монголы не очухались да не вернулись за тобой. А я дальше отправлюсь Дашу искать, больше мне здесь делать нечего.
– Вернутся, обязательно вернутся, – хмуро заметил Гридя, – им без языка хан головы поснимает. У них порядок строгий.
Он ненадолго задумался, а потом, вскочив, порывисто схватил Павла за плечи.
– Слушай, – торопливо заговорил он, сдерживая голос, – ты ведь еще и из-за меня сюда явился? Раз талисман не помог, сам от полона и позора избавить решил, ведь так?
– Ну, считай, что так, – глядя на разгорячившегося парня и не в силах объяснить всей правды, ответил Павел, – и что из этого?
– Да знаю я, что так, – убежденно прошептал Гридя. – Но ведь ты не только мне, всем нам помочь можешь!
– Кому – нам?
– Русичам!
– Ты погоди, не горячись. – Павел тоже заговорил шепотом. – Чего я могу? Чем помочь-то? Я ведь и меча-то в руках ни разу не держал. Да и уезжать мне надо, и так уж второй раз время попусту теряю.
– Тебе и меча брать не надо! Ты только согласись. Мы к утру весь этот тумен монгольский разобьем, и полк цел останется, – задумав какой-то план, продолжал убеждать его Гридя. – А тогда они и вовсе уберутся. Сколь уж на Угре стоим без битвы. Ударим больно – уберутся. А если они сумеют полк взять, на большую битву решиться могут. А ведь здесь у них один из самых крупных отрядов.
– Пойми ты, не могу. – Павел прикинул, что такая помощь, в чем бы она ни выражалась, украдет у него много времени, столь необходимого ему для поисков. – У меня всего два дня и осталось. Рад бы помочь, да не могу.
– Да мы тебе потом лучшего коня дадим, отряд для сопровождения! Все, что ты хочешь!
– Нет, не могу, – с сожалением, но твердо ответил Павел.
Гридя, услышав ответ, отступил, плечи у него поникли, голова опустилась. А когда он поднял ее, то глаза уже не горели азартом и возбуждением, а потемнели от гнева. Да так, что Павел в страхе отшатнулся.
– Русич, говоришь? – медленно произнес Гридя и вдруг, сорвав со своей шеи талисман, бросил его под ноги. – Русич… – еще раз презрительно повторил он. – Варнак ты и нехристь! Убирайся отсюда и не попадайся мне больше на пути. Без тебя обойдемся! – Повернувшись, он пошел в ночь.
Несмотря на холод, Павла бросило в жар. Лицо его горело так, будто кто-то надавал ему пощечин.
– Погоди! – крикнул он севшим до хрипоты голосом.
Но Гридя даже не обернулся.
– Да постой ты! – крикнул еще раз и, догнав парня, схватил его за плечи, поворачивая к себе. – Ты хоть объясни, что задумал.
Тот хоть и остановился, но молча сопел, не поднимая головы.
– Помочь-то я не против, – заторопился Павел, – только пойми, времени у меня мало. Ты объясни, что делать надо, я все равно поначалу утра хотел дожидаться. Может, и управимся?
– Теперь нам с ханом не разминуться, – заговорил Гридя, – много крови будет. А с тобой бы мы монголов обманули.
– Но как?
– Как? Да просто! – В глазах юного воина вновь появился азартный блеск. – Ты бы сейчас побежал к нашим, к утру бы добрался. А меня пусть монголы везут в свой лагерь. Я их утром поведу к роще. Ты же упредишь наших, они им устроят ловушку.
Павел задумался, а Гридя с надеждой, но настороженно смотрел на него.
– А куда идти надо?
– Я же тебе говорил, верст десять вверх по Угре, туда, где меня полонили, да потом с версту от берега до рощи. Там и стоим. Только осторожней иди, кабы не поймали, монголы здесь часто шастают.
– А вдруг не дойду или не найду, – с сомнением проговорил Павел, – а ты утром монголов приведешь к лагерю. Тебя ж за изменника сочтут и наших полусонных побьют.
