скачать книгу бесплатно
– Сейчас дядя Кевин уложит тебя в специальную автомобильную колыбельку, которую он для тебя купил и уже установил в СВОЕЙ машине, и мы все вместе поедем домой. А за рулем тоже будет дядя Кевин. Потому что он аккуратный и спокойный, в отличие от твоих дурных молодых родителей и ше… шебутной тетушки, которая, надеюсь, приехала сюда на своей модной жо… повозке, просто повозке, механической такой, в которую мы переложим все пакеты с подарками для тебя.
Саваж все ворковал и ворковал, так, что даже медсестры умилялись и поздравляли «папочку», с недоумением и даже долей презрения посматривая на Алеену, которая по документам числилась мамочкой, но вид имела невозмутимо-отстраненный, а на самом деле – я-то это точно знаю – испугана была до икоты.
Пыхтя и сопя от негодования, я шваркнула крышкой багажника, в который офигевший от количества сумок Рик свалил покупки.
– Фигасе, Саваж, ты разошелся. Куда столько? – недоумевал мистер Герреро, третий раз подходя к моей машине.
– Потому что это все то, что надо на первое время младенцу. А вы об этом, я так понимаю, подумать не успели, да?
– Братец, зачем ты купил люльку и кресло сразу?
– Во-первых, потому что люлька нужна только до семи месяцев, максимум до восьми, а потом понадобится уже кресло. А эти продавались в паре и по акции. Так что сплошная экономия.
– Допустим, а зачем этих… подгузников одинаковых столько сразу?
– Рик, потому что они не одинаковые. Они все от разных производителей. А какие подойдут лучше всего нашей красавице, это только она решит. Если будет плакать, значит, ей не подходит, понял, дурень?
– Братец, я хер… ой, пардон, я балдею. Откуда ты все это знаешь?
– Братец, я читать умею. И готовился к прибавлению в семействе, а не отвлекался на… непотребства всякие. Да, мое сокровище? Но ты не переживай, солнышко, дядя Кевин всегда рядом. – И, еще раз нежно поцеловав тихо сопящую кроху в лобик, уложил ее в автомобильную люльку и пристегнул ремни безопасности.
Пипец, господа! Выносите меня вместе с моим коротнувшим мозгом и почему-то перевозбудившимся от вида мужика с младенцем на руках либидо.
Парни встретили нас гомонящей толпой, к которой присоединились и члены съемочной группы.
– Ура мисс Герреро! – завопил Рауль, и десяток глоток вторили ему.
– Вы ополоумели, что ли? – рявкнул на них Саваж, вылезая из своего пикапа. – Ребенок уснул в дороге, а вы ее сейчас разбудите!
– Кевин, братишка, кто у нас папочка? – ухмыльнулся Ноа и подмигнул все еще растерянной, но уже взявшей себя в руки Алеене. – Мы точно приветствуем мисс Герреро, а не мисс Доэрти?
– Блин! Разбудишь малышку, сам пойдешь ее укачивать! – продолжал бухтеть Саваж.
– Эй, братишка, теперь я знаю, почему ты так любишь Пингвинов (хоккейная команда НХЛ – прим. Авторов). Потому что ты сам как пингвин – трясешься над яйцом, – не унимался Ноа.
– Я бы на твоем месте начинал трястись над своими яйцами, которые я тебе откромсаю, если…
Перепалку оборвал тихий звук, раздавшийся из свертка на руках изумленно-счастливого Рика. Рози все же проснулась и теперь требовала внимания.
– Так, парни. Мы с Алееной поднимемся наверх и займемся нашей малюткой, а вы пока разбирайте багажник моей машины, – не выдержала я и, забрав детеныша у неопытного пока папаши, начала аккуратно подталкивать подругу в сторону жилых комнат. – Буду признательна, если в первую очередь вы занесете пеленальный столик и питание. Кевин, где бутылочки?
Я даже не ожидала, что этот вечно огрызающийся грубиян лишь моргнет и молча начнет копошиться в многочисленных пакетах, сваленных в моей машине.
Наверху я передала попискивающую Рози на руки Алеене и велела тихо напевать какие-нибудь песенки, пока я грею воду для детского питания.
– Мари, – жалобно прошептала Алеена, – я не знаю ни одной детской песенки. Что делать?
– Пой любую, лишь бы она была о любви, – вместо меня ответил практически моими словами вошедший Кевин.
Алеена набрала в грудь воздуха, как перед прыжком в холодную воду, и тихо запела низким грудным контральто, так не вяжущимся с ее хрупкой внешностью:
Летняя пора. И жизнь легка,
Рыбка плещется, и вырос хлопок.
Твой папа богат, а мама красива,
Так тише, малышка, не плачь!
Однажды утром
Ты встанешь с песней,
Затем расправишь свои крылья
И полетишь в небо.
Но до того, как настанет это утро,
Ничто не сможет навредить тебе,
Пока мама и папа рядом с тобой.
Так что не плачь! (песня Summer time – прим. Авторов)
Кроха, заслышав голос мамы, притихла и уставилась на Алеену, что, в свою очередь, не могла отвести от дочери наполненного слезами взгляда.
– А вот и наше молочко готово, – тихо подошла я к подруге и подала ей теплую бутылочку. – Сейчас мамочка тебя покормит, потом погладит по спиночке, чтобы ты срыгнула, и немножко погуляет с тобой. А папа Рик и дядя Кевин пока установят твой пеленальный столик, чтобы тетя Мари смогла научить мамочку менять тебе подгузники-и-и.
Вот скажите мне, что за идиотская манера любого взрослого человека так по-дурацки растягивать гласные и сюсюкать при разговоре с младенцами? Но странное дело, выходит это, видимо, само собой.
– Эх, закончились наши безбашенные вечерухи! – вздохнул, впрочем, без реального сожаления через несколько часов Фино, плюхая на стол большое блюдо с закусками к безалкогольному пиву.
– Да ладно! – отмахнулся Ноа. – Рози же не вечно младенцем будет. Вот подрастет – и начнет с нами зажигать!
Мы все собрались за большим столом в общей гостиной, чтобы отметить-таки появление нового члена большой семьи. Вот только эти посиделки разительно отличались от прежних у парней. Музыка не орала из колонок, а играла совсем тихонько, а помимо банок, бутылок и тарелок на столе красовалась радионяня, к которой как минимум четверо из нас с тревогой прислушивались.
– Я тебе зажгу! – угрожающе рыкнул Рик на брата.
– Только научи чему плохому, я тебе сам задницу подпалю! – присоединился к превентивному запугиванию Саваж, и-и-и-и мое глупое сердце снова скакнуло, а разум послал бесполезный вопрос вселенной: «Ну почему именно этому засранцу нужно быть таким?»
Весь сегодняшний вечер, еще с самой клиники, этот патологический хам и грубиян ломал мне всю линию его восприятия, которую я худо-бедно выстроила, дабы не выглядеть в его присутствии постоянно какой-то дурочкой, что не может от него глаз отвести. В то время как он замечал меня лишь тогда, когда желал вывалить в очередной раз свое недовольство или искал мишень для придирок и обидных подколок.
Да еще этот его постоянный токсично-презрительный взгляд, стоило на съемках появиться Ронни и начать говорить со мной.
– Да омоторели вы, что ли?! – возмутился Фино. – Я же имел в виду, что мы ее круто в игры компьютерные резаться научим. Мы вон уже и сеть мониторим, ищем самые лучшие, чтобы развивающие там…
– Да в жо… выхлопную трубу ваши игры! Глаза ребенку портить и мозг ломать! – ткнул в них пальцем Злой Большой Брат. – Нормальные у нее игрушки будут.
Парни заспорили, но в этот момент в динамике радионяни закряхтело и запищало, и Али с Мангустом подорвались с места, как и мы с Кевином.
– Мы сами! – строго зыркнул на нас Рик, и они умчались вверх по лестнице.
Саваж пробубнел что-то матерное с упоминанием всяких «криворуких кидал» и, допив залпом банку пива, ушел в сторону выхода в гараж. Я же, запретив себе пялиться на его уплывающую из поля зрения задницу, пожелала парням хорошо посидеть и, сославшись на занятость, умотала в свою каморку. Смета сама с собой не разберется, между прочим.
Но, оказавшись наедине с экраном монитора, вдруг ощутила, как противные, горькие слезы подступают к глазам. Часто заморгала, сглатывая и пытаясь загнать вглубь этот спонтанный прилив грусти. Вот с чего бы? У нас тут радость вообще-то! Рик с Али счастливы, хоть пока и растерянны, бестолковы и даже слегка перепуганы. Но это нормально, это только фантазировать о малыше просто, а его реальное появление способно сбить с ног интенсивностью нахлынувшей ответственности и прочей психологической и бытовой фигни.
Но они это перерастут, пройдут жизненный этап вместе. Ведь их двое. Они есть друг у друга, и у них есть любовь – такая, что поможет преодолеть и разрулить что угодно. Боже, они даже ведь не представляют, как прекрасны вместе. Изнутри светятся, тянутся, ищут взглядами, застывают, затаивая дыхание, любуясь, ни черта не отдавая себе отчета, что это делают и как это влияет на окружающих, заставляя…
Они семья. А я…
Господи, ну что же так тоскливо-то на душе? ПМС у меня, что ли?
Устав сражаться со своим настроением, я просто отодвинула в сторону клавиатуру и уткнулась лицом в ладони, позволяя себе расплакаться. Девчонка я или как? Нам можно иногда и пореветь, даже если и не выходит логически себе объяснить, отчего дала течь. Просто мне пло-о-охо!
Но сейчас, еще чуть-чуть, и все пройдет. И никто ни о чем не узнает. Из этих дверей выйдет прежняя мисс Дюпре, дракониха и гавкучая чихуа… тьфу, железная леди! И никто не пронюхает, что я сижу тут, хлюпаю носом и слезы размазываю…
Никто, кроме этого невыносимого противного грубияна Саважа, что вперся, само собой, без стука.
– Ну что там со сметой?
Ну конечно, разве мог бы ты подгадать момент еще удачнее? Давай теперь, глумись и злорадствуй!
Глава 4
Херня какая-то!
Чувствую себя сопливой девкой, что распустила слюни при виде умилительного щеночка.
Уси-пуси, какая кроха! Иди ко мне, сладенький!
Тьфу ты!
Но рожа сама собой складывается в лицо имбецила при виде Розалинды.
И понимаю, что никакого отношения эта малышка не имеет к брату. Только к Алеене, и то весьма условное. А поди ж ты! Воспринимаю как родную племянницу. Или и вовсе свою… Тпру! Стопэ эти мысли!
Помнится, когда Лаура только появилась в семье, она была совсем еще маленькой, постарше Рози, конечно, и намного – лет пять-шесть – и я порой сбегал от ее вечных «почему», «расскажи», «дай мне», «хочу на ручки», но, наткнувшись на укоризненный взгляд от ма и недоумевающий от па, сдавался и уделял ей время. Тогда мне это казалось подвигом. Как же – такой взрослый парень, а возится с мелкотой. Но уже через полгода так привык, что мне стало не хватать этого неповторимого детского аромата.
Все дети пахнут похоже – теплым молоком, свежим овсяным печеньем, пластилином и красками. И у них такие искренние слезы и настолько заразительный смех, что без них становится неуютно в жизни, как будто тебе чего-то не хватает. Чего-то очень-очень важного, такого, что сложно поддается описанию словами.
Взяв на руки Рози в центре акушерства, я словно ухнул в глубинные детские воспоминания. Увы, не самые счастливые. И, глянув в ее дымчато-голубые, как у всех младенцев, глаза, принял решение: эта крохотулька заслуживает счастливого детства. Точка.
Ей повезло попасть в огромную, любящую семью, где она будет нужна всем! Не как средство достижения каких-то целей, не напоминанием об ошибках молодости, а как полноправный и долгожданный член семьи. Разношерстной, с первого взгляда странной, говорящей сразу на трех языках, но семьи в самом настоящем понимании этого слова.
У нее уже есть неопытные, но любящие мама и папа. И дедушка с бабушкой – самые лучшие в мире, хочу я вам сказать, и толпа неугомонных дядей, которые все рано или поздно обзаведутся собственными тетями и как минимум футбольной командой младших братьев и сестричек. И ни один придурок или дура не посмеют обидеть нашу первую из череды Вестонов-Герреро-Доэрти-Смит-Маре-Салливанов-Гарсия-Мюрреев-Бруксов-Ли-Морганов. И никто и никогда не спрячет глаза, бормоча виновато: «Прости, будет лучше, если ты останешься жить с теми людьми, потому что мне ты не нужен, ты все испортишь. Ты – ошибка молодости, о которой я хотела бы забыть!»
Вот так.
Я – результат ошибки молодости.
Я, как выяснилось при первой встрече с биологической матерью, чуть не сломал ее жизнь своим появлением. И поскольку я уже довольно взрослый и все это время как-то прожил без нее, то не стоит и начинать. «Ты же понимаешь?»
Нет. Не понимаю. Отказываюсь понимать, как женщина, родившая дитя и с легкостью отдавшая его на воспитание чужим людям, может отказать своему повзрослевшему ребенку в такой малости, как общение с ним, в простом человеческом, мать его, общении!
Разве я многого просил?
Я отдавал себе отчет в том, что я приемный сын, что последние мои усыновители – те самые ма Линда и па Джек – прекрасные люди. Просто потрясающие, о лучших невозможно и мечтать. Я хотел только понять, почему от меня не просто избавились, а забыли напрочь. Как будто меня никогда и не было!
Понял.
Биологическая мать умудрилась залететь после выпускного школьного бала. И настолько боялась сказать о своей беременности родителям, что, когда все опомнились, делать аборт было поздно. По крайней мере, в те времена. Она родила меня, отказалась от каких бы то ни было прав и выскочила замуж за своего одноклассника, с которым встречалась еще со средней школы. И теперь у них все в шоколаде: свой дом в хорошем районе, белый забор, цветущий палисадник, трое розовощеких детишек – семнадцати, четырнадцати и десяти лет – и собака – золотистый ретривер. Прям американская модель успешной добропорядочной семьи.
Казалось бы, ты встречалась с парнем с пятнадцати лет, вышла за него замуж, родила ему детей, а я-то откуда? Почему мне нет места в этой сахарно-ванильной картинке?
Да все очень просто. Ее муж и мой папаша – разные люди. Так-то вот.
Откуда знаю? Да сама сказала, виновато пряча глаза и пугливо оглядываясь в надежде, что никто не увидит даже, как она со мной разговаривает.
Она собиралась отдаться своему парню как раз на выпускном – хреновое клише ограниченных подростков. А в результате – «случайно, это вышло совершенно случайно, и мой Дон до сих пор этого не знает» – отдалась отвязному рокеру, одному из группы, что играла на их вечеринке.
Упс!
Как уж она потом пудрила своему будущему благоверному мозги и объясняла свое полугодовое отсутствие в родном городке и объясняла ли вообще – это вопрос другой. И он меня не е*ет.
Просто я – плод случайного траха обкуренного гитариста и пьяной выпускницы.
Чертова ошибка гребаной юности.
– Мя…
Твою мать, опять к нам в гараж забрел какой-то дворовый кошак. Небось очередной прикормленный Спанчем бродяжка.
– Мя, мя-мя, мя-а-а-а.
Черт, больной? Или опять придурки какие-то искалечили животину? Судя по звукам, это даже не взрослый кошак, а маленький котенок. Убил бы уродов, которые издеваются над беззащитными и слабыми.
Звук послышался вроде как рядом с каморкой Мисс Занозы-в-моей-заднице. Пойду гляну, вдруг и правда раненый лежит, заодно спрошу, что там с этой гребаной сметой! Еще днем обещала мне ответить, засранка такая!
Кошака рядом не обнаружилось. Зато звук раздался внутри самой каморки. Так, может, это она и притащила его?
– Что там со сметой? – состроив суровую рожу, я ввалился к «дире-е-е-е-ектору», набрав сразу воздуха в грудь, чтобы сделать замечание по поводу зверья, которое она притаскивает на рабочее место.
И споткнулся, как будто мне в грудину аккумулятором от моего пикапа прилетело.
Потому что вот это хныканье раненого котенка издавала сама Мари.
Девчонка плакала.
