скачать книгу бесплатно
позже… Знаете, по принципу: либо падишах умрет, либо ишак сдохнет. Так и тут: либо немцы убьют, либо свои расстреляют. Один конец. Ну, свои-то, может, ещё и пощадили бы, боевые заслуги зачли и на Колыму отправили, а с немцами – без ва- риантов.
– У него был приказ, – медленно, с расстановкой произнес Крутицкий, – уничтожать высших офицеров.
– Да бросьте вы! Такого приказа у него не было. Во Львов Волков отправил его на свой страх и риск. Подверг смертельной опасности ценного разведчика. Точнеё, потерял его. И, заметь- те, не понёс за это никакого наказания! Как так?
– Не знаю… – с трудом выдавил из себя Крутицкий. – Я тоже этого не понимаю.
– Ну, слава Богу! – усмехнулся Пацула. – А я-то думал, что один такой… непонятливый.
В Куровичах их, разумеётся, никто не ждал. Улицы неболь- шого села, несмотря на не ранний уже час, словно вымерли. А, может, и действительно вымерли. До войны здесь было обыч- ное еврейское местечко. В сорок первом, когда в Куровичи пришли немцы, всем нашили на грудь и спины желтые звезды. В графском имении, хозяин которого бежал в Польшу, когда За- падная Украина вошла в состав Советского Союза, новая власть создала рабочий лагерь, согнав туда добрую половину еврей- ского мужского населения. Повезло тем, кому удалось бежать из родного села: пока не пришли красные, они прятались по лесам и даже помогали партизанам. Остальных расстреляли… В Куровичах после этого остались поляки да украинцы, которые до этого были в меньшинстве, а вдруг стали большинством.
После войны, конечно, вернулись в свои дома беглецы, прятавшиеся по лесам. Вернулись – кто на пепелище, кто – к могилам родных… Одни остались восстанавливать порушенное хозяйство, другие подались искать лучшей доли. Куровичи хоть
и не захирели, но назвать их большим селом язык теперь не поворачивался. Так, сельцо… Здесь, по имевшимся у Крутиц- кого сведениям, жил человек, последним видевший живым Васнецова.
Если евреи старались жить компактно, строя свои халупы как можно ближе друг к другу, то украинцы селились, как пра- вило, на отшибе, на хуторах. Вроде бы и в селе – и в то же время сами по себе. Тут тебе и хата, тут и огород, тут и выпаса для скота – всё рядом. Немцы хутора жгли, справедливо опасаясь, что они могут стать партизанскими базами. Уцелевшие хозяева уходили в леса и брались за оружие. Василь Давыдченко как раз был из таких.
Хозяин хутора жёг на огороде картофельную ботву. Ботва была сырая, горела плохо, белый дым столбом поднимался в низкое серое небо. Давыдченко – в ватнике и обвисших шта- нах, в мятой, потерявшей форму кепке, больше похожей на серый сморщенный гриб, стоял рядом с костром, опираясь на грабли, и пристально смотрел в огонь. Непрошенные гости увидели его издали, подъехали даже не к дому, а прямиком к ограде, – Давыдченко и головы не повернул на звук мотора, как будто не слышал. По всей видимости, справедливо полагая, что, если к нему, – окликнут.
Крутицкий, открыв дверь, высунулся из машины.
– Василь Михалыч!..
Давыдченко медленно обернулся, качнулся взад – вперед, словно раздумывал – идти – не идти, и, не спеша, приблизился к ограде.
Это был высокий, крепкий старикан лет шестидесяти – шестидесяти пяти с суровым лицом и насупленным взгля- дом. Лицо у него было – цвета сушёного яблока. И такое же шершавое. Именно шершавое, а не морщинистое. И пальцы, вцепившиеся в почерневшую рукоятку грабель, тоже были коричневые, с черной окантовкой ногтей. Колоритный старик.
– Ну и чего надо?
Голос у Давыдченко был негромкий, глуховатый и неласко- вый. Крутицкий вышел из машины.
– Василь Михалыч, я – Крутицкий Николай. Помните меня?
– Ну? – полувопросительно отозвался Давыдченко. И в этом коротком слове читалось: даже если и помню, дальше-то что?
– Поговорить бы, Василь Михалыч…
– О чем?
– О Васнецове.
Пацула не выдержал, открыл дверь, спрыгнул на мокрую траву. Давыдченко одарил его неласковым взглядом. Посопел, помолчал. Крутицкий тоже держал паузу.
– А чего говорить-то? Спрашивали уже. Ещё тогда, в сорок четвертом. Нового ничего не скажу.
– Но мы-то не слышали, – в голове Крутицкого звучали примиряющие нотки. – Для нас – все вновь.
– А это с тобой кто? – старик мотнул головой в сторону Пацулы.
– Это?
Крутицкий обернулся, словно хотел удостовериться, что за его спиной стоит именно Андрей.
– Журналист из областной газеты. Будет про Васнецова писать. Вот и ваш рассказ ему нужен. Для статьи.
– А-а-а-а… – Давыдченко смягчился. Он как будто ждал какого-то подвоха, а теперь вдруг расслабился и подобрел.
– Ну, идите во двор, там открыто.
Старик долго плескался под рукомойником на заднем дво- ре – Крутицкий и Пацула, сидя на рассохшейся от дождей и ветра скамейке, слышали, как брякал язычок, и лилась вода, вышел из-за угла дома, вытирая руки полотенцем сомнитель- ной свежести, присел на ступеньку крыльца.
– Ну, что, покурим?
Крутицкий торопливо вынул из кармана пачку папирос, а Пацула услужливо протянул зажигалку.
– Городские! – одобрил Давыдченко. Затянулся с удоволь- ствием, пыхнул дымом в сторону.
– Так чего рассказывать-то?
– Где вы Васнецова видели? Как? При каких обстоятель- ствах?
Пацула достал из кармана свернутый в трубочку блокнот, карандаш, приготовился записывать.
– Так не помню я уже ничего… Вот вы даете! Столько лет прошло!
– Ну, как же? Вы же сами говорите, что рассказывали…
– Ну, рассказывал… Тогда помнил. Сейчас забыл.
– Василь Михалыч…
Крутицкий старался сдерживать нарастающеё раздражение.
А курил Давыдченко с нарочитым спокойствием.
– Ну, бросьте себе цену-то набивать! Знаете ведь, что вы – последний, кто Васнецова живым видел. Так что же вы…
– Да ладно, ладно. Чего закипел? Что вспомню – скажу. Что ж я, не понимаю, што ли? Ну, дело было так… В сорок чет- вёртом, в январе – кажется, в сочельник… Ну, точно в сочель- ник! … Волков отправил отряд – человек двадцать, наверное. Для поддержки Васнецова, для прикрытия… Мы должны были здесь, в Куровичах, обосноваться – в лесу. У нас и рация с собой была, чтобы легче со своими связываться. Всё – чин чинарём. Выйти-то мы из-под Ровно вышли, а вот до Львова не дошли. Наши-то, Красная армия то есть, наступали, немцы оборону усиливали, леса прочесывали, облавы устраивали. Раз мы на засаду наткнулись, едва отбились, второй – на бандеровцев вышли… Опять бой… Кого убили, кого просто потеряли – раз- брелись, кто куда. Радиста убили, – это я точно видел. А рация
при нём была, – ну, значит, немцам и досталась… В общем, до Куровичей только я добрался и со мной ещё один, Федор Заступа. И не дошли бы, может, да я здешние места, как пять пальцев, знаю. Ну, вот… Это, считай, уже за вторую половину января перевалило. Однако перед самым Крещеньем…
– Верующий вы? – неожиданно перебил старика Крутиц- кий.
Тот смутился на секунду.
– Ну, верующий – неверующий, а праздники не нами при- думаны. Народ сроду по церковным календарям жил. Число иногда из головы вылетит, а праздник – не забудешь.
– Пусть рассказывает, – вступился за Давыдченко журна- лист. – Ну и?.. Васнецов-то когда у вас появился?
– У – у—у… – Давыдченко махнул жилистой коричневой рукой. – Это уж после было. Чуть ли не через месяц. А! В Срете- ние! Точно! Батюшка-то в деревне уцелел, евреёв расстреляли, а православных не успели. Так он по большим праздникам даже службы в храме вёл. Сретение!
– Число-то какое? – призвав мысленно все свое терпение, уточнил Крутицкий.
– Так пятнадцатое… Пятнадцатое февраля!
– То есть пятнадцатого февраля в Куровичи пришли Вас- нецов и его люди.
– Да нет! – Давыдченко хлопнул ладонями по коленям, словно удивляясь непонятливости гостя. – В праздник его уже не было, он ушёл накануне. А привели его к нам ещё за день до того. Вот и считай: тринадцатого февраля.
– То есть тринадцатого февраля к вам на «маяк» привели группу Васнецова. Сколько их было? Трое?
– Трое. И два проводника-еврея. В лесу евреи прятались, которые от немцев сбежали. Они знали про «маяк». Еду нам приносили, лекарства. Федор… Ну, который со мной был…
тифом заболел. Мы поэтому в Куровичах и застряли: куда с ним, с больным? А Васнецов, когда из Львова уходил, на ев- реёв и наткнулся. Вот так все и было.
– Итак, тринадцатого февраля…
– Ночью, – добавил Давыдченко.
– Тринадцатого февраля ночью к вам на «маяк» пришел Васнецов с товарищами.
Давыдченко кивнул.
– Как он выглядел? – неожиданно вступил в разговор Па- цула.
– Да как? – удивился старик. – Обыкновенно. В немецкой форме. Сверху – то ли халат какой-то, то ли накидка… Тепла от неё никакого.
– А двое других?
– Один – в солдатском, второй – по гражданке одет.
– Это точно?
– Точнее не бывает!
– Хорошо, а что он рассказывал?
– Да что? – развел руками Давыдченко. – Задание своё, говорит, выполнил, сейчас нужно пробиваться в отряд.
– Говорил, что именно делал во Львове?
– Да это мы знаем… – попытался вмешаться Крутицкий, но Пацула протестующеё вскинул руку, и подполковник замолчал, хотя и удивился слегка.
– Ну… Говорил. Каких-то там важных генералов пострелял. Заместителя губернатора, что ли? И ещё кого-то. Сейчас и не припомню уже. Да я рассказывал, меня же ещё тогда, в сорок четвертом допрашивали. Когда наши пришли. Искали его…
– Хорошо, – кивнул Пацула, – ещё что?
– Ещё? – задумался Давыдченко. – Говорил, что, когда из Львова выезжали, документы у них стали проверять. Майора
и ещё несколько человек они застрелили, а один успел его удостоверение схватить и убежать… Машину у них подбили. Еле ушли…
– Вот! – Пацула торжествующе повернулся к Крутицкому. – Я же говорил, что у него не было документов!
– Не было, – подтвердил Давыдченко. – Он спросил, где рация, я сказал, что нету. Тогда, – говорит, – в Буск пойдем. Там ещё один «маяк», и рация есть. Будем, говорит, самолет вызывать, без документов не выбраться. Ну, а если уж совсем никак, – тогда, говорит, сами… До линии фронта. Ну, я ему рассказал, где у немцев посты, где бандиты из УПА рыщут, – чтобы стороной эти места обходили. Проводники-то местные, все тропки знают. Ну и всё. В ту же ночь, т.е. четырнадцатого уже числа, они и ушли. А чего вы вдруг вспомнили про это дело?
– Да так… – медленно, как будто осмысливая услышанное, ответил Пацула. – Хотим хоть какие-то следы найти.
– Да бросьте! – махнул рукой Давыдченко. – Сколько лет прошло… Если кто-то даже и видел что – забыл уже давно.
– Ну и как вам это нравится? – сказал Крутицкий, когда, подпрыгивая на колдобинах, машина отъехала от дома. – Буск! Впервые слышу! Волков никогда не упоминал, что в Буске был ещё один «маяк». Если он знал, что Васнецов мог отправиться туда, почему молчал? Ведь это важно!
– А вы не понимаете? – саркастически улыбнулся Пацула. – Потому что это разрушало его стройную конструкцию о захвате группы разведчиков в Белогородке. Потому что в Буске была рация. И туда мог прилететь самолет, чтобы вывезти Васнецова в Москву!
– Ты хочешь сказать, – обернулся к нему Крутицкий, – что самолет был?
– Я не знаю… – развел руками Пацула.
– Чёрт… Чёрт! Чёрт! – завелся Крутицкий. – Ты понимаешь, что у меня приказ найти могилу?! Могилу, которой, может быть, и нет?!
– Понимаю! – кивнул головой журналист и тоже вдруг пе- решел на «ты». – А ты понимаешь, что именно потому и надо найти могилу, что её здесь нет?!
Крутицкий бросил на него быстрый взгляд. Глаза у него были сумасшедшие.
Какое-то время мужчины молчали, думая каждый о своем.
Потом голос подал Жорик.
– Товарищ подполковник, куда едем-то? В Буск или домой?
– Не знаю, Жора, – устало отозвался Крутицкий. – Домой далеко. Да и ни к чему. Чтобы завтра снова машину гнать?
– А в Буске чего? Кого мы там будем искать?
– Да не знаю я! – вскинулся Крутицкий, уже не скрывая раздражения. – Переночуем в гостинице, оттуда позвоню, попробую выяснить что-нибудь про «маяк».
Буск оказался маленьким захудалым городком, к тому же основательно разрушенным во время войны и до конца ещё не восстановленным. Обшарпанные дома, разбитые улицы, покорёженные снарядами деревья, – на всём лежала печать запустения и безхозяйственности. Безлюдье добавляло свою ложку дегтя в общий колорит. Впрочем, все маленькие городки похожи друг на друга: заканчивается рабочий день, и улицы пустеют, особенно на окраинах и особенно осенью, когда летнеё веселье уже подошло к концу, а для зимних забав время ещё не настало.
Жора долго кружил по переулкам, прежде чем выбрался на вымощенную булыжником центральную улицу. Впереди видне- лось здание старинной ратуши, а рядом, где-то над крышами, полоскался на ветру красный флаг. Вдоль обочины неторопливо
вышагивал пегий мерин, тянувший за собой телегу, в которой, держа вожжи в обмякших руках, клевал носом его хозяин.
– Остановись! – скомандовал Крутицкий Жорику. – Надо узнать у него, где гостиница.
Машина поравнялась с мерином, и Жора, решивший, видно, пошутить, два раза нажал на клаксон. Мерин ошалел от вне- запного резкого звука у него под ухом, шарахнулся в сторону. Телега дернулась, сидевший в ней мужик, не удержавшись, повалился на бок.
Жора хрюкнул от смеха.
– Ну, ты – юморист! – с укором сказал ему Крутицкий и открыл дверь машины.
