скачать книгу бесплатно
Рок-н-ролльные байки
Евгений Назаренко
Скажете, этого никогда не было? Возможно. Но не будьте так уверены. Даже фанаты рок-н-ролла не знают всего о своих кумирах. "Звёзды" могут внезапно предстать перед вами с неожиданной стороны. И помните, что это только байки, а значит в них обязательно есть доля… выдумки.
Евгений Назаренко
Рок-н-ролльные байки
Предуведомление
Прежде чем читатель приступит к знакомству с текстами, которые входят в эту книгу, хотелось бы предупредить об одной вещи. Эти байки – дань моей многолетней любви к рок-музыке. И, конечно же, дань тем людям, которые эту музыку создавали, чьи имена – по моему мнению – навечно вписаны в историю человечества. Однако те из читателей, которые далеки от предмета или же знакомы с ним поверхностно, могут прийти в некоторое недоумение. Поскольку очень многое в текстах отсылает к событиям, известным лишь меломану, хорошо знакомому с историей рок-рупп и музыкантов, которые стали героями этих баек. Человек «не в теме» может просто не понять написанного, поэтому я не льщу себя надеждой, что у «Рок-н-ролльных баек» будет большая аудитория. Ну а теперь, когда я вас обо всём предупредил, могу добавить только одно: приятного чтения!
1.
Группа Pink Floyd на лондонской студии Abbey Road заканчивала репетировать свою новую эпическую программу, носившую рабочее название «Воплоти». Кто и что должен воплотить, было совершенно не ясно, но именно этим название музыкантам и нравилось.
Стихли последние звуки органа, и Роджер Уотерс заглянул в свой ежедневник.
– Так, следующая по расписанию – «Уютное оцепенение». Играем «Уютное оцепенение»!
– Ну, наконец-то, – проворчал Дейв Гилмор, – будем играть нормальную вещь.
– Что значит «нормальную»? – поинтересовался Роджер, – А все остальные, что, ненормальные?
– Конечно!
– Это почему ещё?
– Потому что эту песню написал я, – ответил Дейв, почёсывая голову, покрытую недели две немытыми длинными патлами.
– К-как это – ты? К этой п-программе всю музыку написал я, – проговорил Роджер, начиная от возбуждения заикаться. Краска гнева залила его лицо, поднимаясь снизу вверх, подобно красному вину, налитому в стакан.
– Ты написал кучу сопливого фуфла, навеянного предпубертатными воспоминаниями твоего никчемного детства, – Дейву особенно понравилось слово «предпубертатный», хотя он и не был уверен, существует ли оно в действительности, а если существует, то что же значит на самом деле, – а я написал в эту программу два гениальных соляка, ради которых и будут слушать пластинку, и которые войдут в золотой фонд рок-музыки. И вообще, все стоящие песни в этой группе написал я. А ты только и можешь, что ныть про своё несчастное детство, да в публику плевать.
Этого Роджер стерпеть уже не мог и сорвался на крик.
– Да что ты написал?! Ты все эти годы только пил, жрал, да по бабам шлялся! Извлекая две ноты за минуту, вообразил себя гениальным гитаристом! Как же – никчёмный музыкантишка! А я – я творил! Я все эти годы мучился, из глубин души с кровью извлекая эту музыку, эти стихи! Я – Мистер Пинк Флойд! Только я в этой группе действительно ТВОРИЛ!
– Эй, парни, – подал из-за ударной установки голос Ник Мейсон, – а как же Сид?
– Да пошёл ты в жопу со своим наркотом! – в один голос воскликнули Дейв и Роджер.
Ник вскочил, запустил барабанными палочками в стену и выбежал из студии, хлопнув дверью. Он шёл по коридору, а сзади доносились крики спорщиков:
– Я выкину тебя из группы и запишу два альбома собственного сочинения, которые будут признаны самыми гениальными за все годы её существования! – Дейв.
– Твои потуги никто не будет слушать, а меня признают величайшим композитором века, и я получу за свою общественную деятельность Нобелевскую премию мира! – Роджер.
Ник дошёл до бара, упал в кресло и выдохнул:
– Двойной виски! Безо льда и содовой!
***
А в студии Роджер и Дейв продолжали браниться, обвиняя друг друга во всех грехах и кроя последними словами. И только Рик Райт сидел за своим органом и тихо улыбался. Он-то знал, что единственные гениальные композиции за всю историю группы написал именно он. Поэтому он был тих и светел, как Будда, сидящий под деревом бодхи.
Не знал он лишь того, что вчера на собрании совета директоров Роджер Уотерс подписал приказ о его увольнении из Pink Floyd Inc. С формулировкой «за творческую несостоятельность».
2.
– Следующий! – объявила длинноногая секретарша и, переложив пилку в левую руку, принялась наводить маникюр на правой.
После того, как за очередным претендентом закрылась дверь, первым в очереди оказался невзрачно одетый парень, родом явно откуда-то из Азии. Длинные чёрные волосы почти закрывали ему глаза. Он был, судя по всему, не самого маленького роста, но при этом – видимо от застенчивости – сутулился так, что казался ниже всех остальных конкурсантов. Ко всему прочему, вид его портила верхняя челюсть, сильно выпиравшая вперёд.
Очередь состояла из молодых людей в количестве человек тридцати пяти, время от времени подходил кто-то ещё. Причиной такого сборища стало объявление о прослушивании на должность вокалиста в рок-группу. Группа была совершенно неизвестная, даже названия её никто не знал. Но, по слухам, зарплата обещалась приличная, так что недостатка в претендентах не было.
Выглядела сия публика весьма ярко. В эту пору только вошёл в моду глэм-рок, и народ подтянулся соответствующий. Набриолиненные длинные волосы, обтягивающие костюмы в блёстках, нескончаемое сияние всяческих серёжек, перстней, бус, браслетов и прочая… И, конечно, физиономия каждого из этих блистающих певцов светилась чисто англо-саксонским пафосным снобизмом, и несчастный азиат в блёклой куртке и с самоучителем английского языка под мышкой выглядел, словно затрапезная дворняга на породистой псарне.
Наконец раздалось заветное «Следующий!», – и смуглокожий претендент прошмыгнул в открывшуюся дверь.
В мягко освещённой комнате находились трое. В центре за столом сидел, положив ногу на ногу, длинный кучерявый брюнет, одетый в хороший костюм, и контрастирующие с ним спортивные ботинки. На столе перед ним дымился паяльник, а на подставке стоял учебник по радиоэлектронике. Время от времени брюнет тыкал жалом в припой, после чего сажал аккуратную каплю олова на лежавшую здесь же микросхему.
Справа сидел… Или сидела… В общем, находилось лицо, привлекавшее к себе внимание более других в комнате. Одето оно было под стать находившимся в коридоре певцам. Пёструю рубашку украшало розовое жабо, ноги обтягивали лосины из синтетической ткани, уходившие в туфли на платформе. Пышные белые волосы обрамляли довольно смазливое личико с длинными пушистыми ресницами. Существо явно не хотело пасовать перед сидевшей за дверью секретаршей и занималось тем же делом – наведением красоты на собственные ногти.
Слева на потёртом диване разлёгся басист. Он один был одет без вывертов и флегматично рассматривал из-под низких бровей вошедшего, не переставая при этом бегать пальцами по грифу бас-гитары.
Брюнет с паяльником взглянул на азиата и прикрыл ладонью с длинными красивыми пальцами лёгкий зевок.
– Привет! Полагаю, ты знаешь, зачем мы тут все находимся, так что будем знакомы. Я Брайан, это Джон (басист молча кивнул), а это Роджер, барабанщик («значит всё-таки парень»).
– Привет! – сказал Роджер неожиданно хриплым голосом, абсолютно не вязавшимся с его внешностью.
– Ну, а ты у нас кто?
– Мой имя Фаррух, – проговорил претендент на ломаном английском и стушевался.
– Как-как?
– Фаррух.
Троица в молчании уставилась на иностранца.
– И откуда ты такой будешь? – после некоторой паузы спросил Брайан.
– Я из Азия, – последовал ответ. По опыту, Фаррух уже знал, что объяснять более детально, откуда именно он родом, в Англии бесполезно. Для англичан всё, что находилось к югу или востоку от Европы – были «колонии», несмотря на то, что колониями-то быть все эти земли перестали давным-давно. Для жителя туманного Альбиона разница между Аравией и Индией была несущественной, и на карте Азии, при наиболее благоприятном раскладе, они могли выделить разве что Китай да Японию. Ещё было известно о существовании государства Израиль, но окружала этот самый Израиль, по представлению англичан, безликая пустыня, кишащая бедуинами и террористами, не имеющими определённой национальной принадлежности.
– Из А-азии-и… – протянул Брайан. – Ну, хорошо. А скажи нам Фаррух, петь-то ты вообще умеешь? Ну, давай, продемонстрируй нам чего-нибудь.
Фаррух откашлялся, взял пару нот на пробу, после чего запел. Голос невзрачного иммигранта звучал чисто и сильно, звуки лились уверенно, и было непонятно, откуда в столь тщедушном азиатском теле сидит столь отточенный музыкальный дух.
Наконец он замолк. Троица пребывала в молчании. Наконец Роджер произнёс:
– Это что, это что было? Это, как, типа, опера?
– Да, это есть опера. Это произведений итальянска композитторе Леонкавалло! Очень хороший композитторе…
Роджер и Брайан переглянулись и помолчали ещё.
– Ну вот что, – произнёс наконец Брайан. – Поёшь ты, в общем, ничего. Живенько так. Но, знаешь, с таким именем… Рок-звезде, знаешь ли, с именем Фаррух – никуда. Да. И выглядеть не мешало бы так, знаешь, поярче, поярче, да…
– И знаешь, – вставил Роджер, – тут у нас, понимаешь, Англия, а Англия – она для англичан. Всякие там ирландцы, негры, индусы и прочая – тут, знаешь, они, конечно, бывают неплохие ребята, но всё же… Ну, ты, в общем, понимаешь.
Фаррух кивнул. Не принимавший участие в беседе, но напряжённо о чём-то думавший Джон почесал подбородок, после чего начал упражняться в искусственных флажолетах.
– В общем, – подытожил Брайан, – извини приятель, но, как говорится, карма не сложилась. Удачи тебе и всего хорошего.
Фаррух вышел в коридор. «Следующий!» – донеслось из-за спины.
«Да, – подумал он, – с таким именем точно никуда».
Он взглянул на обложку замусоленной книги. «Фредерик Марж. Самоучитель английского языка». Красивые готические буквы были выписаны на фоне картинки, изображавшей Тауэр. Справа от Тауэра был нарисован жизнерадостный индус, размахивающий английским флажком.
«Да, вот Фредерик – хорошее имя. Солидно звучит. И Марж – тоже фамилия звучная. Так, кажется, звали какого-то античного бога. Или нет, не Марж – Марз, кажется… В общем, не важно. Хорошо б фамилию иметь тоже, чтобы как имя какого-нибудь бога».
Фаррух вздохнул. И снова встал в конец очереди.
3.
Публика в зале продолжала восторженно выкрикивать всякую лабуду. Запахи травы и благовоний заполняли клуб, проникая и в гримёрки. На дворе стояло лето.
Клэптон через служебный ход вышел на задний дворик. Сюда не было свободного доступа поклонникам, хотя прилично народу всегда тусовало и тут, но этих Эрик практически всех знал.
Он облокотился на каменный парапет, и тут же кто-то услужливо подсунул маэстро самокрутку. Эрик затянулся, закрыл глаза и уже собирался покойно насладиться сигаретой, как вдруг его хлопнули по плечу.
– Здорово!
Гитарист недовольно открыл глаза. Перед ним, улыбаясь до ушей, стоял некто Пит, известный в околомузыкальной тусовке как поэт. Стихов его, правда, Эрик не читал, да не знал и кого-либо ещё, кто читал.
– Слушай, отыграл так – супер просто! Я ваще сидел и тащился весь концерт. Нереально просто! Ну отпад, одно слово!
Эрик подумал, что для поэта Пит мог бы выражаться более пространно. Впрочем, стихоплёт явно протащился за время концерта как следует. Он подпрыгивал на месте, махал руками, глаза его блестели совершенно нездоровым блеском и, казалось, ритмично пульсировали, пытаясь выскочить из орбит. Музыкант выдавил из себя некое подобие кривой улыбки и процедил что-то вроде «типа спасибо».
– Слушай, я тебе хочу представить моего друга. Он тоже клёвый гитарист и твой большой поклонник.
С этими словами Пит подтянул за рукав долговязого парня, который всё это время стоял рядом, умудряясь оставаться незамеченным Эриком. Внешность у парня была типичная хипповская: цветастая хламида, брюки клёш и грязные сандалии. Длинные кудрявые волосы обрамляли очкастое лицо, на котором явственно читалась робость перед «звездой».
– Вот, – радостно крикнул Пит, – это Эрик. А это Роберт. Фамилия его Фрипп, хотя, конечно, тебе она ничего не скажет. Ну, вы тут, в общем, пообщайтесь, а я скоро буду.
И, неровно подпрыгивая, свихнувшийся поэт убежал.
В воздухе повисло молчание. Начинающему гитаристу явно было неловко, его взгляд елозил по звезде, но взглянуть в глаза парень явно боялся. Клэптону же совершено на фиг не приспичило разговаривать с очередным дилетантом, возомнившим себя гитаристом, лишь научившись брать на инструменте пару аккордов. Такое было время – доморощенные музыкантишки лезли на свет как грибы после дождя, но внимания достойны были, по мнению Эрика, разве что пара-тройка человек. Да и те до его уровня, конечно, не дотягивали.
Наконец Роберт решил, что молчание затянулось и выдавил:
– Э-э, я слушал весь сегодняшний, м-м, концерт. Я, э-э, чрезвычайно восхищаюсь вашей, м-м, игрой и, э-э, был сейчас в восторге…
Клэптон хмыкнул что-то неопределённое, и разговор оборвался, даже не начавшись.
– Скажите, э-э, Эрик, – снова начал новичок, потоптавшись ещё полминуты, – а вот я тоже, м-м, играю, но, э-э, знаете, очень тяжело… А вот, э-э, не поделитесь вашим опытом, с чего начать, м-м, так сказать… Вот вы же, э-э, – звезда, вот как вы, м-м, добились этого?
Эрик приподнял чёрные очки, пристально взглянул на вновь безумно оробевшего Роберта и медленно проговорил:
– А я – бог. От меня сияние исходит.
Эта реплика окончательно повергла незадачливого собеседника в ступор, Эрику стало казаться, что тот сейчас сложится в суставах, как марионетка, и осыплется под ноги звёздному гитаристу… Он хлопнул Фриппа по плечу:
– Ну ладно, чувак, я двинул, мне ещё второе отделение играть. Так что тренируй, эти, пальцы, и всё такое.
И бодрым шагом он направился в сторону клуба. И когда Клэптон уже взялся за дверную ручку, сзади донеслось:
– Эрик, извините, пожалуйста!..
Гитарист повернулся. Фрипп стоял с выражением крайней потерянности и мучительного мыслительного процесса…
– Эрик, скажите… А… Трудно быть богом?
Клэптон медленно снял очки, вновь пристально посмотрел на кучерявого юнца. И, ничего не ответив, вошёл в здание клуба. Чёрная дверь закрылась за ним с абсолютно немузыкальным лязгом.
4.
– Взво-од! Лечь! Ползком!
Джим с бегу рухнул пузом в грязь, чуть не угодив лицом в ботинок солдата впереди него. Взвод пополз по вонючей жиже. Сержант Такер всегда выбирал именно это место для передвижения ползком. Здесь была низина, впадина, и во время дождей дорогу размывало немилосердно. Джим полз, стараясь не задохнуться от грязи, которая норовила наглухо забить рот и ноздри.
Наконец лужи кончились, и дорога начала довольно круто подниматься в гору.
– Подъё-ом, бегом арш! Автоматы над головой поднять!
«Ну ясное дело, что ты ещё мог скомандовать», – подумал Джим, тщетно пытаясь восстановить дыхание. Под ногу попался не замеченный им камень, и он чуть было вновь не грохнулся н землю.
– Рядовой Хендрикс, – услышал он рёв сержанта, – что ты там танцуешь, как пьяная индейка перед днём благодарения! А ну, подтяни свою чёрную задницу, болтаешься сзади как кусок дерьма!
Джим был «любимчиком» сержанта Такера. Напрочь не пригодный к службе в армии, он постоянно огребал по полной программе. Ко всему прочему, Джиму «повезло» ещё и оказаться единственным цветным на весь взвод. Фраза «чёрная задница» оглашала окрестности по сотне раз на дню, и все при этом сразу понимали, кого именно распекает Такер. Что самое обидное – сержант сам был чёрен как вакса. Так что его нельзя было даже обвинить в дискриминации по расовому признаку. Иногда, правда, Джим подумывал, не нажаловаться ли на сержанта за притеснение коренного населения Америки, но, каждый раз глядя на себя в зеркало, понимал: не прокатит.
Наконец взвод добежал до части. Сержант (который, кстати, всю дистанцию бежал рядом со всеми и при этом даже не особенно вспотел) первым оказался на плацу, обернулся и заорал:
– На месте бегом! Раз-два, раз-два! Стой! Упор лёжа принять, сорок раз отжаться!
На словах «упор лёжа принять» Джим рухнул на плац и так и остался лежать, размазав лицо по песку. Он понимал, что скорее даст себя убить каким угодно способом, но не сможет принять этот самый упор лёжа со всеми вытекающими.
