скачать книгу бесплатно
– А если я лично не хочу? Зачем это мне?
– Это развивает мозг. Чтение развивает воображение. Размышления развивают креативность.
– Зачем это? Я смогу зарабатывать деньги, управляя каким-нибудь производством посредством гаджетов. Зачем мне воображение и креативность?
– Ну если смотреть чуть подальше, лет, этак, на десять вперед, то там уже Ваши навыки управления «каким-нибудь производством» никому будут не интересны. В таких вещах вообще люди уже не будут нужны – там будут справляться роботы, которых делать будут тоже роботы. Чем Вы займетесь? Будете сидеть дома, получая в необходимом количестве еду и одежду, и ничего не делать?
– Да! Это было бы круто! Буду весь день сидеть в соцсетях, трепаться с подружками, заведу свой блог. Это вообще будет рай!!!
– Не думаю, что это будет рай…
– Почему?
– Боюсь, что это долго объяснять. А время у нас истекло.
Капитолий: лаборатория счастья
– Привет, Алекс! Рад тебя видеть!!!
– Привет, Петр!
– Ты чего вчера не пришел? Все были кроме тебя. Было очень интересно и живо. Вино, интересные темы. Инга глаз со входа не сводила. Явно тебя ждала. Чем занят был?
– Да просто настроения не было. Хотелось оказаться в другой обстановке, подумать наедине с самим собой.
– И как, оказался в другой обстановке?
– Да.
– И в какой же?
– Ходил в их кафе в нижней части.
– Ты ходил к ним?! Старик, я, конечно, знаю, что ты у нас крайне необычный и отчаянный, но это явный перебор! Ты же знаешь статистику – 137 убийств за последние 12 месяцев в таких вот случаях. Ладно, что хоть обошлось все…
Я просто молчу, глядя в окно.
– Алекс, ну ты расскажи, как всё прошло?
Пересказываю ему события в кафе – он внимательно слушает. Когда я заканчиваю, Петр снова разражается тирадой.
– Нет, ты все же безответственный абсолютно. Хорошо, что в кафе в это время еще примитивов мало. Иначе не уйти тебе целым оттуда.
– Да прекрати ты уже…
– Ну да ладно… И как тебе общение с этой примитивкой? Какие мысли и эмоции?
– Ты знаешь, хоть мне и не нравится твое уж слишком высокомерное отношение к ним, но вынужден ограничиться наиболее точной формулировкой, которая приходит в голову: как будто кошка подбежала, запрыгнула на колени, понюхала тебя, зашипела и убежала.
– Вот видишь! Я же тебе постоянно говорю, что они – животные. А ты не соглашаешься.
– Я не согласен с тем, что они – животные.
– Почему? Только потому, что они генетически идентичны нам? Старик, хочешь я попрошу Стефана, и он тебе червя сварганит с нашими генами?
Я молчу, а он все не унимается.
– Ну почему ты отказываешься признать, что они не ровня нам, что они – низшая ступень?
– То, что они нам не ровня, я не отрицаю. Но они просто другие. У меня отец и мать были из примитивов. Ты же знаешь. И что же прикажешь? Констатировать, что мои родители – животные?
– Это называется «эволюция», старик! – хохочет он, но натыкаясь на мой взгляд тут же умолкает.
После минуты неловкого молчания, беседу продолжаю я.
– А если честно, Пётр, как ты при таком отношении к ним можешь работать в Лаборатории Счастья? И работать, признаюсь, очень эффективно.
– Спасибо, старик – было видно, что он смутился и почувствовал себя неловко от комплимента про эффективность – Но чем я, собственно, занимаюсь? Если отвечать предельно честно и точно – придумываю всякую всячину, которую они радостно поглощают и счастливы от этого. Новые форматы деградации – вот что я создаю.
Лаборатория Счастья занимается созданием нематериальных благ, призванных сделать примитивов более удовлетворенными и спокойными. А Петр – действительно большой талант по части создания и раскрутки новых форматов обмена контентом. А обмен контентом – это, по сути, единственная социальная активность, которой занимаются примитивы практически с момента наступления Новой Реальности. К слову сказать, тотально популярный среди примитивов формат врога «Моя простая, но чудесная жизнь» – простой непрерывной фиксации событий своего дня и их публичного размещения – его изобретение.
– Но раз ты это так классно делаешь, значит видишь в этом ценность, смысл.
– Да, Алекс, вижу. И он простой. Нас, созидателей, пять процентов, а их – девяносто пять. И, если они не будут счастливы и взбунтуются, нам не устоять. Поэтому смысл моей работы – придумывать бессмыслицу, которую они с радостью заглатывают. Они ведь уже даже не могут придумать, что рассказать друг другу – уже и это приходится решать за них! И это приходится делать: ведь стоит чуть снизить нажим «счастья», как они тут же снова вспоминают о своей ненависти к нам.
После некоторой паузы он продолжает:
– Ты мне лучше скажи, когда выйдет твоя работа «О причинах ненависти»? Говорят, что она уже прошла рецензирование оппонента, но ты её почему-то не запускаешь на Ученый Совет. Почему?
– Потому, что чем больше я размышляю над своей работой, тем более тривиальными мне кажутся мои выводы.
– Ну хоть расскажи мне, как другу, к чему ты пришел. Почему они нас ненавидят? Только из-за того, что им недоступно бессмертие, как многие полагают?
– Я пришел к выводу, что даже если бы мы были смертны, то они все-равно нас ненавидели бы.
– А если бы они были бессмертны, как и мы?
– Это был бы полный херапс…
Оба смеемся в голос. Дверь открывается и в щелку заглядывает милое лицо с очень умными глазами.
– Что у вас происходит, мальчики?
– Инга, милая, заходи – голосит Пётр – Алекс мне рассказывает о причинах ненависти.
Инга мгновенно оказывается внутри, резко закрывая дверь за собой – как будто увидела, что по комнате летает волшебный дух, который вдруг может выскользнуть за дверь.
– Алекс, так и в чем же причина? В бессмертии все же?
– Нет…
– Старик, говори, не томи – не выдерживает Пётр.
– Понимаете, когда я переварил кучу художественной литературы Эпохи Однородных, я обратил внимание на одну особенность поведения, которая была у людей уже тогда. Например, в их школах двоечники, которые усваивали знания крайне плохо, были склонны ненавидеть и покалачивать отличников, имевших высшие степени усвоения знаний. Бедные ненавидели успешных и богатых. Слабые ненавидели сильных. Перелопатив множество источников в поисках причин такого поведения, я пришел только к одному выводу…
– Какому, Алекс, скажи пожалуйста – полушепотом попросила Инга, пристально глядя на меня. И чуть внутрь меня, как она это умела.
– Двоечники били отличников только за то, что они – отличники. Сам факт превосходства отличников побуждал двоечников к насилию.
В комнате повисла тишина…
– То есть – робко начал Пётр – ненависть примитивов неустранима до тех пор, пока мы превосходим их? То есть в принципе неустранима?
– Получается, что так – отвечаю я.
Мишка, я тебя верну
Света уже много дней подряд постоянно плачет. Мне кажется, что я прямо вижу, как из нее уходит жизнь.
– Родная моя, ну не убивайся ты так! Ведь ему там будет лучше. Ты же знаешь какой он у нас умный и необычный. Его ведь здесь сверстники травили, а там он окажется среди своих. Может ему там будет лучше?
– Ты сам веришь в то, что говоришь? – спрашивает она – Ты вспомни как он плакал, когда его забирали. Он – малыш. Ему родители нужны, а не куча умников вокруг.
Смотрю на нее и не знаю, что ответить. Она тем временем слегка успокаивается.
– Ты знаешь ведь, Ваня, что я всегда нормально относилась к созидателям. До тех пор, пока нас это не затронуло. Я умом то все понимаю, но вот сердцем, хоть убей, – нет! Как можно ребенка у родителей отнять? Почему нельзя было это сделать позже – когда он повзрослел бы?
– Ты и сама знаешь. Они считают, что потом таланты ребенка уже намного труднее раскрыть. И намного труднее приучить его к новой жизни. Они ведь нам про это рассказывали.
– В любом случае они не имеют права так поступать.
– Не знаю, что тебе ответить на это.
– Да я и не жду ответа, Ваня. Я просто места себе не нахожу. Как будто часть сердца вырвали. Не могу я… – снова всхлипывает.
Я пытаюсь найти хоть какие-то слова.
– Какой выбор у нас был? – спрашиваю в конце концов я.
– Никакого. Мы просто твари, у которых они могут забирать детей. Тебя, Ваня, устраивает то, что мы – просто твари?
Она молчит. Я – тоже. Просто смотрю на женщину, которую люблю больше жизни, и не могу видеть, как она страдает. Вспоминаю, как забирали Мишку – маленькое родное существо, моего лучшего друга. Перед глазами стоит он, разрывающийся от плача и кричащий: «Мама, папа, не отдавайте им меня! Я хочу жить с вами. Я не хочу уезжать!». Зачем я себе вру и пытаюсь себя успокоить? Зачем?!
– Они вернут нам Мишку – говорю я тихо – Вернут, поверь!
– Как?
– Это уже моя забота. Вернут, даже если ради этого мне придется их всех до одного перебить.
– Разворачиваюсь и быстро иду к выходу из квартиры. Выхожу на улицу и бесцельно бреду. На встречу попадается сосед.
– Вано, привет! Ты что такой грустный?
– Привет! Ты и сам знаешь…
– Умника вашего забрали? А нечего было рожать такого и воспитывать так. Думал, что вот так можно быть лучше всех? Вот и получил…
Ухмылка на его тупом лице резко исчезает – дальше только с упоением чувствую хруст его лица под костяшками своих пальцев. Когда меня оттаскивают от него и я, спустя время, прихожу в себя и не чувствую ничего кроме опустошенности и какой-то беспредельной тоски.
– Мишка, я тебя верну! Чего бы мне это ни стоило!
Отец
Мой отец, хоть и был Созидателем по сути своей, предпочел жизнь Примитива.
Правила перемещения не подразумевали возможности взять мать и моего брата с собой, поскольку по результатам тестирований их отнесли к примитивам.
Только мы с отцом могли переместиться, оставив мать, сестру и младшего брата. И хотя принудительное изъятие детей созидателями как норма уже вступила в силу, для меня было сделано исключение – авторитет деда, к которому апеллировал отец, сыграл свою роль.
Когда отец умирал от болезни сердца, устранить которую можно было только напечатав и пересадив ему новое сердце, что примитивам было недоступно, я спросил его о том, не жалеет ли он об упущенной возможности.
– Зачем, дружочек, нужна бесконечная жизнь, если она пуста и вакуум от того, что ты оставил в обмен на нее, уже никогда не заполнится? Друг, уходи к ним. Делай это как можно быстрее, пока не возникло того, что тебя удержит здесь так же, как меня. Уходи быстрее. Пожалуйста. Обещаешь?
– Обещаю, папа.
Политика
Сегодня вечером у нас в Капитолии проходит традиционный ежемесячный политический диспут.
Представители центристского крыла уже высказались как всегда «ни о чем»: дескать, нужно блюсти Морально-Этический Кодекс Созидателей, строго его придерживаться и хранить баланс.
Когда очередь дошла до представителей радикального крыла, дискуссия оживилась.
– Зачем? Зачем объясните мне нам терпеть эту угрозу под боком? Не проще ли с ней покончить одним махом? – заливался и брызгал слюной лидер партии Единочества – Они же нас ненавидят. Мы сидим на пороховой бочке. И рано или поздно она рванет. Не проще ли нам все же набраться честности и смелости и их уничтожить?
Зазвучали громкие аплодисменты.
– И как Вы дальше себе представляете продолжение? – не выдержал я – У нас периодически будут рождаться примитивы. Их тоже убивать?
– Будем перевоспитывать, Алекс. А с теми, кого не удастся – да.
– Это отвратительно.
– Не нравится, друг – так вали к ним! Ты, вроде, из семьи примитивов, поэтому, может, тебе место там, с ними?
– «Не нравится – вали» – это какая-то слабая аргументация – отвечаю ему я – Вы понимаете, что в своих рассуждениях уподобляетесь фашистам двадцатого века? Уничтожить их только потому, что они другие и нас недолюбливают? И, давайте будем честны мы этому поспособствовали во многом Разделением.
– И твой дед был автором и стоял у истоков.
