Книга перемен

Наташа Антонова

Книга перемен

Гексаграмма № 1. Творчество

Вот написать бы о том, как запах полыни был разведен пополам с воздухом, не пахнувшим ничем, одуряюще горько, до тошноты пахло полынью, в которой лежали девушка, юноша и кошка, в серебристо-голубой, в серебристо-желтой полыни девушка и юноша любили друг друга, а кошка котилась. Мне нравится описывать, как лежат люди, животные, камни – состояние их стабильно и безопасно (не то что камень в руке человека, замахнувшегося на боязливо прижавшуюся к дереву, стоящему на обочине дороги, по которой на бешеной скорости пролетают одна за другой машины, серебристо-серую собаку, страдающую от водобоязни и страха собственной смерти). Или написать бы, как одновременно три или даже четыре мужчины разных возрастов и мировидений поворачивают головы вслед проходящей мимо длинноногой и длиннорукой блондинке, у которой нет ни возраста, ни представлений, а ты сидишь на деревянной лавочке у потертого бронзового памятника и ждешь меня. Мне нравятся мужчины, мне нравятся женщины (старики и дети, маленькие, миленькие, зловредные и сморщенные, выжившие из ума, не вжившиеся в ум). Нет уж, напишу лучше о том, как можно нежно, можно грубо посмеяться над подвыпившим любителем прогрессивного рока, покупающим диск «Jethro Tull» в музыкальном киоске в полночь октября 99-го. Он пытался выговорить название его (а вы попробуйте выпить пива, выпить водки, выпить сидра с лучшими друзьями и, спеша к любимой женщине на заветное свидание, подумать вдруг: «А не подарить ли ей ее любимый альбом «Jethro Tull»») и таки выговорил: «Too old to rock ׳n׳ roll: too young to die!» (орфография, пунктуация и шрифт пиратских звукозаписывателей сохранены). Мне нравится вспоминать былые времена (ведь что может быть неизменней, незыблемей прошлого и добрей). Или вот возьму и напишу про себя крошечную размером не больше фасолины толстоватую глуповатую простоволосую черноглазую с усиками в абсолютной темноте страшно и мне, и остальным.

Гексаграмма №2. Исполнение

Если верить на слово тем, кто сведущ в потусторонних делах, может, и нет ничего, все пустое, но я слышу твой голос, чувствую твое тепло и солнечный запах верескового меда, который ты предлагаешь мне к чаю, и если я поцелую тебя, то увижу, что ты есть, и лишь затем спрячу тебя в конверт, лизну на прощанье, напишу адрес, случайно пришедший в голову, лучше всего до востребования, наклею марку с видами Мальты, брошу в пустой почтовый ящик, которого нет, синий, нет, голубой, такого, знаете ли, небесного цвета.

Гексаграмма № 3. Начальная трудность

Даром, что пишу эти слова. Не выразить тоски. Проще быть обманутой или обобранной, чем пытаться выразить словами, как меня раздирает моя же собственная жизнь, с некоторых пор жизнь после смерти. В такие минуты хочется крикнуть: «Яду мне, яду!», но суть дела такова, что не найдется человека, который выполнил бы эту мою просьбу с любовью. А мне не желанно потребить яд вприкуску с чужой ненавистью или с чужим безразличием – они сами по себе отрава. Я не страшусь смерти, как например, боюсь не выполнить данного обещания. Вот вам и готова логическая ловушка: пообещав однажды пока не умирать, посдержаться хотя бы до следующей пятницы, я начинаю бояться умереть, чтоб не нарушить слово. Говорю себе: «Будь поосторожней, горе мое, а то умрешь не дай бох», – решительно не представляя, как избежать неизбежного: то ли делать лишь то, что привыкла делать, то ли заняться тем, чем никогда не занималась, то ли вообще ничего не предпринимать, тихо сидеть в сердцевине августа и слушать, как падают яблоки с корявых деревьев. Господи, как все это одинаково глупо! Махнула рукой: все равно доживу до старости, доживу и пожалею, что не умерла в эту пятницу. Обязательно пожалею. Я себя знаю.

Гексаграмма №4. Недоразвитость

Складываются слова одно к одному, так гладко, что просто залюбуешься, и все они про одного, давно живущего на белом свете, дурачка, прозванного, кажется, Пристальным дурнем, который все ждет и ждет, что вот-вот внезапно для всех погаснет Солнце, случайно сверкнет прямо в лицо, и, глядишь, конец, а черт знает почему бесконечное светило все не гаснет и продолжает жарить в широко раскрытые глаза всем тем, кому, чтобы сложить два слова, надо прожить не одну вечность, а две, чтобы набраться впечатлений на еще одно безобидное существование.

В каждом селе, в каждом мало-мальском городе есть свой дурак, и спрашивается: для чего создает их Господь в таком малом количестве? Ведь куда интереснее было бы иметь одного умного на тысячу-другую дураков. И пусть все те, кто в малом количестве, шевелят губами, как рыбы, обозначая границы разумного.

Лишь дурень прав, оттого что действительно знает, где кончается правда и начинается ложь.

Гексаграмма №5. Необходимость ждать

Знаешь ли ты, чем я живу, бох мой, как округла моя жизнь: в ней нет отправной точки, нет промежуточных станций, мест работы, домов отдыха, нет пункта, куда требуется незамедлительно прибыть, и почему я жива до сих пор, известно ли тебе? Ты можешь только догадываться, что держит меня здесь не вера в тебя и не любовь к тебе, а призрачная надежда на нелепую, невежественную, с точки зрения сторонних глаз, возможность соединиться с тобой, когда мы оба станем землёй, водой или ветром, вплетённым между корявых ветвей вяза разноцветными лентами в волосах прекрасных дев, двумя янтарными бусинами, по случаю оказавшимися рядом среди таких же в четках ли, в бусах любимой женщины в руках человека, верящего в бога, любящего его, человека без религиозных пристрастий. И я жду, где мы совпадём, чем соприкоснёмся, в какое время, узнаем ли друг друга, по каким тайным приметам: шрам через целую вечность от тебя ко мне, млечный путь полный других звезд.

Гексаграмма №6. Суд

Потребовать вдруг невозможного от сурового и справедливого небесного лица и заступиться за всех людей разом, за всех богов, голодных духов и зверей, за птиц и насекомых, за людей, который, словно черви, извиваются в собственных нечистотах, за богов, которые путаются в складках своих выгоревших одежд, за духов без тела, но с плотскими желаньями, за зверей с человеческими глазами, за птиц, мерзнущих в ожидании ее прихода, только ее одной – весны, и кружат бабочки, пчелы, черно-белые шмели над единственным цветком, благоуханным, и одно его присутствие вселяет надежду.

Гексаграмма № 7. Войско

Ну и пусть в полном бокале на две капли меньше, всего-то на две тяжеловесные капли, одна из которых – прозрачная – уводит прямо в сияющую пустоту, другая – мутная – приводит во тьму тех, кто так и не вышел к свету через непроглядный мрак, созданный сбившимися с пути людьми, нагруженными чужими вещами и ложными понятиями, принадлежащими тем из них, которые все еще надеются прорваться сквозь подступающий со всех сторон свет и выйти.

Гексаграмма № 8. Приближение

Все улицы впадают в море, и если долго ли коротко ли идти по одной и той же улице, не сворачивая на другую, не заходя к друзьям, чтобы погреться, просто все время идти, то выйдешь прямиком к морю, урчащему, словно дикий кот, к морю, бросающему в глаза соленые брызги. Это очевидно, нас с тобой и убеждать в этом не надо, может, пожалеем тех, кто куда бы ни шел, все время оказывается лицом к лицу с самим собой? Пожалеем и все им расскажем или просто шепнем каждому на ухо: «Распознай!» Распознай доброе в злом, сильное в слабом, красивое в безобразном и наоборот, распознай себя во мне, себя во всех остальных людях, животных, деревьях, камнях, распознай сияние в полной тьме, подступающей со всех сторон света.

Гексаграмма № 9. Воспитание малым

Вечером в ночь прямо с утра пополудни загляну в безнадежные глаза принадлежащих мне мертвецов, в которых ничего не разглядеть из-за медяных пятаков, лежащих страшной тяжестью, чтобы навсегда закрывшиеся глаза не раскрылись вдруг, не распахнулись, как двери, в мир тех, кто еще жив, и не впустили бы случайно вслед за собой сонмы мертвых, которых настолько больше, чем живых, что даже все круглые солоноватые камни больших и малых морей не в счет. Случись такое, никто уже не смог бы провести границу между мертвыми и живыми, живыми и небом, небом и землей, чтобы обнаружить себя внезапно среди живых.

Гексаграмма № 10. Наступление

Что-то разбудило меня, чтобы сказать вполне внятно, по-дружески: «Добро пожаловать в молчание и покой, а теперь спи спокойно». И как же можно теперь спокойно спать? Я, конечно же, оделась потеплей, сложила в огромную сумку сладкое зевание, веточку недораспустившейся сирени, какое-то случайно попавшееся под руку крошечное рыжее животное для поглаживания и себя саму на всякий случай тоже положила в эту сумку. Пошла по широкой дороге, которую многие назвали бы путь, навстречу тому, что люди, спящие по ночам, зовут судьбой или не-судьбой, зовут, зовут и смотри-ка, накликали, именно я пришла в их дом, бесшумно ступая босыми ногами, и не одна.

Гексаграмма № 11. Расцвет

В твое окно слепо протискиваются яблоневые ветки, голые, черные и влажные. Ты раздеваешь меня. Мое тело светится и чуть приподымается над поверхностью, чуть-чуть, едва заметно. Мне не стыдно быть голой – больно обнажить душу. Сгорает дотла душа от твоих прикосновений, благоухает божественным сандалом, корицей, шалфеем, котовьей мятой и гусиною травой. Наши тела сплетаются в одно, и ты, немного отстранившись от меня, видишь, что я, будто зеркало, отражаю все и ни в чем не отражаюсь; я же вижу, как ты, словно дерево, густо усыпанное плодами, собираешь богатый урожай с тех, кого досыта кормишь собой.

Гексаграмма №12. Упадок

Самые страшные вещи происходят из мусорного ведра – им не место в наших, светлых на первый взгляд, головах. Ведь мусорное ведро обязательно вынесут на помойку, ту, что с видом на море, вынесут и забудут, потому что слишком дурно пахнет, а запах вызывает слишком много воспоминаний. Слишком много мы требуем от идущего именно этим путем, от выносящего помойное ведро человеческих мыслей и чувств на мусорку, стоящую у грязного моря, из которого выбрасываются киты, как самоубийцы из окна девятого этажа благоустроенного дома (с зеркалом в лифте, с красным автомобилем в гараже, с красивой женщиной в кроваво-бордовой постели, с той самой необыкновенно красивой, белозубой, чистокровной женщиной, с которой не хочется спать).

Гексаграмма №13. Родня

Чистый лист бумаги дан лишь тому, кто заполнил себя до основания жизнью. После смерти его свернут трубочкой, аккуратно подожгут, медленно вдохнут в себя и выкурят из общей трубки мира вместе с теми, кого ты любил, и с теми, кого сначала почему-то любил, а затем лишь тихо ненавидел, и с теми, кого сначала возненавидел, а потом полюбил, и с теми, кого никогда больше не полюбишь, и с теми, кого так и не разлюбишь, чьи лица будут маячить светлыми пятнами у твоего неподвижного лица.

Гексаграмма №14. Владение многим

Бросаю в море зеленое сладкое яблоко и слушаю, как ровным счетом ничего не произошло: как мне не жаль яблока, как море ничего не почувствовало, как яблоку все равно, где быть. Затем копошусь в прибое, словно курица, пытаясь отыскать что-нибудь действительно необыкновенное, то, чем я еще ни разу не обладала, с трудом представляя, однако, как это может выглядеть при первом рассмотрении. Черное, должно быть, и округлое, словно камень, который я бросаю вслед яблоку так далеко, насколько хватает взгляда. Понимание приходит внезапно: мой личный опыт закончен. Я могу не спешить больше раньше всех прибрать к рукам найденное и не торопиться сбыть с рук то, что пришлось не ко двору, можно остановить поиск, поудобней улечься в воду с головой. Пусть теперь меня поищут.

Гексаграмма № 15. Смирение

Закрой глаза, и под теплыми веками вдруг начнут прорастать семена вязов и буков: все крепче стволы, все нежнее листва, видишь, им уже от роду сто двадцать годовых колец, сурово смотрят вверх множеством веток и листьев, у самых корней их лежит человек, и что бы он там ни думал за закрытыми глазами, он весь принадлежит небу и земле, сначала небу, а потом земле, и немного деревьям, которым дано прорастать и в землю, и в небо.

Гексаграмма №16. Вольность

Я сам отложил в сторону пистолет, заверив себя, что если я сейчас покончу с собой, то завтра мне будет еще хуже, чем теперь, а я этого не вынесу и точно застрелюсь.